Широяша: История Белого Демона

Совершенно неожиданно ноги касаются дна. Глаза открываются. И Гинтоки видит свечение – тусклое, нереальное, с трудом пробивающееся сквозь разросшиеся до гигантских размеров водоросли и мутную, густую как кисель, воду. И скользнувшую между толстых и широких стеблей тёмную чёрную ленту. Мимолетное желание подобраться к свечению поближе тут же испаряется – Гинтоки вспоминает, что ему срочно нужно наверх. За воздухом. И, отталкиваясь от дна, работает ногами, проталкивая тело сквозь кашу из водорослей. Но сползшие повязки наливаются пудовой тяжестью и вместе с оружием тянут вниз. И вдруг нечто холодное и скользкое обвивает лодыжку. И дёргает. «Что бы я ещё хоть раз!..» Удар дна по спине выбивает из легких остатки воздуха. Пальцы не слушаются – словно чужие, по чьей-то прихоти просто пришитые к телу – и лезвие меча выползает из ножен ужасно медленно. А длинное и сильное змеиное тело уже обвивает и сдавливает рёбра. Воздуха! Грудь разрывает изнутри, а из-за поднявшегося ила не видно ни черта! Чешуйчатая кожа царапает подбородок – и Гинтоки вонзает зубы в жёсткое, упругое тело. Рёбра и руки тут же сжимает с такой силой, что кости хрустят. В горло бьёт горечь. Змеиная кровь. Только захлебнуться в ней и не хватало! Челюсти смыкаются – и вот во рту уже здоровенный кусок мяса. И тут же давление чешуйчатого капкана исчезает. Оттолкнувшись ото дна, Гинтоки замечает скрутившийся в петли силуэт на фоне свечения, но ему не до рассматривания змеи-переростка – кружится голова, тело тяжёлое, а наверху чернота… Неужели он так глубоко?! Однако, неожиданно густой кисель совсем не озёрной воды расступается и воздух врывается в лёгкие. Смахнув с лица водоросли и ряску, на фоне сверкающего звёздного неба Гинтоки почему-то видит стремительно приближающийся силуэт. «Нет-нет-не-е-ет!..» Удар деревянной подошвы по лбу особенно болезненнен, а хуже всего – вокруг опять густой мутный кисель, а кусок мяса забился в глотку. А перед самым носом – босая ступня. Схватив её и дёрнув вниз, Гинтоки снова выталкивает себя на поверхность. Почти тут же рядом всплывает ещё одна голова. – Такасуги? Какого… кха… черта? – А ты думал, я там останусь?!. – В другое… кха… место… не судьба?! Отблеск. "Бульк" и шипение. Совсем рядом. Горящие стрелы? Третий раз вода смыкается над головой. Руки разгребают, расталкивают месиво из водорослей – уже почти послушные, но странно слабые… но как же здорово, всё-таки, вновь чувствовать их частью собственного тела! Тусклое сияние, идущее издалека со дна, цепляет взгляд и так и норовит замедлить движения. Кажется, что там, дальше, вода чище, хотя растительности и не меньше. Она тянется со дна к поверхности и стелется по ней – поэтому здесь, внизу, светлее, чем там, наверху. Взбиваемые ногами Такасуги потоки воды успокаиваются, он всё дальше, а Гинтоки уговаривает себя двигаться быстрее. К тому же от нехватки кислорода снова начинает кружиться голова. Но куда плыть? За Такасуги? Откуда тот вообще знает, где верное направление? Но не может же озеро быть безразмерным? Подозрительное шевеление теней по дну заставляет невольно поджать ноги. Рывок вверх, глоток воздуха и снова вниз, на прохладную глубину. Дно всё дальше. А свечение – всё больше сбоку. Это ведь и есть корабль?.. Плечи начинают костенеть. Всё труднее заставлять руки расталкивать холодную воду и водоросли. Вокруг почти полная тишина и даже дна почти не видно – одна зелёно-коричневая муть. Такасуги… Да, где Такасуги? Вероятно, там, где муть особенно густая и дрейфуют обрывки водорослей. Всплытие, глоток воздуха. Далёкий берег – обрыв, там ещё толпятся люди, а вот с другой стороны – тьма. Над головой больше не видно звёзд. Лишь редкий проблеск сквозь густую раскидистую крону. Странно, если это дерево такое огромное, они должны были заметить его ещё подъезжая к деревне. Не слышно ни звука, не видно движения. Их не ждут? Тихий плеск в темноте. То ли Такасуги тоже