Широяша: История Белого Демона

Каса – японский конусообразный головной убор с широкими полями из соломы. Есть такая штука – Судьба. Её можно пытаться обмануть, бегать от неё, но чем сильнее противишься – тем выше волна последствий. И встав на этот путь, нельзя останавливаться, иначе она настигнет, сметая и ломая всё на своём пути. Треск и грохот за спиной Шоё слышал уже давно: мелкие неприятности, досадные случайности – они накапливались, становились серьёзнее, намекая, что дольше на этом месте оставаться не стоит… но он медлил. Почему? Ждал, когда академию обвинят в заговоре против правительства? А его учеников поймают и казнят как бунтовщиков? Нет, конечно. Но ему не стоило возвращаться. Ему вообще не стоило убегать и затевать это всё. **** Академия не спала. Воздух терзал скрежет точильного камня, полирующего давно проржавевшее лезвие, а Шоё безжалостно жёг свечи, до этого дня расходуемые крайне экономно. Всего добра с собой не унесёшь, так почему бы и нет? А свет ему нужен, чтобы очищать полки в хранилище. И когда он только успел столько всего написать? Свитки. Тетради. Тексты лекций и просто размышления. Отдельные листочки с расписками, счетами. Договоры на поставку. Учёт съестных припасов, учебного инвентаря, футонов и прочее, прочее, прочее… От связывания очередной стопки Шоё отвлекли приближающиеся шаги. В проёме двери возникла невысокая фигура. – Тензо? В чём дело? Пришедший оглянулся в коридор, словно опасаясь чего-то, и вдруг рухнул на колени. – Сенсей!.. Я не смею просить о прощении… Вы – тот, кто подарил мне вторую жизнь, я же – неблагодарная тварь. И всё же, молю, выслушайте меня. Шоё сел прямее и расправил складки кимоно. – Слушаю тебя. – Сенсей, – Тензо приподнялся, и стало видно, как опухли его глаза. – Сенсей… прежде всего, знайте, любой ваш ученик почтёт за честь отправиться за вами хоть на край света… Замолк. И Шоё пришлось кивнуть, чтобы подбодрить его. – Но… также… ваш ученик не сможет жить с позором, что отвернулся от семьи и обрёк её на смерть… и бесчестье… Даже если он сын простого мастера по изготовлению надгробий… Тензо снова опустил голову к самому полу, а Шоё задумался. Он ждал этого – его ученики прекрасно поняли, что если они уйдут в сложившейся ситуации, то будут обвинены в предательстве, заговоре или, кто там знает, в чём ещё. А их семьи – родные или приёмные – пострадают. Таков закон. Однако не было у Шоё и уверенности, что о его учениках забудут, если они останутся в Тёсю. Но он поверил Сакамото. Там, у городских ворот, сын и наследник одной из влиятельнейших семей пообещал сделать всё возможное. На том и попрощались. И глядя сейчас на ученика, вероятно, говорящего не только за себя одного, Шоё постарался изгнать из голоса неуверенность: – Похвально. Очень медленно голова Тензо поднялась, во взгляде застыли удивление и страх. – Дозволено ли нам… мне заслужить прощение за свой эгоизм? Шоё никогда не призывал этих сирот и детей крестьян становиться самураями и мчаться навстречу опасности, пренебрегая собственной и чужой жизнью. Он никогда не просил их выбирать между собой и семьей. Или чем-то, кем-то ещё. Более того, он ничего не мог дать им кроме того, что уже дал. Но ему была приятна такая преданность и такое искреннее сожаление. – На самом деле, Тензо, мне будет спокойнее, если ты останешься здесь. Я хочу, чтобы ты… и остальные жили своей жизнью, а не становились беглецами. Поэтому передай всем, что они не обязаны бросать свой дом. Шоё договорил, но Тензо не спешил подниматься. Он сидел напротив и смотрел. Страх ушёл из его взгляда, удивление растаяло, но их место заняло чувство, похожее на обиду. По крайней мере, Шоё так показалось. Но он предпочёл сделать вид, что не заметил. – Не печалься. Это не навсегда. Мы ещё встретимся. Обязательно. И подвинул стопку бумаг. – А пока иди, разведи огонь во дворе и сожги это… А ты, Гинтоки, можешь войти. Тензо вздрогнул, обернулся – в проёме двери возник светловолосый ученик. Его шагов Шоё не слышал, просто почувствовал. Честно говоря, он не знал точно, давно ли тот стоит под дверью. – Я тебе уже говорил, что подслушивать