Миссия выполнима 3: История рыцаря. Начало.

      Иерусалимский рынок гудел, будто улей диких шервудских пчел. Пожалуй, только второе пришествие могло бы стать причиной затишья разноязыкого и разноголосого гула, несшегося над бесчисленными улочками и рядами торговцев. Гай и сам не знал, за каким нечистым его принесло сюда – обычно все поручения подобного рода выполнял Альмарик или кто еще из окружения барона. Но сегодня он выбрался один, без провожатых – лишь бы уйти подальше от дворца и от той, которую мог там встретить. Элена… Он таки узнал ее имя: когда накануне вечером Балиан д’Ибелин нашел своего друга на верхней террасе, он первым делом спросил его, что тот посмел наговорить королевской кузине. Королевской кузине, надо же! Жестокая насмешка... Его словно наотмашь ударило воспоминанием: мраморный бассейн, розовые лепестки плавают на пряной поверхности воды, и она в мокром, прилипшем к роскошному телу камизе многообещающе смотрит ему в глаза, рассказывая сказку о принцессе и бедняке… Дурак, почему в тот день он не услышал ее?!       Проклиная собственную глупость, он как раз отвлекся на богато отделанную серебром упряжь, представив ее на своем вороном дестриере, когда услышал из-за спины удивленное:       – Гисборн? – И через мгновение: – Гай!       Гай порывисто обернулся: из галдящей толпы ему навстречу шагнула фигура в светлом мешковатом бурнусе, и из-под низко надвинутого на лоб капюшона сверкнул подозрительно знакомый темный взгляд.       – Ламберт? – Не веря своим глазам, сэр рыцарь изумленно вскинул брови. – Кровь Христова! Ты, в Иерусалиме?!       – Могу спросить о том же! – Мужчина в бурнусе расцвел белозубой улыбкой, скинул с головы капюшон, и Гай окончательно признал в говорившем старинного знакомца. – Святые угодники! В последний раз мы виделись во Франции… пять или шесть лет назад?       – Шесть. – Сэр рыцарь с готовностью пожал протянутую руку. – Я служил у одного норманнского барона, Эжена Османа, а ты возился со своим дурацким черным порошком…       – По-прежнему смеешься надо мной, – покачал головой тот, кого назвали Ламбертом. – Ничего, однажды я добьюсь успеха, и мое открытие перевернет мир!       – За этим ты приехал в Святую Землю? – снисходительно усмехнулся Гай. Помешанный на своей идее приятель вызывал у него только веселую иронию.       – Год назад в Мессине я встретил одного грека, алхимика, – сверкая глазами, увлеченно заговорил тот, – он подарил мне свою «Огненную книгу», над которой работал десятки лет… – Мужчина приоткрыл полу плаща, тайком показал Гаю угол толстого свертка, оплетенного выделанной кожей, и заговорщицки зашептал: – Здесь есть рецепт, он почти готов, но для полного завершения не хватает одного ингредиента – за ним-то я и прибыл в Палестину.       Ироничный минуту назад, Гай внезапно подобрался и напряженно прищурился. А что, если этот чудак говорит правду? Ламберт, отроду носу не казавший дальше родной Франции, – и вдруг за тысячи миль от нее, в Святой Земле! Что, если этот его мифический «греческий огонь» действительно существует или может быть изготовлен? Сейчас, в двух шагах от войны с сарацинами, не стоит пренебрегать подобными знаниями, нельзя упускать ни единой возможности оказаться сильнее противника. Если его приятель-алхимик просто фантазирует – что ж, пусть фантазирует и дальше. Но если есть хоть крохотная доля истины в его словах – он, Гай Гисборн, должен ее использовать!       – Здесь не место поминать такие вещи, – заступив собой приятеля, коротко отрезал он и огляделся по сторонам. – Идем. Я знаю, где мы сможем поговорить о твоей книге и твоем порошке без посторонних глаз и ушей.       