Миссия выполнима 3: История рыцаря. Начало.

      Услышав имя и звание незнакомого рыцаря, она на мгновение испугалась – но Бриан де Буагильбер держался почтительно и учтиво и произвел неожиданно приятное впечатление. Отпустив свою охрану, сэр рыцарь проводил Элену до покоев королевы. Не обнаружив там последней, он проявил галантность и вызвался составить ей компанию за обедом, и, опасаясь отказать доверенному лицу короля, Эль решилась принять его предложение. Впрочем, сэр Бриан так старался быть внимательным и ненавязчивым, говорил так красиво и пылко, и вообще так мало соответствовал образу мрачного храмовника из истории о доблестном рыцаре Айвенго, которая помнилась ей из реального мира, что натянутость ее была недолгой. Иногда, правда, она ловила на себе цепкий проницательный взгляд, но стоило ей поднять глаза и перехватить его, как сэр рыцарь тотчас рассыпался в комплиментах ее цветущему виду и здоровому аппетиту. Она принимала его похвалы со снисходительной улыбкой, как должно было придворной даме ее ранга, но ее не покидало стойкое ощущение, что глубокий темный взгляд тамплиера оценивает ее, как оценивал бы новую лошадь для себя или новую наложницу для своего господина.       Стоило ей подумать об этом, как горло сдавило спазмом. Наложница Ги де Лузиньяна? Упаси Господи – не просите, а то получите! Поперхнувшись воздухом, Элена схватилась за кубок и сделала несколько жадных глотков.       – Вам нехорошо, миледи? – с неподдельной тревогой подался к ней сэр Бриан.       – Кхм… эм-м-м… Местная кухня отличается от той, к которой я привыкла, – покашливая, выдавила она первое, что пришло в голову.       – А кстати, к какой кухне вы привыкли? – темноглазый рыцарь продолжал внимательно разглядывать сотрапезницу, но Эль услышала в его вопросе скрытую издевку.       – К бургундской, разумеется, – вспоминая выдуманную на пару с Сибиллой легенду, с чинной улыбкой соврала она. – Мои предки по линии матери принадлежали к старшей ветви Первого дома де Куртене, а наша королева, будучи дочерью Жослена III де Куртене, графа Эдессы, представляет ее младшую ветвь. – С удовольствием отметив, как нервно дернулась щека сэра Бриана, Эль картинно вздохнула и напоследок пожала плечами: – Так что мы с ней довольно дальние, но все-таки родственницы.       – Увы, мои познания в родственных связях ее величества заканчиваются на ее прадеде, Болдуине Булонском, – почтительно склоняя голову, сокрушенно повинился сэр рыцарь. Эль не услышала – почувствовала: он не поверил ее знатным корням, но из уважения к королеве не стал ставить под сомнение слова Сибиллы, ведь та лично представила двору доселе никому неведомую кузину.       Она неловко отвела глаза, и взгляд ее упал на голубой в золотых крестах плащ рыцаря – форму личной гвардии государей иерусалимских.       – Могу я спросить? – пытаясь увести разговор в другую сторону, словно между прочим начала она. Сэр Бриан заинтересованно поднял брови. – Вы прибыли в Иерусалим один или его величество вернулся вместе с вами?       Она поняла, что совершила непростительную ошибку, еще даже не успев договорить – по тому, как нехорошо усмехнулся собеседник ее, казалось бы, безобидному вопросу.       – Вас так интересует мой король и господин, миледи? – преувеличенно вежливо спросил он вместо ответа. На губах его мелькнула едва заметная порочная улыбка, и Элена почувствовала, как по спине побежал предательский холодок.       – Всех подданных интересует, какое решение примет король относительно грядущей войны, – изображая великосветскую сдержанность, поспешно ответила она.       Улыбка сэра Бриана стала еще шире – и внезапно еще гаже.       – Разумеется, миледи – от решений моего короля… – он запнулся, многозначительно поправился: – Нашего короля... От них зависит все наше будущее, – и теперь уже откровенно плотоядно уставился на нее. Элена содрогнулась, почти физически ощущая, как его липкий взгляд ощупал ее лицо, прошелся по шее, ключицам, декольте, скользнул по видимой в слишком глубоком вырезе ворота ямочке между грудями, опустился ниже… Несмотря на полуденный зной, под этим взглядом по коже побежали мурашки, и она непроизвольно передернула плечами, разрывая зрительный контакт. Сэр рыцарь сморгнул, оторвался от созерцания ее укрытой дорогими шелками груди и поднял темные глаза – в них горела далеко не та вежливая непринужденность, которой он блистал перед Эленой всего какой-то час назад, а самая что ни на есть животная похоть, прикрытая личиной набожного монаха-крестоносца.       – Но я отвечу на ваш вопрос, миледи, – с усилием сглотнув, осклабился он. – Мой король в Иерусалиме. Я знаю, недоброжелатели ожидали его позже, но он вернулся из Акры сегодня утром. Сейчас мессир отдыхает после долгого ночного переезда, однако я непременно передам ему вашу обеспокоенность делами королевства, – он хмыкнул, – и его делами тоже.       – Не трудитесь, сэр рыцарь, – бледнея, натянуто ответила она. – Я не смею отвлекать его величество от государственных дел.       – О, не волнуйтесь, дорогая, – продолжая усмехаться, фамильярно отозвался сэр Бриан. – Ради такой женщины, как вы, он отвлечется с удовольствием.       Она едва дождалась конца обеда и, пролепетав что-то несвязное, вскочила из-за стола и едва не бегом бросилась к выходу. Говорила же ей Зехра не соваться в восточное крыло! Она была уже почти во внутреннем дворике дворца, когда ей под ноги упала мужская тень, и она с размаху налетела на самого Ги де Лузиньяна.       – Спешите куда-то... ваше высочество? – омерзительная издевка в его голосе заставила ее похолодеть и испуганно отступить назад.       – Государь, – пряча глаза в пол и борясь с подступившей к горлу тошнотой, она присела в глубоком реверансе.       Вызывая в ней волну почти животной паники, Ги шагнул ближе, требовательно ухватил за подбородок и заставил поднять лицо. Такой же липкий, как у сэра храмовника, взгляд короля охватил ее пышные формы и недвусмысленно вспыхнул.       – Я наслышан о вас, кузина... Я ведь могу называть вас кузиной, не так ли? – нараспев проговорил он с плотоядной ухмылкой. Элена сглотнула и молча попыталась кивнуть. Пальцы Ги отпустили ее подбородок, легли на шею и чуть сжали ее.       – Как вам будет угодно... ваше величество... – придушенно просипела она, избегая его похотливого взгляда.       – О да, мне будет угодно – и немедленно!       Ги сделал еще шаг, заставляя ее отступить; еще шаг, и он прижал ее к стене, одной рукой удерживая в захвате шею – не слишком сильно, ровно настолько, чтобы перебить дыхание, – пока другая дернула за ворот платья, с треском разрывая драгоценные шелка и бесстыдно распахивая их на бурно вздымающейся груди. Хватая губами воздух, Элена сдавленно пискнула: где ее навыки самообороны, когда они так нужны? Еще минута, и она потеряет сознание от удушья – и тогда окажется в полной его власти.       Понимая, что не сможет даже позвать на помощь – здесь, в руках короля, кого? – она уже приготовилась к худшему, когда услышала из-за спины Ги знакомый возмущенный рык:       – Кровь Христова! Какого черта?!       Окрик подействовал на Ги, словно ушат ледяной воды. Он машинально разжал пальцы и, отпуская шею своей добычи, порывисто обернулся.       – Сэр рыцарь… не помню вашего имени… – прошипел презрительно, в ярости оттого что кто-то посмел ему помешать.       – Гай Гисборн, к вашим услугам! – оседая на пол, сквозь шум в ушах услышала Элена звенящий ненавистью голос. Всхлипнула, прикрывая руками разорванное на груди платье: только не это! Только не он… Что он подумает о ней? Вскинула глаза: Гай стоял в двух шагах от них и, едва сдерживаясь, прожигал ее обидчика иссиня-черным взглядом.       – Нищий нормандец будет дерзить королю?! – глухо прорычал Ги и уже шагнул было навстречу, когда позади него раздался сдержанный и еще более ненавистный ему голос:       – Мессир!       