Прим. автора: Знаете что? Я не умею писать небольшие истории. Вот совсем-совсем драбблики, в которых сюжета толком нет, а только зарисовка какой-то ситуации – пожалуйста, а стоит только замахнуться на что-то чуть более существенное – вот это самое «чуть» летит в тартарары, и текст разрастается до смехотворных размеров. А ведь я хотела «Приоритеты» уместить в три части и шесть-семь страниц. Ага. Как же. Разбежалась. Меня понесло в бытовуху, поэтому держите домашне-бытовушно-общительную часть, а я постараюсь добить последнюю пятую главу, чтобы всё это безобразие осталось в пределах хотя бы двадцати страниц.
– И всё-таки он меня бесит, – Дайки сидит на диване, скукожившись совершенно невообразимым образом – по крайней мере, он сильно подозревает, что если сейчас попробует встать, то запутается в собственных руках и ногах, и ухнет носом в пол. – Тетсу, шиза – это заразно, не знаешь? – Не заразно, – Тетсуя обнимает поджатые к груди колени и чуть склоняет голову к плечу. – К тому же, у Акаши-куна нет шизофрении. – А? – У него диссоциальное ра… – Те-е-етсу, вот только не начинай, а? – Дайки довольно неплохо делает щенячьи глазки. Получается вполне устрашающий щенок добермана. – Я понимаю, бабушка-психо-чего-то-там – это сурово, но мой мозг всю эту медицинскую хрень не переварит. – Молчу. – Да я не к тому, – Дайки складывается почти пополам, пытаясь дотянуться до пульта от кондиционера – в спине что-то гулко хрустит. Глухо ругнувшись, Дайки скукоживается обратно и откидывается на спинку дивана. – Человеческим языком объясни, что ли. Если хочешь, в смысле. Хотя мне, если честно, пофиг, чего у него там с головой. Сдвиги есть, а остальное – не, ну серьёзно, Тетсу, как-то плевать. – А мне так не кажется, – когда Тетсуя смотрит с таким лукавым прищуром – спорить с ним очень тяжело. – Не кажется ему так, – ворчит Дайки себе под нос. – Опять эти твои наблюдательские замашки. У тебя это семейное? – И по материнской, и по отцовской линии. – Я так и думал. Только не говори мне, что ты уже тут нанаблюдал, лады? Мне кажется, я не хочу знать. Тетсуя улыбается. – Уверен? Я много чего могу рассказать. – Тетсу, если я после этого рассказа загремлю на кушетку в кабинет твоей бабушки – спасибо, не надо. – Она на пенсии, – примиряюще сообщает Тетсу, и на этом разговор о психических отклонениях сходит на нет. Долго молчать, если при этом он не спит и не читает журналы с идолами, Дайки не умеет. От молчания становится скучно и тухло. К тому же, из-за одной не вполне адекватной личности его всё ещё подклинивает, с самого утра, и раздражение требует выхода. Хоть бы и дурацкого. Дайки складывает обе ладони «уточками» и щёлкает «клювами», изображая разговор. – «Не звал тебя я», – довольно похоже передразнивает он. – «Знать ты об этом не хочешь». Джедай выискался, мать его… Тетсу, джедай или ситх? – Неважно, – Тетсу сдерживает смешок. – Аомине-кун, из тебя вышел бы неплохой сейю. – Ой, да ладно… «Никто не смеет смотреть на меня свысока!» – декламирует Дайки, продолжая щёлкать клювами и запрокинув голову. Получается неудобно, да ещё и макушка неприятно приветствует стену. Ещё пару лет назад такого не было. – При всём желании не получилось бы, – поджав губы, комментирует Тетсуя. – Ты на полторы головы выше меня. Сколько ты ещё расти собираешься? – Да ни малейшего понятия. За весну ещё на три сантиметра вырос. «Я тебя раздавлю», – лениво растягивая гласные, пародирует Дайки, игнорируя возмущённое сопение Тетсуи. – Не, чего-то не то… – Неубедительно получается. – Ну и фиг с ним. Ещё чай будешь? – Спасибо, не надо. Я правда скоро забулькаю, – поспешно отказывается Тетсуя. В