Широяша: История Белого Демона

Seiza (正座) – дословно означает «правильное сидение»; японская поза сидения на коленях. Является традиционным способом сидения на полу. Уголь в жаровне почти догорел. Сэйн было погнал младшего брата за светильником для «господина Сакамото», но «господин Сакамото» его остановил. – Только не говорите, что готовы слушать меня до утра, ха-ха! Нет, до утра – не готовы. Более того, Шинске не был готов слушать его вообще – но выбора ему не оставили. Не прошло и часа с начала оживленной беседы, как он уже взвыл про себя, но Котаро покорно внимал рассказчику, и Шинске никак не мог придумать, как пригласить его выйти. Он хотел поговорить. Наедине. А вместо этого сидел на полуразложенном футоне и делал вид, что ему интересна вся эта чушь про столицу. Но чем внимательнее он слушал, тем сильнее недоумевал. «Господин Сакамото» оказался довольно дружелюбным парнем. И как Шинске ни старался, а на фальши его поймать не мог. Создавалось впечатление, что сына хатамото совсем не тяготит общество крестьянских детей, как и весьма скудные условия проживания. Столичный сноб? Не похож. Подослан знатью? Возможно. Только зачем? Или, точнее, почему именно он? Похоже, как и учитель, Сакамото тоже видит выгоду в сотрудничестве с аманто и не зациклен на сословных условностях. Да и в додзё показал себя на высоте… хоть и уступил в мастерстве учителю, но все поняли, что великовозрастный ученик довольно силён. Например, если бы Гинтоки вышел против него, Шинске точно бы поставил на Сакамото. Впрочем, он бы поставил на кого угодно, рискнувшего выступить против этого выскочки, ну да речь не о нём… …а о Сакамото, просто поразительно владеющем языком – тот так живо рассказывал и описывал лавку сладостей в каком-то квартале Ситамати, что даже Шинске был вынужден сглотнуть наполнившую рот слюну, а Гинтоки вообще вскочил и, пробормотав что-то вроде «я так больше не могу», ретировался. Почему-то следом за ним на улицу выскочил Тензо. Оглянувшись, Шинске вдруг понял, что большинство уже или спит, или вовсю клюёт носом, тогда-то Сэйн и решил отправить брата за светильником, а Шинске заметил, что слуга Сакамото куда-то пропал. – Ох, если я не лягу прямо сейчас, утром не встану… У вас же подъём на рассвете? Очень хотелось спросить Сакамото, о чём он думал раньше… например, три часа назад? Но Шинске только покосился на Котаро – оказалось, тот умудрился незаметно сменить позу с традиционно-уважительной «сейза», на свободную, обнял колени, поджатые к животу, и сложил на них подбородок. Рукав задрался, и взгляд Шинске прилип к плавной линии руки. Спустился ниже, к белеющим в темноте щиколоткам… воображение дало сбой, жар окатил с ног до головы и, свившись в тугую спираль, угнездился в основании живота. Шинске отвернулся. Щиколотки, как щиколотки. Обычные такие… щиколотки. Перед самым носом пронёсся край одеяла. Это Сакамото попытался развернуть свой футон, но места на полу для него явно оказалось недостаточно. – Кацура-сан, – позвал он негромко. Шинске рискнул снова посмотреть на Котаро, и заметил, что тот продолжает сидеть всё в той же позе. – Кацу-у-ура-са-а-ан, – повторил Сакамото, опускаясь перед ним на колени. Шинске скрипнул зубами. Котаро просто спит. Сидит и спит с открытыми глазами. Сакамото почти коснулся его лба своим. И вдруг выдал: – Зура, подъём! Даже Шинске вздрогнул. Котаро же моргнул. И отпрянул назад, но не упал – успел подставить руки. – Са-са-са… – Сакамото, – услужливо подсказал ему наглый столичный сноб, воспитанием недалеко ушедший от Гинтоки. Шинске втянул носом воздух и встал. Несколько мгновений он смотрел сверху вниз на задравшего голову Сакамото, наблюдая, как его тонкие брови скачут вверх-вниз, меняя выражение лица с озадаченного на ироничное. После чего глянул на Котаро – тот уже вернул себе самообладание. – Подвинься. Господину Сакамото не хватает места расстелить футон. – Н-но… – возразил тот и выразительно посмотрел на футон, на котором до недавнего времени валялся Гинтоки. – Выкинь. Просто выкинь его. Но его не послушали. И началась возня с кручением и перетаскиванием футонов. А ведь это была хорошая идея. Гинтоки есть, где спать… так нет же, заявился в общую спальню! Шинске, может, тоже не отказался бы переночевать в доме учителя, только ему никто не предлагал. Но зато он добился, чтобы они с Кацурой оказались в углу, у жаровни. Пусть жарковато, зато без лишних соседей. Сакамото улёгся ниже у стены, а три пустующих футона отделили их от остального помещения. Тем временем угли почти потухли. Тени слились. – Спокойной ночи, – пожелал всем Сакамото. И воцарилась тишина. – Эй, – шепнул Шинске и ткнул Котаро под лопатку. – Может, расскажешь? – Что?