Широяша: История Белого Демона

**** На крыше почему-то было душно и пыльно. Он пытался уснуть, но возня и грохот в додзё ниже настойчиво мешали. Кто там? Разве все не должны быть сейчас на лекции? «Бух», «бам», «звяк». Вдруг стало тихо. Гинтоки вздохнул, отогнал насекомое, вздумавшее усесться на нос, и собрался уже вновь нырнуть в объятия сна, как прикосновение внезапно повторилось. Мерзкое и царапающее нервы. Махнул рукой, открывая глаза… и тут же вскочил, ударился головой о низкий потолок клетки, и только после этого рассмотрел плоскую морду, в пасти которой как раз исчез длинный, раздвоенный язык. Жёлтые глаза рептилии из-за решётки смотрели без всякого выражения. – Ну и как, вкусно? – собственный голос дрогнул. Нет, он не испугался, просто охрип со сна. – Выходи-с-с. Клетка оказалась уже открыта. Гинтоки закинул руку за спину, нащупывая за поясом украденный нож… нащупал. Выдохнул. И заявил: – Не хочу. Нижние веки рептилии поднялись, на пару секунд закрыв вертикальный зрачок. Ящерица медленно подалась назад – и Гинтоки едва успел увернуться от копья, пронзившего решётку. Надо сказать, расстояние между прутьями было невелико, только рука пролезет, но ящерица била точно, ни разу даже не задев наконечником железа. После третьего выпада Гинтоки сдался и поднял руки: – Ладно, понял! Выхожу! Стоять в клетке во весь рост он не мог, пришлось согнуться. Только вот пятиться не стал, как некоторые, а покинул клетку головой вперёд. И заметил Такасуги, стоящего лицом к лестнице, а ко всем остальным задом. «Мог бы и разбудить, скотина…» Приближение копья к спине Гинтоки не столько почувствовал, сколько угадал – развернулся, пытаясь схватить древко, но что-то тяжёлое ударило по ногам, потолок рухнул, пол врезался в затылок, и под подбородок клюнул наконечник копья. – Пошутил я, пошутил… – выставив перед собой руки, Гинтоки вытянул шею, стараясь хоть чуть-чуть отодвинуться от острого лезвия. – Вот так и держи, – скомандовал кто-то, загородив свет, и на запястьях защёлкнулись кандалы. Копье отпрянуло. За цепь между кандалами дёрнули, поднимая на ноги, и Гинтоки рассмотрел того умельца, что подстрелил его в лесу. «Мизуки, кажется». – Топай. Толкнули к Такасуги, всё ещё отказывающемуся повернуться, и поравнявшись с ним, Гинтоки понял, в чём дело: под глазом Такасуги наливался здоровенный синяк. Так вот что это был за шум, проникший в сон? – Как спалось? – буркнул тот. И скривившись, шагнул вперёд. Гинтоки тоже ощутил болезненный укол между лопаток и двинулся следом – вверх по лестнице. В душе заскреблось нехорошее предчувствие: неужели сразу заставят драться друг с другом? Не то чтобы он не хотел больше скрещивать с Такасуги оружие, но не на потеху же всяким зелёным рожам! Наверху, у спуска в подпол, их ждал здоровяк – обладатель коллекции ножей, один из которых Гинтоки и позаимствовал утром. И который, кстати, у него до сих пор не отобрали. Прав был Мизуки, против копья ножичек и правда оказался бесполезен. Глянув на двор за спиной здоровяка, Гинтоки прикинул, что мимо этой вряд ли проворной туши вполне можно успеть проскочить раньше, чем догонит копьё. Но если он сейчас сбежит, Такасуги поставят против кого-нибудь ещё… и этот «кто-нибудь» вполне может оказаться бойцом вроде Сакураи, уже не один месяц умудряющемся выживать и не щадящем своих противников. Достаточно вспомнить того раненного пленника, замотанного с ног до головы… И пустые клетки… А ведь тоже, наверное, перед тем, как выйти на арену, болтали о том, о сём. Их уже вели по длинному коридору в другую часть дома, но Гинтоки ещё мысленно был там, у выхода во двор. Внутренний голос убеждал, что он не обязан заботиться о Такасуги, и вообще – что тот отличный боец. И в тоже время Гинтоки не мог отделаться от мысли, что до сих пор этот папенькин сынок вряд ли сталкивался с кем-то, кто хочет его убить, а не просто остановить. Сам Гинтоки узнал, что есть разница, только попав в додзё. Учитель вынудил его задуматься, что именно заставляет людей поднимать оружие против друг друга. «Нет легче противника, чем тот, кто хочет тебя победить. И нет противника сложнее, чем тот, кто хочет тебя убить». А Гинтоки своих врагов привык убивать. Это был единственный способ их остановить, если не удавалось сбежать. Но даже когда стал сильнее, когда перестал убегать – он и не думал