Широяша: История Белого Демона

**** Праздник весны. По старому календарю – Новый год. Из-за обилия фонарей снаружи светло, как днем – фестиваль. Новые гета кажутся слишком свободными, Котаро скидывает их и обувает старенькие дзори. И вдруг слышит резкие, рыкающие голоса со двора – не может быть, чтобы Джуро впустил пьянь за ворота – распахивает дверь и застывает с открытым ртом. К дому приближаются они – покрытые шерстью, с собачьими головами, в доспехах, очень похожих на земные. Аманто. Джуро пытается встать на пути незваных гостей, но его отбрасывают в сторону. – …пров-в-верим, пров-в-верим, – прямоходящая серая собака отмахивается от ещё одной такой же, только с бурой шерстью, и останавливает взгляд на Котаро. – Где вр-р-рач? Хоровод мыслей в голове никак не желает останавливаться, и всё, что он может – это отступить назад под натиском огромного тела. В нос бьет вонь прелой шерсти. Котаро заставляет себя остановиться и перегородить узкий коридор. – Что вам нужно? Чтобы посмотреть в звериные глаза, приходится задрать голову. – Пошёл пр-р-рочь! Пятипалая когтистая лапа сжимает плечо – и стена летит навстречу. Котаро хватается за катану, но пришельцы один за другим просто проходят мимо, наступая на ноги, задевая шершавыми и холодными наплечниками. И вдруг кто-то дёргает за собранные в хвост волосы. – Н-не дев-в-вка, но хор-р-рош! Снова глухой удар об стену, перед зажмуренными глазами вспыхивают звёзды. Когда подпрыгнувший к горлу желудок опускается, коридор уже оказывается пуст, только в воздухе висит отчётливый запах псины, да из глубины дома доносится треск. Что происходит?! Под языком горечь стыда и растерянности. Из бокового прохода выглядывает Йори. – Котаро-сан… Котаро-сан, с вами всё в порядке?.. Красивое, расшитое кимоно. Сложная причёска. Видимо, мать отпустила её на фестиваль – что ж, слуги тоже иногда должны отдыхать… Котаро кивает и заставляет себя успокоиться. Нужно собраться, решить, что делать, а в голову упёрто лезут посторонние мысли. О том, что обещал Шинске встретиться у лавки с масками. О том, что у девушки глаза – как бездонные колодцы с чёрной водой. О том, что Джуро, наверное, ждал во дворе именно её… – Я… Негромкие шаги за спиной – Котаро оборачивается и встречается глазами с подошедшим слугой. Тот за локоть прижимает к себе левую руку, но заметив взгляд, отпускает её, сгибает и разгибает несколько раз – показывает, что всё нормально. – Джуро, беги, позови стражу, а я пока… – Котаро-сан… Задержка. Может ли он позволить её себе? – Котаро-сан, не думаю, что ваш отец одобрит это решение… – Что? Почему? Джуро подходит ближе, взгляд его соскальзывает за спину Котаро, но быстро возвращается обратно. – С тех пор, как ваш отец помог тому человеку, Котаро-сан, они приходят каждый раз, когда позволяют кому-то сбе- …как только кто-то сбегает. Мы уже привыкли, Котаро-сан. Ваш отец велел просто не злить их. Спокойствие и уверенность слуги кажутся чем-то нелепым, неправильным… Но он верит – такое и правда могло происходить не раз и не два, пока его не было, ведь он все дни проводит в академии. Однако что делать? Ждать? Котаро смотрит на девушку, та сдержанно кивает, но выглядит более обеспокоенной, чем Джуро. Почему… почему отец не сказал раньше? Треск в глубине дома повторяется, что-то падает, звенит, почти заглушая сдавленный крик. Глаза Йори становятся круглыми, она прикрывает рот ладошкой, но Котаро успевает прочесть по губам одно слово: «госпожа». – Мама… Он думал, такое бывает только во сне – двери мелькают по бокам, коридор тянется, не кончаясь, сердце рвётся из груди туда, вперед, куда всё никак не могут донести ноги. На повороте его заносит и ножны оставляют на стене глубокую борозду. Это комната матери. Она должна была