Широяша: История Белого Демона

*** Когда Гинтоки выскакивает во двор, то сначала не видит ничего, кроме распахнутых ворот и пары тел за ними. С этими двумя он скрестил мечи меньше часа назад. Даже имена запомнить не успел. «Гадство» Под ногу попадает длинный хвост. Его владелец катается по земле и заливает всё липкой кровью – горло проткнуто насквозь. Надломленной стрелой. Человек с такой раной был бы уже мёртв, а этот… Не испытывая ни жалости, ни злорадства, Гинтоки на ходу выдёргивает стрелу за оперение и даже не оборачивается на булькающий хрип. Но замирает, уставившись на широкую, исполосованную до обожжённого мяса, спину… Икей. Не смотря на раны, тот подкидывает противника-пришельца в воздух и ловит на колено уже начавшее переворачиваться тело. Хруста позвоночника Гинтоки не слышит. Зато замечает кота, раненного и растянувшегося на земле у колодца. И целящегося в великана. От размаха в плече что-то трещит, но боккен уже летит через двор… и лишь задевает ушастую макушку. Но этого хватает, чтобы сбить направление выстрела – и розовый луч клюёт землю, заставив песок оплавиться и почернеть. И тут же к стрелку подлетают двое, тот пытается отползти, снова нажимает на курок… но один из самураев просто падает на него, широко разведя руки, словно возжелав обнять… Гинтоки шумно выдыхает. Секунду спустя на земле у колодца остаются два тела: аманто и человека. А второй воин, застывший лишь на мгновение над погибшим товарищем, уже возвращается к остальным – окружившим не только Икея, но и, похоже, всех хвостатых гостей, выживших и сбившихся в кучу. А Гинтоки продолжает смотреть на мёртвое тело самурая, принявшего в себя несколько выстрелов, на вскипевшую спину. Если бы не его поступок, пострадали бы все, кто был за ним… А ведь именно с этим парнем Гинтоки дрался сегодня последним. Именно над его готовностью к смерти смеялся всего несколько минут назад. Становится тесно в груди. Столько тел на земле… Хотя, он видел и больше, но почему же сейчас так сложно отвести взгляд и заставить себя не рассматривать лица? Ладно. В целом, перевес на стороне людей. Из толпы слышны резкие, шипящие ругательства и угрозы. Должно быть, бластеры есть не у всех аманто, так что их быстро должны перебить… Только что же так долго? Здесь же скоро будет подмога… Раз ворота открыты – кому-то точно удалось ускользнуть… Гинтоки уже выцепляет взглядом прилизанный затылок Кирихары, уже делает шаг к нему, но тут лёгкий ветерок, до сих пор щекочущий спину, вдруг прерывается. И Гинтоки мгновенно падает на колени. Смертельное дуновение взъерошивает волосы, но локоть уже входит в чей-то пах, защищённый крепкой ракушкой… Но враг всё равно взвизгивает – и в шею колет несильно. Но тело реагирует в ту же секунду – пальцы вонзаются в мягкое, пушистое горло, ловят и сжимают кадык… Только вот Гинтоки не то чтобы привык иметь дело с покрытыми шерстью врагами, да ещё и с такой толстой шкурой – хрен ухватишься! Укол под рёбра. И снова, сильнее. Оседлав животное, сжав горло руками, а живот ногами, Гинтоки заваливается на бок, прижимая локоть к боку и не давая широкому лезвию ножа вонзится себе между рёбер. Слюна. Шипение в лицо. Расширенные, уже совсем не узкие зрачки, вытаращенные, запорошенные песком… и выползающий между коротких клыков распухающий язык… слабеющие удары и освежающий привкус собственной крови во рту. Наконец, аманто обмякает. Выдернув из-под дохляка ногу, Гинтоки переворачивается на спину. Бок горит. Но не смертельно. Только вот шея зудит… Пальцы натыкаются на хрупкий дротик, и тот тут же рассыпается от нажатия. – Да что за?.. Попытавшись встать, Гинтоки замечает, что народа во дворе почему-то стало раза в три больше. Или это у него в глазах