нехорошо? – Не помню. Может быть, – заявил тот, невозмутимо отправляя в полёт выуженную из недр носа козявку. И пропустил потупившего взгляд Тензо со своей ношей в коридор. Когда шаги затихли, посмотрел на Шоё. – Мы правда уходим? – А ты хочешь остаться? – Я обещал следовать за тобой, и у меня нет дома, чтобы бросить его. Но не кажется ли тебе, что ждать до утра – глупо? Мы не уйдём далеко такой толпой. – Разве ты не слышал Тензо? Думаю, лишь немногие рискнут последовать за нами. Гин закатил глаза к потолку и вздохнул, привалившись спиной к косяку двери. – Слышал. А ещё я слышал, что говорят остальные. Кто-то верит, что ты снова вернёшься, но большинство действительно готово бросить всё и идти за тобой. Ты должен сам приказать им остаться. – И сделать выбор за них? Гинтоки открыл было рот, но тут же закрыл. Задумался. Или просто заметил, что к Шоё пожаловал очередной визитёр, потому что сделал шаг от двери и снова прилип спиной к стене. Длинные, распущенные волосы почти закрыли лицо Кацуры Котаро, когда тот застыл на пороге, почему-то не спеша переступать его. Его шагов, как и шагов Гинтоки, Шоё почти что не слышал. Он не учил их этому. Первый научился сам, выживая, второй развил в себе ежедневным упорным трудом, посвящённым обращению с мечом. Но среди учеников Шоё есть ещё один, кто, наверное, не уступил бы этим двоим… – Шоё-сенсей, – тем временем подал голос Котаро. – Я пришёл, чтобы извиниться. Моё необдуманное поведение поставило под удар вашу репутацию. И академии… я должен взять на себя ответственность. Гинтоки скосил взгляд на своего одноклассника, потом посмотрел на Шоё. И Шоё понял, что Гинтоки разочаровался в умственных способностях Котаро. Качнул головой. В каком-то смысле, ему нечего было возразить, поэтому он согласился: – Ты прав, Котаро. Школа не должна исчезать только из-за того, что один из её учеников стал преступником. Сдаться властям или совершить сеппуку… – снова качнул головой. – Это, безусловно, ненадолго остановит надвигающуюся бурю. Гинтоки закрыл глаза, плечи Котаро опустились ещё ниже. А Шоё, помолчав, закончил свою мысль: – Но мы уже давно на особом счету, и рано или поздно на школу всё равно обрушатся официальные обвинения. Не думаю, что разумно дожидаться этого. Не было ничего удивительно в том, что Котаро чувствовал вину и пытался как-то исправить ситуацию. Но разве мог он поступить иначе? Сыновний долг требовал защищать свой дом и свою семью. А теперь, потеряв всё, он решил расстаться с жизнью? Единственное, что Шоё мог сделать для Котаро, это снять один камень ответственности с его спины – за закрытие школы. Остальное… излечит время. Глухой хлопок разрушил установившуюся тишину. Это Гинтоки шлёпнул ладонью по спине Котаро, заставив распрямиться, и убрал ему за ухо выбившуюся прядь волос. – Не спеши умирать. Это ты всегда успеешь. Шоё кивнул и взглядом указал на приготовленные стопки бумаги. – Там Тензо уже развёл костер? Отнесите-ка ему вот это. В несколько заходов ученики перетаскали во двор всё, что Шоё решил сжечь. А Шинске до сих пор не появился, хотя ему наверняка было что сказать своему учителю. Стоя во дворе и наблюдая за тем, как чернеет бумага и исчезают строки под жадными языками пламени, Шоё невольно прислушивался к тишине. Костёр трещал, прохлада пробиралась под одежду, смотреть на потерянные лица своих учеников у него не было сил. – Котаро, ты не видел Шинске? Ученик оторвал от огня совершенно пустой взгляд, но постепенно тот прояснился. – Мы с ним… немного поспорили, сенсей. И он ушёл. – Блудный сын решил вернуться к папочке? – хмыкнул Гинтоки. Тензо бросил на него быстрый взгляд, но ничего не сказал. Шоё покачал головой. Что за несносный мальчишка? И кивнул ему за спину. Глаза учеников, привыкшие к яркому свету костра, не сразу рассмотрели в темноте силуэт подошедшего. Шинске, не глядя ни на кого, подошёл к Шоё вплотную: – Сенсей, мы не должны уходить. Не имеем права, – заявил глухо, будто насильно заставляя свой голос звучать тише. – Не имеем права прощать этим ублюдкам то, что они натворили. Не имеем права бросать город на произвол аманто и тех, кто лижет им