для нормальной жизнедеятельности требуется время от времени глоток свежего воздуха… То ли зверюшка какая. – Эй… это ты? Тишина. – Я. Издалека. Вот ведь. Приходится заработать руками и ногами в повышенном темпе. Плыть по поверхности получается хуже, чем под водой – зелень тут гуще, стелется одеялом. Но глаза уже начинают различать очертания берега и поднимающейся на его фоне фигуры. Ноги задевают дно. Выходить из воды тяжело, одежда облепляет тело. Вытащив меч из ножен, Гинтоки выливает из них кисель с кашей из мелких водорослей и, увязая по щиколотку в песке, бредёт к Такасуги. Плечи ломит. Но это приятная боль. И приятная усталость. Настроение приподнятое, не смотря на ситуацию. Хотя… нормальная ситуация. Только Кацуру ещё забрать – и можно возвращаться в город, ждать возвращения шпионов. Камни, ветки попадают под ступни, напоминая времена, когда приходилось обходиться без обуви вообще, так что потеря гета расстраивает не особенно. Посмотреть бы на Такасуги, как он пойдёт босиком, пытаясь не потерять достоинства! Только что-то тот как-то странно застыл на месте. Хоть бы обернулся. Одну руку зачем-то отвёл в сторону и растопырил пальцы, словно… словно говоря: «Не приближайся!» Первый порыв – шаг назад. И почти тут же резкий окрик: – Стой! Женский. Вон от тех кустов и вон того дерева. – Анзу? – узнать её легко. – Давно не виделись. Как там Шо? Хруст веток. И вот девушка медленно покидает своё укрытия, не опуская наложенной на тетиву стрелы. Кажется, такое уже было..? – Н-не смейте даже спрашивать о нём! – в отличии от рук, голос её дрожит. – Это в-вы во всём виноваты! Между Гинтоки и Такасуги шагов пять, а между ним и Анзу ещё с десяток. В принципе, вряд ли она сможет в кого-то из них попасть на этом открытом пространстве, если они резко бросятся в разные стороны. – Он умер? – мда, Такасуги умеет задавать вопросы. – А как же это ваше хваленое озеро с живой водой? Лук в руках Анзу дёргается. – Всё вы! Если бы не вы!.. – Его не хотят лечить? – озвучивает Гинтоки мелькнувшую догадку. – Из-за нас? – Я должна искупить вину! И тогда мне позволят… Кажется, он угадал. В принципе, чего и стоило ожидать от этой стаи обезьян, обезумевших от страха. Такасуги оборачивается. Мокрые волосы облепили лицо, но по нему не так сложно прочитать его намерения. Гинтоки качает головой. Наверное, пару лет назад и задумываться бы об этом не стал, но сегодня и сейчас ему не хочется убивать. К тому же… если бы она действительно хотела что-то сделать, давно бы попыталась нашпиговать стрелами. Но рука Такасуги уже лежит на рукояти катаны. Всего несколько секунд – и никакая сноровка не поможет Анзу избежать смертельного удара. Этот десяток шагов между ними – вовсе не расстояние. И да, Такасуги прав, медлить опасно, и пусть у них теперь две пары рабочих рук – противников будет много. И не все из них крестьяне с мотыгами. – На твоём месте… Кончик лезвия меча ложится Анзу на плечо. И за её спиной возникает едва различимая в темноте фигура с забранными в высокий хвост волосами. – … я бы воспользовался суматохой и оттащил Шо к озеру сам. – Да что вы понимаете?! – ... а потом, – жестко продолжает Кацура, выходя из-за спины, но продолжая держать катану, приставленной к её горлу, – покинул бы эту чёртову деревню. Навсегда. Стрела ещё какое-то время смотрит в грудь Такасуги. Потом руки девушки медленно опускаются. Отобрав у неё лук, Кацура делает шаг в сторону и убирает катану. – Понимаю, вам всем кажется, что в деревне безопасно, никакая рана не страшна и даже, похоже, старость. Но что вам действительно нужно – так это бежать отсюда подальше. – З-зура, – Гинтоки и не заметил, как успел замёрзнуть, да так, что зуб на зуб не хочет попадать. – Ты пришёл поболтать? – Не Зура! Кацура! И да, к сожалению, в доме не осталось ни души. Зато получилось проследить вот за этой особой. – Ксо… – Такасуги смотрит не на Кацуру и не на девушку, а в сторону. И делает шаг назад, к воде. – Не