глазах плещутся чай и ужас. Пупырчатый и зелёный. – Значит, семейная традиция соблюдена, – Дайки ухмыляется и отлепляет голову от стены. – По крайней мере, теперь мать не будет полоскать мне мозги на тему негостеприимности. Хотя… не, всё равно прополоскает – она вечно причитает, что ты такой тощий. Вообще-то это правда – сердобольная маменька никогда не упускала возможности посокрушаться над заморенным видом Тетсуи. Правда, впервые встретив его мать, как-то слегка притихла, но только ненадолго. – Я тонкокостный, – голос Тетсуи звучит почти обиженно. – Это семейное. – Ага. Тонкокостный. И тощий, – от лёгкого тычка под рёбра Тетсуя складывается карточным домиком и затихает. Дайки даже зевок прерывает, и уточняет обеспокоенно и немного невнятно: – Эй, ты там что, сломался? – Ещё раз так сделаешь – и сломаюсь, – очень серьёзно предупреждает Тетсуя, потирая рёбра. – В отличие от вас, бугаёв, у меня нет защитного панциря из мышц. – Тетсу, не нуди, – успокоившись, Дайки отмахивается и снова зевает. – Будешь ещё вагаши? – Аомине-кун, пожалуйста, хватит пытаться меня накормить, – Тетсуя молитвенно складывает руки, и моргает так быстро и нервозно, что впору заподозрить у него нервный тик. – Я позвоню твоей матери и рассыплюсь в благодарностях за гостеприимство, только не надо меня и дальше фаршировать. Я правда мало ем. – Ну и фиг с тобой, потому и не растёшь… сколько там, с пятнадцати? – С четырнадцати. – Ещё лучше, – Дайки издаёт лающий смешок и, привычно потрепав Тетсую по волосам, спрыгивает с дивана. – Вот что, тонкокостный, ты там хотел мне показать какие-то свои новые приёмчики. Айда на корт? Тут минут пятнадцать ходу. Ща, только мяч откопаю… Откопать мяч, пару дней назад канувший в бездны его спальни – тот ещё квест, и Дайки, сплавив чашки и блюдца в посудомойку, ползёт на второй этаж. Что-то ему подсказывает, что мяч благополучно скучает под кроватью… – У тебя на стенах всё ещё постеры с Сон Гоку? – подаёт голос Тетсуя, и Дайки с перепугу перепрыгивает сразу четыре ступеньки. – Нет, у меня там пляжные постеры с Маи-чан, – на автомате отзывается он, лихорадочно припоминая, придётся ли что-нибудь в срочном порядке прятать с глаз долой. Ничего позорнее тапок в голову не приходит.***
Комната Дайки на своего хозяина не слишком похожа – спартанский порядок нарушает только залетевшая в открытое окно муха. На полках пылятся нетронутые с начала года учебники, возвышаются на редкость зачитанные стопки ранобе. – Ты действительно читаешь эти книги? – интересуется Тетсуя, разглядывая немного выцветшие от времени корешки. Дайки, нашарив под кроватью мяч, недовольно кривится. – Тетсу, вот только в идиоты меня записывать не надо. Я не только журнальчики с идолами листаю. Стопку журналов с обольстительно улыбающейся Маи-чан на обложке он ногой запихивает подальше под кровать. Чтобы не палиться лишний раз. Впрочем, Тетсу и так прекрасно знает, что его глянцевая подборка с «женщиной многих достоинств» на обложках может дать фору иному коллекционеру. Но всё равно – неудобно как-то. – Я не записываю. И мне тоже нравится «Сага о Гуине». – Экранизация ничего такая была, а? – рассеянно отзывается Дайки, бросая взгляд на настенный календарь, на котором синими и красными кружками отмечены важные матчи и те тренировки, за пропуск которых Харасава обещал спустить шкуру. Эх, во вторник никак увильнуть не получится, а всё почему? Да потому что Вакаматсу взбрендило какую-то новую тактику испробовать. Не сидится ему ровно на заднице, вечно надо шороху навести. Дайки начинал скучать по Имаёши, который не лез со всей этой мутью. – В детстве мне очень нравилась. Правда, Лемус