Широяша: История Белого Демона

*** Внезапное пробуждение едва не заставляет свалиться прямо на голову женщины, что-то тихо напевающей себе нос. Но в живот врезается перекрученный пояс – и Саку вспоминает, что привязал себя им к перекладине. Пение смолкает, а тонкое повизгивание новорождённых поросят становится чуть громче, но Саку продолжает лежать, не смея ни вдохнуть, ни выдохнуть… пока шуршание и плеск где-то там, внизу, не возобновляются снова. И вдруг вспоминает, где видел того мужика в толпе, который показался знакомым. Это же его первый клиент! Ему ещё нужна была бумага-расписка, мол «содержимое бочек куплено по заказу главы деревни и будет использовано для расширения полей». Саку тогда ещё подумал, что в бочках какое-то опасное вещество, раз стража собирает такие расписки. И что же теперь? Вчера, после того, как девушка-глава деревни согласилась отвести Гинтоки к какому-то Дзюго, а большая часть собравшихся в сарае разошлась, гудзи ненадолго остановился около этого крестьянина и, похоже, сказал ему что-то – Саку не расслышал что именно, но похоже, жители деревни решили избавить Гинтоки от земных забот. «Демон, нэ?..» Прошло два или три часа, женщина ушла, скотина успокоилась, а Саку, лишь ненадолго слезший с перекладины по естественной нужде, вновь забрался обратно и продолжает лежать до сих пор, прислушиваясь к шелесту дождя и раздумывая, какое ему вообще дело до происходящего. Более того, если этой деревне покровительствует сама Аматерасу, то её служителю лучше знать, демон Гинтоки или нет. Да и вообще, что Саку знает о нём? Только то, что школа, в которой тот учился вместе с Кацурой и Такасуги, сгорела, а их учителя схватили. Стоп… сгорела? А ещё Такасуги, кажется, упоминал, что Гинтоки в ней и года проучиться не успел. Демон несчастья… Вот оно, значит, как? Упавшая с потолка соломинка клюёт в щёку и отскакивает прямо в глаз. Саку садится. Смотрит на грязную тушу под ногами и несколько примостившихся вдоль неё розовых шариков… морщится. Неужели ему теперь суждено мыкаться по таким вот местам?! Или вести скучную и бессмысленную жизнь жалкого писаря? «Нет. Не хочу.» Прыжок. Пол врезается в ступни, тянет вперед, грязь и мусор уже летят навстречу – но в этот раз он ухитряется не упасть. Приловчился. Похоже, точно так же можно приловчиться к чему угодно, было бы желание и возможность тренироваться. В детстве Саку часто представлял, как приезжает в столицу, как отец встречает его у ворот казармы, как они вместе проводят время в додзё или сражаются во имя Императора… но что теперь стало с этими мечтами? Даже если удастся добраться до Эдо, сын преступника окажется на плахе раньше, чем произнесёт своё имя до конца… Прийти под другим именем? Без документов? Приоткрывая ставни и выглядывая во двор, Саку кусает губы. От одной только мысли податься в Эдо в животе поселяется тянущая пустота. Дождь – серая пелена, небо нависло низкое, тёмное, кажущееся очень тяжёлым и словно бы готовым в любой момент рухнуть на голову. Вернувшись в сарай, Саку отвязывает от толстого бревна поводья серой лошадки Гинтоки, предварительно прощупав страшную попону и убедившись, что монеты всё ещё в ней. Створка ворот издаёт придушенный скрип, когда он прикрывает их уже снаружи. Конь на удивление неохотно переступает копытами, приходится то и дело шлёпать его по крупу и тянуть за уздцы… Может, ему не нравится, что Саку взвалил на него два тяжёлых седла? Хаори успевает промокнуть, пока Сакураи доходит до дома. Противные ручейки щекочут шею и сбегают по пояснице, а вокруг тишина. Он безоружен и в любой момент готов сбросить второе седло и вскочить на коня, но во дворе ему не попадается ни души. Рискнуть и зайти