оставлять нападавшим жизнь. Быть может, именно поэтому учитель и назвал его «чудовищем»? Чудовище… Гинтоки не знал, не понимал, что в нём не так. Что правильно, а что нет? Там, у тюрьмы, он не почувствовал в противниках жажды крови и впервые осознал, о чём именно говорил Шоё: стражники должны были драться, и они дрались – порой труся, но отчаянно защищая свою жизнь. И Гинтоки попытался остановить их: ранить, но не лишить жизни. И это оказалось достаточно трудно. А простак-здоровяк… когда он утром склонился над Гинтоки, чтобы взвалить на плечо – как же просто оказалось вытащить у него нож из-за пазухи! И точно так же просто его можно было бы и убить этим ножом. Гинтоки покосился на Такасуги, идущего впереди. Этот парень всегда говорил об убийстве легко, но его Шоё почему-то не называл «чудовищем». Зато Шоё иногда называл «чудовищем» себя, хотя Гинтоки ни разу не видел, чтобы тот отнял хоть одну жизнь. Но сейчас Шоё не было рядом, чтобы объяснить. И вообще, что означала его просьба? Пока одного чудовища нет, обо всяких папенькиных сыночках должно заботиться другое? Но Тензо он не уберег – не смог, не успел. «Шоё, это не для меня… я всегда заботился лишь о себе… Ну зачем ты ушёл?» А коридор тем временем всё тянулся и тянулся. Гинтоки почувствовал, что они уже давно вышли за пределы дома, запахло сыростью. Стены, потолок – всё было деревянным, но кое-где между досок просыпался песок. А значит, они всё ещё шли под землей. Поворот. Ещё один. И вот дерево кончилось, а коридор раскрылся в пещеру… но не обычную: вдоль неровных стен, между торчащими сталактитами, стелились провода и уходили в широкую расщелину, однако увидеть, что там, не удалось – копьё подтолкнуло дальше, к широкой корявой двери. За решётчатым отверстием которой царила тьма. Скрипнули несмазанные петли – и их втолкнули внутрь. Потолок вспыхнул, заливая ровным белым светом каменные стены и гладкий пол. И две длинные цепи, прикрепленные к толстым кольям, неизвестной силой вбитых прямо в камень. Замки на этих цепях защёлкнули на их кандалах. Зачем? Как будто отсюда можно куда-то сбежать… – Эй! И это всё? Мизуки, уже закрывающий за собой дверь, обернулся, глянул в противоположенный конец помещения, помедлил… но ничего не ответил и вышел. А на деревянной поверхности захлопнутой двери Гинтоки заметил множество борозд. И пятна крови. Это были следы человеческих ногтей. А вот на полу… Звякнула цепь Такасуги. – Как думаешь, что это за зверь? – Понятия не имею, – пожал Гинтоки плечами, – но когти у него будь здоров. Едва слышное стрекотание наверху заставило задрать голову и уставиться в чёрный зрачок камеры. – Что это? – тоже посмотрел вверх Такасуги. – Механический глаз, – нехотя ответил Гинтоки. – Улыбнись и помаши ручкой. Показалось, или у Такасуги щека дёрнулась? Выражения его лица разглядеть не удалось: он тут же отвернулся и зашагал куда-то, таща за собой цепь, пока она не натянулась – до противоположенного конца арены длины не хватило. – Ты дрался когда-нибудь против зверя? Такасуги не ответил, но постояв немного, двинулся обратно, собирая цепь в кольца. И вдруг дверь по ту сторону арены распахнулась без всякого предупреждения, впустив... большую кошку с лохматой гривой. Прямо огромную. А потом вторую. – Смотри, какие заботливые… Наверное, подумали, что из-за одного мы с тобой подерёмся. Такасуги замер, как истукан, но стоило кошкам двинуться к нему – быстро ожил и попятился. Гинтоки, не будь за его спиной стены, с удовольствием бы сделал бы тоже самое – намерения и вид приближающихся зверей не оставляли никаких сомнений, что те голодны и тратить время на разговоры не намерены. У одного шрам разделил нос на две половинки, у другого отсутствовала часть уха – и это не считая других следов от ран – но звери двигались свободно и смело, как хозяева. Вот они уже пересекли середину арены. Гинтоки прикинул, что если его цепь не отличается по длине от цепи Такасуги, то подпустить противников нужно ближе… Но где-то в животе заныло от этого вынужденного ожидания. И он не выдержал, рванул навстречу врагу. – Этого беру на себя! – крикнул, подпрыгивая в воздух. Вес цепи сделал своё дело: Гинтоки развернуло как раз в нужный момент, чтобы вцепиться в вонючую гриву и набросить кольцо из звеньев на толстую шею… Большая кошка тут же осела, припав на задние лапы, потом