одеваться к выходу. А Йори ей помогать. Выломанная дверь лежит на полу. – Да как ты смеешь, твар-р-рь?! Отец стоит на одном колене, закрывая собой мать. Котаро видно её обнаженное плечо и свисающий до пола лоскут разорванного рукава. Какой всё-таки поганый сон ему снится. Проснуться бы. У отца в руках прут для разгребания углей, пол перед ним заляпан кровью, над ним возвышается раненный аманто. Котаро успевает только заметить взмах лапы – и отец валится на бок с неестественно вывернутой головой. Мать вздрагивает, бросается к нему, и в воздух вспархивает красный шёлк богато расшитого кимоно. Котаро летит через всю комнату. Нельзя бить в спину? Не подобает нападать на безоружного? Мысли об этом успевают мелькнуть, но в голове уже совершенно пусто. Руку-лапу, убившую его отца, руку-лапу, которой аманто пытается закрыться, он отсекает с одного удара. И тени на стенах приходят в движение. Он чувствует приближение сбоку справа – лезвие рассекает воздух навстречу противнику и высекает искру из доспеха. Котаро отступает назад, чёлка взлетает от пронёсшихся прямо перед глазами когтей. Видимо, этому аманто мало потери одной конечности, раз так неосторожно размахивает второй. Движение глаз-бусинок заставляет Котаро перекинуть меч за спину. И вовремя. От удара сзади подгибаются ноги. А невидимый противник продолжает давить, не давая сдвинуть меч, и защититься от однорукого нечем. Разве что позволить ногам подогнуться окончательно. Тяжесть со спины исчезает, но он едва успевает перекатиться в сторону и уйти от копья, вспоровшего пол. Чтобы оказаться загнанным в угол. В уши проникает рёв. Приглушённые всхлипы. Котаро выставляет перед собой катану, готовый пронзить любого, кто посмеет приблизиться. Ему бы только прорваться… Пусть умрёт, но хотя бы защитит честь матери. Её не рассмотреть за огромными фигурами, но вот они расступаются. И у горла той, что когда-то подарила ему жизнь, Котаро видит широкий, изогнутый меч. Его держит оставшийся без лапы бурый аманто. – Не двигайся, щенок. Из обрубка хлещет кровь, заливая тело отца. Пинок – и оно откатывается в сторону. Скотина! Котаро рассекает воздух перед собой, заставляя аманто отступить. Но в стену около плеча вонзается копье. Оно длинное. И Котаро понимает – чтобы убить его, им вовсе не обязательно подходить на расстояние катаны. – Ты не понял, щенок?! Глаза матери закрываются, широкое лезвие оставляет на её шее тонкий порез. Бледная рука медленно скользит по подолу кимоно, ныряет в складки. Котаро сжимает катану, пытается поднять, но тут ещё одно копье вонзается в стену по другую сторону от его шеи. На промах не похоже. Скорее – на издевку. – Не бойся. Сразу мы тебя не убьём, – подтверждает догадку аманто с серой шерстью. – Сначала заставим заплатить за то, что ты сделал, гадёныш. Катана Котаро взлетает и останавливается у незащищенного мохнатого горла врага. – Только попробуйте… Покрытые шерстью пальцы берутся за кончик лезвия и спокойно отводят его в сторону. – Вы хоть и лысые все, но с отвер-р-рстиями в соответствующих местах… И мы найдем им пр-р-рименение. Серый оборачивается к раненному бурому, выражения на его морде не разобрать. – Иди, брат, тебе нужна перевязка. Обещаю, что он ещё будет жив, когда ты вернёшься. Однорукий не сразу убирает своё изогнутое оружие, сначала бросает взгляд на Котаро. На миг в его пасти мелькают белоснежные клыки, но вот он уже склоняет мохнатую голову и отступает. – Слушаюсь. Его место рядом с матерью занимает другой – теперь в её ключицу упирается кончик копья. Серый аманто поворачивается обратно к Котаро. Но смотрит он не на него, а на свечи на низком столике. Точнее, на то, как Котаро, бесшумно и мягко сдвинувшись с места, подхватывает одну и подносит к качнувшемуся