Широяша: История Белого Демона

*** – Не толкайся. – Тогда иди нормально! Лестница не то что бы узкая, но поднимающийся впереди еле перебирает ногами – вот Гинтоки и остаётся либо уныло плестись позади, либо ненавязчиво подталкивать эту черепаху. Ещё на подходе к гостинице Котаро распустил совсем сбившуюся причёску, так что в своём разорванном голубом кимоно теперь больше похож уже не на девушку, только что вырвавшуюся из рук насильника, а на щёголя со странными пристрастиями в одежде. Но Гинтоки неуютно рядом с ним по другой причине: он неделю не мылся и даже не снимал большую часть натянутой одежды – в дороге как-то было не до того, да и погода к раздеваниям не располагала – но до сих пор это не смущало, до встречи с Шоё Гинтоки вообще внешним видом не заморачивался… но, поглядите-ка, пожил немного среди людей – вот и набрался всякого. На повороте Котаро спотыкается, и Гинтоки утыкается ему лбом между лопаток. – Зура! – Я не Зура, я Кацура! – тряхнув волосами, косится тот назад, и видно, что идти дальше ему хочется не очень. Интересно только, почему? – Да не укушу я этого твоего Гудзи… – Кудзё… – поправляет Котаро и окончательно поворачивается. – Ты ничего не хочешь спросить? – О чём? О Гудзё?.. – Гинтоки мотает головой. – Это не моё дело – чем ты занимаешься… и с кем. По лицу Котаро пробегает тень. Словно Гинтоки сказал что-то не то. – Не… не то что бы мне наплевать на тебя… – само срывается с губ, но Гинтоки обрывает себя. И натыкается взглядом на застывшего в конце пролёта мужчину. Уже седеющего, с глубокими морщинами под глазами. Котаро, заметив это, оборачивается. – Фудо-сан… – Не хотел вас прерывать, Кацура-сан, – чуть кланяется мужчина и переводит вопросительный взгляд на Гинтоки. – Ваш друг? – Яминори у себя? – игнорирует вопрос Котаро. – У меня плохие новости! Фудо кивает и отступает назад. Всё ещё ощущая на себе его взгляд, Гинтоки идёт следом за Котаро. Привязанный к бедру танто почти не мешает, но пальцы непроизвольно касаются его сквозь ткань: на Гинтоки вылинявшие хакама, в них заправлена пара рубашек косоде, и прямо поверх накинуто хаори – и с самого начала-то имевшее не особенно презентабельный вид, а после нескольких ночевок на голой земле так и вовсе ставшее больше похожим на тряпку для вытирания ног… Но под этими слоями одежды можно было бы, наверное, спрятать не только нож, но и катану. Уж вакидзаси – так точно. Тепло, удобно, функционально... а что до запаха, так бывало и хуже. – Плевать, – буркает себе под нос Гинтоки. Старик, названный Котаро «Фудо», как раз останавливается у одной из дверей, стучится – почти мгновенно с той стороны доносится неразборчивый ответ – и Гинтоки переступает порог первым, вклинившись перед сунувшимся было вперёд слугой. Что же… Гудзё, оказывается, довольно симпатичный малый. Не загрубевшая от работы в полях, в жару и холод, кожа, снисходительный взгляд, прямая спина, чистая, недешёвая одежда… а ведь он, казалось бы, беглый повстанец, но вы только посмотрите… сидит в гостинице за аккуратненьким столиком, что-то выводит аккуратным, каллиграфическим почерком на почти белоснежном листе… самурай. Прикусив губу, Гинтоки опускает взгляд. И молча отступает назад – в комнату как раз заходит Фудо, заслоняя его, а за ним и Котаро. – Яминори, надо уводить людей! – Что сл… Но постоялец даже спросить ничего не успевает. – Мне жаль, но Кирихара, наверное, погиб. Он храбро вступил в бой, но аманто преследовали нас с этим своим оружием… – тараторя, Котаро начинает расхаживать по татами из стороны в стороны, причём не доходит до окна, разворачивается, сделав всего тройку шагов. – Мне удалось уйти благодаря Гинтоки… ты ведь знаешь Гинтоки?.. Ну так вот, после этой стычки, они точно весь город перевернут, разыскивая нас… – Мы не можем, – прерывает его словесный поток этот «Яминори». Котаро останавливается с занесённой