Широяша: История Белого Демона

**** У Нараку много убежищ. Шоё был всего в двух или трёх из них, поэтому совсем не удивился, оказавшись под незнакомыми сводами тёмной пещеры. Потолок терялся где-то высоко над головой, слабый свет от чадящих факелов в руках стражи не доставал до него, а катер потушил все огни и заглушил двигатель. Шоё попытался уловить поток воздуха и понять, как они сюда попали – но ничего не почувствовал. И только когда его подвели к провалу в скальной породе, ощутил приток свежего воздуха сверху. Они спустились? То есть, потолка и нет вовсе? Что ж, хорошее убежище. А тюрьма – так и вовсе замечательная. Проход оказался не слишком длинным – уже через сотню шагов скальная порода, гладко отполированная временем или машиной, сменилась на сталь, а из темноты, неожиданно преградив путь, вынырнула металлическая дверь. Оборо дал знак остановиться. Шоё сзади не было видно, что он делает, но пластина двери негромко скрипнула и с таким же тихим лязгом втянулась в боковой паз, а коридор залило искусственным светом. Двинувшись следом, Шоё не сразу заметил, что стража (или почётный караул?) отстала. Он чувствовал себя очень странно. Он никогда не был в этом месте, и в то же время всё здесь казалось ему знакомым. Проходя мимо одного из поворотов, совершенно чётко представил, что там, дальше, тренировочный зал, а чуть ранее они, вероятно, миновали склад с оружием. Сделав ещё несколько шагов, остановился и оглянулся... а ведь всё здесь повторяет те, другие убежища, только ни в одном ещё не было такого засилья высоких технологий. Не было стальных лестниц и сканеров. Не было искусственного света. Не было этого кислого привкуса металла на языке. Впору даже усомниться, что он на Земле. Но нет, он ещё не забыл, как звучит двигатель, выталкивающий корабль из атмосферы планеты, да и гравитация на борту не менялась… Оборо остановился неожиданно. Чудом не налетев на него, Шоё глянул на «воронов», охраняющих широкую двухстворчатую дверь, и те расступились, пропуская в помещение – слишком маленькое, чтобы именоваться залом, но слишком большое, чтобы считаться просто комнатой – кабинет главы Нараку. Уцуро сидел за массивным полукруглым столом, держа в руках прозрачную пластину и что-то отмечая на ней. Традиционная японская ширма за его спиной могла скрывать как вход в другое помещение, так и не скрывать ничего вовсе, служа единственной цели – вносить диссонанс в уныло-серую пустоту помещения. Действительно, кроме ширмы и стола здесь просто не на чем было остановить взгляд. Шоё переступил порог, дверь закрылась за его спиной. Несколько минут ничего не происходило, он стоял, смотрел на существо в маске, имитирующей клюв птицы, и ждал. Наконец Уцуро отложил устройство и посмотрел на него. – С возвращением. – Не могу сказать, что рад этому. За спиной раздался щелчок. Судя по тому, что Уцуро снял маску, скрывающую его лицо от подчинённых, двери он заблокировал. – Но и особо расстроенным не выглядишь. Признайся, эти людишки тебе уже осточертели, и ты был только рад избавиться от них? Откинувшись в кресле и рассыпав по нему перья вычурного наряда, Уцуро снисходительно улыбнулся. – Одного не могу понять, на кой чёрт ты вообще основал эту… «академию»? Что это за хобби такое – собирать детей и растить их? Откуда такой интерес у того, кто сам никогда не был ребёнком? Ах да, ты же ещё и учил их… Как может быть учителем тот, кто сам никогда не учился? Глядя на лицо, как две капли воды похожее на его собственное, Шоё видел самоуверенного и самодовольного человека. Только вот Уцуро не был человеком. А характер его и эти эмоции были такой же маской, как и маска ворона, носимая главой Нараку. Бессмертное существо, притворяющееся человеком, давно забыло, что такое «чувства», даже если когда-то и имело их. Шоё Уцуро казался чем-то, прежде бывшим неодушевленным, но, по каким-то причинам, обретшим разум и тело человека. Даже обладая воспоминаниями этого существа, Шоё не мог точно сказать, растеряло ли оно со временем свою «человечность», или, наоборот, обрело