успели. Гинтоки тоже замечает огоньки, приближающиеся вдоль берега. Но в отличии от Такасуги, в воду ему больше не хочется. От слова «совсем». И взгляд его устремляется за спину Анзу. Даже если представить, что высокий крепкий забор опоясывает всю деревню, сейчас для их троицы перебраться через него – как три раза плюнуть. – За мной! Кусты вгрызаются в хакама, ткань рвётся на лоскуты, в босую ступню тут же втыкается острая ветка, но слева и справа раздается треск – а, значит, только вперёд. Анзу остаётся позади, вместе со странными волнениями по поводу неё и её друга. В общем-то этот Шо не такой уж и плохой парень, да и девушка ни в чём не виновата, но Кацура уже сказал ей всё, что нужно. Дальше пусть решает сама. Глаза уже совсем привыкли к темноте, и хоть сквозь густые тесные кроны не проникает даже свет луны, очертания кустов и деревьев можно разглядеть. Пусть и не сразу, а только когда они выныривают неожиданно прямо перед носом, но этого достаточно, чтобы свернуть или перепрыгнуть препятствие. Гинтоки давно не бегал босиком – поэтому сейчас ему кажется, что под ногами нет ничего, кроме острых камней. Треск с одной от него стороны почти не отстаёт, а вот с другой… оказывается всё дальше позади. Такасуги. Остановившись, Гинтоки оглядывается. В принципе, они уже порядочно углубились в лес, так что вряд ли их быстро нагонят. Можно и подождать отставшего. – Ты!.. – негромкий, но злобный запыхавшийся голос. – Бежать!.. Да как тебе в голову… О, нет, неужели опять что-то про самурайские заморочки?.. – А что, где-то в кодексе чести сказано, что лучше порубить кучу народу и рискнуть жизнью, чем воспользоваться простым путём отхода? Вместо ответа Такасуги толкает его плечом и вламывается в кусты следом за Кацурой. Гинтоки пожимает плечами. Забор вырастает перед ними неожиданно. Точнее, сначала они видят стену лунного света, а потом оказываются на небольшом открытом пространстве. Усеянном пнями. Так что вариант: «залезть на дерево и перемахнуть через забор» отпадает сам собой. Такасуги обнажает катану и бьёт наотмашь. В толстом бревне остаётся светлая царапина. И только. Зато Такасуги морщась двигает плечом – значит, отдача не слабая. Кацура запрокидывает голову. Потом смотрит на Гинтоки. – Ты самый тяжелый. Такасуги встанет тебе на плечи, а я – на него. Почему-то это кажется «так себе» идеей. Но Гинтоки молча подходит к забору, упирается в него руками и опускается на корточки. Такасуги сопит и бормочет что-то себе под нос, но его босая нога уже давит на плечо, а вот и вторая. Затем наверх начинает взбираться Кацура. А он и не думал, что они такие непреподъёмные… Колени трещат. Плечи вот-вот проломятся. – Поднимай. Сжав зубы, Гинтоки пытается выпрямить ноги. Рывком не получается. Но если сначала одну, потом, перенеся на неё весь, вторую… А не так уж и тяжело, как казалось. – Ещё! – Мне подпрыгнуть?! Зря он это сказал. Потому что тяжесть на плечах на мгновение становится меньше, чтобы вдруг обрушиться снова – чуть ли не в троекратном размере. Гинтоки буквально отталкивает от забора и заваливает назад. – Пада… Земля бьёт в спину, позади слышатся шипение и ругань. – … Упали. Гинтоки встаёт, осматривает поверженных товарищей и вновь вскидывает голову наверх. Высоко. И ни сучка, чтобы зацепиться. – Гин-то-ки!.. Поднимаясь с земли, Такасуги стискивает рукоять катаны и начинает надвигаться на него с самым угрожающим видом. – А что я? Это всё потому, что ты коротышка! – Вы, оба. Прекратите. Кацура трёт затылок и всё ещё сидит на земле. Такасуги оглядывается на него – и взгляд его не менее раздражен. Он и на него за что-то злится? Неужели за то, что тот командует? Ну, так Кацура всегда подавал неплохие идеи… которые, правда, редко срабатывали… – Придётся идти вдоль. Если он такой высокий везде – то до ворот. А вот как-раз и ещё одна. Гинтоки тоже об этом подумал. Только вот их там наверняка будут ждать. – Ну, так пошли! На этот раз впереди топает