для следующего шага ногой и медленно ставит её на пол. – Почему? – Потому что покидающие город почти сорок человек вызовут подозрение. К тому же, я не хочу убегать. Снова. Почти на целую минуту в комнате повисает тишина. Только еле слышно шуршат ворсинки татами под ступнями Фудо, переносящего вес то на одну ногу, то на другую. Гинтоки сверлит взглядом его спину. А ещё пол. И стену над головой Гудзё. – Но я пошлю к ним человека, – наконец, добавляет тот, – с предупреждением, чтобы сидели тихо. – Так ты в курсе? Что они устраивают… – «Вылазки»? Конечно. Было бы очень странно, если бы эти бездельники умудрились почти месяц просидеть безвылазно в четырёх стенах. Котаро опускает голову, смотрит себе под ноги. Но вдруг вскидывает взгляд: – Я сам пойду. Только переоденусь. – Нет! – мужчина вскакивает с места. – Оставайся в гостинице… тебя наверняка запомнили. – Они запомнили девушку. – Я сказал – нет! Гинтоки не выдерживает и хмыкает. Взгляд Гудзё тут же съезжает на него. – Простите, что помешал, – всё ещё чувствуя, как растягиваются уголки губ, Гинтоки втягивает щёки. – Но, если вам нужен посыльный… сообщение могу передать я. Только куда его надо доставить? – Тут… есть дом… – неуверенно произносит Котаро, косится на Гудзё, потом уже только оборачивается к Гинтоки, – там… остальные. Остаётся только присвистнуть. Оказывается, «господа» обосновались со всеми удобствами, а «остальные» ютятся где-то на окраине. – Вы их хоть кормите? Брови Гудзё резко сходятся на переносице. – Я сам отправлюсь, – внезапно заявляет он. – Если желаете, можете сопровождать меня. Не совсем ясно, кого именно он имеет в виду, но Гинтоки решает, что ему тоже можно пойти. – Видите ли, я не один… со мной несколько товарищей. Я должен встретиться с ними. Может, вы просто скажете, где этот дом? А уж мы сами туда доберёмся? Гудзё косится на Котаро. Тот рассеянно кивает. Похоже, между этими двумя успела установится тесная связь. Только почему-то она сильно напоминает… – Идите по дороге, ведущей к храму, – начинает Фудо. – Не доходя до окраины, окажетесь в купеческом квартале. Далее ищите ворота с табличкой, на которой изображён четырёхлистный клевер… Лучше приходите после заката, – закончив, он склоняет голову к плечу и продолжает смотреть на Гинтоки. Ожидающе. Повисает молчание. Гинтоки кивает. Чувствуя, как начинают гореть подошвы. – Ну тогда… Глянув на Котаро, сейчас кажущегося почти незнакомым, Гинтоки подходит к двери, берётся за выемку, отодвигает. Поворачивает голову, смотрит на Гудзё. Внимательно. Тот всё ещё хмурится. – Скажите, вы пьёте саке, Яминори Гудзё-сама? Тот вздрагивает и вдруг начинает стремительно багроветь. Не дождавшись окончания этого процесса, Гинтоки выходит в коридор и тихонько задвигает за собой дверь. Когда спускается по лестнице, вшитые в штаны монеты так и тянут его вниз. Прочь. Подальше от этого места. До кладбища он добирается неспешным шагом, привычно отмечая краем глаза, как прохожие останавливаются и провожают его взглядом. Это уже давно перестало волновать. Но как именно «давно»? Сколько Гинтоки не пытается вспомнить себя младше – не получается. Быть может, он просто не замечал этого? Жил, выживал, не заморачиваясь ни возрастом, ни внешностью… скорее даже наоборот: конечно, ему ни раз приходила в голову мысль скрыть цвет волос, но почему-то при этом Гинтоки всегда начинал злиться. Он не желал меняться. Не желал подстраиваться. Но, наверное… в глубине души он всегда хотел, чтобы его приняли таким, какой он есть. Только вот, «какой» он? Пальцы запутываются в отросших до плеч волосах. Пора бы их срезать. Или попробовать отрастить, как Котаро? Котаро… Зура… Он изменился. Сначала показалось, что наконец-то немного вернулся к прежнему себе, до всех тех событий: гибели родителей, пропажи Шоё – но, в тоже время, откуда это странное чувство? Словно это уже