пятки, – короткий взгляд на Котаро. – Мы должны… отомстить. Прежде, чем ответить, Шоё обвёл взглядом собравшихся у костра. Никто не возразил Шинске. Даже Котаро лишь отвёл взгляд. – А что ты предлагаешь? Развязать войну? Шинске немного помедлил и кивнул. – Даже если потом сюда пришлют войска, – продолжил Шоё, – и всё Тёсю окажется объятым огнем? Они не видели то, что происходило в других провинциях после попыток поднять восстание. Они не видели этих выжженных полей, на многие годы ставших бесплодными. Не видели, как исчезают тела людей в лазерном луче, не оставляя после себя даже горстки пепла. – Лучше так, чем прослыть трусами! – голос Шинске зазвенел. – Мы должны показать им, что нельзя безнаказанно творить произвол на нашей земле! – И всё равно, сколько погибнет невинных? Шинске закусил губу. Опустил голову. Почти кивнул, но что-то остановило его. Быть может, совесть. Но Шоё чувствовал бушующий в нём пожар, злость, разрывающую изнутри. Шинске долго сдерживался, несколько часов, но ненависть к тем, кто посмел причинить боль его другу, рвалась наружу. И Ёшида Шоё не знал, как её остановить. Кроме того, отчасти Шинске был прав. Но Шоё не мог позволить своим ученикам отправиться на смерть. – Ты должен уйти из города, Такасуги Шинске. Со мной или без меня. Чем спокойнее станет в городе, тем меньше будет необходимости держать здесь гарнизон, и аманто вернутся в столицу. А если ты хочешь что-то сделать для Котаро… просто не оставляй его. Значительно дольше, чем несколько мгновений, Шинске стоял, уставившись на землю под ногами, и не шевелился. Совсем как Котаро недавно, но по совсем другой причине. Только вот никто не хлопнул его по спине и не сказал ободряющих слов. Разве что Гинтоки вдруг широко зевнул и потянулся, тут же словив на себе острый, как новенькая, наточенная катана, взгляд. И Шоё почувствовал, как Шинске немного расслабился. Свет звёзд потускнел. Это из-за костра они стали казаться не таким уж яркими или приблизилось утро? В огне полыхала не только бумага, но и полноценные дрова, поэтому в том, что костёр горит так долго, не было ничего удивительного. Оставалось лишь похвалить Тензо за бесполезное усердие, только вот Шоё отправил ребят к остальным. Он действительно не мог взять с собой всех учеников. Гинтоки, Шинске и Котаро – даже вчетвером они будут слишком приметны. Но этих троих оставлять было нельзя. Гинтоки бы и сам не остался, а Котаро не ждёт ничего, кроме смерти. И тогда уже никто и ничто не сможет остановить Шинске. Бумага сгорела вся, поленья тлели, залить бы их водой, но Шоё продолжал стоять над догорающим костром, как стоят над могилой. На этот раз Гинтоки не удалось подойти незаметно. Но Шоё дождался, когда тот поравняется с ним, и присел, ткнув сухой прут в раскалённое полено. Подул, вызывая маленькие язычки пламени. – Тебе совсем нечем заняться? – Нечем, – пожал плечами Гинтоки. – А тебе? Шоё покосился на прицепленную к его поясу катану в ножнах. И ему вдруг стало интересно, что чувствует этот парень с серебряными волосами сейчас, когда вынужден покинуть это место? Стал ли он считать его домом? Мальчишка сдружился со многими, но считает ли их своими друзьями? Он вытянулся, волосы стали длиннее, но всё так же вьются. Из взгляда пропала постоянная настороженность, зато поселилась вечная скука и равнодушие. Словно зверя заперли на замок, а дверь замаскировали от любопытных глаз. И если бы не эта катана и волосы… Хотя кого он пытается обмануть? Сколько ни рисуй Землю плоской, человека, который собственными глазами видел, что она круглая, не переубедить. – И мне. Странное, но знакомое ощущение заставило Шоё осечься – колебание не воздуха, а чувств. Словно по поверхности стоялой воды, лишь слегка потревожив её, пробежался клоп-водомерка. Взгляд сам потянулся в сторону ворот. И тогда у незваных гостей пропала необходимость скрывать своё присутствие, неуклюжий треск костра на миг заглушил мелодичный перезвон позолоченных колец, венчающих копья-посохи. Шоё не нужно было рассматривать одежду пришедших в поисках схематичных изображений ворона, он уже понял, кто явился за ним – и именно поэтому