троится?.. А, нет. Люди у ворот. Стражи. В доспехах, правда кожаных. С копьями и мечами. Не похоже на подмогу, скорее на отставший отряд – наверное, хорошо, что они опоздали. Но лучше бы не приходили вообще. «Чёрт, теперь мы в меньшинстве…» Сквозь нарастающий шум в ушах пробивается чей-то воинственный клич. И тут же, совсем рядом: – Гинтоки! Запыхавшийся голос, рыжая прядь, выбившаяся из хвоста. – Саку! – вцепившись в протянутую руку, Гинтоки заставляет себя подтянуться. – Ты должен найти Зуру… – Кого? – Зуру! Слышишь?! – Эй, что с тобой? – нет, похоже, не слышит. – Ты ранен? Ты весь в крови! – Половина не моя… – губы шевелятся как-то вяло. – Найди, слышишь? – Слышу-слышу! Но тебе нельзя здесь оставаться… – Это тебе нель… Короче, шевелись быстрее! Толчок получается сильным – Саку отбрасывает на крыльцо. Пару мгновений Гинтоки смотрит на то, как он поднимается на ноги и начинает пятиться в дом с каким-то слишком уж жалким даже для человека взглядом. – Да шевели же ты ногами, бледная немочь! От злости туман в голове рассеивается, и, обернувшись, Гинтоки видит откуда-то взявшихся собак. Кажется, он уже видел таких… Или глюки? Что за адская хрень попала в его кровь? Неважно, всё это совсем неважно… У ворот уже кипит схватка, а он отсиживается тут в стороне! «Ладно, погнали» Только прежде нужно подобрать с земли чёрный, из странного металла кинжал. Мотнуть головой, прогоняя туман. И сделать шаг. Удивительно, несмотря на общую размытость, прямо перед собой он видит поразительно чётко. Правда, тело почему-то отказывается успевать за мыслями, но и от мыслей очень быстро не остаётся и следа. Это оно, то самое – бездумное равнодушие, когда мышцы сокращаются сами, словно какое-то устройство посылает в них сигналы, минуя разум. Край глаза только успевает заметить летящее копьё, а рука уже подставляет чужой меч, схваченный прямо ладонью за лезвие, но так, что оно не успевает отсечь пальцы – лишь рассечь кожу. Меч и копьё двух врагов поражают живот и грудь друг друга, пусть один из них человек, а второй аманто… Гинтоки уже озирается вновь. Он потерял длинный кинжал. Но что за беда – вон сколько тут другого оружия, правда, пока находящегося в чужих руках. Только вот почему-то не удаётся, как раньше, быстро и внезапно прошмыгнуть между врагами. Собственное тело кажется огромным и неуклюжим. Когда к шее внезапно прижимается стальное древко, грозя расплющишь горло, а в нос ударяет вонь собачьей шерсти, Гинтоки отталкивается пятками от земли, спиной чувствуя бугристость чужого доспеха и даже напряжение мышц под ним. Хватка слабеет лишь на мгновение, но ноги уже подгибаются, и земля бьёт по колену, хотя стальное древко теперь сжимают руки не только врага. Да, он силён. А ещё – он тяжёл. Небольшая подножка – и грузное тело отправляется в полёт через голову, а его копьё с вибрирующим наконечником остаётся у Гинтоки. Но вонзить его в горло хлопающей пастью собаки он не успевает, как и уклониться от вонзающегося в плечо тонкого лезвия. Но удар с разворота просто обламывает сталь, и вибрирующий наконечник распарывает брюхо обезоруженного противника. Легко и без особых усилий. Отвратительно. Выдернув осколок чужого лезвия из плеча, Гинтоки рвано вгоняет воздух в опустевшие и сведённые судорогой легкие. Взгляд шарит по телам на земле. Оскал рвёт губы и сводит челюсть. И тут к спине прижимается чья-то чужая. Абсолютно внезапно. – Живой? Кирихара. Подлец. Такие вопросы задавать. – Где носит вашего командира?! – Зачем он тебе? Сейчас? – Так… пару ласковых… От забора надвигаются сразу двое. Не торопясь, у каждого по два меча: длинному и короткому. «Никак самураи. Зачем вы здесь?..» – Надо отступать, – тише добавляет Кирихара. И спине становится