какой-то другой Котаро? Котаро, который стал частью чего-то ещё. Может, не стоило так спешить сюда? Едва кожа Анзу перестала напоминать по цвету древесный гриб, несмотря на её слабость, Гинтоки погнал девушку и Сакураи из деревни, через Ино, к бамбуковому лесу, к Фудзияме. В Намбу они оказались, пытаясь найти хоть какие-то слухи о беглецах, повстанцах или, хотя бы, их арестах. Но, когда притормозили у строящегося здания, чтобы попросить воды, и к Гинтоки подошёл один из рабочих, разглагольствуя о кострах и играх с кошками, сначала всё это показалось сущим бредом. Впрочем, как оказалось, им повезло – нашлись те, кто мог указать путь – в этот раз приметная внешность сыграла Гинтоки на руку. И вот, он в Канагаве. – Хей! – задирает руку над головой Саниро и начинает трясти ею из стороны в сторону. До первых надгробий ещё далеко, проходя мимо колодца, Гинтоки чувствует затхлый запах стоячей воды. Сунув руки в прорези хакама по бокам, рассеянно ощупывает рукоятку танто, привязанного к бедру, и морщится – вот как так оказалось, что теперь за ним увязался такой длиннющий хвост бесполезного народа? Ладно, Анзу он не смог бросить, да она и сама не особо горела желанием оставаться в родных местах… но Саку? А теперь ещё и эта троица… Самый старший, Исида, сидит в тени дерева и рассеянно стругает какую-то палку, рядом с ним стоит второй по старшинству – кажется, его зовут Кори – он напоминает Кадзуму, такой же молчаливый и почти незаметный, впрочем, как и спутник Тацумы, этот тихоня может оказаться тем ещё перцем. Но вот третий – Саниро – этого уже на второй день знакомства захотелось связать и оставить под каким-нибудь кустом на радость лесной живности. – Где твоя кобыла? – Её зовут Пенья, – буркает Гинтоки, обходя юношу и останавливаясь перед Исидой. Старик поднимается с кучи хвороста – они тут костёр собирались развести, что ли? Прямо на кладбище? А кто-то ещё говорил, что это Гинтоки странный. – Вы где масло-то раздобыли? Отвечает ему Анзу. Кутаясь в слишком широкое для неё хаори, девушка как раз обходит крайнее надгробие. – Кто-то плохо закрепил бочонки на телеге, вот одна и скатилась прямо на дорогу. Саниро хмыкает так громко, что становится ясно – «сама» бочка никуда не скатывалась. Впрочем, пахло масло так, что явно предназначалась для какого-нибудь богача, так что от одной бочки у него не убудет. – А пожар обязательно было разводить? Анзу опускает глаза и облачко пара срывается с её губ. Гинтоки сам не знает, зачем отчитывает этих людей. – Что будем делать дальше? – подаёт голос Исида. – Вы встретились с юным Кудзё, Саката-сан? «Юный Кудзё» и «Саката-сан» в одном предложении заставляют Гинтоки скривиться. – Я же просил, старик. Гинтоки меня зовут… Делать дальше? А вы сами-то чего хотите? И, кстати, где наш второй рыжий? Саку нигде не видно. Зато Саниро при этом вопросе резко убегает взглядом в сторону и зачем-то начинает внимательно изучать надпись на надгробии. – Сакураи-сан отправился прогуляться по городу, – нейтральным тоном сообщает Исида и начинает крутить свою выструганную палку между пальцев. – Гинтоки…-сан, боюсь, у меня нет никакого желания возвращаться к юному Кудзё. Вы любезно сообщили, где можно найти Кирино-доно, так что я… с вашего позволения, отправлюсь в путь. К тому же, думаю, господин должен узнать, что тут творится. – А что тут творится? – Вам не кажется, Гинтоки-сан, что Кудзё затеял здесь что-то не очень умное? – Кажется… что ты, старик, знаешь больше, чем я. – О, всего лишь домыслы пожилого человека, – неожиданно Исида улыбается сквозь побитые сединой усы. – Могу я попросить вас пока позаботиться о моих оболтусах? Гинтоки приподнимает бровь в безмолвном вопросе, но тут же сбоку вклинивается Саниро: – Эй, я же старше! Он же даже на самурая не похож! Те вон гордецы какие, а этот… – Во-во, – перебивает его Гинтоки, закинув руки за