её скудное подобие. Ведь то, что можно было бы назвать «началом», сковал туман столетий, если не тысячелетий. Впервые открыв глаза, Шоё уже знал, кто он и что он. Знание об этом, как и о многом другом, находилось в нём. Во вселенной, наверное, ещё не появлялось на свет существа, с самого начала обладающего всеми знаниями об окружающем мире. Но это были не его знания и не его воспоминания. Что до его собственных… Они начинались с темноты. Потом он увидел плывущие, зыбкие силуэты. И лишь через бесконечно долгую вечность глухоты и путаницы мыслей, когда из резервуара спустили раствор, услышал звуки. Тогда у него ещё не было имени, он был «копия», «клон», «объект». А однажды его назвали «Второй», правда, человек, который это сделал, быстро умер от руки Уцуро. Шоё не сразу понял, почему. Вообще, он знал слишком много, но долгие месяцы уходили на то, чтобы найти тропы от одних мыслей к другим, связать события и сделать выводы, уже свои собственные. И первое, что он осознал: Уцуро – не человек. Был ли он им когда-то? Так глубоко в залежи воспоминаний копнуть не удавалось. Но Уцуро всегда считал себя богом, при этом будучи уверенным, что никаких богов не существует. Он полагал, что не один такой. Он надеялся встретить подобного себе. Где-нибудь и когда-нибудь. А пока жил, существовал, пытаясь то ли найти что-то, то ли создать – то играя в бога, то притворяясь человеком, не замечая, как столетия сменяют друг друга. Но всё изменилось, когда на Землю пришли аманто. Сначала в игре Уцуро повысились ставки: он решил, что Нараку – его организация – больше не будет служить земному правителю. Правда, наниматься на службу «Небесам» он тоже не собирался. Тендошу – вот кто перевернул все представления Уцуро о мире, кто рассказал, что он – не что иное, как Альтана, или порождение Альтаны, принявшее вид человека. И нет никого, подобного ему, ведь на других планетах источники Альтаны – не более чем природные явления вроде водопадов или магнитных бурь. Тендошу под предлогом изучения и защиты Альтаны предложили ему сделку. Но Уцуро понял, что интерес их в другом. В захвате и контроле. Разумное существо, служащее проводником Альтаны, оказало им сильное сопротивление, проредив низшие ряды организации и вынудив пойти на переговоры. Но и сам Уцуро желал больше узнать о том, что он такое. А главное – зачем он вообще существует? Поэтому согласился даже на клонирование, хотя понимал – Тендошу нужна его более сговорчивая и менее осторожная копия. Но эта копия должна была стать единственным существом, способным понять Уцуро. Так и появился на свет клон, впоследствии взявший себе имя Ёшида Шоё. Не имея возможности проникнуть в мысли того, чьи воспоминания, навыки и внешний вид получил, ему приходилось делать собственные выводы. Но череда подслушанных разговоров подсказала – случилось непредвиденное: хотя Альтана приняла копию Уцуро за полноценного Уцуро, и влила в неё весь опыт, все знания, как если бы Уцуро умер и был возрожден, но... подобно тому, как Луна отражает на Землю свет звезды по имени Солнце, не способная этим управлять, так и клон мог лишь получать энергию Альтаны от Уцуро. Так копия лишилась половины своей ценности для Тендошу. Для Уцуро же, вероятно, неприятным сюрпризом стала неспособность копии понять его. В первом же состоявшемся между ними разговоре Шоё спросил: «Почему ты предал людей?» На этом беседа и закончилась, потому что Уцуро молча вышел из лаборатории и больше к клону интереса не проявлял. А Шоё, предоставленный сам себе, всё реже участвующий в экспериментах и опытах учёных, продолжал копаться в чужих воспоминаниях, как человек рыщет среди оставленных ему по наследству вещей, надеясь обнаружить хоть что-нибудь полезное. Что-то, дающее смысл жизни. Но со временем пришёл к выводу, что только покинув лабораторию способен найти то, что ищет. Там, снаружи, а не внутри. – И что это за имя такое? – голос Уцуро вырвал Шоё из задумчивости. – Кажется, так звали старика, который подобрал тебя после неудачного приземления на угнанном челноке? Выражение лица главы Нараку изменилось с самодовольного на хмурое. – Удивлён? Думаешь, я ничего не знаю о том, где ты был и чем занимался? Ошибаешься. Мне известен каждый твой шаг. Ты думал, что сбежал, а на самом деле это я позволил тебе уйти. И до сих пор именно я позволяю тебе жить. Что-то изменилось в Уцуро. Шоё и раньше не ощущал особой любви к себе, но и этой ненависти, окутывающей каждое слово, тоже. Может, зря он так легкомысленно согласился вернуться? – И зачем же я тебе вдруг понадобился? – Поверишь ли? ...