следом лезвию. Язычок пламени почти гаснет, но коснувшись стали, вспыхивает с новой силой, облизывает клинок и растекается по нему – это горит масло, которым Котаро пропитал лезвие катаны буквально несколько часов назад. – Отпустите её, – он не просит. Он угрожает. – Отпустить? – в чёрных глазах-бусинках отражается пламя, голос звучит удивленно. – И что тогда? Ты будешь хор-р-рошим щеночком и дашь себя замучить до смер-р-рти? – И тогда я не убью вас. Смешок похож на рык. И сразу три копья оказываются приставленными к горлу Котаро. – Ладно, в-в-ваша семейка меня уже достала… можете начинать развлекаться с лысой сучкой, щенком займемся, когда вернётся Эйс. Ему определенно пора проснуться, иначе он начнёт верить, что всё это происходит наяву. И всё, на что он способен – это стоять и смотреть. Нет, он мог бы… но отца убили – как от мухи отмахнулись. Что им стоит так же просто убить и мать? Но то, что они собираются сделать – этого он им определенно не может позволить. – Отпустите её! И я сделаю всё, что хотите. Они уже идут к ней. Щёлкают застежки доспехов. К горлу Котаро остаётся приставленным только одно копьё. Раздававший приказы серый пес-переросток поворачивает морду. – Мы и так делаем и будем делать то, что хотим, щеночек… – Котаро, – это голос матери. – Послушай меня, Котаро. Ты должен выжить, слышишь? Её вновь не видно, но вот бескровное лицо мелькает в просвете меж мохнатых тел. Они уже рядом, один начинает опускаться, хватается за лоскут оторванного рукава и тянет. Котаро успевает заметить резкое движение, обращённое к нему бледное лицо на миг каменеет, глаза расширяются… но вот твердая линия губ смягчается. И аманто отступают от обмякшего тела. Из горла матери толчками, заливая кимоно, бьёт кровь. И почти неслышно из разжавшихся пальцев выпадает маленький нож. Звуки исчезают. Древко копья переламывается – от удара не катаны, кулака. Приставленный к горлу наконечник вспарывает кожу, но вонзается уже только в плечо. А в следующий миг держащий его аманто с удивлением опускает взгляд на лезвие, вошедшее в зазор между частями нагрудника. Хватается за него, но лишается пальцев, когда Котаро выдергивает катану, а затем встряхивает потухшее лезвие, оставляя на стене россыпь красных пятен. Но красного в этой комнате уже и так предостаточно. А скоро будет ещё больше. Потому что он убьёт их всех. Порежет на куски. Много-много маленьких красных кусочков… Двигаться так легко. Оказывается, нужно просто перестать беспокоиться о мелочах вроде собственной жизни. Пусть сталь вгрызается в тело снова и снова, он не остановится, не сможет остановиться, пока хоть один из них жив. Тесёмка рвётся, волосы лезут в лицо, закрывая обзор, но что удивительно, ему и не нужны глаза. Он чувствует каждого аманто в этой комнате, даже того вонючего пса, что вот сейчас выскакивает за дверь. Визг. Это Йори. Оставив двоих, забившихся в угол и ощетинившихся копьями, Котаро бросается следом за беглецом. Но он зря волновался. Аманто лежит в коридоре, вытянувшись во весь свой громадный рост, а чуть дальше стоит Джуро, в его руке кухонный тесак, а за спиной девушка – живая и невредимая. Кивнув им, Котаро возвращается в спальню матери. – Ты за это ответишь, слышишь?! – лезут в уши голоса, от которых хочется блевать. – От вашего города камня на камне не останется, только выжженная пустошь, слышишь?! – Слышу. Эти твари даже не пытаются оправдаться. Откуда эта непоколебимая уверенность в собственной правоте? – Зачем? Зачем вы это сделали? Они переглядываются, но оружия не опускают. За спиной снова вскрикивает Йори, Котаро слышно, как она бежит к телу матери, но смотрит он на парочку аманто в углу, пока третий, серый, раздававший приказы, пускает кровавые пузыри у их ног. Немного