прохладно. И тут же позади раздаётся звон. И в тоже мгновение Гинтоки подныривает под только начавший подниматься меч. Второй его противник тут же делает выпад. Ключица. Сжав зубы, позволяя своему телу самому поймать равновесие, но уже заваливаясь на спину, Гинтоки делает круг копьём. И вонзает в землю. Оба противника отпрыгивают – невредимые и осторожные. – Скалься-скалься, зверёныш!.. «Это они обо мне?» Наконечник дрожит и плывёт, а взгляд ещё раз обшаривает толпу. Что-то изменилось. Вон, Икей и Акей дерутся справа, а слева молчаливый Кору размахивает толстым шестом, больше похожим на бревно. Никак один из столбов, заготовленных для починки крыльца… Разве Саниро не передал ему убираться?! А вон ещё оборванец с вороватым взглядом, уклонившийся от утреннего состязания и просто признавший своё поражение… И всё? А где остальные? Один из противников с мечами, видимо решивший, что Гинтоки о нём забыл, делает выпад одновременно со своим напарником. Гинтоки отпрыгивает назад – увы, эти двое успевают остановиться и не проткнуть друг дружке животы. И тут со стороны заднего двора прилетает пронзительный свист. Оглядывается Акей. Кору сметает толпу перед собой бревном – в него летит топор, но, царапнув по плечу, вонзается в землю около крыльца. Гинтоки поднимает его и, не отпуская копья, отправляет обратно в поредевшую толпу. И замечает тёмную точку в небе. Ярком, голубом. Молния, только прямая и толстая, проносится над головой. И возникает чувство, что дом за спиной начинает разваливаться. Треск и едкий резкий запах. Луч не гаснет, он вспарывает родовое гнездо Кирихары, словно брюхо рыбы, и, не останавливаясь, вгрызается в толпу. Икей за шкирку выдёргивает брата с его пути, а уже в следующее мгновение от великана остаётся только половина. Обугленная, нелепая, с ещё несколько мгновений живущим и моргающим глазом. – Аники! – утробный крик, похожий на рёв, ничем не уступающий зычному гласу великана. Оказавшийся рядом со вскочившим Акеем Кори пытается остановить его, но, чтобы это сделать, на другом плече патлатого приходится повиснуть ещё и мужику с вороватым взглядом. Аманто и люди разбегаются и стараются увернуться от мечущегося по двору луча смерти, а Гинтоки пытается хотя бы просто не упасть. Сил не осталось. Словно кто-то или что-то проделало в спине пробоину, и те вытекли слишком быстро. Он смотрит на приближающийся свет. Зубы скрипят, когда ноги отталкиваются от земли и посылают тело в сторону. Хлопок по плечу. Небо закрывает рушащаяся стена. Но его уже волокут. Одолженное ночью двойное кимоно с расшитой подкладкой трещит и режет подмышки, земля дрожит, и вдруг резко удлиняется тень от калитки в заборе, всё становится каким-то странным, будто нарисованным углём по белому холсту – Гинтоки пытается обернуться… и тут же слепнет. Словно тысячи солнц расплавились, чтобы соединиться в жгут света, пронзающий небеса. Волосы сгребает бесцеремонная рука и, едва не вырвав их, заставляет опустить голову. – Идиот! Роговицу сожжёшь! И тянет, тянет вперед, через какие-то кусты, покосившийся плетень, груду ржавых кусков железа, и дальше, по засыпанной листвой жухлой траве. Рискнув глянуть вверх, сквозь мечущиеся перед глазами белые пятна, Гинтоки смутно различает рисунок. Сзади, на шее широко шагающего впереди человека. Как раз на грани прилизанных и совсем не растрепавшихся волос. «Похоже на птицу» А волосы Гинтоки вдруг отпускают. Толкнув его вперед, Кирихара зачем-то останавливается… и оборачивается. Гинтоки тоже пытается это сделать, но спотыкается – и ставшее ещё более ярким, если такое вообще возможно, небо обрушивается прямо на его голову. В этот раз слепота не проходит слишком долго. А когда сквозь муть начинают проступать