решил спасти. – Позволь спросить, от чего? Вопрос был задан не просто так. Умирать Шоё пока не доводилось, и он не знал, чем это может обернуться. Возродит ли его Альтана? Куда денутся его собственные воспоминания и знания? Он охотнее бы поверил, что понадобился для новых экспериментов, чем в то, что его «спасают». Тем более, что спасает его Уцуро. И молчание Уцуро стало ему ответом. Юлить, сочиняя сказки – не в привычках главы Нараку. По крайней мере, раньше такого за ним не наблюдалось. – От губительного самомнения, – наконец, ответил тот. – Или ты думал, что я не замечу, как разбазаривается моя сила? – О чем ты?.. Шоё осёкся и вздохнул. Кажется, сам он, в отличии от Уцуро, дурных привычек таки набрался. Например, прикидываться дурачком. Конечно же, он понял, что речь идёт о крови. – О твоём стремлении спасти всех и каждого. Зачем, спрашивается? Этот допрос, устроенный Уцуро, заставил Шоё растеряться. Он ждал чего угодно: новых экспериментов, заключения под замок, смерти, наконец… но не череды вопросов. Хотя, возможно, это всё ещё впереди. – Разве тебе никто и никогда не был дорог? Зря он спросил. Даже будучи чужими и не такими уж старыми, воспоминания в его голове вспыхнули ярко и болезненно. Но это он их так почувствовал. Что до Уцуро… его лицо окаменело, но голос остался прежним – недовольным и отчитывающим: – Тебе доставляет удовольствие разочаровывать меня? Одного такого вопроса, заданного подобным тоном «ворону», было бы достаточно, чтобы тот залился слезами раскаяния и уже принялся захлебываться извинениями и заверениями, что больше ни за что не подведёт своего владыку. Но Шоё никогда не ощущал, что на него возлагаются какие-то надежды или что ему оказывается доверие, поэтому ни вины, ни раскаяния сейчас не почувствовал. Даже наоборот. – Я просто делаю то, что могу. Что мог бы делать и ты. Для людей. Смешок сорвался с исказившихся губ Уцуро так неожиданно, что Шоё вздрогнул от нехорошего предчувствия. На пол словно плеснули серной кислоты, и комната начала наполняться удушливым, едким дымом нечеловеческой злости. – Для этих неблагодарных и жалких ничтожеств?! Ну, спас ты мальчишку. И что? Как он отблагодарил тебя? Нашёл и доставил ко мне? В первый момент Шоё решил, что Уцуро говорит про Тензо. Но нет. Про Оборо. Давно это было. В отлучку наткнулся на умирающего ребёнка. Не совсем побег, так, немного прогулялся в одиночестве. – Каково это, чувствовать себя преданным, а, «Ёшида Шоё»? Уцуро интонацией выделил имя, как нечто очень забавное, и презрительно хмыкнул. – А может мне всех твоих учеников к себе забрать?.. Или убить? Право, даже не знаю, что же выбрать… Выдержав колющий взгляд, Шоё сделал шаг к столу, явственно чувствуя сопротивление воздуха. Или это его собственное тело отказывалось подчиняться? – Уцуро. Тебе никогда не было особого дела до людей, а с тех пор, как пришли аманто – и вовсе не стало, – ещё один шаг. – Если бы я не знал тебя, я бы подумал, что ты испуган. Когда злится человек, его глаза темнеют, мускулы лица и всего тела мелко подрагивают, а губы искривляются, если тот сдерживает рвущиеся с них проклятия. Уцуро же оценивающе посмотрел на Шоё, не моргая. – Если бы ты только знал, как мне неприятно делать это… Потом вздохнул. И скомандовал: – Войди. Всё-таки ширма за спиной Уцуро скрывала тайный проход, и из-за неё вышел Оборо, а ведь, помнится, он остался за дверью в коридоре. – Кстати, тебя всё же стоит поблагодарить, моя неудачная копия, за то, что привёл этого способного парня. Даже и не знаю, смог