Король дернулся: несмотря на официальное помазание, только один человек во всем Иерусалиме по-прежнему звал его мессиром – тот, что был для него хуже пощечины. Стиснув зубы, он обернулся: Балиан д’Ибелин замер поблизости, в любую минуту готовый прийти на помощь – своему другу, но не своему королю.       – Слишком много чести, – вне себя от бешенства, сквозь зубы процедил он, постыдно отступая. Коротко глянул на Элену, многообещающе осклабился, заставляя ее вздрогнуть от отвращения, и деланно неторопливо направился в свои покои.       Проводив его взглядом, Гай порывисто шагнул к ней и, схватив за руку, резко поставил на ноги.       – Какого черта?! – забыв о приличиях и придворном этикете, он склонил голову и, обдав горячим дыханием, яростно зашептал ей в висок: – Что вы творите?! Вы пожираете мужчин, точно они мухи, которые запутались в паутине из ваших чар, вашего голоса, ваших волос! Вы будто вонзаете в плоть дамасский клинок, а потом проворачиваете его и с удовольствием наблюдаете, сколько выдержит ваша жертва! Вам было мало нищего безродного рыцаря – вы замахнулись на короля?!       – Это неправда! – вскидывая глаза, почти выкрикнула она, готовая защищаться от его жестоких нападок. – Не смейте так говорить! Не смейте так даже думать! Вы ничего не понимаете! О, Гай, ты ничего не понимаешь…       – Я все понимаю, – глядя в глаза и не слыша ее возмущений, тяжело сказал Гай, и в его взгляде она увидела только ледяное презрение. – Нет, вы не женщина – вы дьяволица! – Он так же порывисто оттолкнул ее и, пошатнувшись, неровным шагом пошел прочь.       Всхлипнув, она заломила руки и обернулась к барону, ища у него поддержки.       – Для вас обоих будет лучше, если вы покинете Иерусалим, миледи, – качнув головой, сдержанно заговорил Балиан д’Ибелин. – То, что случилось здесь сейчас – это только начало. Будь вы хоть простой наложницей, хоть трижды придворной дамой, Ги де Лузиньяна это не остановит. Он был мерзавцем, будучи Магистром тамплиеров, и, став королем Иерусалима, остался не меньшим мерзавцем. Кому, как не вашей кузине, знать об этом...       – Я никуда не уеду, – перебивая его, жалобно прошептала она.       – Женщина, вы погубите себя – и его тоже, – кивнув вслед удалявшимся шагам, сердито выдохнул ей в лицо барон. – В следующий раз, когда сэр Гай Гисборн вздумает схватиться за оружие, меня может не оказаться рядом!       Она изумленно вдохнула - и вдруг снова отчетливо увидела мгновение до появления барона: король и рыцарь сверлят друг друга глазами, и длинные изящные пальцы уже тянутся к оплетенной кожей рукояти меча на бедре…       – О! – всхлипнула она, испуганно закрыв ладонью рот. Неужели он посмел бы поднять руку на государя - из-за нее?!       – Вам мало того, что вы лишили его покоя и благоразумия? – горячо продолжал барон. – Умоляю, миледи, уезжайте, пока не поздно, – во Францию, в Италию, куда угодно! Я не хочу пугать вас, но со дня на день грядет война. Саладин в любую минуту может двинуть свои войска на Иерусалим.       Давясь слезами, она упрямо покачала головой. Что ей великий Саладин, когда она сама в любую минуту могла оказаться в сотканном из воздуха голубом луче?       – Да поймите же! – не сдержавшись, Балиан ухватил ее за плечи и встряхнул. – Вздумай Ги повторить свои посягательства, Гай не сможет защитить вас, не лишившись при этом головы!       – Простите меня, барон, но я не могу уехать и не хочу уезжать, – зашептала она. – Я не могу оставить его – не сейчас, не так. Пусть война, пусть осада – я останусь здесь столько, сколько будет угодно Богу. – Просительно заглянула в глаза мужчине напротив. – Вы ведь понимаете меня? Я знаю, верю, что понимаете – вы ведь тоже влюблены... Уговорите его поговорить со мной – просто поговорить, один на один, без посторонних! Я не могу больше видеть холод в его глазах!       – Холод? – Балиан д’Ибелин усмехнулся и, опустив взгляд, выразительно покачал головой. – За то время, что мы знакомы, я ни разу не видел в них холода, миледи – только живой огонь. Но вы правы, вам нужно объясниться – иначе сэр рыцарь сойдет с ума или натворит непоправимых бед.       – Передайте ему, что я жду его! – встрепенувшись, пылко выдохнула она. – Всегда, каждый вечер… – запнулась, покраснела, – он знает, где...       – Будь по-вашему, – сдержанно кивнул барон. – Я передам – если только за время нашей с вами беседы он не попал в очередную неприятность. ***       Вопреки собственным словам она ожидала его не в будуаре, а в главной столовой, той самой, где обедала с храмовником – беспокойно мерила шагами залу и шепотом репетировала будущий оправдательный монолог. Иногда останавливалась, гневно трясла головой и топала ногой об пол - но потом жалобно вздыхала и шла дальше, подбирая новые слова. Он вошел против обыкновения шумно, с грохотом распахнул ажурную дверь и так же с грохотом захлопнул ее за собой. Она приготовила целую речь, но он в два шага оказался подле нее, молча сжал лицо в ладонях, запрокинув ей голову, закрыл поцелуем рот – и все слова разом вылетели из головы, оставив только желания и инстинкты. К чему слова – ее тело, содрогнувшееся от его прикосновения, кричало красноречивее любых слов. Она позволила говорить за себя рукам, до боли стиснувшим широкие плечи, губам, призывно распахнувшимся навстречу жесткому поцелую. Продолжая терзать ее губы, Гай отпустил лицо, вцепился в ворот платья и совсем как тот, другой, с треском разорвал его до самой талии. Она охнула: в руках Ги ее мутило от омерзения – сейчас же накрыло жаркой оглушающей волной желания. Не осталось больше томительной нежности – одна лишь голодная страсть: сильные руки бесцеремонно оторвали ее от пола и спустя мгновение уложили спиной на обеденный стол, расшвыряв по сторонам серебро чаш и столовых приборов; по груди, талии, животу скользнуло кривое лезвие маленького сарацинского кинжала, вспарывая шелк платья, пояс, нижнюю хлопковую сорочку, насквозь промокшее от вожделения тончайшее белье; на одно мгновение она представила его, полностью одетого, распаленного страстью и яростью, и себя, обнаженную, влажную, распростертую перед ним на столе… А еще через мгновение его тонкие цепкие пальцы спешно расшнуровали брюки, скользнули под ее ягодицы, потянули на себя – и она с готовностью подалась навстречу, и обвила ногами его бедра, и приняла его с протяжным стоном, вбирая целиком, так, что вся его длина оказалась у нее внутри, где все уже давно болело и стонало по нему…       Эль дернулась от скрутившего тело спазма и распахнула глаза. Моргнула раз, другой – над головой мерно покачивался балдахин ее постели. О нет… Неужели это был всего лишь сон? Она скользнула рукой под покрывало, коснулась промежности и сдавленно застонала: белье снова, уже третью ночь подряд, было безнадежно испорчено. Он не пришел в тот вечер – зато вместо него пришли сны, яркие, красочные и настолько живые, что она просыпалась среди ночи, истекая соками и чувствуя, как тело сотрясают волны наслаждения. Балиан д’Ибелин сдержал свое слово и попытался образумить друга – но когда она встретила барона на следующее утро, он, опустив глаза в пол, виновато сказал, что сэр Гай Гисборн не пожелал говорить с ней и спешно покинул Иерусалим тем же вечером. На все ее расспросы о цели и сроках его поездки барон только печально качал головой и повторял, что на все воля Божья.       Вот тогда ее и накрыли сновидения. Стоило ей провалиться в объятия Морфея, как она тотчас оказывалась в других объятиях – то голодных и яростных, то нежных и осторожных. Ее подсознание играло с ней злую шутку: раз за разом, ночь за ночью ей непрестанно снился ее мужчина, и каждый раз они занимались любовью. На разоренном обеденном столе в главной королевской столовой; на устланном роскошными коврами полу верхней открытой террасы, под иссиня-черным палестинским небом, усыпанным гроздьями звезд; в крохотных закутках и нишах, разбросанных по лабиринтам коридоров королевского дворца; в бассейне розового абиссинского мрамора, в ее собственном будуаре, в винном погребе... Куда бы не заносило Элену воображение, ее темноволосый рыцарь с порочными фиалковыми глазами всегда был рядом – с ней, на ней, под ней, в ней. Она снова и снова просыпалась в сотрясавших тело судорогах и, закусив губы, долго гладила себя, пытаясь унять голодную дрожь глубоко внутри, но вместо этого распаляясь еще больше.       