очертания окружающего мира, Гинтоки понимает, что не видит дома Кирихары. Совсем. «Сакураи…» *** Золото. Золото. Золото. Золото. Как же всё-таки спокойнее быть нищим! Наверно… Вообще-то, Саку уже вполне успел насладиться прелестями холода и голода, так что ничуть не тяготиться давящей на спину ношей с золотым содержимым. Но больше так продолжаться не может. Поэтому он, в очередной раз перекинув свёрнутую рубаху с одного плеча на другое, останавливается перед углублением в земле. Рубаха тяжёлая. И не позвякивает только потому, что каждая монетка, зашитая в ней, отделена от другой слоем тонкой, но мягкой ткани. На самом деле Сакураи уже давно решил на время расстаться с деньгами. Таскать их на себе – слишком большая нервотрёпка, особенно здесь, среди такого количества полуголодных оборванцев. Медлить больше нельзя. Поднявшийся недавно шум, да обрывки голосов донесли, что за ними пришли – то ли стража, то ли аманто… то ли и те и другие. Если схватят – плакало его богатство… Или лучше уйти? Не закапывать золото в этой просевшей комнате с дырявым полом, а просто улучить момент и податься… куда подальше? Ведь это слишком мучительно – оставаться с тем, кто тебя и видеть то не хочет. Хотя… это было ясно с самого начала. Ещё там, в подвале, когда их взгляды встретились через прутья решетки, Сакураи понял, что его презирают. Но тогда он ловил на себе подобные взгляды повсюду – от охранников-аманто и охранников-людей, даже бывшего наставника… и даже когда посылали на арену, а соперником оказывался какой-нибудь слабак – Саку не обращал внимания на свист и крики. Он предпочитал цепляться за единственную надежду, за мысли об отце. Но как же так вышло, теперь он думает только о Сакате? Хотя, многое изменилось. Например, Саку наконец-то понял, что действительно свободен. Не от клетки и не от арены, а вообще. Гинтоки показал ему, что нет ничего плохого в том, чтобы потакать своим желаниям, если готов отвечать за последствия и принимать их. Только вот одно осталось неизменным – неприязнь в его глазах. Кажется, она только усилилась после возвращения в Ино. Что-то произошло в этой их долине смерти, о которой все столько говорят. Произошло с Гинтоки. Или с самим Саку, пока он пытался выжить в одиночку… Нет, о себе Саку в курсе. Не проходит и дня, чтобы он не почувствовал в себе что-то новое. Но именно поэтому следовать за Сакатой Гинтоки всё невыносимее. Чувствовать себя пустым местом, когда всё сильнее хочется стать… кем-то важным для него. Например, как Кацура Котаро. Кацура… Ещё никогда Саку не видел Гинтоки таким, каким тот становится рядом с этим парнем. Или просто не замечал? Но ночью, стоя в коридоре и наблюдая за воркующей парочкой, Сакураи почувствовал такую невыносимую боль, такую зависть и такое отчаянье… что, ещё даже не обсохший после ледяного душа, устроенного Анзу, пошёл и напился снова. И только бездонная яма забытья позволила ему хоть ненадолго избавиться от удушающих и отравляющих чувств. Он должен уйти. Пока не стало поздно. Но он не хочет уходить. Словно эта боль всё равно лучше, чем расставание, чем невозможность видеть его хотя бы изредка, слышать насмешливый голос, замечать на себе иногда рассеянный, иногда задумчивый взгляд. И пусть уже через мгновение тот становится равнодушным, если не презрительным – Саку просто чувствует, что не готов уйти. А, значит, скомканная рубашка тяжело падает в яму и начинает быстро скрываться под комьями сухой коричневой земли. И уже через пару минут, потоптавшись, да перекинув к дыре пару подгнивших досок, Саку бежит наружу. И сейчас идея Гинтоки оставить катаны в лесу кажется ему не совсем удачной… Повернув в очередной раз, Саку заставляет себя остановиться. Дальше по коридору