бы я спокойно заниматься своими делами, не будь его тут… Раздевайся. К кому обращен приказ? Шоё глянул на Оборо, тот же в свою очередь странно посмотрел на Уцуро. И потянул пояс, развязывая. – Что ты задумал? – Шоё подошёл к столу вплотную. – Что творится в твоей голове, Уцуро? Глава Нараку поднял взгляд. – А ты попробуй догадаться. Именно это Шоё и попытался сделать, но ничего толкового на ум не пришло. А Оборо, уже успевший избавиться от верхней одежды, замедлился, снова глянул на Уцуро. И продолжил. Уцуро же указал Шоё взглядом на седовласого юношу и загадочно улыбнулся. Всё ещё не понимая, что происходит, Шоё опять посмотрел на Оборо. И увидел сильное, пропорционально сложенное тело, покрытое шрамами. Причём такими, что сомневаться не приходилось – обычному человеку хватило бы одной подобной раны, чтобы перестать дышать навечно. Кто-то использовал уникальную живучесть Оборо, полученную от Шоё, на всю катушку. И этим «кем-то» мог быть только Уцуро. – Как думаешь, он счастлив быть спасенным тобой? Шоё отступил. Нет, он не был ошарашен. Или испуган. Просто совсем немного растерялся. Быть принятым в Нараку и пройти жестокие тренировки – обычное дело, но что нужно делать с человеком и как долго, чтобы его тело стало напоминать сшитый из лоскутов мешок? Сшитый мастерски, тонкими бледными шрамами. – Тебе не кажется, что ты должен извиниться? Шоё больше не смотрел на Уцуро. Он продолжал смотреть на Оборо. А Оборо молчал, сцепив руки перед собой, прикрываясь без особого успеха, вытянувшись как тетива и глядя прямо перед собой. Его серые, седые от пережитого, почти такие же вьющиеся, как у Гинтоки, волосы едва касались плеч, а глубоко посаженные глаза прятались в тени. – Мне не за что извиняться. – Тогда просто ублажи его. Без раскаяния. – Что? Шоё показалось, что он ослышался. – Что непонятного? Возьми его член в рот. Отсоси ему. Дай ему кончить. Грубые слова не слетали с губ Уцуро, они скатывались булыжниками, падая и скапливаясь у ног Шоё, а тот впервые в жизни чувствовал себя обескураженным. И очень удивленным. – Зачем тебе это? Тебе? Это? Он правда не понимал. Среди людей есть те, кто находит удовольствие в созерцании разного рода непристойностей. Есть те, кто принимают в них участие сам. Уцуро же в воспоминаниях Шоё никогда ничем подобным не увлекался. Что могло произойти? Или изменилось что-то, что не менялось веками, сколько бы раз Уцуро не умирал? – Мне повторить? – Не утруждайся. Не вижу причин исполнять твоё пожелание. – А тебе нужна причина? Как насчет такой: "я убью его, если ты откажешься"? Шоё оторвал взгляд от Оборо, превратившегося в статую, и покосился на Уцуро. Он не мог сдержать полуулыбки, настолько забавно и немыслимо всё это выглядело и звучало. – Сомневаюсь. Судя по всему, он для тебя слишком ценен. – Незаменимых людей не бывает. Но допустим, – Уцуро ответил в точности такой же полуулыбкой. – Тогда как насчёт твоих новых учеников? Шоё почувствовал, как стекленеют губы. – Ты этого не сделаешь. – Не сделаю. Потому что с этого момента ты будешь делать то, что я велю. Кстати, согласившись вернуться, ты уже сделал это. Просто продолжай в том же духе. – Что же это, Уцуро? Что же тебе на самом деле нужно, раз опускаешься до подобного? – Ты. Уцуро облокотился на стол, подперев подбородок сцепленными руками. – Мне нужен ты. Послушный. А я всегда получаю то, чего желаю. – Ты желаешь меня унизить. Хочешь посмотреть, как выглядит твоё собственное лицо с… с членом во рту? – Поверь, – Уцуро перестал улыбаться, и сейчас его серьёзное выражение глаз показалось до нельзя искренним. – Я правда предпочёл бы обойтись без этого. – Нет. – Да. И мы оба знаем, что ты сделаешь это. Сейчас или позже – выбирай. Показалось, что Уцуро уже мысленно тянется к кнопке, чтобы озвучить приказ. Что катер, забравший Шоё из Тёсю, уже снаряжается, чтобы вернуться и привезти сюда тела. Ещё живые, чтобы их можно было замучить и убить по одному. – Я убью тебя, – вырывается из глубин души. – Маловероятно, – снисходительно прищуривается Уцуро. – И совершенно