fuckl0ve.

kendrick lamar – swimming pools (drank)

Половину дня Намджун проводит в попытках привести свою квартиру в божеский вид после трех месяцев отсутствия и убедить себя, что вечером он пойдет к Сокджину только для того, чтобы всё объяснить и расставить точки над i. Весь этот бред происходит только потому, что Юнги — его лучший друг, в противном случае Сокджин мог бы идти нахер или получить по морде — как максимум. Но он идет. Едет. В метро так много людей, что нечем дышать, и он забивается в самый угол вагона, прислоняясь горячим лбом к прохладному стеклу. Как будто это может успокоить его мысли. Всю дорогу до квартиры Юнги Намджун сочиняет достаточно дружелюбную речь, в которой он вежливо и деликатно скажет Сокджину, что один раз — не пидорас. Им хватает ровно двух минут неловкого и напряженного молчания в полутёмном коридоре, чтобы снова сплестись в одно горячее целое. Сокджин, как и в первый раз, ничего не говорит, только цепляется за Намджуна, тяжело дышит и обнимает руками и ногами. Кое-как они добираются до комнаты Джина, и там находится всё: и резинка, и смазка. Где-то на периферии затуманенного возбуждением сознания Намджуна вертится мысль, что всё — совершенно новое, пачка презервативов и вовсе нераспечатанная, но он не может думать. Только оставлять на белой шее засосы и, матерясь через каждый вдох, сдирать все эти защитные пленки и упаковки. * — Ох. — Это первое, что Сокджин произносит за сегодняшний вечер. Намджун нетерпеливо и немного неумело растягивает его, в конце концов, очевидно, делая что-то правильно, потому что старший жалобно скулит и стонет. Когда он вгоняет ногти Намджуну в спину, оставляя саднящие царапины, тот невпопад думает, что даже не знает, чем Сокджин занимается и сколько ему лет. Он так и спрашивает, когда они переводят дыхание после. — Побольше, чем тебе, — улыбается Сокджин и треплет Намджуна по волосам. Этот жест вдруг оказывается до одури трогательным. Намджуну кажется, что ему дали по печени с ноги, и он сбегает в душ, чтобы стряхнуть с себя сонливость и не поддаться этим послеоргазменным ласкам, которые точно не принесут ничего хорошего. — Хочешь кофе? — Сокджин ждет его на кухне, уже причесанный и закутанный в толстовку с какими-то дерзкими надписями. Совершенно не его стиль, машинально отмечает Намджун, падая на табуретку. Все, что ему сейчас хочется — это стереть себе память. Или повторить то, что происходило в спальне Сокджина полчаса назад, а потом стереть. Точно стереть. — Ты же понимаешь, что это ничего не... — Он все-таки начинает неприятный разговор, но Джин прикладывает палец к губам и кивает. Позже, стоя на пороге, Намджун не знает, как попрощаться с ним и что вообще будет дальше, поэтому просто жмет руку. Это выглядит отвратительно, но он не подписывался на все эти голубые дела. Двух раз уже более чем достаточно. * В третий раз они сталкиваются неожиданно. Намджун наказывает себя неделей праведного образа жизни: ходит в университет, заезжает в гости к матери и не предается беспорядочным половым связям. Для него это как диета, и на шестой день Намджун позволяет себе в некотором роде сорваться: во время игры университетской футбольной команды он подцепляет девочку прямо на трибунах и зовет ее вечером в бар. В бар, где, как оказывается, по пятницам с семи до восьми тридцати под печальный аккомпанемент фортепиано поет Ким Сокджин. Намджун не знает точно, кто кого заметил первым, но в какой-то момент их взгляды пересекаются, и Сокджин едва заметно улыбается, наматывая на узкое запястье микрофонный шнур. Впервые в жизни свидание Ким Намджуна не заканчивается сексом. * Это похоже на зависимость. Намджун приходит в квартиру друга раз в два-три дня, когда тот работает в ночь, и они трахаются с Сокджином везде: в спальне, на кухне, в душе и у стены в коридоре, сваливая на пол вешалку с куртками. За окном расцветает рыжим сентябрь, а в голове у Намджуна — шторм и весна. Он не знает, как смотреть Юнги в глаза, поэтому не снимает солнцезащитные очки даже в квартире или в клубах, где они тусуются по выходным. Старший всегда очень хорошо чувствует ложь, поэтому то и дело пытается выпытать у Намджуна, почему он странно себя ведет, но тот только дурит больше обычного и отшучивается. На исходе третьей недели этого бреда Намджун замечает, что Джин с каждым разом выглядит все более грустным и апатичным. На долю секунды он допускает мысль, что тому надоели эти игры, и Намджун уже предвкушает, как Джин скажет ему первое и последнее «нет», и все это закончится, и все это можно будет забыть, как страшный кошмар. Но тот молчит и только тянется к губам, а Намджун неизменно отворачивается. Безынициативность Джина действует странно: Намджун злится и берет его грубее, а, уходя, не говорит ни слова, подсознательно желая ранить. Он чувствует себя полным дураком, особенно когда однажды Сокджин обжигается кипятком, и безотчетно Намджун дергается в его сторону, сам толком не зная, что хотел бы сделать. * Они ни о чем не говорят. Часто Намджун появляется на пороге квартиры Юнги порядком пьяный, и в такие дни Джин неприязненно морщится, но молчит. Только один раз, когда Сокджин скребет ногтями по обоям, а Намджун толкается в него уже на исходе терпения, на секунду он утыкается носом ему в затылок и шепчет в волосы: — Ты так красиво поешь. По пятницам Намджун приходит в тот бар к семи и неизменно уходит ровно через полчаса. Ему все еще кажется, что это как-то спасает или оправдывает его. Намджун знает, какой Сокджин на вкус, количество родинок на его спине и то, как после оргазма он всегда несколько минут лежит, почти не шевелясь и не дыша, но не имеет понятия, какую музыку он любит, где научился готовить и как познакомился с Юнги. * Намджун пишет тексты преимущественно под утро, когда организм достаточно измотан для того, чтобы в нем оставалось место только для чистого, почти болезненного вдохновения. В одну из таких ночей — открытые окна впускают в квартиру прохладный сентябрьский ветер, и сидящий на полу в окружении вороха листов Намджун замерзает, — его рука неожиданно выводит в конце строки «love». Он не верит своим глазам и цепенеет от ужаса, потому что этот текст определенно был о том, как общество давит на таких вот двадцатилетних, как он. Намджун выдирает из блокнота исписанную страницу и, скомкав, вышвыривает прямо в окно. Хватит с него лирики.