Знай сэр рыцарь о ее мучениях во всех красках и подробностях, вряд ли у него хватило бы решимости уехать. Как бы он ни бесился и что бы ни твердил своему другу барону, его тоже преследовали мысли о ней – не менее, а то и более голодные и порочные. После недели пути, прибыв, наконец, в Дамаск и устроившись под чужим именем на одном из постоялых дворов, Ламберт первым делом потащил своего спутника в квартал красных фонарей – зов плоти оказался сильнее научных изысканий. Опасаясь отпускать его одного, Гай согласился пойти вместе с ним – и жестоко пожалел об этом. Искусные танцоры и танцовщицы умело распаляли воображение, а не менее искусные, обученные всем тонкостям утех рабы и рабыни сулили все земные и неземные блаженства. Еще вчера он, не задумываясь, воспользовался бы услугами любой из них – сегодня не хотел никого, кроме темноволосой гурии с глазами цвета горького шоколада, оставшейся в далеком Иерусалиме. Разбуженное развратными танцами, тело его горело и требовало разрядки – но куда бы он ни смотрел, всюду ему мерещилась и тотчас ускользала женщина, которую он отверг и которую желал теперь, как ни одну другую.       Трижды прокляв собственную гордыню, сэр рыцарь заставил себя собраться, напомнив, зачем, собственно, он приехал в столицу Саладина. Начал с «греческого огня»: искомое другом-алхимиком вещество нашлось у обещанного Фаризом-Как-Его-Там дамасского брата. По-восточному шумно и многословно выторговав его вдвое дешевле первоначальной цены, Ламберт был вне себя от радости и ликовал, как ребенок, получивший заветную игрушку.       – Ты же помнишь, что обещал мне? – строго одернул его Гай. Ламберт примирительно вскинул ладони.       – Помню-помню – я должен отправиться в Иерусалим как можно скорее, чтобы сделать там мой «греческий огонь» для твоего друга-крестоносца, – выпучив глаза, заговорщицки прошептал он. – Но и ты не забудь, что обещал мне: никакого оружия!       – Я не забуду, – коротко кивнул Гай, почти не покривив душой: вероятность того, что он сможет вернуться в Иерусалим, казалась ему ничтожной, а поскольку Балиан д’Ибелин подобных обещаний не давал – значит, он не мог их нарушить.       – Это, – он подал Ламберту сверток, – рекомендательное письмо от моего имени, без него тебя не подпустят к королевскому дворцу даже на пушечный выстрел. Это, – в руки приятеля лег небольшой кожаный мешочек, звякнувший монетами, – моя плата за твое доверие. Когда ты окажешься в Иерусалиме и выполнишь наш уговор, передашь барону д’Ибелину вот это, – Гай вытащил из-за пазухи еще один сверток и выразительно помахал перед носом у Ламберта, – и барон рассчитается с тобой за всю проделанную работу.       – То есть ты не поедешь со мной? – забирая свертки, напряженно уточнил Ламберт.       – Нет, – сэр рыцарь запнулся и ровным голосом продолжил: – У меня есть еще кое-какое поручение здесь, и потому я вынужден задержаться.       – Надолго?       – Как будет угодно Господу.       В течение следующих дней он пристроил Ламберта к каравану, идущему в Яффу, немало заплатив хозяину за то, чтобы нерадивого ученого мужа доставили как можно ближе к палестинской столице. Удостоверившись, что его друг благополучно покинул Дамаск, Гай сменил восточный бурнус, в котором путешествовал все это время, на положенные званию и статусу рыцаря кольчугу, перевязь и сюрко с крестом и направился в резиденцию Саладина.       