Такасуги, за ним Кацура. Гинтоки бредёт чуть позади. Вырубленное пространство у забора становится то уже, то шире, доносится отдалённое кваканье лягушек – с залитых водой полей, одежда почти не сохнет и прохладный воздух кажется просто ледяным. А звёзды уже начинают тускнеть – близится рассвет. Время от времени в отдалении за спиной слышатся шорохи. Гинтоки смотрит на болтающийся за плечами Кацуры мешок и прицепленный к нему лук. И молчит. А Такасуги идёт, не убирая руки с катаны. – Может, – вдруг нарушает тишину Кацура, – попробуем сначала поговорить? Такасуги останавливается и оглядывается. – Ты ведь понимаешь, что они уже не раз пытались нас убить? – Понимаю. Кацура проходит мимо него и Такасуги переводит взгляд на Гинтоки. Гинтоки пожимает плечами. И идёт следом за Кацурой. Но уже через несколько шагов останавливается, потому что там, дальше, наскучившее уже однообразие чередующихся бревен, наконец-то, переходит в ворота. И эти ворота почему-то пусты. – И как это понимать? На вопрос Гинтоки никто не отвечает. Как никто и не останавливает его, когда он обходит настороженно застывшего на месте Кацуру и идёт к запертым на огромный засов тяжелым створкам. Но тихий, едва слышный вздох заставляет резко обернуться. И увидеть Анзу, всё же решившуюся выбраться из кустов. И уже почти обнажившего катану Такасуги. Но поражает не это. Отсюда, от ворот, открывается вид на всю деревню, небо уже серое, и на его фоне отчётливо видно зависший в воздухе корабль. Он далеко. Кажется, озеро как раз в той стороне. И, если присмотреться, можно рассмотреть ещё один – прямо под ним. Приземлившийся и чернеющий плоским холмом. Крики? Кажется, или вон там мельтешат мелкие фигурки, сцепившиеся в схватке? – Вот почему вам всем уже давно надо было свалить отсюда подальше. На его слова Анзу вздрагивает и резко оборачивается. Капли слетевших слёз на миг повисают в воздухе. – Бежать? Почему?! Это… – девушка вскидывает руку, обводя ею сразу всю деревню. – Это моя семья! Это наша земля! Почему мы должны бежать только потому, что кто-то уронил на нас эту большую штуку?! Гинтоки качает головой. – Вы! Вы носите эти длинные мечи и зовёте себя самураями! Гордитесь своим кодексом чести!.. Вы… вы правда думаете, что она есть только у вас?! Кацура сдвигается с места. На его сосредоточенном лице сложно прочесть, о чём он сейчас думает. Но вот действия говорят сами за себя – он протягивает девушке лук. А потом обнажает катану. Анзу смотрит на него пару мгновений, а потом резко разворачивается и бежит, исчезает за дальним поворотом. Крики становятся всё громче. Гинтоки хватается за уступ у ворот и поднимается выше. Аманто. Их немного – не больше сотни. В паре мест ещё идёт бой, но куда ни посмотри – видно лишь убегающих людей и преследующих их серые плащи. Смерть растекается по деревне. Неумолимая. И безжалостная. Кацура смотрит на него снизу-вверх – твёрдо и вопросительно. Гинтоки бросает взгляд на хмурящего брови Такасуги и возвращает обратно. Вздыхает. – У нас хоть план есть? – Сакамото-сан рассказал мне, как можно взорвать сердце этих летающих кораблей. – Для этого сначала до них надо добраться… Хотя бы до одного. – Доберёмся, – перебивает Гинтоки Такасуги. – Обязательно. В его голосе решимость. И предвкушение. Что-то подсказывает Гинтоки, что дело вовсе не в желании спасти людей. А в желании покромсать пришельцев. Но какой бы ни была причина Такасуги, сам Гинтоки не испытывает ни ненависти к аманто, ни жалости к крестьянам. В конце концов, он не видел ничего хорошего ни от тех ни от других, а то, что происходит прямо перед его глазами сейчас – всего лишь пожирание сильным слабого. «Закон природы». Но почему-то оставаться на месте и просто наблюдать, как людей забивают как скотину… Шоё бы точно не стал. И вот он уже несётся по виляющим улочкам, щедро даря смерть зеленокожим, размахивающим широкими мечами – и явственно понимает, чувствует, что оставаться в стороне больше