жаль, именно его Котаро предпочёл бы оставить под конец. – А что, нужна причина? Праздник же, почему бы и не повеселиться? – Но почему именно наш дом? – Так вы же преступники! – Господин простил отца. – Подумаешь, невелика разница. Скажи спасибо, что мы не трогаем всех подряд. А бедняки, преступники… кому вы сдались! А ведь им действительно всё равно. Они даже не разбирались, им невдомёк, что есть бедные, но уважаемые семьи. Но дело и не в этом – даже самый бедный человек имеет право на жизнь, и даже самый отпетый преступник имеет право на суд. Но как быть с аманто? Котаро убил четверых и собирается прикончить двух оставшихся. Без суда. Катана оттягивает руку, кажется, она впитала всю пролитую кровь. – Котаро-сан?.. – Идите. Он никогда раньше не отдавал приказов. Когда в доме вдруг появилась прислуга, чувствовал себя лицемером, но сейчас судьба этих двоих зависит от его слов и действий. – Скажете, что пошли на фестиваль, и не знаете, почему в доме начался пожар. – Стой, щенок! Какой пожар?! – Пожар, в котором все погибли. – Что ты задумал?! – Котаро-сан… – Идите. Возьмите всё самое ценное, но много вещей вызовут лишние подозрения. – А вы?.. – Идите! Срезанные свечи остаются на месте, и приходится ударить плашмя. Рисовые циновки загораются одна за другой. Аманто срываются с места, но Котаро достаёт одного – и тот растягивается на полу, падая под ноги второму. Тот тоже падает, катана оставляет в шерсти на его спине глубокую борозду, но пёс успевает откатиться в сторону и врезаться в не особенно крепкую стену комнаты. И проломить её. Но брошенный Джуро тесак входит в основание собачьей шеи как в дерево, и на улицу аманто выпадает уже бездыханным. Вой последнего оставшегося в живых переходит в скулёж, он не может встать на ноги, из глубоких ран на них хлещет кровь. От дыма нечем дышать. – Джуро, иди уже!.. И спасибо. За всё. Огонь всё сильнее, воняет палёной шерстью, огромное тело мечется на полу, пытаясь встать, ползти и катиться одновременно. Скулёж вновь превращается в несмолкаемый вой, от него закладывает уши. Ничего не видя из-за слез и дыма, Котаро пронзает лезвием пылающий и источающий вонь силуэт, чувствует, что попал, налегает сильнее. Вой смолкает. А огонь уже лижет ноги – Котаро выскакивает на задний двор в проделанный аманто проём, поднимает его тушу и вталкивает обратно в объятую пламенем комнату. Всё. Он сделал всё, что мог. Остаётся только надеяться, что Йори успеет покинуть дом, когда огонь доберётся до остальных помещений. А ведь ему тоже надо кое-что взять. Деньги, например. Но почему-то сейчас Котаро может только сидеть на холодной земле и смотреть на огонь. Все фонари города кажутся лишь тусклыми его подобиями. Ведь огонь на самом деле не покорный и добрый, а беспощадный, ненасытный и очень-очень горячий. От него кружится голова и слезятся глаза. Он манит в свои объятия, обещая помочь забыть обо всём. Огонь, он… – Зура, какого дьявола?! Что произошло? Его дёргают за плечо, заставляют подняться. Пламя очень красиво отражается в красных глазах. Котаро чувствует, что должен сказать об этом Гинтоки, но звуки отказываются проходить сквозь горло. Кто-то подхватывает с земли выпущенный из рук меч. Это Тензо. Что он тут делает? А где Ши… Как же его?.. Как же зовут Такасуги? – Ши… Его руку закидывают на чьи-то плечи. – Шинске, – доносится из подмышки. – Да… Шинске… Верно. – За воротами уже толпа, надо уходить через стену. – Погоди, у них тут есть выход на другую улицу, только там тоже, наверное… Его куда-то ведут, что-то говорят, и Котаро понемногу приходит в себя, мысли проясняются. Становятся слышны взволнованные голоса за забором. – Мы как преступники, попавшие в окружение, – хмыкает Гинтоки и запрыгивает на каменную стену. Но не поднимается сразу, а сначала оглядывается. Потом разворачивается и спускает руку. – Быстрее, хватайся. Такасуги залезает последним. Внизу пробегает пара стражников с факелами – смешно, зачем они им сейчас? В конце улицы видна огромная бочка на колесах, тянет её заморенная лошадка. Котаро спрыгивает следом за Гинтоки, тут же прижимаясь к стене спиной. – Будут тушить, – раздаётся голос Тензо за спиной. – Может, подождём? – Нельзя. Я… Слова застревают в горле. Он не сделал ничего неправильного, но почему же так сложно это произнести? – ...