Широяша: История Белого Демона

Дверь клетки поднялась на петлях и в образовавшуюся щель втиснулся поднос. Вчера на ужин были странные зеленые стручки без вкуса и без запаха, а сегодня, вы только посмотрите, бульон… Шинске уставился на глубокую чашку, в которой плавало сало, потыкал пальцем тёмный ком рядом – тот оказался мягким, но доверия не вызвал. Пришлось украдкой бросить взгляд на Сакураи. Сосед разорвал свой тёмный ком на две половинки, макнул одну в чашку – и рот Шинске наполнился слюной. Бульон оказался совершенно не солёным, но размокший ком сам проскочил в горло, а за ним и вываренное сало. Минуты не прошло, а Шинске уже боролся с желанием вылизать совершенную пустую посудину. Упавшие на поднос крошки он незаметно сгреб в кучку и тоже отправил в рот. Настроение улучшилось, хоть и совсем немного. Взгляд сам собой остановился на Гинтоки, ловящем языком последние капли бульона из перевернутой над головой чашки. Не слишком ли бодро для того, кто ещё вчера был чуть ли не при смерти? А он ещё и волновался о нём. Всю ночь то и дело просыпался, в тусклом свете лучины пытаясь рассмотреть бледное лицо в обрамлении почти белых волос. И несколько раз замечал хвостатый силуэт около клетки, слышал плеск воды… И отгонял черные мысли. Почему-то очень не хотелось проснуться утром и обнаружить соседнюю клетку пустой, как, например, ту, где до их ухода валялся забинтованный с ног до головы парень. Вчера, когда Гинтоки бросился на зверя, Шинске отстал от него всего на полшага. Нет, он не испугался. Просто мысли вдруг загустели, тело отказалось слушаться, без катаны руки показались слишком слабыми, а ноги – бесполезными. Но когда он увидел, как легко и быстро Гинтоки справился со своим зверем, понял, что он направляется к нему на помощь, то очень-очень сильно пожелал провалиться сквозь землю. Ещё никогда в жизни ему не хотелось умереть. Но в тот момент он был близко к тому, чтобы опустить руки. Шинске всегда считал себя если не сильнее, то как минимум не слабее белобрысого! Считал… Рёв, скрежет когтей по каменному полу, вонь клыкастой пасти – всё это заглушило биение собственного сердца. «Нет… Не признаю! Никогда не признаю этого!!!» Он не знал, получится ли. Он никогда этого не делал раньше. Но, обхватив голову зверя, прыгнул, придав себе как можно большее ускорение – и шея хищника не выдержала. Острый клык пропахал борозду от середины ладони до запястья, удлинив линию жизни, и распорол бы руку до кости, если бы не кандалы… Впрочем, шрамы ведь украшают мужчину. Дряхлый старикан обработал рану, но даже спустя сутки Шинске не мог нормально шевелить рукой. А Гинтоки, у которого, по сути, вся спина превратилась в кровавое месиво, уже с утра смог сесть. А сейчас двигался так, словно с момента ранения прошло не меньше недели. – Эй, ты, с хвостом, – вдруг крикнул тот, заставив Шинске вздрогнуть. – Да-да, ты! Ещё не надоело читать? Удивительно, но почти ни на что не обращающая внимания ящерица повернула голову. Если забыть то, что Шинске видел ночью (а, может, и не видел, может, ему приснилось), она реагировала только на условный стук по решетке. После чего либо вела узника в туалет, либо совала ему между прутьев бамбуковую флягу с водой. – Мне нравится твое копьё, – продолжил Гинтоки. В пасти аманто мелькнула розовая лента языка. – Научишь меня с ним обращаться? Ящерица отложила свиток и не спеша подошла к клетке наглого узника, волоча хвост по полу. Присела. И находящийся в легком шоке Шинске вдруг подумал, что этот аманто – женщина. И каким-то образом это объяснило ему странную лояльность пришельца к Гинтоки. – Ты-с-с-с… Дурак-с-с? Очень быстро розовый язык выстрелил сквозь прутья решетки. Гинтоки не отстранился. Не успел или не захотел? Шинске не было видно его лица, но он готов был поклясться, что выражение на нём сейчас самое что ни на есть скучающее. – Никак нет-с-с, – спародировал Гинтоки шипение ящерицы. – Давай. Я же вижу, что тебе скучно. Мне тоже. Так почему бы нам не убить время? – Убить-с-с-с… время-с-с? Ящерица повернула