внутрь? Гудзи велел девушке запретить Гинтоки брать с собой оружие, и если всё вышло так, как они задумали, то катаны сейчас где-то в доме. Лошадка Гинтоки фыркает Саку прямо в ухо, тот вздрагивает и дёргает за поводья. Набрасывает их на крюк у крыльца. И, обернувшись на дорогу, трогает дверь. Тонкий, резкий запах заставляет замереть на пороге. Откуда? Почему? Переставляя одеревеневшую ногу, Саку спрашивает себя, какого чёрта он делает. Но вопрос растворяется в охваченном паникой сознании. «Я только быстро посмотрю» – мечется мысль. И вот он уже отодвигает в сторону дверь в небольшую комнату у самого входа. Никого. Идёт дальше. Очаг горит тускло, в яме на полу уже одни только угли. Но взгляд Саку приковывает рукоятка ножа, торчащая из груди старой женщины. Она продолжает сидеть у стены, уставившись прямо перед собой, с уголков сморщенного рта стекают две ровные струйки крови… Хотя, если проследить за её взглядом… он указывает на бочку у стены. В крышке бочки проделано отверстие. И из него тянется жидкий дым. И чернеет дорожка фитиля. «Уже догорел!» Тело застывает непослушной бесформенной массой. Саку пытается заставить себя развернуться и броситься бежать. Но вместо этого продолжает стоять на месте и пялиться на дым. Он не знал, не был уверен, но сейчас стало ясно как день – эти бочки… На миг дым становится гуще, чернее, но уже в следующий момент бочку раздувает изнутри, и сквозь яркую вспышку Саку успевает заметить летящий прямо на него деревянный осколок. Успевает зажмуриться. Невидимая волна бьёт в грудь, заставляя рухнуть на спину, в тело врезается сотня колючек, лицо и руки опаляет раскалившийся воздух, и всё вокруг начинает трещать. От дыма слезятся глаза и перехватывает дыхание. Саку заставляет себя пошевелиться. Перевернуться на бок. Конечности слушаются неохотно, хочется расслабиться и заныть. Но сгореть заживо – нет, этого в его планах на сегодня не значится. На кой чёрт он вообще сунулся внутрь? Не разжимая век, половину пути преодолев на карачках и еле-еле поднявшись на ноги, Саку добирается до двери. Всё тело болит и стонет, словно избитое сотнями колотушек, но, когда дверь поддаётся и на макушку падают струи дождя, Саку не выдерживает и, упав в противную земляную жижу, утыкается в неё лбом и беззвучно ревёт. Воздух вырывается из груди рваными, быстрыми сгустками, локти и колени дрожат, мышцы сжимаются, глаза горят от сухих слёз. Он устал! Ему некуда пойти! Он не нужен нигде и никому! Даже если он сдохнет сейчас… За что ему это?! Ржание. Оно пробивается сквозь шум в ушах. Саку поднимает голову и видит чуть ли не встающего на дыбы коня. Серый, невзрачный, тот бьёт копытами, мокрая земля летит во все стороны, повод трещит, но ещё удерживает его у дома. Саку оборачивается. Из двери валит дым, за ним полыхает пламя. Однако, не так уж и страшно… У него было даже время выбраться из этого ада, хоть взрыв и застал внутри. Но кто это устроил и зачем? Для убийства как-то не эффективно… Мотнув головой, Саку вскакивает, поскальзывается, хватается на повод, сдёргивает с крюка – и из-за рванувшей в сторону лошади едва не укладывается лицом в грязь вновь. Подхватив свалившееся на землю седло, успевает воткнуть ногу в стремя и вот уже мчится через дворы, зажмуриваясь каждый раз, когда серая сволочь перепрыгивает через очередной плетень. Ворота уже близко. Краем глаза Саку замечает людей. Оборачивается, чтобы бросить последний взгляд на деревню… и видит, что дымит и пылает под дождём не только тот дом, где он был. Три… пять… Вон начинает дымиться ещё один… О, а вон там словно след от гигантского костра размером в половину деревни – то самое несчастье, унёсшее жизни? У ворот Саку