Широяша: История Белого Демона

****

Вечерняя суета напомнила Кадзуме время, когда он был новичком в борделе: пока не начал принимать клиентов и пока не получил собственную комнату, он точно так же ютился с остальными в общей спальне – хотя и не в таком количестве и не в такой тесноте. А ещё он точно так же был старше всех. Групповое посещение бани затянулось, благовидного предлога, чтобы уйти, не нашлось, и у Кадзумы не осталось выбора, кроме как сидеть и слушать не самые интересные на свете разговоры. Точнее, болтал в основном Сакамото, живописно рассказывая о столице: об игровых домах, процессиях куртизанок и, конечно, пришельцах – он с одинаковым восторгом описывал как заносчивость аманто, так и всякие занятные устройства, завезённые ими на Землю. На лицах робеющих учеников недоверие смешивалось с восхищением, и Кадзума начинал всё сильнее сомневаться, что малолеткам здесь действительно забивают головы патриотической чушью. Однако немного уязвляло, как простодушно Сакамото разговаривает со всеми. А ведь они не только младше, но и значительно ниже по статусу. За пять лет Кадзума ни разу не покидал бордель – неужели за это время в обществе что-то изменилось? Или это просто уловка? Как бы там ни было, слушатели ловили каждое слово, переспрашивали, задавали вопросы, распаляясь так, будто уже завтра сами отправятся в столицу и увидят всё собственными глазами. И только троица, с которой они с Сакамото познакомились ещё утром, вела себя иначе: если двое – Такасуги и Кацура – сидели на футонах с каменными лицами, то третий – белобрысый с серебром в волосах – всем видом демонстрировал, что ничего скучнее на свете не слышал. Он зевал, ковырялся в носу и ушах… Но Сакамото невозмутимо игнорировал такое вызывающее пренебрежение. Несмотря на то, что Гинтоки разлёгся, чуть ли голову на его колени не положив, он ни разу не сбился с мысли и чем-то напомнил Кадзуме зазывалу борделя. Только речь шла об Эдо и одной из его достопримечательностей – пришельцах. Слушая Сакамото, можно было подумать, что аманто – что-то вроде столичной диковинки, и не более. Рассказы рассказами, а очередь в баню никто не отменял. Группы сменяли друг друга, вопросы повторялись, и постепенно оживленный монолог превратился в диалог, а потом и вовсе в спокойную, вяло текущую беседу. Комната прогрелась до такой степени, что стало жарко, и во все жаровни, кроме тлеющей в их углу, перестали подкидывать угли – и они погасли. Кадзума поймал себя на том, что разглядывая макушки уже тихонько сопящих спящих, уже и сам в который раз зевает самым неподобающим образом – по внутренним часам ночь перевалила за полночь, а до этого ему несколько дней пришлось провести в седле, не считая остановок в гостиницах. Но стоило только подумать, что неплохо бы прилечь, как острый локоть Сакамото вонзился в бок, а в руку легла палка-фонарь. Серьёзно? Ясно же, что даже переверни он тут всё с ног на голову, никакого компромата не найдёт… Но не спорить же. Подвигав плечами и отогнав напавшую сонливость, Казума спрятал изобретение аманто в рукав. И не спеша поднявшись, перешагнул через белобрысого – несмотря на всю изображаемую скуку почему-то до сих пор не спящего – обулся и вышел в ночь. На небе – ни звёздочки, край крыльца – и тот не видно. Казума постоял, давая глазам привыкнуть к темноте. Разминувшись с колодцем, пересёк двор и поднялся на крыльцо перед классом. И вдруг почувствовал себя очень странно – будто и не было этих пяти лет, он снова шиноби и снова на задании, а в мышцах совсем другая гибкость и