кто-то есть. Стоит неподвижно, уставившись себе под ноги. Кто-то со светлыми и вьющимися волосами. Саку успевает лишь раз осторожно вздохнуть, как Гинтоки вдруг резко разворачивается и бросается по коридору прочь. О чём он думал? Куда шёл, но передумал? Быть может… искал Сакураи?.. или Кацуру? Мотнув головой, Саку делает шаг – и понимает, что ноги уже не желают нести его по своей воле. Словно это и не ноги вовсе, а два налившихся чугуном столба. А снаружи вовсю доносятся крики. «У меня ведь даже оружия нет… и доспехов» А вот в доме царит тишина, похоже, внутри не осталось никого, кроме него… И вдруг слуха касается какой-то скребущий звук. Он идёт со стороны, из внутренних помещений. Но очень близко. Сакураи возвращается обратно за поворот, проходит немного – звук становится громче – и останавливается в том самом месте, где и ночью, перед тем, как отправиться вновь топить горе в саке. Только в этот раз сквозь небольшую щель видно лишь одного человека. И этот человек зачем-то закладывает дыру в стене. «Что же ты прячешь, Кацура Котаро? Пока твой друг дерётся с врагом, чем же ты так занят?» Медленно вздохнув и чувствуя, как на душу опускается удовлетворение, Саку тихонько отступает назад. В ногах снова лёгкость, а сердце стучит в странном предвкушении. Непонятная, упрямая, но постыдная радость заполняет Сакураи – ведь он-то не такой! Он, вот, спешит, чтобы помочь, подсобить! Не то что некоторые... Когда Саку вылетает во двор, Гинтоки как раз пытается подняться с земли. Рядом с ним валяется труп рыжего аманто, затянутого в обтягивающую чёрную ткань. Дальше – ещё один. А вон человек. И ещё… Сколько же… Нет, важно другое – у Гинтоки шея и весь бок в крови! Не считая более светлой, залившей грудь и живот. Лишь сглотнув ком в горле, Сакураи осмеливается протянуть ему руку. – Гинтоки! – Саку! Рывок – и тот уже на ногах и зачем-то вцепляется Сакураи в плечи. – Ты должен найти Зуру! «Это ещё кто? Звучит знакомо…» – Зуру! Слышишь?! «Его по голове ударили?» – Эй, что с тобой? – Сакураи мотает головой и сам встряхивает Гинтоки. – Ты ранен? Ты весь в крови! – Половина не моя… – словно только сейчас заметив свое состояние, тот опускает взгляд, но тут же вновь вскидывает на Сакураи и сжимает его плечи сильнее. – Найди, слышишь? – Слышу-слышу! – стараясь не морщится. – Но тебе нельзя здесь оставаться… – Это тебе нель… Короче, шевелись быстрее! Его отталкивают. Сильно и беспощадно, как какого-то слугу или приставшую собаку. Зуру, значит? А ведь так Гинтоки зовёт Кацуру… – … бледная немочь! – Хорошо. Вряд ли Гинтоки слышит его ответ. Саку уже смотрит лишь на испачканную в земле спину. И отступает назад. Возможно, Гинтоки прав – ему, умудрившемуся просто родиться в подходящей семье, нечего делать здесь, среди настоящих самураев… даже если умрёт – это будет только бесполезной тратой времени. Глаз начинает чесаться. Потом второй. Когда Сакураи возвращается к комнате Кацуры Котаро, то лишь подойдя почти вплотную замечает, что тот уже стоит на пороге. – Что там? Голос друга Гинтоки напряжён, губы двигаются, почти не разжимаясь. Глянув ему за плечо, Саку замечает край серо-коричневой ткани, торчащей из стены. И неожиданно понимает, что именно там спрятано. – Разве вам не важнее то, что здесь? – кивает в комнату. – Ну кто же так прячет?.. Кацура мгновенно делает шаг в сторону, закрывая обзор. – А..? О чём ты? Даже смешно немного. – Закопать, говорю, лучше… Или Саката-сан сам велел туда засунуть? Кацура отвечает не сразу, сначала зачем-то прищуривается и заглядывает Саку в глаза. – Ты… знаешь о золоте? «Стоп! Гинтоки не рассказал?.. А он вообще в курсе, что его золото решили спрятать? Или Кацура принял это решение сам?» Моргнув, а потом