останавливает коня. Тот ещё не успокоился, но рваться, куда глаза глядят, уже перестал. Спрыгнув и поддев засов, Саку то и дело поглядывает на дорогу и открывшийся вид. Пусть идёт дождь, но отчётливо видно, что происходит нечто совсем нехорошее. И в центре этого наверняка Гинтоки. Но… но и что с того? Нет, хватит! Пусть оружие достать и не удалось, у Саку теперь достаточно денег, чтобы безбедно прожить несколько лет. Чужие проблемы его не волнуют. В груди стучит. Ворота тяжёлые, застревают в набухшей земле, но ему удаётся раздвинуть створки настолько, чтобы выехать верхом. Кажется, он слышит крики, но даже если они адресованы и ему – погони точно не будет. Тем более, что дальше он направляет лошадь в лес. Там он оставил своего толстопузого коня и вторую часть золота. Тело всё ещё ноет, но боль осталась лишь в спине и ноге. Сейчас, взглянув на неё, Саку громко выдыхает через нос. Хакама потемнели от дождя, пятен не видно, но тут и там свисают махры и торчат щепки, а ниже по ступне струятся розовые разводы. Нет, жалеть себя рано. Сначала надо убраться подальше. Выкопав мешок и подвесив к седлу толстопузого, Саку приваливается спиной к шершавому стволу дерева и переводит взгляд на серую лошадь. Зачем ему две? Чтобы продать? Неужели нельзя придумать что-нибудь получше? Что-то более… «Нет-нет, даже не думай, он справится без тебя, а ты просто выставишь себя на посмешище!» Большая голова поворачивается и в круглом влажном глазу Саку видит собственное мутное отражение. «Я только посмотрю…» Глаз моргает. Саку проводит ладонью по спутавшейся гриве и впервые за всю жизнь чувствует, как свежий воздух свободно проникает в его грудь и растекается дальше по телу, как вместе с ним по венам распространяется жар. Знакомый. Саку помнит его. Как и прежде этот жар означает страх. *** Огни свечей колеблются и гаснут один за другим. Коридор кажется невыносимо длинным. Гинтоки приближается к двери осторожно, словно к кустам с затаившейся змеёй. Там, за ней, слышны голоса. А ещё треск. И вот уже сквозь щели внутрь начинает просачиваться дым. Выходит, он недооценил неприязнь местных жителей. Но Анзу? Неужели и она?.. Вдруг за спиной раздаётся такой грохот, будто на дом рухнул гигантский молот. Горячий воздух упругим языком проходится между лопаток – и Гинтоки бросает взгляд назад. Коридор объят огнём и усыпан обломками перегородок. Это кто же так постарался? Теперь выход только один – через дверь в конце коридора… Хотя, огонь ещё не дошёл до комнаты старика, там окна широкие… Не успевает Гинтоки сделать шаг назад, как в коридор выбегает женщина. Подол синего кимоно запахнут слишком туго, поэтому бежит она мелкими шажочками, а лицо искажено таким страхом, что Гинтоки замирает на месте как вкопанный. Вообще-то эта строгая старуха не показалась ему способной бросить парализованного мужа – или кто он ей там – ради собственного спасения… И Гинтоки не сразу замечает темный силуэт, выросший за её спиной. Только когда женщина вдруг спотыкается на ровном месте, выгибается и падает. А человек поднимает катану и закидывает на плечо. Откуда он взялся?! Коридор заблокирован огнём. Вышел из комнаты старика? Но как же Гинтоки его не заметил? От дыма начинают слезиться глаза. Но человек перешагивает через женское тело с длинной глубокой раной через спину, приближается… Яшуо. Его имя, кажется, означает «мирный». Забавно. Сейчас он выглядит как треклятый демон – высушенный, с выступающими острыми скулами и широкой, вымученной ухмылкой поперек лица, точно след от удара раскалённого ножа. – Что со стариком? – выдавливает из себя Гинтоки. – Мне показалось, он успел удовлетворить твоё любопытство, разве нет? Гинтоки отступает к