ловкость – жёсткая, как у змеи во время броска. Чем он занимался все эти годы? Разве раньше пол скрипел под ногами? А пульс в ушах стучал так громко? Застыв у открытой двери, вглядываясь в абсолютную темноту, пытался вспомнить – как же так вышло, что он вернулся к истокам? К тому, с чего всё началось? Только теперь он не на стороне патриотов. А на чьей тогда? Аманто? Сакамото чуть ли не хвалебную песнь им пел несколько часов подряд, лишь между делом упомянув отношение пришельцев к людям, но он же не всерьёз? Не стали бы патриоты приглашать в свои ряды симпатизирующего врагу. Порыв ветра ударил в спину, напомнив, что на улице не лето, а одет он лишь в юкату для сна. Закрыв за собой дверь, прислушался. Скорее всего, в здании никого, но передвигаться лучше бесшумно. Коварный столик пребольно ударил по ноге, пол скрипнул чуть громче зубов, а в остальном класс он пересёк без происшествий. Когда ещё одна дверь отделила его от улицы, повернул основание палки-светильника – совсем чуть-чуть – и на полу высветился тусклый круг. Вполне достаточно, чтобы не пропустить поворот. Засова на двери чулана не оказалось – кто-то заходил сюда после их с Сакамото ухода. Шкафы, полки, тетради. Ещё днём это показалось странным, но тогда мысли были заняты близостью господина, а сейчас он вновь обратил внимание на полное отсутствие свитков. Взяв исписанную тетрадь, поднёс свет к убористым столбикам иероглифов – текст лекций. Хотя больше похоже на дневник. Отложив, взял ещё одну, потом другую… и все они были похожи. Кто-то, вероятно учитель, старательно записывал свои мысли, не обходя вниманием ни правительственные реформы прошлого, ни проблемы настоящего. Долгая изоляция Японии осуждалась, в ней автор видел причину паники и неготовности людей к внезапным переменам, которые принесли с собой аманто. Желание изгнать пришельцев сравнивалось им с попыткой остановить морской прилив или извержение вулкана… От долгого чтения при скудном освещении глаза начало щипать – Кадзума закрыл их и зевнул. Теперь он понял, где оказался. Если здесь и готовили патриотов, то таких, кто должен уметь думать своей головой, оглядываться на прошлое и заботиться о будущем. Ёшида Шоё не призывал ни бороться с аманто, ни сдаваться на их милость, но взять от них всё лучшее и полезное, изучить, понять, перенять… и стать равными. А если аманто, которые сейчас ведут себя как захватчики на покорённой земле, продолжат вмешиваться во внутренние дела страны, влиять на политику, диктуя свои условия – тогда и только тогда, с современным оружием и современными мыслями встать на защиту своей родины и своей чести. Академия и Ёшида Шоё… Кадзума не мог не восхититься умом и смелостью этого человека. Открой тот школу в столице, патриоты или подорвали бы её, или перерезали всех воспитанников вместе с учителем. Но здесь, в провинции… как ему удалось? Официальные власти, конечно, не смогли бы привлечь вольнодумца к ответственности, но узнай люди, что кто-то учит «не бороться», а «сотрудничать» с аманто – и академия вспыхнула бы погребальным костром. Если даже в столице ещё не погасли угли экстремистских настроений, что уж говорить об этом захолустье? Выкрутив яркость светящейся палки на минимум, Кадзума вышел из чулана. Где-то здесь он видел комнату, похожую на кабинет… За одной из дверей открылось помещение со шкафом, письменным столом и рассыпанными по полу перьями. Переступив через них, открыл ящичек и достал тонкий свиток. Семейный реестр. Саката Гинтоки – единственный, кто значился живым. Что делает в столе учителя