точно: бессмысленно. И мы оба это знаем. Действительно, Шоё мог бы справиться со всеми воинами на базе, а вот в том, что одолеет Уцуро, совсем не уверен. А если и одолеет, нет преград для Нараку. Как нет пределов жестокости их главы. – Что ты имеешь в виду под послушанием? Хочешь сделать меня членом твоей организации? – чувствуя, что бьётся о каменную стену, Шоё всё же попытался пробить её. – Я не буду убивать людей по приказу. – Тебе не стоит думать о будущем, планировать что-то. Сейчас ты должен делать только то, что я тебе говорю. Откажешься – умрут твои ученики. Те самые, ради которых ты пожертвовал собой, вернувшись. И если ты думаешь, что я этим ограничусь – ошибаешься. В провинции не останется ни одной зелёной травинки, ни одного камня на камне. И каждого жителя я буду приводить сюда и убивать на твоих глазах. Быть может, я заставлю их убивать друг друга. Я пока не знаю. И вдруг Шоё показалось, что Уцуро совсем не против отказа, настолько кровожадно вспыхнули его глаза. Словно уродливая сущность чудовища полезла наружу. – Всё равно… не понимаю… Шаг от стола, второй. Шоё вздохнул и опустился на одно колено перед Оборо. Положил ладонь на его сцепленные руки. Последний раз в голове мелькнула мысль вызвать Уцуро на бой, но тут же представились и последствия: даже если он его убьёт и помешает возрождению, даже если сможет уйти живым и хотя бы относительно целым, что ждёт эту страну? Ведь если кого Тендошу и послушают, так это главу Нараку. Не говоря уже об облечённых властью людях, с которыми тот связан. Поэтому, хоть Уцуро и хищник, чудовище, но он способен как разрушить страну, так и помочь ей встать с колен. Вот если бы удалось как-то занять его место... – У каждого есть право выбора, Оборо, – пробормотал Шоё негромко, ловя убегающий взгляд «ворона». – И для каждого выбора есть свои причины. Прозвучало как извинение или попытка оправдаться. Попытка сохранить хоть немного достоинства. В ответ Оборо расцепил пальцы. И Шоё почувствовал прикосновение горячей плоти к щеке. – Ты только посмотри, – долетел до слуха отстраненный голос Уцуро. – Как спасенный тобой желает тебя. Показалось, что если Шоё сейчас посмотрит на него, то получит намёк, к чему всё это. Но он не смог. Он закрыл глаза. Обхватил приличной толщины ствол, чувствуя, как пульсируют вены под тонкой, натянутой кожей, и открыл рот, пропуская влажную головку между губ. Откуда ни возьмись, в голове зазвучали звонкие голоса его учеников: «Идеальный Шоё», «Идеальный Шоё должен быть идеален во всём». Слыша это, он обычно улыбался, но сейчас захотелось просто сжать зубы. Но Оборо не виноват. Никто не виноват. События просто происходят. Если на что и стоит злиться, то на собственную слабость. Невесомо чужие пальцы прошлись по волосам. Шоё почувствовал горячее желание Оборо прижать его голову к себе, вогнать член глубже. Но юноша колебался. А Шоё двигался почти всем телом, то толкая себя навстречу возбужденной плоти, без перерыва, без вздоха, то отстраняясь почти до конца и давая себе короткую передышку. Он не пытался ласкать член во рту или делать что-то особенное. Он уговаривал себя, что не чувствует унижения. И когда Оборо всё же вцепился в его волосы, прижимая к паху, не давая отстраниться, Шоё оцепенел, чувствуя, пульсацию и изливающуюся глубоко в горло сперму. За спиной раздались шаги. Оборо отпустил его волосы. Шоё провёл тыльной стороной ладони по распухшим губам, сглотнул кисло-горькую слюну и только потом оглянулся. Уцуро застыл огромной статуей безжалостного демона, снова в маске, со сложенными на груди руками. – Отвратительно, – сообщил он, расплетая руки и в свою очередь хватая Шоё за волосы. – Ты отвратителен. Стараясь не морщиться, Шоё дал себя поднять. Облизнул губы. – Не более, чем ты сам. Показалось, что сейчас голова лишится изрядной доли шевелюры, но Уцуро отпустил его, швырнув на пол. Двери распахнулись, вбежавшие «вороны» подхватили Шоё и поставили на ноги. Воздух вновь загустел и Шоё вновь стало очень трудно двигаться самостоятельно. – За решётку его.