дёрнулась вперёд, прогибая спину и стелясь по полу. Огромная голова повернулась, и в пасти животного едва не осталась ступня Гинтоки. Но ему удалось вовремя отклониться назад, натягивая цепь и обхватывая шею зверя ещё и ногами. Та оказалась действительно толстой, он едва сцепил ступни под пастью. И только тогда позволил себе взглянуть в сторону Такасуги. Второй зверь и человек замерли. Причём оба выглядели одинаково удивлёнными. Но человек пришёл в себя первым: Такасуги оказался перед мордой зверя за пару мгновений – и наотмашь ударил цепью, собранной в кольца. Брызнула кровь. В этот момент Гинтоки оказался на полу и был вынужден переключить всё внимание на своего врага – его киса как раз решила покувыркаться: большая кошка завалилась набок, при этом всем весом придавила цепь к его ноге. Воздух выбило из легких, боль помешала вздохнуть. Зверь перевернулся через спину и через Гинтоки на другой бок, и острые когти задней лапы таки достали его. Гинтоки взвыл от боли в ягодице, хотя в голове ещё звенело от встречи с каменным полом – но цепь не отпустил, продолжая душить когтистую заразу. И даже подтянулся выше и со всей силы укусил тварь за нос. Теперь уже взвыл зверь. Он бешено бил хвостом и драл спину Гинтоки, куда доставал, задними лапами, но постепенно слабел, в его пасти хрипело, слюна пенилась, язык выдавливался наружу… но когда показалось, что мохнатый и вонючий противник уже растерял все силы, тот вдруг дёрнулся и забился вновь. Всем телом. Гинтоки начало колотить об пол и сплющивать, словно бумажный фонарик. Руки задрожали от напряжения, а пальцы заскользили по цепи, ставшей скользкой от слюны и крови, текущей из прокушенного чёрного носа. Он уже не чувствовал ничего, кроме пылающей адской болью спины. Но вкус крови ударил в голову, и когда зверь едва не сбросил его, лишь немного съехал вниз, тут же вцепившись зубами в тонкое ухо. Но это был последний рывок животного. Ещё мелко содрогались мышцы под толстой шкурой, но голова его уже безжизненно лежала на полу. Большой и сильный зверь превратился в мешок с костями и мясом, а Гинтоки сплюнул шерсть и попытался выбраться из-под трупа. Вспомнил про Такасуги. Оказалось, тот ещё отбивается от своего зверя… сложенной пополам длинной цепью, прижавшись спиной к самой дальней стене. Едва зверь делал попытку приблизиться – Такасуги бил его цепью наотмашь. Но лишь исхлестал всю его морду до крови. «Ладно… с двумя даже я бы не справился…» Вытащив ногу из-под безжизненной туши, Гинтоки попытался встать, и ему это удалось – значит, ничего не сломано. А вот на спину свою он смотреть побоялся, да и как это сделаешь без зеркала? Разве что глянул на задницу: холщовая ткань крепко пропиталась кровью и повисла лоскутами, кажется, вместе с кожей, да ещё и набилась в глубокие борозды ран… при одном только взгляде на это у Гинтоки закружилась голова. Или она кружится уже давно? Когда снова взглянул на Такасуги, ситуация несколько изменилась. И как только за то время, пока Гинтоки проводил короткий самоосмотр, этот парень умудрился оказаться под хищником? Сунув цепь ему в пасть, он ещё держался, умудряясь, втянув голову в плечи, как-то уворачиваться от бьющих совсем близко когтей, но долго это продолжаться не могло. Гинтоки захромал к сцепившимся, но тут до него долетел придушенный голос: – Не. Смей. Мне. Помогать. – Идиот. Как будто у меня есть на это силы. И всё равно он побрёл вперёд, удерживая себя в вертикальном положении лишь одной мыслью: «падать будет очень больно». Гинтоки видел, как зверь отдёрнул голову. Видел, что Такасуги не успевает снова подставить цепь. Но тот вдруг буквально вбил руку по локоть в раскрытую пасть. А когда зверь отпрянул – обхватил его косматую голову и подпрыгнул. За спиной Такасуги была стена. Оттолкнувшись от неё ногами, он перебросил своё тело через зверя. Послышался хруст. «Ничего себе… это он ему шею сломал, что ли?» Животное вытянулось на каменном полу ещё одной безжизненной тушей. «Шоё, мне кажется, он прекрасно может позаботиться о себе сам… можно я пойду?» Вот только куда? Ноги Гинтоки дрожали, стены странно заваливались… Каждая клеточка тела вопила, что пора упасть и закрыть глаза. Но он стоял. Не мог упасть. Не при этом гаде, сумевшем отделаться почти без единой царапины! Хотя нет. Его одежда была порвана, а руки исчертили следы