– оглянулся тот через плечо. – Почему ты здесь? Котаро повернулся на спину, едва не придавив его руку. Почувствовав наваливающуюся тяжесть, Шинске не сразу убрал её, выдернул лишь в последний момент. – Наш дом забили досками. Сначала показалось, что ослышался. – Что? Почему? – Говорят, отец помог одному раненому… а он оказался сбежавшим из тюрьмы преступником. И теперь господин запретил ему покидать дом при свете дня, – объяснил Котаро спокойно, но немного торопливо. – И хотя это довольно унизительно, нам нужно быть благодарными за такое лёгкое наказание. – И поэтому… он отправил тебя сюда? – Наверное. Хотя, я слышал, многие стараются отправить детей подальше. Аманто на улицах всё больше, а это… не всем нравится. Наверное, Тензо тоже из-за этого теперь с ночевой… Кстати, что-то долго они с Гинтоки… – Предлагаешь пойти поискать?! Он не хотел срываться, но вышло довольно громко. На всю спальню. Послышался шорох – и Шинске почувствовал на себе взгляд Котаро …попытался придумать, что бы такое сказать, чтобы смягчить резкий тон, но в голове не родилось ни единой здравой мысли. – Спокойной ночи, – после паузы пробормотал тот и, похоже, отвернулся. Шинске ногами сбил одеяло вниз, совсем забыв, что там, почти впритык, лежит Сакамото. Одеяло отбросили обратно. Собрав его под коленями, уставился на невидимый потолок и закрыл глаза. В груди засела тяжесть. Наверное, он должен был как-то поддержать Котаро… но слова – это только слова, а сделать хоть что-то он не в силах. Не теперь. Скрипнула дверь. Судя по осторожным шагам, это был Тензо. Спустя какое-то время скрип повторился, но в этот раз Шинске не услышал шагов, только потом зашуршало где-то рядом с Сакамото. А Гинтоки так и не вернулся. Проснувшись утром, Шинске обнаружил, что натянул на себя два одеяла – своё и соседское. Ну и чёрт с ним. И почему с самого утра он должен думать об этом белобрысом? Лучше бы… Шинске посмотрел на другую от себя сторону и не увидел Котаро. Даже его футона не было. Вообще, их в спальне осталось только двое, он сам и всё ещё сопящий Тензо. Это как же надо было крепко спать, чтобы пропустить утренний бедлам? Или их, впервые ночующих в академии, специально не разбудили? Сбросив одеяло, поёжился – дверь открыта, холодно – пальцами зачесал волосы на макушку и от души зевнул. Посреди этого процесса Гинтоки его и застал. Неужели явился футон за собой убрать? Ага, как же… Перехватив взгляд, направленный куда-то на низ своего живота, Шинске на миг замер, но потом быстро прикрылся одеялом. Когда он вновь посмотрел на вошедшего, тот уже вовсю пинал Тензо. – Подъём. Долг зовет. Давай, Тензо, просыпайся. Впрочем, без всякого энтузиазма. Его голос и взгляд были пропитаны скукой, приправленной раздражением. Так что когда проснувшийся Тензо неожиданно поймал белобрысого за ногу и уронил, усевшись сверху, Шинске чуть не зааплодировал. Но уже мгновение спустя Гинтоки вывернулся, а Тензо оказался зажат между его ног. Носом в пол. – Доброе утро, – поздоровался Шинске, заметив, что тот смотрит на него. – Д-добр-ое. – Так вот, – разжав ноги, Гинтоки сел, – Шоё просил нас сходить в город, отнести заказ на овощи. Держи! Из-за пазухи вынырнула смятая бумажка и торжественно опустилась перед Тензо, как раз принимающего сидячее положение. Шинске вздохнул и, приподняв одеяло, украдкой взглянул на свою проблему. И ему не показалось, что она быстро рассосётся. – Сейчас, Гин, я только оденусь и умоюсь, – засуетился Тензо, вставая. – Да ты не торопись, – рука Гинтоки легла на его плечо, а тон стал очень серьёзным. – Ты там, главное, конфеты не забудь. – А… ты разве… не пойдёшь со мной? – Не думаю, что ты без меня заблудишься. Какое-то время они смотрели друг на друга молча, при этом на лице Гинтоки, обращённом к Шинске, застыла такая многозначительность, словно их с Тензо объединяет великая страшная тайна. Правда, когда он, наконец, отпустил его плечо и пошёл к двери, Шинске заметил на лице Тензо не менее глубокую озадаченность и искреннее непонимание. Однако тут белобрысый захлопнул за собой дверь, и стало вообще ничего не