голову в сторону лестницы. – Думаешь, я убегу? Брось. Твоё копье быстрее моих ног. Я пытался, больше не буду. Обещаю. Это было очень странное зрелище: сидящая на корточках, как обычный человек, ящерица, и чуть ли не виляющий невидимым хвостом Гинтоки – вылитый щенок, просящий, чтобы с ним поиграли. – Твой друг очень странный, – пробормотал Сакураи. Шинске не стал с ним спорить. Он уже устал повторять, что «этот» ему не друг. – Он ведь аманто? – А? – на этот раз отреагировал. – Кто? – Гинтоки. Его волосы и глаза странные. Шинске ничего не ответил. Его постиг новый шок – ящерица открыла клетку, и Гинтоки выбрался наружу как ни в чём не бывало. – Он кажется человеком, вроде и ведет себя как мы, – не унимался Сакураи. – Но мне кажется, что с этой ящерицей-переростком у него общего больше, чем с тобой или со мной. «Да нет», – захотелось ответить. – «Просто его воспитала стая диких обезьян». Но Шинске не почувствовал в себе уверенности. Действительно, этот белобрысый парень иногда вёл себя странно, словно недавно попал на Землю, не знал элементарных вещей, и в то же время… был в курсе про «механический глаз». Вот и сейчас, пока воздух резал скрежет отодвигаемых клеток, он стоял на месте, демонстрируя всем желающим повязки на своей спине, и ждал, пока ящерица освободит пространство вокруг. Она была безоружна, но Гинтоки, как и обещал, не пытался ни напасть, ни сбежать. – Как думаешь, что он собирается делать? Ох, если бы Шинске только знал… Он бы многое отдал за возможность хоть раз, хоть краем глаза подсмотреть, что творится в патлатой белобрысой голове. Наконец, ящерица закончила и взялась за оружие, но направилась не к Гинтоки, а в сторону кучи хлама в дальнем конце помещения. Там, среди прочего, валялась покореженная бамбуковая клетка. Обхватив торчащий прут почти человеческими, если не считать зеленого цвета кожи, пальцами, ударила по основанию хвостом и выломала его. Бросила Гинтоки. Тот поймал, взвесил в руке. На взгляд Шинске, оружие ему досталось короткое и легкое, хоть и длиннее катаны раза в два… но копью ящерицы не чета. Однако, жаловаться Гинтоки не стал, перехватил древко двумя руками, отставил левую ногу назад и наклонил голову. Шинске никогда не видел этой стойки, наверное, тот её только что придумал сам. Но ящерица, похоже, приняла эту позу за готовность к началу схватки. Она отвела в сторону руку с копьём, так что половина его длины ушла за спину, и пошла на Гинтоки. На это было больно смотреть. Шинске учили обращаться с копьём, это входило в стандартную программу подготовки, но он никогда не интересовался этим оружием простолюдинов. Хотя ему приходилось несколько раз видеть в деле мастеров со-дзюцу. И ни один из них не демонстрировал ни такой скорости, ни такой виртуозности. Возможно, дело было в особом строении тела аманто, к тому же ящерица вовсю использовала свой хвост – но что бы Гинтоки не делал, он всякий раз оказывался повержен на спину. И земляной пол уже покраснел от вновь открывшихся ран, но он всё продолжал падать и вставать, падать и вставать. С завидным упорством. – У него точно всё с головой в порядке? – напомнил о себе Сакураи. Шинске лишь на миг оторвал взгляд от избиения, однако этого хватило, чтобы успеть заметить нехороший блеск в глазах соседа. Жалел ли сейчас Сакураи Гинтоки? Или хотел оказаться на месте ящерицы? Шинске даже предположить не мог. У него же самого в голове крутилась только одна мысль – этот придурок явно чего-то добивается, но таким темпами он отдаст концы раньше, чем достигнет цели, какой бы она ни была. Вот. Снова плюхнулся на спину. Шинске едва поборол желание отвернуться. И голос, раздавшийся совсем близко, застал его врасплох. – И чем же это вы занимаетесь, позвольте узнать? Ящерица резво отпрыгнула от лежащего Гинтоки, подобралась… но быстро расслабилась, выпрямилась и убрала копье за спину. Подняла голову. Она была очень высокой, но перешагнувший Гинтоки и подошедший к ней мужчина оказался ещё выше. – Кажется, я задал вопрос. – Не с-с-суй с-с-свой