семейный регистр ученика? В других ящиках обнаружил стопку счетов на продукты, одежду, постельные принадлежности и прочую утварь. Здесь были перемешаны черновики с расчётами, расписки, несколько кусков ткани, в которые обычно заворачивают деньги – в общем, ничего особенного. Единственный учитель академии взвалил на себя множество забот, но всё же как-то умудрялся сводить концы с концами. Интересно, зачем ему это всё? Кадзума знал людей, способных на альтруизм в порыве хорошего настроения, но никто из них не стал бы так долго и упорно заниматься чем-то настолько невыгодным и обременительным. Аккуратно вернув бумаги на свои места, он вышел в коридор и вернулся на улицу тем же путем, через класс. Показалось, что стало ещё холоднее. Зато из-за туч выглянула луна, да проклюнулось несколько звезд. Погашенный светильник приятно грел руку, Кадзума плотнее запахнул юкату на груди и спрыгнул с крыльца как раз в тот момент, когда дверь в общую спальню распахнулась, и во двор выскочил Гинтоки. Кадзума тут же присел, надеясь, что его не заметят на фоне почти чёрного провала под крыльцом. Это было инстинктивное решение. И уже потом пришла мысль, что хватило бы оправдания вроде: «я заблудился» – но вставать и обнаруживать себя после того, как спрятался… показалось глупым. Гинтоки успел дойти до колодца, когда следом вышел кто-то ещё. – Гин-чан! Тот обернулся ещё на звук открывшейся двери, но после оклика тут же отвернулся и продолжил путь. – Гинтоки! Окликаемый ускорил шаг, окликающий спрыгнул с крыльца и побежал следом. И предпринял ещё одну попытку: – Гинтоки-сан! – А-а-а~ – белобрысый, наконец, развернулся. – Ну, чего?! Судя по тому, как преследователь споткнулся на месте, он совсем не ожидал, что Гинтоки сдастся так быстро. Но тот действительно остановился. Вот не могли они уйти чуть дальше? За угол? Светильник в рукаве остыл – и Кадзуме стало совсем холодно и грустно, да ещё и подол юкаты задрался, и ветер добрался до самых непристойных мест. – Тензо, я устал, понимаешь? – неожиданно заявил Гинтоки. – Мне надоело быть твоим манекеном. – Кем? – озадаченно переспросил Тензо, похоже, вовсе не поняв новомодное слово. – …а-а-а… кем… чем… тренировочным снарядом! – Ага… Кадзуме показалось, что объяснение не очень помогло. – В общем, отстань от меня, ладно? Ты же можешь сам этим заниматься. - …но с тобой… – Мне. Лень. Гинтоки махнул рукой и потопал прочь, однако окликнувший его двинулся следом, как веревкой привязанный. – Гинтоки-сама!.. И опять они ушли недалеко. По крайней мере, Кадзума не был уверен, что сможет подняться незамеченным, к тому же его заинтересовал предмет беседы. Чем таким этот парень не хочет заниматься один, и почему ему нужен Гинтоки в качестве тренировочного снаряда?.. Тем временем Гинтоки, постояв на месте, вдруг быстрым шагом направился к Тензо, а подойдя, протянул руку. – Конфеты. Это был не вопрос, а требование. Несколько мгновений ничего не происходило, но возможно, преследователь помотал головой. – Нет, так нет. Пожав плечами, Гинтоки в третий раз попытался продолжить путь, но рука Тензо ухватилась за юкату. – Гин… Кажется, паренек был готов расплакаться – голос прозвучал очень тихо и немного дрожа. Пауза затянулась. Двое замерли как неживые, пока Гинтоки, наконец, не нарушил молчание: – Тензо, просто не майся дурью и признайся ему. Юкату отпустили. Постояв ещё немного, Гинтоки обернулся, потрепал парня по волосам, словно собаку, и быстро-быстро пошёл прочь, а этот Тензо остался стоять посреди двора, тем самым нервируя Кадзуму. А потом