не выйдет. Если он, конечно, всё ещё хочет быть человеком. *** – Как же удачно, что мне пришло в голову объединиться с вами. В конце концов, это же пиратский корабль – ничего удивительного, что на нём до сих пор работает система маскировки и защиты от сканирования. Но как вам удалось определить его точное местонахождение? На большом широком экране десятки движущихся картинок. Тензо не впервые в рубке, ему уже знакомы названия некоторых вещей, например, «экран» и «рубка». Но он не до конца понимает, зачем он здесь. Половину экрана занимает изображение зеленокожего аманто с длинными и белыми волосами. Это какой-то важный начальник с другого корабля. И он говорит с Уцуро. – Всего лишь решил проследить за парочкой сбежавших от вас крыс, Ваша Светлость. Лицо Уцуро скрыто маской, а в голосе – притворная учтивость, но Тензо знает, что глава Нараку не испытывает к аманто ничего, кроме презрения. Это сложно объяснить, но он слышит. Не мысли, но отзвуки. Редко, очень редко спокойствие Уцуро нарушается – и тогда эхо его эмоций проникает в Тензо, отзывается в нём. Впитывается. – Однако, граф. Вы же понимаете, что я служу Небесам? – Что это значит? В голосе зеленого аманто на экране паника. А Уцуро, стоящий рядом с Тензо, поднимает руку – и это сигнал для одного из сидящих перед мониторами людей. Десятки изображений сливаются в одно, и становится виден крупный план корабля, приземлившегося на остров посреди озера. Потом камера отдаляется. И Тензо замечает… Гинтоки? А с ним и Такасуги?! И Кацура?.. Они посреди поля, ещё довольно далеко от корабля, но несколько пришельцев на их пути – это последнее препятствие, уже сметаемое с оглушительной скоростью. – О! А вот и они. Тензо вздрагивает, он и не заметил, как Уцуро наклонился к нему так близко, что сквозь прорезь в маске до шеи долетает его дыхание. – Как думаешь, Шоё сильно расстроится, если мы сейчас прихлопнем последних его учеников? Шоё… Уцуро искренне ненавидит его. И эта ненависть пробирает до костей. – Ну, что?.. Как думаешь? – Уцуро! – врывается в уши вопль с монитора. – Ответь, что ты задумал!!! Дыхание перестает щекотать шею. Щелчок пальцами. И тишина. Видно только как беззвучно движутся на экране тонкие зеленые губы пришельца. – Небесам известно, что это за корабль, – скучным голосом поясняет Уцуро. – Ведь это именно на нём без разрешения проводились эксперименты по изучению местной альтаны и её слияния с живыми существами? Шестнадцать лет назад при попытке уйти от преследования он потерпел крушение… И всё это время связанные с тем экспериментом преступники не оставляли попыток найти его. Но знаете, что мне интересно, Ваша Светлость? Почему вы решили, что несколько одаренных в бою детишек помогут вам в поисках? Быть может, кто-то из подопытных выжил?.. Зеленокожий на экране замирает с открытым ртом. Кажется, Уцуро ждёт его ответа. Но вот голова в маске кивает – и изображение озера вдруг вздрагивает. Остров и корабль на нём просто проседают, а вода огромными волнами вспучивается у берегов. Взрыв. На побелевшем экране проступает изображение огромной воронки там, где всего секунду назад находилось зелёное круглое озеро. И спешно удаляющийся, едва успевший взлететь корабль зеленокожего. – Настройте мастер-ключ. И отправьте сигнал на самоуничтожение и им тоже. Но Тензо смотрит не на корабль, который скоро тоже превратится лишь в груду металла, а на трупы, усеявшие то, что раньше было деревней. Обгоревшие дома, высохшие поля… но вот куча сваленных друг на друга тел вдруг вздрагивает, шевелится. И, отбросив от себя труп аманто в обгоревшем плаще, поднимается с колен Гинтоки. И смотрит прямо на него. Светлые волосы длиннее, чем при их последней встрече, взгляд жёстче, сложно поверить, что это и есть тот самый ленивый ученик Шоё-сенсея. – Живучий дьяволёнок… – одобрительно журчит голос Уцуро, почти знакомый, почти любимый. – Это и есть твой враг, Тензо?.. Не переживай. Скоро ты встретишься с ним.