не сдвинулся с места, когда Гинтоки потащил катану из ножен. Не сдвинулся он и тогда, когда незваные гости вошли в ворота и двинулись в его сторону. Только поздоровался: – А ты вырос, Оборо. – Зато вы, Ёшида-сан, совсем не изменились. Голос Оборо прозвучал без особых эмоций. Каса закрывала верхнюю половину лица, а на нижней заплясали всполохи костра, когда тот подошёл ближе. Гинтоки, убравший оружие обратно в ножны, отступил в сторону. Кажется, он догадался, что его вмешательства не требуется. Шоё не стал спешить с ответом. Обвёл взглядом «воронов», остановившихся за спиной Оборо, и спросил: – Мне непонятно, почему ты привёл с собой так мало людей? – Потому, что не думаю, что вы окажете сопротивление. Но у вас есть выбор. Прозвучало очень самонадеянно, именно поэтому у Шоё не осталось никаких сомнений – его нашли уже давно, именно поэтому школу, несмотря на расползающиеся слухи, не трогали. Уцуро позаботился, чтобы он больше не сбежал. – Позволь, предположу: в случае отрицательного ответа всех, кого я не смогу защитить, ждёт смерть? Чего Шоё никогда не мог понять и принять, так это культивируемого в «воронах» равнодушия к человеческим жизням. Если пренебрежительное отношение аманто он ещё как-то мог объяснить, то этой организации, состоящей из людей, но служащей «Небесам» – нет. А Оборо кивнул и уточнил: – В лучшем случае – смерть. Но в ваших силах подарить им прощение. Просто вернитесь к Уцуро-доно, и о том, что кто-то там был вашим учеником, просто забудут. – Заманчиво. Шоё вздохнул и, поднимая руки перед собой, сцепляя запястья, покосился на Гинтоки. До которого только сейчас, наверное, начало доходить понимание – его учитель сдаётся без боя. Но Гинтоки не сдвинулся с места, как он сам недавно. Просто продолжил стоять и смотреть на происходящее, даже когда из-за спины Оборо вышел «ворон» с верёвкой в руках. И когда начал наматывать её на запястья Шоё. Но в какой-то момент ученик исчез из поля зрения, верёвка натянулась под напором ржавого, но наточенного лезвия, и не выдержав, лопнула. В следующее мгновение он уже стоял, закрывая Шоё спиной и выставив оружие перед собой. – Я не понимаю, что происходит, но чёрта с два я это так оставлю! Отшатнувшийся с порванной верёвкой «ворон» вернул себе равновесие, сделал было шаг вперёд, но Оборо оттеснил его. Возможно, он думал, что легко избавится от помехи, но задев ржавое лезвие копьём и попытавшись вырвать его из рук, успеха не достиг. Лезвие послушно прокрутилось вокруг своей оси, но Гинтоки крутанулся вместе с ним. И если бы не опыт, заставивший его отклониться, Оборо вполне мог оказаться нанизанным на самое недостойное самурая оружие. Слишком длинным было его копье. Слишком быстрым был ученик Шоё. К сожалению, больше ничего Гинтоки сделать не смог. Как только Оборо оценил соперника, то не оставил ему ни малейшего шанса – Гинтоки оказался на земле, а через мгновение его уже прижали к ней несколькими копьями. На всё это Шоё смотрел почти спокойно. Он знал, что «вороны» не рискнут причинить вред его ученику. По крайней мере, у него на глазах. А вот самого ученика образумить было необходимо. – Гинтоки, всё будет хорошо. Он даже попытался улыбнуться, когда ему снова начали связывать руки, а несколько «воронов» подожгли принесённые факелы и направились к зданию школы. Но Гинтоки будто не слышал его, продолжая рвать и метать, ему даже как-то удалось сесть. Но в этот момент скрипнули несмазанные петли. – Если кто-то сдвинется с места, этот парень лишится головы, – предупредил Оборо, подходя к Гинтоки, и высыпавшие на крыльцо спальни ученики замерли. Из горла Гинтоки вырвалось что-то похожее на рык. Шоё поймал его взгляд. – Живи, Гинтоки. Живи. И позаботься об остальных. Я надеюсь на тебя. Здание за его спиной занялось огнём. Облитое пахучей смесью, дерево поддалось охотно, озарив ещё тёмное небо алым. Двор начало затягивать дымом. Шоё отвернулся. Ему показалось, что вместе со школой загорелась его собственная душа. – Шоё! – полоснул по сердцу крик за спиной. Но его уже вели к воротам. Он не мог и не хотел оборачиваться. Он хотел верить, что выбрал наилучший путь.