ещё и сел на корточки. Кадзума поднялся не сразу, только когда почувствовал, что его яички превращаются в ледышки. Шаг. Второй. Сидящий посреди двора парень даже не шелохнулся. А ведь этот Тензо довольно подозрительно вёл себя в бане… – Эй, заболеть решил? Тензо уставился на него, словно увидел приведение. И только через несколько секунд с его лица пропало выражение ужаса, оставив только удивление. – В-вы- …Кадзума-сан? – Я. Что случилось, Тензо-кун? Кадзума подошёл почти вплотную. Парень смотрел на него снизу вверх – такой жалкий и несчастный, что что-то внутри бывшего кагемы дрогнуло. Он наклонился и, схватив за шкирку, потащил мелкого в сторону класса. Втолкнув в комнату, закрыл за собой дверь и опустился на пол, чувствуя, как кожу начинает покалывать. Продрог он основательно, да ещё и тело затекло, а ведь когда-то просидеть в неподвижности несколько часов не составляло для него никакой проблемы. – Не хочешь рассказать, что с тобой? – Кадзума-сан… – донесся из темноты сдавленный голос. – Спасибо, что беспокоитесь обо мне… но… это вряд ли будет вам интересно. – Рассказывай. Послышался вздох и шорох одежды. Парень подвинулся ближе. – Правда, ничего интересного… Мне нравится один человек, Кадзума-сан. – Так~ – И это замечательный человек, Кадзума-сан. Из семьи самураев. Самураев? Среди учеников только двое показались Кадзуме выходцами из благородных. И оба тогда были в бане. Так значит, бедному влюблённому не дает покоя разница в социальном статусе? – Сначала я мог только наблюдать со стороны, – продолжил Тензо. – Но потом… кое-что произошло, и теперь он отказался от семьи и, наверное, стал как мы все …но я просто не могу – он не такой. Он сильный, его отстраненный взгляд… Я бы хотел стать таким же, как он… Кадзума кивнул, хотя вряд ли это увидели. – И я попросил Гинтоки позаниматься со мной кендо. Он сказал, что чтобы учить есть учитель… но потом согласился быть моим противником… когда есть свободное время. – За конфеты? – Д-да. За конфеты. Вы же знаете, сейчас в городе много чего появилось, а смертей стало больше… ах, мой отец – мастер по надгробиям, поэтому… Уловив связь «есть работа – есть деньги», Кадзума снова кивнул сам себе. Всплыло кое-что интересное. – Сейчас появилось? – Ну, с тех пор, как аманто появились. – Так они давно… Стоп, ты имеешь в виду – здесь? В городе? – А вы не знали, Кадзума-сан? – Мы с господином сразу из Эдо, через город прошли рано утром… – Ну… в общем… вот так. Полезна ли эта информация, нужна ли она ему вообще? Кадзума вздохнул. – Так чего ты хочешь, Тензо-кун? Долгий вздох вместо ответа и тишина. И темнота. И близость симпатичного, несчастного парня. И обида на Сакамото… Кадзума придвинулся ближе, наклонился, понизил голос: – Хочешь взаимности? Или просто быть рядом? Стать таким же, равным по силе, чтобы он признал тебя? А что дальше? – Дальше?.. – эхом откликнулся парнишка, и Кадзума почувствовал напряжение в его голосе. – Да, дальше. Потому что, если тебе достаточно только любоваться им – это одно, а если ты… хочешь… стать для него особенным… Обняв паренька за плечи, Кадзума провёл пальцем по его щеке. – …то должен быть готов к чему-то такому, понимаешь? Его не оттолкнули. Каменная статуя просто не способна на это. – А я тебе нравлюсь, Тензо-кун? Молчание. А ведь чаще всего оно означает «да». А значит… Почти не ощутив сопротивления, Кадзума уложил парня на бок. Такая покорность… потому что он старше? Выше статусом?.. Прижался к спине. Скользнул ладонью по худосочному бедру, задирая юкату. Мелкая дрожь и сбившееся