убил аманто. Глаза Тензо становятся круглыми, хотя казалось бы – куда больше? А Шинске молчит. Кацура поворачивается к Гинтоки. – Что?.. – почему-то отводит тот взгляд. – Ну, убил и убил… А ведь нельзя ему с ними. – Идите. Вас не должны увидеть со мной. – Сдурел? – негромко, но очень зло. Шинске выдирает его катану из рук Тензо и пихает плашмя в грудь. – Держи. И пошли. Они передвигаются перебежками. Фестиваль, да ещё и пожар – слишком много народа, чтобы скрыться ото всех. Но зато они не сильно бросаются в глаза. Разве что замаранное кровью кимоно пришлось бросить, но ему не холодно в одной юкате, наоборот. Кстати, а куда его ведут? Не к воротам точно. – К храму? – Мы договорились там встретиться с учителем, – непривычно терпеливо объясняет Гинтоки, стягивает с себя шарф и накидывает ему на плечи. Тот самый, что Котаро подарил ему в день приезда Сакамото. Кстати, у Шинске на плечах точно такой же. – А… – Я закалённый, – перебивает его Гинтоки и подмигивает. Только почему-то не ему, а Шинске. И обгоняет обоих. На плечи ложится ещё один шарф. – Э… – Молчи. Просто молчи. – Х-хорошо. На лестнице к храму много народа. Они спешат, но уже не бегут. Учитель и Сакамото ждут у дополнительного ящика для пожертвований, установленного между самим храмом и небольшим складом. Наверняка где-то там в тени прячется Кадзума. Котаро чувствует себя предателем, но он не может найти в себе силы развернуться и уйти. Только остановиться. – Ну что ещё? А ведь Гинтоки на взводе. Слишком резкие движения. Слишком живые глаза. – Это неправильно. Я не должен вмешивать посторонних в свои проблемы. – Посторонних, говоришь? В голосе Гинтоки угроза. Но чем-то зловещим веет не от него. – Н-нет, я н-не это имел в виду… – Котаро не смотрит на Шинске, но чувствует на себе его испепеляющий взгляд. – Я хотел сказать… непричастных. Как же он слаб. Конечно, они не посторонние. Конечно, они хотят помочь, но он должен уйти, должен защитить их. И уж конечно, не вмешивать во всё это учителя. – Что случилось, Котаро? Котаро вздрагивает от так близко раздавшегося голоса Ёшиды Шоё. Даже там, в спальне матери, когда загнали в угол – он не чувствовал такой безысходности, что накрывает сейчас с головой. – Сенсей… сенсей, я… – Он прикончил аманто. Несколько. – Спасибо, Гинтоки, но я спрашивал не тебя. Котаро заставляет себя медленно вдохнуть и выдохнуть. – Они пришли в наш дом, стали кого-то искать, вломились в комнату матери… отец попытался её защитить и… А потом я… На голову ложится рука. И Котаро замолкает. – Немного раньше, чем я думал, но… Котаро не видно его лица, но через несколько мгновений Шоё вздыхает, и следующие слова его звучат как окончательное решение: – Уходим утром. – Но сенсей! – Котаро, не думай, что это только из-за тебя. Или ты не хочешь пойти со мной? Хочешь остаться? Нет, он не хочет. Он и подумать не мог, что… По правде говоря, он ещё даже не думал о будущем. – Если позволите мне отправиться с вами, я с огромной благодарностью и… – Вот и хорошо. А ты, Шинске? – Меня здесь ничто не держит. – Гинтоки? – И ты ещё спрашиваешь? Все кажутся очень странными. Котаро смотрит на них, на каждого по отдельности. И всё ещё надеется, что спит.