раскалённой двери. Нет, он не боится. Просто от чего-то мышцы сковала ледяная стужа. Просто от чего-то кажется, что невыносимее мир уже стать не может. Люди – они всегда были такими. Но сегодня переплюнули самих себя. – Обязательно было их убивать? До Яшуо уже меньше пяти шагов, затылок щекочет жар от двери, а в памяти всплывает тот мрачный переулок в Ино. Из четверых, подкарауливших его, Гинтоки успел встретиться лицом к лицу с тремя – и убедился, что среди них нет никого, кому бы он мог проиграть. Даже в темноте. Но он проиграл. И вот сейчас приходится принять реальность и поверить – стоящий перед ним Яшуо и есть тот, кто его победил. Остальные просто воспользовались моментом. – Только не говори, что тебе есть до них дело, Широ… Кажется, так тебя зовут аманто, м-м-м? Тонкая, высушенная и сморщенная рука поднимается, гладкий клинок вспыхивает – и Гинтоки узнает гарду. Катана учителя. Ладони сжимаются в кулаки. Странно, как у этой ходячей мумии вообще хватает сил, чтобы орудовать ей. Огонь подступает всё ближе. Кажется, вокруг не осталось ничего, кроме треска, алых, обжигающих языков и удушливого дыма. Закрыв лицо рукавом, Гинтоки бросается плечом на дверь. Жар кусает за мочку уха, облизывает голень, но он уже вскакивает, уже чувствует на макушке капли дождя. И уже видит ровные ряды нацелившихся на него стрел. Стрел… «Где-то я уже видел такое… » Да, видел, но тогда были луки, а сейчас – арбалеты. Да и меньше их, всего десятка два. Но смотрят они то на него, то куда-то в сторону… Столбы дыма. Поднимаются над деревней. Чёрные, упрямые, не поддающиеся льющейся с небес влаге. Но один человек смотрит прямо на Гинтоки. Незнакомый, обычный мужик. Только щурится как кот – то ли от дождя, то ли от удовольствия. Он медленно поднимает руку. Готовый в любой момент резко опустить – дать сигнал. Но и без того слышно, как скрепят взведённые механизмы. Ждать стрел – глупо. Но и лишнее резкое движение лишь превратит его раньше времени в дикобраза. А мужик медлит, словно издеваясь и наблюдая. Может, ждёт чего-то? – Гудзи! – расталкивая людей за спинами арбалетчиков, во двор проталкивается девушка в мужской одежде. – Гудзи, что происходит?! – О, девочка моя, – не опуская руку, через плечо оглядывается мужчина. – Разве ты не видишь сама? Богиня наша, Аматерасу, решила выжечь скверну священным огнём! – Скверну? – её взгляд проходит мимо Гинтоки, словно не видит. – Там же горит дом Минори!.. Ты говорил… Видимо, её толкнули в спину, потому что Анзу неожиданно оказывается перед прекратившими вертеть головами арбалетчиками. Решивший было воспользоваться предоставленным шансом (враг отвлёкся на болтовню) и уже дёрнувшийся в сторону Гинтоки замирает вновь, чувствуя, как нога всё глубже погружается в раскисшую земляную жижу. И ловит на себе насмешливый взгляд этого «гудзи». Кто это вообще? – Нет, демон, в этот раз сбежать у тебя не выйдет. Рука падает. Десятки стрел взвизгивают. Одна царапает ухо, вторая вонзается в землю у самых ног. Анзу вздрагивает несколько раз и начинает заваливаться. Гинтоки ловит её за плечи. – Подлый, хитрый, жестокий демон, – напевно произносит мужик, снова поднимая руку. – Прикрыться бедной девушкой… – Её-то за что? – Гинтоки не узнаёт собственный голос. – Она же заманила меня сюда! Гудзи явно старается не расплыться в усмешке, губы его вздрагивают и сжимаются. – Все приспешники демона должны умереть, – отвечает он ровно и спокойно. – И тогда в деревню вернётся благоденствие. Щелчки, натягиваемые пружины скрипят, вот-вот вновь вытолкнут новую порцию стрел, летящих не по дуге, а прямо – быстрых, мощных, но не слишком точных в непрофессиональных руках. Анзу дышит тяжело. Гинтоки прижимает