нос-с-с, человек-с-с-с… – О, извини, Сьюзи, – совсем не извиняющимся тоном протянул Хидео. – Но ты понимаешь, что калечишь драгоценный товар? Хочешь, чтобы хозяин узнал? Ящерица задрала голову ещё выше. – Детёныш-с-с сам попросил-с-с… научить-с-с! Она неровно дышала. Копье двигалось за спиной, словно ящерица раздумывала, не пустить ли его в ход снова. Но Хидео уже потерял к ней интерес и оглянулся на Гинтоки. – И почему каждый раз, когда я тебя вижу, ты в отрубе, а? Вытащив из подмышки ком тряпья, бросил на лежащего сверху. – В клетку его. И направился к выходу. Но недалеко от Шинске он неожиданно остановился, сделал шаг в сторону и резко присел, уставившись на Сакураи. – О... ты ещё жив, молодой господин? – Ты… – прошипел Сакураи, мало чем уступая ящерице, и бросился к решетке. Хидео ударил его по руке, целящейся ему в глаза. – Ну-ну… тише. А то, кто знает, доживешь ты до выкупа или нет? – Скотина! Предатель! Наверняка отец уже не раз и не два заплатил тебе! Сейчас же выпусти меня! – Пф! – Хидео рассмеялся. – Как будто мне нужны его деньги! Вот твоя дражайшая матушка – другое дело. Но, видно, ей до тебя нет никакого дела, раз до сих пор продолжает мне отказывать. – Подлец! Грязный сукин сын! Пес смердящий! – А вы, молодой господин, пополнили словарный запас… Поздравляю, – Хидео встал, одёрнул полы кимоно. – Я бы порадовал вас своим присутствием подольше, но… увы, дела. – Сдохни! И больше не смей, мерзкий предатель, показываться мне на глаза! Уже лестница перестала скрипеть, и опустилась крышка входа в подпол, ящерица затащила Гинтоки в клетку, а Сакураи, сжавшись и поджав колени к животу, всё продолжал и продолжал бормотать ругательства. Потом пришёл старикан-врач. Сменив повязки на спине Гинтоки, он обошёл всех пленников по кругу. Вернувшаяся к чтению ящерица приглушила свет. А Шинске всё не решался начать разговор. С одной стороны, отношения узника и главаря похитителей его заинтересовали. С другой, интерес свой он показывать не желал. Положение спас очнувшийся Гинтоки: – Он твой бывший слуга? – прилетело из его клетки. Похоже, сознание он не терял и всё прекрасно слышал. – Хиде – предатель, – буркнул в ответ Сакураи. – И… козёл. То, что он сделал… Эта тварь… Я убью его собственными руками, когда выберусь отсюда. – И что он сделал? – Он… меня… Сакураи замолчал. Завозился, стягивая юкату с плеча. – Стоп-стоп, притормози, – зачастил Гинтоки. Лежа на животе, он попытался привстать и отвернуться. – Так бы и сказал, что этот извращенец тебя домогался. Обнажаться совершенно не обязательно! – Что? – совершенно искренне удивился Сакураи. – А что? Нет? Что он тогда сделал? – Он меня ударил! Сакураи таки оголил плечо и отвернулся, показывая шрам в виде угла. – Чем это? – Кочергой! – взвился Сакураи. – Раскалённой кочергой! Меня! Потомственного самурая!.. Рыжие волосы, собранные в высокий хвост, растрепались. Переведя взгляд с Гинтоки на Шинске, он продолжил, но уже не так уверенно: – Этот простолюдин! При всех!.. Прямо посреди улицы!.. Ударил!.. Меня, своего хозяина… Замолк. – За что? – флегматично поинтересовался Гинтоки. – Какая… Какая разница?.. Вы что, действительно не понимаете? Даже вы, Такасуги-доно?.. – Что значит «даже»? – теперь взвился уже Гинтоки, но Сакураи на него внимания не обратил, а Шинске отвёл взгляд. Ему было что сказать этому «хозяину», только не при Гинтоки. Но… – Нет. Не понимаю. Я отказался от семьи и от статуса. Спрашиваешь, какая разница?.. Сакураи, посмотри на себя. Ты сидишь в этой клетке уже два месяца. И надеешься на то, что тебя спасут. Но вместо того, чтобы искать выход, ты проклинаешь бывшего слугу за то, что он посмел ударить тебя!.. Выдохнул. Вообще, какое ему дело до этого избалованного отпрыска самурайского рода? На короткое время в подполе воцарилась тишина, стих даже шелест свитка. Но вот Сакураи скрипнул зубами. – Тому, у кого никогда не было чести, не понять этого… – процедил зло, явно намереваясь поставить в этом разговоре точку. Но не выдержал, слова вновь полились из него нескончаемым