острых когтей, и даже на лице виднелась парочка – но только и всего. Гинтоки же не чувствовал на себе живого места. Совершенно неожиданно Такасуги оказался рядом. «Неужели я отключился на секунду и пропустил его приближение? Что он там бормочет…» – Эй, ты в порядке? – проникло в уши сквозь настойчивый звон. Отбив протянутую руку, Гинтоки отшатнулся: – Не трогай меня. – Да кому ты нуж- Такасуги перебил скрип открываемой двери. В проёме показались здоровяк и Мизуки. Гинтоки держался, пока кандалы отсоединяли от длинных цепей, держался, пока вели по коридору. Он даже не сразу заметил, что копьё не вонзается в спину, не подгоняет, как по дороге сюда. Он волочил ноги и думал только о следующем шаге. И в клетку вошёл покорно, мечтая лишь об одном – лечь. Лечь и закрыть глаза. Но полежать спокойно не дали: стоило сомкнуть глаза, как в замке его клетки снова заворочался ключ. – Выходи-с-с-с. Доктор пришёл-с-с-с. Шевелиться хотелось меньше всего на свете. – Само заживёт, – процедил Гинтоки сквозь сжатые зубы. – Как обычно. – Вылезай, – вдруг скомандовал до противного властный голос. – Отвянь, Такасуги. – Ну что же, – совсем тихо пробормотал кто-то незнакомый. – Тогда я войду к вам. Разлепив глаза, Гинтоки увидел совсем седого, сухонького старичка. Чем-то он напомнил ему врача, приходившего в школу, когда Тензо был ранен. Только тот был прямой, как трость, а этому старичку даже голову опускать не пришлось, чтобы зайти в клетку: его спина была сгорблена временем или какой-то болезнью. – О, теперь понятно, почему вы не смогли выйти к нам, – зашелестел старичок. Гинтоки хотел возразить, что может двигаться, просто не хочет, но от этого убаюкивающего голоса остро потянуло в сон. На спину, размачивая спёкшуюся кровь, легли влажные тряпки. Гинтоки не почувствовал особой боли, когда их убрали и начали чистить раны. Но вот когда в воздухе запахло чем-то донельзя вонючим, а спину опалило огнём, выбивая воздух из груди, а глаза из орбит, желание спать улетучилось совершенно. – С-старик, – пытаясь отдышаться, Гинтоки обернулся через плечо. – За что ты со мной так? Я не сделал тебе ничего плохого! Острые пальцы вонзились в темечко и развернули голову обратно. – Не двигайтесь, пожалуйста, молодой человек. Спину продолжило жечь, так что Гинтоки совершенно не различал, что старикан делает, и даже пропустил момент, когда тот закончил. Услышал только звук поворачиваемого в замке ключа. – Спасибо, – пробормотал чуть слышно, не поднимая головы. Но кажется, его услышали. – Поправляйтесь, молодой человек. Потом он всё-таки уснул. **** Мизуки вошёл в небольшую круглую комнату. Здесь, как обычно, было темно, только россыпь разноцветных огоньков, словно звёзд на небе, подсказывала, где кончается пол и начинаются стены. У светящегося экрана спиной ко входу сидела лягушка. Большая, в плаще. Но всё же – лягушка. А на краю стола лежал нож. – Ты знаешь, откуда у детёныша взялось оружие? Мизуки подошёл ближе и взял нож в руки. Без сомнения, это был нож Тетсу. – Видимо, детёнышу удалось украсть его у одного из наших людей, – ответил он в тон аманто, почему-то считающего всех, кто младше восемнадцати, детьми. – Приношу свои извинения, что не уследил. – А я уж было подумал… – лягушка развернулась вместе с креслом, выпуская из пасти струю дыма без запаха, – что ты ему сам подсунул. Только вот детёныш не воспользовался им. Оружие нашли на полу без капли крови. – Да, сир, на камерах тоже отчетливо видно, что они оба справились голыми руками. Лягушка раскрыла пасть, и обвитая длинным языком трубка качнулась в воздухе, а потом опустилась на стол. При этом выражение зелёной морды совершенно не изменилось, но аманто махнул перепончатой лапой и отвернулся. – Ладно, иди. Оба детёныша зрителям очень понравились, так что пусть живут. Но смотри: если не уследишь ещё хоть раз, будешь наказан вместе с ними! – Понял, сир. За дверью его встретил Хидео. – Ну что, схлопотал? – Вынужден вас расстроить, Мацумото-сан – меня не наказали. Это же вы нашли его? Мизуки продемонстрировал нож, взятый со стола. – Может быть, я. А может быть, и нет. Оттолкнувшись от стенки, которую подпирал, Хидео возвысился над Мизуки почти на голову. – Если надеешься, что никому не известно о твоих намерениях, то рискуешь очень сильно пострадать. – Совершенно не понимаю, о чем вы, Мацумото-сан.