Его принял Имад-ад-Дин, правая рука султана, тот самый, что два года назад вступился за него и Балиана в Кераке. Он был немало удивлен и не скрывал этого.       – Сэр Гай? – заговорил он на приличном французском. – Какими судьбами в Дамаске?       – Я уполномочен Тиберием, графом Триполийским, марешалем Иерусалима, справиться о его супруге, леди Эшиве, захваченной султаном в Триполи, – поймав пристальный взгляд сарацина, официально отчеканил Гай.       Имад изменился в лице и понимающе усмехнулся.       – Султан ожидал посланника от вашего короля, – так же официально отозвался он. – Или его величество Ги Иерусалимский так мало ценит своих придворных? – В темных глазах его мелькнула едкая насмешка.       – Граф Триполи обеспокоен судьбой своей супруги более тамплиера Ги де Лузиньяна, – понизив голос, выразительно ответил Гай.       Минуту Имад молчал, затем вопросительно поднял брови.       – Вы же понимаете, сэр Гай, что я должен доложить о вашем прибытии моему султану? – Сэр рыцарь внутренне сжался, но лишь молча кивнул. – И вы готовы принять статус официального посланника… – Имад многозначительно запнулся, – и задержаться здесь, если потребуется?       – Если Саладину угодна моя голова – что ж, вот она, – вскинувшись и распрямив плечи, гордо ответил Гай, на что сарацин только благожелательно улыбнулся.       – Если бы султан пожелал вашу голову, сэр рыцарь, вы лишились бы ее еще у входа во дворец, – мирно заметил он. – Но поскольку вы здесь, а ваша голова все еще на ваших плечах, следовательно, у Саладина на вас другие планы. – Он поднялся с кресла, в котором сидел все это время, и, приложив руку к груди, чуть склонил голову. – На Востоке говорят – гость в доме подобен Аллаху. Считайте себя нашим гостем, сэр Гай – в пределах этого дома вы неприкосновенны…       – А леди Эшива? – нетерпеливо перебил его Гай. Имад укоризненно покачал головой.       – О графине Триполи вы будете говорить с Саладином, когда он пожелает видеть вас. Сейчас же вас проводят в ваши будущие покои… и для вас будет лучше, если вы не станете сопротивляться.       Сарацин выкрикнул что-то по-арабски, и в зале тотчас появились двое вооруженных до зубов солдат. Вот и ваша свита, сэр Гай, невесело усмехнулся рыцарь, но перечить не стал – чинно поклонился и, помянув про себя Божью волю, без слов последовал за ними.       На самом деле он не ожидал такого гостеприимства, однако его действительно привели в комнату в одной из башен дворца и оставили в ней осмотреться. Как и следовало ожидать, солдаты остались у входа снаружи, но Гай посчитал, что так для него будет даже безопаснее.       Он как раз снимал накидку и кольчугу, когда расслышал голоса за неплотно прикрытой дверью.       – Говорят, иерусалимский король завел себе новую игрушку? – приближаясь, пошутил один из них. Гай дрогнул и напряженно прислушался. Арабский он знал через слово, но даже его знаний хватало, чтобы уловить смысл разговора.       – А еще говорят, что свиньи летают, – парировал второй, смутно знакомый рыцарю голос, и добавил что-то, чего Гай не сумел разобрать.       – И что еще творится в Иерусалиме? – снова спросил первый. Сэр рыцарь скривился и молча помянул черта: со слов говоривших получалось, что у султана был шпион в столице.       – Всякое. Не здесь обсуждать это, – уклончиво отозвался второй. – Что до игрушки, то Ги рвет и мечет, а его первый храмовник с треском выдворен в Константинополь – значит, лошадка осталась необъезженной.       – Надо же, – уже у самой двери удивленно усмехнулся первый, – норовистая лошадка, не далась самому королю!       Мужчины гортанно рассмеялись, обменялись сальными шуточками, но Гай больше не слышал их. Она не уступила королю? Он успел выдохнуть и прикрыть рукой глаза, чувствуя внезапное острое облегчение, – словно неизвестные за дверью вынули из его груди ядовитый шип, который он сам загнал в себя и который жалил и травил его все это время, – когда дверь неслышно отворилась, и на пороге возникли говорившие: Имад и сам Саладин.