Они вошли в таверну неподалеку от рынка – довольно приличную и относительно пустую. Гай занял столик в углу залы и бросил хозяину монетку – дескать, не беспокоить! Ламберт расположился напротив; воровато оглядевшись, вытащил наконец из-за пазухи свой таинственный сверток и разложил его на столе. Развязал ремешки и аккуратно, точно истинную реликвию, развернул туго скрученные листы, испещренные значками, формулами и пятнами – где темными, похожими на чернильные, где светлыми, белесыми, отдающими странным резким запахом.       – Acidum muriaticum, – с умным видом изрек он, когда Гай, машинально принюхавшись, тотчас отшатнулся и скривился. – Очень едкое и летучее вещество.       Сэр рыцарь сделал выразительный предостерегающий жест.       – Избавь меня от заумных слов, – хмуро сказал он и нетерпеливо напомнил: – Ты хотел поговорить о рецепте.       – Да, рецепт! – Ламберт вскинулся и принялся листать подшитые в сверток пергаменты. – Сейчас, где-то здесь… – он перевернул один лист, еще один; водя пальцем по скачущим строчкам, забубнил под нос: – Та-а-к… одна часть канифоли, одна часть серы, шесть частей селитры в тонко измельченном виде… растворить в льняном или лавровом масле, затем положить в трубу или в деревянный ствол, зажечь, и заряд тотчас полетит в любом направлении и все уничтожит огнем…       – Тс-с-с! – шикнул на него Гай. – Это и есть состав твоего чудо-порошка?       – Нет-нет, что ты, это было бы слишком просто! – увлеченно замахал руками Ламберт. – Этот состав служит только для выброса огненной смеси, сама же смесь содержит «ignota adicitur», «неизвестный ингредиент». Марко не успел придумать ему названия...       – Что еще за Марко? – жестко перебил Гай.       – Марко Греко, алхимик из Александрии, я говорил тебе о нем полчаса назад! – Ламберт посмотрел на друга, как на умалишенного, и тот лишь закатил глаза. – Старик умер у меня на руках, доверив мне свой труд, и я дал ему слово, что закончу его.       – Что-то мне подсказывает, что именно этой «игноты» тебе и не хватает, – простреливая взглядом таверну, нехорошо усмехнулся сэр рыцарь. Ламберт неопределенно повел плечами.       – Когда мы встретились на рынке, я как раз наводил справки, где можно раздобыть это вещество…       – И?       – И меня отправили в Дамаск.       Гай дрогнул и, повернув голову, подозрительно посмотрел на друга.       – Дамаск? Ты уверен?       – Уверен, я дважды переспросил. Торговец смолами, некий Фариз-аль-Азад, сказал мне, что искомое вещество найдется у его брата в Дамаске.       – Только не говори мне, что собрался туда, – невесело рассмеялся сэр рыцарь.       – Если бы не встретил тебя, был бы уже в пути. Наверняка, нанятый мной проводник уже обыскался меня по рынку, – беспечно кивнул его собеседник.       – Ты не сможешь попасть в Дамаск, – отрезал Гай. – И думать забудь: там стоит сарацинская армия под началом самого султана!       – Мне-то что за дело до армии? – удивленно спросил Ламберт. – Я ученый, а не солдат!       – Ты не солдат, верно. Но твое открытие может стать оружием против твоих же единоверцев, если попадет не в те руки! – вспылил сэр рыцарь.       – Но я не собираюсь использовать «греческий огонь» как оружие! – возмутился в ответ Ламберт.       – Друг мой, ты непроходимый кретин, – вздохнув, покачал головой Гай. – Неужели ты думаешь, что сарацины упустят знание, которое само идет к ним в руки?       – Но, Гай… если случится война… Что если христиане проиграют? Тогда путь в эти земли будет для нас заказан, и я никогда не смогу завершить дело всей своей жизни!       Гай на минуту задумался, потом, изменившись в лице, решительно тряхнул головой и поднялся с места.       – Ладно, уговорил. Так и быть, мы поедем в Дамаск, – ровным голосом сказал он.       – Мы вместе? – недоверчиво переспросил Ламберт.       – Нет, ты отдельно, а я отдельно. Ну, разумеется, вместе! – колко фыркнул сэр рыцарь и тонко усмехнулся. – Или ты решил, что я отпущу тебя в такое увлекательное приключение в одиночку?