дыхание выдали состояние Тензо – вы только посмотрите, кажется, у нас тут маленький извращенец! А ведь он в том самом возрасте, когда завести может любая мелочь… да даже мелочи не нужно, возбуждение часто настигает неожиданно и в неподходящее время, но сейчас оно было самое что ни на есть подходящее. – К-кадзума… -сан… Ч-что в-вы- – Это класс, знаешь? И сейчас время ночного урока. Ладонь добралась до затвердевшего бугорка, пальцы нащупали выпирающую головку – фундоси в этом месте намокли. Кадзума осторожно высвободил небольшой член и, накинув на него подол юкаты, обхватил поверх. Немного грубо, но зато резкий вздох-стон Тензо ударил по нервам, прогнав по телу горячую волну. – Не… н-не надо, п-пожалуйста… Не позволяя парню поджать колени к животу, Кадзума напряг руку, коснулся губами его шеи и провёл языком выше, до мочки уха, чуть прикусил. Задвигал рукой по обёрнутому в ткань члену. Зная, что это настолько же невыносимо приятно, как и болезненно. Тело в его объятиях выгнулось дугой, ягодицы вжались в пах. – Не дразни меня, – выдохнул Кадзума. И рукой, придавленной головой Тензо, закрыл ему глаза. Мокро. – Так больно? – Н-нет. Н-но… Разжал ладонь, выпуская член. Провёл пальцами по губам. – Открой рот. Послушался он или что-то хотел сказать – палец занырнул между зубов, за щёку, под язык, чувствуя, что укусить его хотят, но не решаются. И вновь ладонь скользнула по бедру, но на этот раз – в сторону прижавшихся к Кадзуме ягодиц. Пришлось отстраниться, чтобы протиснуться между них. Палец вошёл совсем чуть-чуть, Тензо вздрогнул, напрягся, дёрнулся, пытаясь отстраниться, но Кадзума надавил ладонью на глаза сильнее, вжимая его голову себе в плечо, и парень застыл. – Не бойся. Ощущение власти над юным и неопытным телом пьянило. Как острая приправа к любимому блюду. Как горячее вино. Распаляло аппетит и едва не лишало рассудка. Но Кадзума остановился. Что он делает? Какой ещё урок?! Простое изнасилование. Вздох. Глубокий вдох и выдох. Вытащил палец. – Сожми ноги. Ещё выдох. Ещё вдох. Тензо послушался, и Кадзума втолкнул член в узкое пространство между сведённых бёдер. Он не пошёл до конца, но и остановиться не смог. Снова обхватил член Тензо поверх юкаты и снова задвигал рукой вверх-вниз, снова и снова проталкивая себя в сухую тесноту. Сочащаяся влага смешалась, напряженные ягодицы Тензо и мышцы его ног мелко задрожали – член Кадзумы зажало в тисках. Он усилил нажим и кончил в тот момент, когда Тензо глухо взвыл. Тогда Кадзума отбросил подол юкаты, обхватил маленький напряжённый член голой ладонью и, перегнувшись через бедро, в несколько движений помог излиться и своему партнёру. Бьющееся в объятиях тело подарило ещё несколько мгновений удовольствия, но постепенно Тензо расслабился. Но не до конца – Кадзума чувствовал его напряжение и пока не спешил шевелиться или что-то говорить. Пусть парень сам придумает оправдание случившемуся. Но тот вдруг спросил: – Это всегда… так? – М-м-м, не совсем. – У вас с Сакамото-саном… такие отношения, да? Кадзума почувствовал, как на горле сжимается невидимая рука. Он даже не смог сразу ответить, воздух просто застрял. – Кхм. С- …с чего ты взял? – Там, в бане, вы же… И вообще… Что это за «вообще», вообще?! – Тебе показалось. Кадзума сел и поправил одежду. – Найди что-нибудь, чтобы вытереться. Или сходи в баню, вдруг там осталась тёплая вода. – Хорошо. Показалось, что Тензо совсем успокоился и взял себя в руки, при этом Кадзума сверзился обрыва самообладания. Отношения… Нет у них никаких отношений! Совсем, чёрт подери.