голову и разворачиваясь, ловя взгляд Саниро и ухмыляясь. – Старик, не вешай на меня столько забот, не факт, что я сам тут задержусь. Да и зад подтирать другим меня никто не учил. Рыжий вспыхивает, кажется, вот-вот бросится на него с кулаками – но тут взгляд Гинтоки фокусируется за его спиной, там по дороге быстро приближается всадник с яркой, сверкающей на солнце медной шевелюрой. По сравнению с ней, волосы Саниро кажутся лишь грязной, разведённой водой ржавчиной. От скачки и морозного воздуха лицо Сакураи красное. Спрыгнув со своего толстопуза, тот выглядит чем-то очень довольным. Похоже, что собой. – Я нашёл! Всего десять монет за ночь, и бесплатная порция вечером на одного человека!.. За остальное, конечно, придётся доплатить, но… – О, наследник рода Сакураи, – всё ещё слабо ухмыляясь, Гинтоки хлопает его по плечу и поворачивается к остальным, заметив лишь неприязненный взгляд, брошенный на Саку Саниро. – Ты, конечно, молодец, но, может, кто-то хочет нагрянуть с визитом к господам самураям? Я тут по дороге нашёл целый золотой, как думаете, много на него можно купить саке? Глаза Исиды округляются. – Саката-сан, надеюсь, вы позволите мне отложить долгую дорогу на завтра? Гинтоки хмыкает. Неужели саке заставило старика перебороть своё нежелание встречаться с Кудзё? День тянется неимоверно долго. Даже предыдущие три, проведённые подобно петуху на жёрдочке, сейчас кажутся пролетевшими за одно мгновение. Не то что бы Гинтоки так уж хочется снова увидеть нового товарища Котаро, но делать нечего совершенно, внимание ничем не занято и мысли текут так свободно, что хочется связать их и засунуть куда-нибудь подальше – о себе Гинтоки думать просто не хочет. Он узнал достаточно, чтобы расстаться с желанием прояснять что-либо ещё. Кажется, тот мудак в маске говорил про исследования на корабле… или это уже собственные воспоминания? В общем, Гинтоки был там. Корабль почему-то упал. А потом другие, подобные Гинтоки, тоже, наверное, с чипами в телах, были убиты напуганными жителями деревни. Всё. Больше он вряд ли узнает, да и узнавать не хочет. В конце концов, он всегда считал себя человеком – пусть и отличающимся от других. Вот пусть всё так и остаётся. – Ты правда всё это купишь? Вопрос задаёт Сакураи – и в его голосе ясно слышно сомнение в разумности подобных трат. Гинтоки кивает. У лавки через дорогу стоит телега, на неё грузятся ящики с глиняными бутылками. Наблюдать за этим – единственное доступное сейчас развлечение… А Сакураи… похоже, в последнее время этот рыжий возомнил себя кем-то вроде хранителя чужого золота, хотя у самого монеты точно так же зашиты в рукава косоде и штанины хакама. Но тратить их, он, похоже, не собирается. Сначала Гинтоки показалась странной такая бережливость, тем более, что, когда они встретились, Саку был весьма прилично одет – и логично предположить, что тот жил на деньги, оставленные Сакамото, но чем больше Гинтоки наблюдал за рыжим, тем больше убеждался – тот почему-то не хочет тратить золото. Даже когда их долго не пускали на ночлег, парень предпочёл совершить марш почти до конца деревни, вместо того, чтобы банально предложить денег за постой. Да, Гинтоки сам не стал прибегать к этому способу – слишком уж часто видел, до чего приводит алчность, но и не запрещал Сакураи поступать иначе. Но вышло так, что до сегодняшнего дня ни один из них не потратил ни монеты. Когда Анзу ещё изнемогала от лихорадки, они оба вшили монеты в выданную зажиточным крестьянином старую одежду, да так и проходили в ней больше недели. Впрочем, Гинтоки отплатил за доброту – рубил дрова, таскал хворост, мыл и чистил большой котёл. Да, крестьянин постоянно недобро косился на него, но всё же позволял оставаться в сарае на заднем дворе столько, сколько необходимо. И, если честно, мнение Гинтоки о людях вообще, да и об этом крестьянине конкретно, немного