её к себе крепче, взгляд командующего стрелками становится ещё презрительнее… и стекает чуть в сторону. Обрушившуюся сверху катану останавливает нож, вытащенный Гинтоки из-за пояса девушки. Сама она падает на землю, когда он выворачивает запястье и оказывается лицом к лицу с Яшуо. Злобно скалящийся, уже мало чем напоминающий человека… Лезвие ножа высекает искру из катаны учителя, оставляет короткий, глубокий порез на сморщенном запястье и входит в грудь по самую рукоять. Гинтоки чувствует, как острие утыкается в кость, как проламывает её под его весом. И вытаращенные в удивлении глаза перестают лезть из орбит, но рот не закрывается. Яшуо так и остаётся лежать на земле, дождь заливает его лицо… Может, он и был месяц назад достойным противником, но болезнь обессилила его. Гинтоки выдёргивает из ещё судорожно сжатых пальцев катану учителя. И отбивает летящую прямо в спину стрелу. Нож уже выдернут из трупа и холодит ладонь левой руки, колени согнуты, локти тоже – живот и грудь защищены. Подбородок прижат к груди. Наклонив голову, Гинтоки наблюдает за неровным строем стрелков. Дом за спиной полыхает, обдавая жаром, с земли пытается подняться Анзу – стрела торчит из её плеча и бедра, ещё одна… в животе? «Плохо» Новый залп. Анзу вскрикивает. Гинтоки разрубает несколько стрел на подлёте, но одна довольно сильно царапает лодыжку. Эти арбалеты… с ними совсем нет времени на подготовку! На девушку он старается не смотреть. Лучше бы для неё всё кончилось побыстрей. Но бросить её и рвануть в ближайшие кусты он не может. Хотя заминки, пока перезаряжаются арбалеты, как раз должно хватить для побега… Чёрт возьми, он же всё равно уже не сможет ничего для неё сделать! И вообще, она предала его… привела сюда… – Золото! Настоящее! Налетай, не зевай! Вопль врывается в сознании как-то запоздало. Гинтоки видит лишь мутную, смазанную тень за спинами людей. Те вдруг начинают падать на колени, толкать друг друга… и во двор врывается всадник, ведущий на поводу ещё одну лошадь, в одной руке его зажат мешок, другая, словно сеет рис, бросает в толпу золотые монеты в последний раз. Отпустив повод и пнув серую лошадь в зад, Сакураи разворачивает своего какого-то непропорционального скакуна обратно к воротам. Люди шарахаются в сторону, конь громко ржёт, но Гинтоки уже перекидывает Анзу через седло и запрыгивает в него сам, стремена дают отличный упор ногам, привстав, он тоже направляет лошадь на улицу. Замечает поднимаемый арбалет. И разрубает его одним ударом катаны напополам. Гудзи валится на землю, прибить бы его… но Анзу глухо стонет, её кровь заливает гриву лошади, сочится на землю, стрелы, наверняка, причиняют ей невыносимую боль, а у Гинтоки нет времени даже на то, чтобы пообломать оперенья. Дома, дворы, улицы проносятся мимо, тут и там продолжают подниматься столбы дыма, Сакураи уже так далеко, что кажется игрушечной фигуркой. Поворот, уже видно ворота, взгляд замирает на ещё одном горящем доме. Придерживающая Анзу рука чувствует, как девушка вздрагивает, и стоны, сопровождающие каждый скачок лошади, замолкают. Плечо задевает створка ворот, ведущих из деревни и почему-то приоткрытых. И Гинтоки кажется, что там, за спиной, остаётся что-то важное, но сейчас ему на это плевать. Зачем он вообще приехал сюда? Вполне мог бы жить дальше, даже ничего не зная. Демон… он? Нет. Увы, хотя, наверное, хотелось бы… И тогда стало бы всё равно на тихонько рыдающую девушку, истекающую кровью, но продолжающую терпеть эту скачку. Девушку, потерявшую дом. Любимого. Преданную собственными односельчанами. И на вон того придурка, улепётывающего из деревни изо всех сил. Ведь ни слова же не сказал, затейник… – Потерпи ещё немного.