ещё несколько раз, Сакураи отступает назад. – О каком золоте? Я о его рубахе. Лучше, говорю, закопать, чтобы не нашёл и не одел, а то он целый месяц таскал её, не снимая – да с ним же рядом находиться было невозможно из-за вони! По взгляду Кацуры и не поймешь: поверил или нет. Смотрит, не мигая. А, кстати, найти его Саку нашёл, а что дальше? – Теб-... вас там… Саката-сан искал… вот. Ещё шаг назад. – А ты почему не с ним? «И чего он мне тыкает? Он ведь даже не старше!» – Да… там уже почти закончилось всё. Глупо, очень глупо. Стоять вот так вот в коридоре, не зная, что ещё сказать, и пытаясь сообразить, что же делать. В чужие дела лезть мала охота, но ведь Гинтоки зачем-то просил найти Зуру. Так настойчиво… А Кацура вдруг отводит взгляд, явно прислушиваясь к чему-то. Мгновение спустя и Саку замечает, что снаружи стало шумно. То есть, не то чтобы до этого было совершенно тихо, но… – Хотя, там вроде… это… ещё подкрепление прибыло… Запрокинув голову к потолку и закатив глаза, Кацура резко выдыхает. И по его губам Саку отчётливо читает: «Идиот». Но не успевает даже обидеться, как тот уже проскальзывает мимо. И вдруг замирает, оборачивается: – У тебя есть оружие? – Н-нет… Сакураи готов провалиться сквозь землю. Он кусает губы и борется с желанием разодрать вновь зачесавшийся глаз. Кажется, Кацура снова произносит что-то обидное, но слов не разобрать. Из-за треска. И в глазах Кацуры отражается что-то странное. Только начав оборачиваться, Сакураи чувствует, как его дёргают за руку. И тут же сверху на спину обрушивается тяжесть. Ногу пронзает боль. В горло забивается песок. А потом он куда-то проваливается. *** Всё было хорошо. Ровно до того момента, как Рай получил сообщение от дежурных, что кто-то пытается проникнуть в лабораторию. Правда, очень скоро выяснилось, что снаружи просто рухнуло дерево – и аккурат рядом с замаскированным входом в убежище под объектом с кодовым названием «Жилой дом номер три». Но Рай всё равно промучился до утра, решая, стоит ли в очередной раз переносить базу или, всё же, дать учёным время закончить сыворотку. Для верности он отправился на обход сразу же, как только проснулся. Сначала проверил вход. На первом уровне, как обычно, не было никого, кроме дежурных, на втором – несколько верных чернорабочих, а вот на третий он спуститься не успел. Сверху вдруг посыпалась земля. А потом раскрылась целая брешь. Отражающего щита третьего уровня хватило, чтобы остановить лазер, но Рай-то до него спуститься не успел! Чуть не помер от страха прямо на лестнице. Хорошо, хоть индивидуальная защита сработала, защитила от жара – не зря, значит, сам решил носить и другим приказал после того пожара… Едва лазер прекратил буравить убежище, зажужжали, заработали роботы, срочно натягивая маскировочную сеть – хотя, если стреляли, значит, их тайную базу уже кто-то обнаружил! – Нападение! Нападение! – зазвучало в динамиках, натыканных повсюду ниже второго уровня. Рай прижался к стене спиной и тихонько сполз на пол, всматриваясь в становящуюся всё плотнее сеть и ожидая повторного удара. Или что в расщелину хлынут захватчики. Но почему-то ничего не происходило. Даже динамики замолкли, а с третьего уровня стали высовываться те, кто полюбопытнее. И вдруг на грани второго и первого уровня показался робот, тянущий за собой два крупных тела с отвратительно длинными и грязными волосами на головах, одни иссиня-чёрные, вторые – рыжие, словно свалявшаяся шерсть фелисов, только без пятен. – Живы? – переведя дух и отряхнувшись, обратился Рай к роботу. Робот заморгал зелёными лампочками. – Отлично, – кивнул Рай, осторожно поднимаясь на ещё дрожащие ноги. – Кажется, мы нашли кандидатов в подопытные. Но сначала – эва... эвакуируемся.