улучшилось. Совсем чуть-чуть. – А зачем? – снова вклинивается в мысли голос Сакураи. Раздражает. Не так, как Саниро, но… стоит только посмотреть на рыжего, встретиться с ним взглядом и заметить, как тонкий румянец заползает на щёки, усеянные потускневшими веснушками – как сразу хочется отвесить ему подзатыльник. – Хочешь подлизаться к ребёнку – дай ему конфет, хочешь подлизаться к взрослому… – А ты хочешь к ним подлизаться? На этот раз Гинтоки не отвечает. Конечно, можно признаться, что хочется просто порубить всех этих «самураев» на сашими за то, что они издевались над Котаро или просто наблюдали и ничего не делали – но, во-первых, Саку не в курсе того, о чём поведала Гинтоки троица крестьян, сбежавших от Кудзё, а во-вторых, после встречи с Котаро вся эта история уже не кажется такой уж однозначной. А, значит, перед тем, как уйти, ему надо хотя бы удостовериться, что его друга здесь больше не обидят. – Я просто хочу надраться! – всё же отзывается Гинтоки. – А то твоя рожа мне уже осточертела… Саку затыкается. Если чуть скосить глаза, видно, как тот опустил голову, как покраснел кончик его носа. Но Гинтоки не чувствует угрызений совести. В конце концов, этот маменькин сынок никогда ему не нравился… Хотя, стоит признать, парень повзрослел – уже не чмокает во сне губами так, словно ищет мамкину сиську. Темнота опускается на город. Гинтоки выходит из забегаловки, где он, Анзу, Исида и Сакураи коротали время. Точнее, девушка попросилась на кухню и даже успела что-то заработать за полдня, пока они трое протирали штаны на лавке, а остальные двое – Кори и Саниро – сторожили купленное спиртное в паре кварталов оттуда, заодно наблюдая за происходящим в городе. – Ну как? – спрашивает Гинтоки, подходя к телеге. Сидящий на месте возницы Кори оборачивается и мотает головой. И тут же из-за лошади выходит Саниро и разводит руки в стороны. – Вот та-а-акущий корабль пролетал несколько раз так низко, что почти задевал верхушки домов. Местные напуганы – шепчутся, что такого ещё не было. – А к храму летал? – спрашивает Сакураи, явно имея в виду ту часть города, куда им сейчас нужно идти. Но Саниро даже не поворачивает к нему головы. Смотрит на Гинтоки. Приходится терпеливо повторить вопрос, заданный Саку. – Летал, – в этот раз тут же реагирует Саниро. – Он везде летал. Но нигде не останавливался. Ненадолго устанавливается тишина. – Не нашли, – подытоживает Исида. – Или сделали вид, что не нашли. Гинтоки кусает губы. Эта чёртова ответственность за чужие жизни начинает действовать на нервы. С какой-то стати старик ведёт себя так, словно переложил на Гинтоки все решения? Лишь высказывает иногда свои мысли, да ещё вот вдруг решил отправиться на поиски Кирино… – Ладно, идём. Если что – скажем, что везём саке для господ. Смешок. Ну конечно же, это Саниро. Кажется, парень даже не замечает, как всех нервирует… или это только Гинтоки так реагирует на него? – Саку, что ты думаешь о Саниро? – негромко спрашивает он, когда половина погружающегося в темноту города остаётся за спиной, вместе с полусотней комментариев второго рыжего из их компании, видимо, считающего своим долгом высказываться обо всём, что попадается на пути. – Ничего, – пожимает плечами Сакураи, идущий рядом. – А что? – Кажется, ты ему не особо нравишься. – Никогда не стремился нравиться кому-то из черни… – Саку осекается и тут же поправляет себя, – простых людей. Вот оно, значит, как. Даже сейчас «наследник семьи Сакураи» чувствует своё превосходство над теми, кому от рождения запрещено носить катану, пользоваться зонтом и иметь фамилию и герб. Презренные крестьяне, хуже них только торгаши. Кажется, Шоё пытался объяснить Гинтоки разницу между сословиями, но ему всегда казалось, что это лишь условность. Выходит, Исида так уважительно ведёт себя с ним лишь из-за наличия фамилии? Пожилой, умудрённый опытом – и стелется