***

      Балиан д’Ибелин встретил весть о внезапном отъезде друга саркастически сдвинутыми бровями.       – Что ты забыл в Дамаске, Гисборн? – без долгих препирательств в лоб бросил он. Ну, началось, мысленно простонал Гай: если обычно сдержанный барон д’Ибелин переходил с имен на титулы или фамилии, значит, он был крайне раздосадован и зол.       – Что за бесценной информацией обладает этот твой французский приятель? Каков этот Ламберт из себя, что он за человек? – продолжал с пристрастием допрашивать его Балиан.       – Он алхимик и сейчас стоит на пороге великого открытия – большего я тебе сказать не могу, – терпеливо повторил сэр рыцарь. – В Дамаске находится вещество, необходимое ему для дальнейшей работы. Поскольку я не могу ни отговорить, ни отпустить его в одиночку, мне придется поехать с ним.       – Кровь Христова! Объясни мне – чего ради ты, иерусалимский рыцарь, собрался лично сопровождать в логово врага какого-то шарлатана?       – Я не могу открыться тебе сейчас, друг мой, – уклоняясь от ответа, мягко улыбнулся Гай. – Но обещаю: в случае удачного исхода ты первый обо всем узнаешь.       – А в случае неудачного, Гисборн? – Казалось, еще немного, и барон начнет браниться и топать ногами. Сэр рыцарь неопределенно возвел глаза к небу – дескать, на все воля Божья!       – Скажи мне хотя бы, что испросил разрешения Тиберия покинуть Иерусалим, – отчаявшись достучаться до него, сердито выдохнул Балиан.       – Еще нет, – Гай усмехнулся и примирительно положил руку ему на плечо. – Я решил, что первым о моем отъезде должен узнать мой единственный друг.       – Похоже, что уже не единственный, – покосившись на него, угрюмо проворчал барон, – иначе ты не стал бы так рисковать из-за этого чудака.       – Брось, Балиан, никакого риска, – с силой сжав дружеское плечо, сэр рыцарь светло улыбнулся и проникновенно заглянул ему в глаза. – Я же не прошу тебя отправить со мной вооруженный отряд. Напротив, мы поедем тихо, мирно, под видом простых торговцев, быстро решим все вопросы и так же тихо вернемся обратно.       – Первый же встречный офицер султана узнает тебя в лицо, – снова начал закипать Балиан. – Или ты решил, что в Кераке запомнили только меня?!       – Барон! – перебивая его, в дверях появился запыхавшийся Альмарик. – Плохие новости, марешаль срочно требует вас к себе... – Он запнулся, посмотрел на Гая и неопределенно пожал плечами. – Вас обоих, я полагаю.       Молодые люди нашли марешаля на верхней западной террасе: несмотря на целое крыло дворца, отведенное под его личные покои, в последние дни Тиберий предпочитал вести все важные переговоры вне королевских стен, не без основания полагая, что во дворце даже они имеют уши. Вот и сейчас он стоял у парапета и, заложив руки за спину, молча смотрел на город, расстилавшийся у его ног. Балиан заметил, как мелко дрожат сцепленные в замок пальцы, и приготовился к самому худшему.       – Ты желал видеть меня, Тиберий? – негромко обратился он, подходя ближе. Гай остался позади на почтительном расстоянии – в конце концов, Альмарик ведь упоминал об аудиенции только для барона.       Тиберий обернулся, лицо его было серым.       – Час назад я узнал, что Саладин осадил Триполи, – только и сказал он. Проклятье! Гай опустил голову, прикрыл глаза – действительно, это была худшая из последних вестей.       – Леди Эшива? – стараясь держать лицо, ровно спросил Балиан.       – Пока у меня нет известий о судьбе супруги, – глухо начал Тиберий, переводя взгляд с одного рыцаря на другого, – но я достаточно хорошо знаю Саладина. Он не посмеет…       За спиной барона Гай криво усмехнулся и дернул подбородком. Быть таким наивным после выходки Рене де Шатильона?       – Нам нужна достоверная информация. Даже если Саладин пощадит графиню Триполи, он выдвинет встречные условия, и мы должны знать о них, – набравшись смелости, заговорил он, обращаясь к марешалю. И, помолчав, добавил: – Знать до того, как о них узнает король.       Прищурившись, Тиберий пристально вгляделся в строгое лицо рыцаря. А мальчишка не промах и не дурак – понимает, что Ги и пальцем не пошевелит ради спасения супруги бывшего регента и своего вечного оппонента.       – Позвольте мне поехать в Дамаск, граф, – уловив перемену в его настроении, решительно заговорил Гай. Балиан сердито встрепенулся, но сэр рыцарь осадил его немой протест пронзительным синим взглядом. – Как там говорят сарацины – если гора не идет к Магомету…?       – … Магомет пойдет к горе, – закончил за него Тиберий, светлея лицом, и Гай утвердительно кивнул.       – Прошу простить меня, – вмешался Балиан, повернувшись к Тиберию, – но это, по меньшей мере, неразумно. Нельзя просто так взять и заявиться в стан Саладина.       – Почему просто так? – перебивая его, терпеливо возразил Гай. – Я вполне могу взять на себя роль официального посланника – не так ли, граф?       – После того что Ги сделал с посланником султана, смешно надеяться на радушный прием и благополучное возвращение, – упрямо не сдавался барон.       – Султан неукоснительно блюдет сарацинский кодекс чести и не посмеет навредить ни послу, ни высокородной даме, – оглядев обоих, глухо уронил Тиберий. – На это вся моя надежда.       – Именно поэтому я уверен, что меня хотя бы выслушают, – поддакнул марешалю Гай.       – Но это же глупо! – не сдержавшись, вспылил Балиан. – Добровольно совать голову в пасть сарацинскому тигру?       – Друг мой, посмотри на это с другой стороны: если моя поездка выгорит, у нас появится еще и весомый козырь, – многозначительно вскинул брови сэр рыцарь.       – А если нет?! – сверкнув глазами, взвился всегда сдержанный барон.       – А если нет, – Гай философски пожал плечами, – то не все ли равно, когда умирать?       Тиберий дрогнул и пристально посмотрел на будущего посланника.       – Мальчик мой, нет ли твоему безрассудству иной причины? – осторожно спросил он, коротко глянув на барона. Тот лишь выразительно кивнул.       – Единственная причина и единственное мое стремление – служить иерусалимскому престолу и самому Иерусалиму, – не замечая его знака, сухо отчеканил Гай. – Все прочее не имеет значения.       Балиан вздохнул и покачал головой. На самом деле он прекрасно знал причину спешной и необдуманной поездки сэра рыцаря. Причина эта обитала на женской половине дворца и не далее как вчера вечером заставила его познать первые сердечные муки. Барон хотел бы отговорить друга от поспешного решения, но знал, что упрямец не станет ничего слушать.       – Моисею следовало включить упрямство в число семи смертных грехов, – вместо этого поучительно сказал он.       – И еще глупость. Это спасло бы не одну светлую голову, – послышался из-за его спины негромкий, но твердый голос Сибиллы. Все трое разом обернулись и склонили головы.       – Мужчины наивно полагают, что могут играть женскими сердцами, в то время как мы, женщины, должны покорно и безропотно принимать все их решения, – метнув пронзительный взгляд в сторону барона д’Ибелина, с горечью усмехнулась вышедшая на террасу королева. – Но им мало нашей покорности – они жестоко наказывают нас. Глупцы – за разумность, упрямцы – за мягкость, трусы – за отвагу…       Продолжая рассуждать вслух, она подошла ближе, сделала повелительный жест Тиберию – вы нужны мне, граф! – указала ему на дверь и лишь потом, походя, заглянула в лицо синеглазому рыцарю.       – За что наказываете вы, сэр рыцарь? – спросила тихо, так, чтобы услышал лишь он. – Грешно наказывать за любовь.