немного странным получился. И Линду я немного не такой представлял. – Вот не надо, – ворчит Дайки, бросая короткий взгляд на светловолосую девушку в коротком платье на обложке первого, совсем потёртого тома. – Отлично получилась. А вообще – ты б знал, какое это мучение – смотреть что-то вместе с Сатсуки. Она ж верещала всё время: то ей сапоги Амнелис понравились, то какой-то сюжетный ход угадала. Она мне половину сериала проспойлерила, – жалуется он. Тетсуя издаёт глухой смешок, а затем вдруг замирает, разглядывая что-то на его, Дайки, столе. Ну твою ж мать. Палево-то какое. – Это очень мило, Аомине-кун, – помолчав, комментирует Тетсуя, и Дайки мысленно отвешивает себе подзатыльник. Надо было убрать подальше, а не сентименталить. Фотография в простой синей рамке старая, им там лет по тринадцать – кажется, ещё в самом начале второго года в Тэйко сделали: Кисе всё настаивал, что общее фото прям необходимо, и вообще, это как бы подтверждение того, что они теперь команда, и всякое такое. Дайки сильно подозревал, что он тогда просто был на волне из-за этой своей модельной фигни, которую только-только начал – по крайней мере, позировал Кисе так, что Мидорима его несколько раз чуть не пришиб со злости, но фото в итоге получилось довольно неплохим. Правда, каких трудов стоило убедить Кисе не складывать губы в утиный клюв… Вообще, особая ценность этого снимка ещё и в том, что на нём виден Тетсу – обычно его умудрялись забыть даже на общеклассных и общешкольных фотографиях, но в тот раз Дайки самолично втащил его в центр «композиции» и специально держал за плечи, чтобы он никуда не смылся. Фотографу, которым поневоле стал тренер Санада, кстати, пришлось здорово помучиться, чтобы эта самая «композиция» получилась более-менее гармоничной – Мурасакибара то и дело лишался куска головы. В итоге Санада психанул и велел Мурасакибаре сесть на землю перед Тетсу, скукожиться и перестать жевать. – Мидорима-кун тогда наотрез отказался расстаться со своим талисманом, – задумчиво произносит Тетсуя, и Дайки с облегчением отмечает, что он улыбается. – Плюшевый зелёный ёж, да? Я всегда удивлялся, где он умудряется раздобыть такие странные талисманы. – Хорошо, что не золотой ёршик для унитаза, – фыркает Дайки и ерошит короткие волосы. А, не, не такие уж и короткие, пора стричься, а то жара скоро пойдёт, вообще убийственно будет. – Но сниматься ему явно нельзя – он же так смотрит, будто думает, под каким соусом тебя подать. Какой-то он… э… нефотогигиеничный. – «Нефотогеничный», – поправляет Тетсуя, и Дайки подавляет желание стукнуть его каким-нибудь словарём. Легонько. Для профилактики. – Зато все остальные улыбаются, – Тетсу разглядывает снимок с немного рассеянным лицом. Это да, даже Акаши выглядит вполне довольным жизнью – так и не скажешь, что всего какие-то полгода спустя у него крыша поехала. Как и у всех них. – У меня тоже эта фотография в комнате стоит, Аомине-кун. – Вечно ты как сказанёшь чего-то… – Дайки снова фыркает и, положив руку Тетсу на макушку, разворачивает его лицом к двери. – Это, пойдём уже, хорош меня смущать. – Я и не смущаю, – Тетсу наивно хлопает ресницами. Ага, прям ангельская физиономия, знаем, плавали. – Мне лучше знать. Пошли-пошли, – Дайки добавляет в голос ворчливые нотки, хотя на самом деле его разбирает смех. Не-не-не, надо чесать на корт, пока с этими разговорами «за жизнь» незнамо до чего не договорились. С такой-то бабкой Тетсу вполне может мозги препарировать, и не заметить. А у него, Дайки, вполне может быть вагон и маленькая тележка вещей, говорить о которых вслух он бы не хотел. Так, собственной небезупречной репутации ради.