перед молокососом… Да уж, понятное дело, что возвращаться к Кудзё ему совсем не хочется – там его, наверное, и за человека-то не считают. – Исида-сан, – Гинтоки приостанавливается и оборачивается к бредущему рядом с телегой старику, впервые он обращается к нему так уважительно. – Почему вы следуете за Кирино? – Кирин… – усы Исиды двигаются, словно он беззвучно произносит что-то ещё, но вот уже снова продолжает, – Кирино-доно спас нас: меня, этих вот двух оболтусов, да Уэду… Нам некуда возвращаться. Мы хотим лишь отомстить. Или как-то помочь господам самураям в их борьбе – вот и всё. Снова это «некуда возвращаться». Гинтоки сложно это понять. Ему всегда некуда было идти, не то что возвращаться, но он всё равно шёл. Но даже сейчас, когда школа – место, о котором он какое-то время даже думал, как о доме – сгорела, он всё равно не понимает, как можно настолько отчаяться. Даже этот Исида, пусть и уже почти седой, всё равно ещё может жениться, завести хозяйство – любая деревня, любой город на пути – место, где есть возможность осесть, начать всё заново. Так кажется. Или Гинтоки чего-то не знает? Не может почувствовать? Но он устал повторять всем, что они могут идти, куда угодно. В конце концов, это не его дело… – Здесь, здесь поворачивай! – отдаёт указание Кори Саниро. – Левую натяни сильнее! Толстопуз Сакураи хоть и более послушен, чем Пенья Гинтоки, но вожжи в чужих руках – и конь упрямо тянет телегу вслед за Саку – они с Гинтоки прошли дальше, приходится вернуться назад к повороту, и только тогда толстопуз соглашается тоже повернуть. – Ищите клевер, – напоминает Саниро. – Четырёхлистный! Может, не стоило всем рассказывать, как найти нужный дом? Просто Гинтоки решил, что на всякий случай будет лучше, если каждый узнает путь, ведь они вполне могли разделиться. Зато теперь приходится слушать эти вот «напоминания». Был бы тут Шинске – прошипел бы что-нибудь едкое и сразу стало бы тише… А сам Гинтоки предпочитает пока молча терпеть. А вот и ворота. Идущий ближе к забору Сакураи замечает герб раньше всех. Правда, стоит ему сделать шаг в сторону, как Саниро спрыгивает с телеги и, опережая его, практически влетает в деревянные створки всем своим долговязым телом. Но почти тут же, словно ничего не случилось, потирает нос и начинает стучать в ворота кулаком. – Эй, открывайте! Есть кто живой? – Дурак, – беззлобно комментирует Исида. И почти тут же раздаётся скрип. Створка ворот отходит внутрь – и в проём высовывается кончик арбалета. Гинтоки стоит сбоку и видит, как тот практически упирается Саниро в грудь. Видит палец, давящий на курок. Собственная ладонь проскальзывает по бедру, не нащупывает катаны, но тут же ныряет в разрез хакама, пальцы смыкаются на рукояти танто, лезвие уже прорезает ткань… но сверху падает тень – и Гинтоки чувствует, как к горлу приближается длинное лезвие. Отпускает нож. Замирает. – Мы – свои, – произносит негромко, пока чужая рука ложится на плечо. – Кудзё велел прийти сюда после заката. Лезвие зависает в воздухе – совсем недалеко от подбородка Гинтоки. В этот момент Саниро вздрагивает и, видимо, отделавшись от ступора, отпрыгивает с места назад почти до самой телеги, да так ловко, словно в его роду были кузнечики. Но у держащего арбалет дёргается палец – и Гинтоки видит срывающуюся стрелу. Но в живот Саниро она не вонзается – втыкается в деревянное колесо телеги, сбитая с курса другой, выпущенной из лука Анзу. – Чем докажете? – раздаётся у Гинтоки над самым ухом. Ворота остаются приоткрытыми, всего один арбалет продолжает торчать наружу, зато угроза ощущается сверху. Подняв взгляд, Гинтоки замечает три… нет, четыре тени на заборе. «До шиноби уровня Кадзумы вам далеко, но в целом неплохо. Я даже почти ничего не почувствовал.» – Ничем, – отвечает Гинтоки. И снова смыкает пальцы на рукояти длинного ножа, уже почти ничем не закреплённого.