потоком: – Я не ищу выход? Думаешь, мне нравится сидеть в этой клетке? Но что я, черт побери, могу сделать?! Я… я не знаю, что с моим отцом. С моей матерью. Я не знаю, что этот предатель сделал с моей семьей… Чёрт… чёрт-чёрт-чёрт! Я не видел отца несколько лет, но знаю, что он служит в Эдо. Незадолго до того, как этот паршивый пес предал нас, пришло какое-то письмо. Я подслушал их разговор. Хиде умолял мою мать не ехать в столицу. Угрожал. Просил остаться с ним. Признавался в любви… Как он мог? Делать столь недостойные предложения моей матери?! Выкрикнув последнее, Сакураи замолчал и вытянулся на соломе, спиной ко всем и глубоко вздохнул. На этот раз Шинске не придумал, что ему ответить, а Гинтоки… Гинтоки уставился куда-то в пустоту. И больше они эту тему не поднимали. На следующий день Гинтоки опять каким-то непостижимым образом уломал ящерицу выпустить его из клетки. И обнаружил, что юката, которую принес ему Хидео, такая длинная, что волочится по полу. Собрав ткань на поясе, он подвязал ее тонким ремешком, выпрошенным у странной ящерицы, и вчерашняя тренировка-избиение продолжилась. Но держался он уже лучше. Дольше стоял на ногах. Быстрее реагировал. Глядя на то, как песок летит из-под ног этих двоих, Шинске чувствовал нетерпение и напряжение во всём теле. Ему осточертело сидеть в клетке, согнувшись в три погибели, даже точно не зная, день сейчас там, снаружи, или ночь. Осточертели собственные мысли, от которых некуда было деться. Мысли о том, что кто-то придёт и спасёт их. О том, что, возможно, они с Гинтоки заслужили всё это. А к вечеру третьего дня Шинске понял, что хочет выйти на арену. И всё равно, против кого ему придётся драться – против Гинтоки, зверя или даже самого себя. Но Мизуки и ящерица увели троих, занимавших клетки у противоположенной стены. Вернулись только двое. На следующий день – один. Зато на пятый Мизуки отпер клетку сразу и Шинске, и Гинтоки. – Пора вам на сцену. Постарайтесь не облажаться. Разогнув спину, Шинске едва не взвыл – тело затекло, мышцы одеревенели… Смерив его взглядом, Мизуки вздохнул. И когда они поднялись на первый этаж, вытолкнул наружу, во двор. Гинтоки тут же с самым независимым видом направился к забору. Шинске оглянулся – ни ящерица, ни человек не двинулись с места. Очень скоро стало ясно – почему. Гинтоки дошёл до забора, пнул его и тут же отскочил, словно ужаленный. Ящерица за спиной Шинске рассмеялась тихим, тонким, вибрирующим смехом. – Очень смешно, – пробурчал Гинтоки. – Больно, между прочим. Им дали размяться на свежем воздухе, а потом снова повели длинным коридором вглубь пещеры. И снова копьё кололо между лопаток, зачем-то подгоняя. Когда деревянный пол кончился и начался каменный, Шинске услышал голоса – они доносились из расщелины, в которую тянулись толстые провода. Копьё подтолкнуло в ту же сторону. И очень скоро обнаружилось, что никакая это не расщелина, а вход в огромную пещеру с ровным круглым углублением в центре и окружающими его зрительскими рядами, сейчас почти пустыми. Лишь кое-где сидели те, кого невозможно было спутать с человеком – аманто. – И правда, – выдохнул Гинтоки. – Большая сцена. Кандалы с них сняли. Не дожидаясь укола копья, Гинтоки сбежал вниз, спрыгнул на залитую ярким светом арену. А Шинске не спеша двинулся за ним, вслушиваясь в громкий голос, произносящий какую-то торжественную, если судить по интонациям, но совершенно непонятную речь на незнакомом языке. Потом на арену выпустили их соперников. Это были не звери. И не люди. Это были аманто. *** Если вдруг вы не знаете, то в Японии очень долгое время не знали о хлебе. И даже когда в некоторых городах открылись пекарни, особой популярности хлеб не набрал. Копье никогда не было статусным оружием, им могли владеть и рядовые пехотинцы, и синтоистские священники. И кто угодно еще. Со-дзюцу — искусство боя на копьях, которое входило в обязательную программу общей подготовки самурая, наравне с рукопашным боем, фехтованием на мечах, стихосложением, изучением придворного этикета и церемониалов.