видно. – Придурок. Шорох, топот, скрип – и свет вновь проник в выстуженную утренней прохладой комнату. – А вы почему не встаёте, Такасуги-сан? – возвращаясь к своему футону, неожиданно поинтересовался Тензо. Шинске отреагировал не сразу, сперва начал перебирать в уме возможные оправдания, но быстро сдался. – У меня… эм… некоторая проблема… которая… эм… скоро пройдёт. Я надеюсь. Тензо моргнул и вдруг принялся стремительно наливаться малиновым цветом. – Д-да, конечно, Такасуги-сан. Извините, Такасуги-сан. Я сейчас уйду, Такасуги-сан. Никогда ещё Шинске не видел, чтобы кто-то с такой скоростью убирал футон. Тёплое кимоно Тензо накинул уже на самом выходе, даже пояс не завязал – вылетел за дверь. Но тут же вернулся. И прикрыл её. И что теперь? Шинске снова приподнял одеяло, на ощупь убедившись, что проблема не стала меньше. Не то что бы такого ещё не случалось, но так скажем, не в таких масштабах. И как назло, рядом не оказалось ничего, во что можно было бы… сбросить напряжение. Не на пол же. И не в подол юкаты. Не отрывая взгляда от светящегося прямоугольника двери, Шинске улёгся на спину, стащил фундоси и, всё ещё колеблясь, обернул в них свою «проблему». Голоса во дворе. Вой ветра. Отвлекало буквально всё. Но память услужливо подкидывала картинки из вчерашнего вечера. Вот Котаро наклоняется с ковшом, и его ягодицы поджимаются, а позвоночник изгибается грациозной дугой. Вот по коже сбегают струи воды, волосы облепляют спину… капелька зависает на маленьком соске… Неожиданно быстро… но «проблема» разрешилась. Глухо выдохнув, Шинске переждал пробегающие по телу спазмы. И засунул испачканные фундоси в рукав. Если не считать этого маленького происшествия и того, что завтрак он пропустил, утро прошло спокойно. Гинтоки явился на урок, новички никуда не делись – Сакамото зевал, его слуга что-то записывал. Котаро вёл себя как обычно. А к обеду вернулся Тензо. Шинске не обратил бы на него особого внимания, но тот шёл через двор и прихрамывал, простое серое кимоно было испачкано в грязи, а на половину скулы красовался наливающийся синевой кровоподтёк. Заметив его взгляд, Тензо почему-то робко улыбнулся. И заковылял в сторону. Из кухни выглянул Гинтоки, и вдруг перемахнув через окно, выскочил на улицу. Он не побежал, просто пошёл к Тензо, но с таким видом, будто собирался добить. Тогда Шинске просто проследил за ним взглядом и отвернулся, и лишь в додзё, когда все ждали учителя, узнал, что Тензо нарвался на аманто: то ли сказал что-то не то, то ли просто оказался на пути… Ученики академии гудели, как пчёлы в улье. Сэйн даже порывался идти в город и искать этих «инопланетных паразитов». Тензо же, белый как мел, сидел у стены и тихим голосом просил всех успокоиться. Гинтоки молчал, но взгляд его кромсал противоположную стену. С одной стороны, Шинске чувствовал то же, что и все, но с другой – понимал, что любое их действие только принесёт академии проблемы. Учитель разрешил Тензо не участвовать в тренировке, тот так и просидел три часа у стены. Когда занятие закончилось, Шинске подошёл к нему. И заметил, что белый цвет лица парня сменился на синий. – Давай я отведу тебя к врачу? Денег у него, конечно, нет, но если заложить вакидзаси… Шинске давно обдумывал это: катана всё равно останется при нём, но зато появится приличная сумма денег. Хватит и на одежду, и на многое другое, не обременять же учителя вечно своими проблемами? А тут Тензо – ни живой, ни мёртвый. – Спасибо, Такасуги-сан, – замотал тот головой, упёрся о стену и начал вставать. – Не беспо- И вдруг схватился за бок и упал. Шинске уже миллион раз за сегодня слышал от него это «не беспокойтесь». Тензо просил не беспокоиться учителя, одноклассников, но почему тогда сейчас скрючился на полу и вдруг обмяк? Не умер же? Ведь не умер?! Шинске опустился на колени и попытался нащупать пульс. Рядом кто-то присел, над головой раздался голос учителя. А он только и мог, что смотреть, как Сэйн с братьями поднимают Тензо и уносят. Если бы он только не ушёл из семьи... хватило бы одного только слова, чтобы примчался врач. Постояв посреди опустевшего додзё, Шинске вышел во двор и побрёл к дому учителя. Там собралась толпа. Протиснувшись между одноклассниками, он вошёл внутрь, хотя кто-то, кажется, пытался его остановить. Дом учителя оказался довольно простым и пыльным. Особой грязи не было, вместо неё в углах скопилась заброшенность. Словно сюда приходили только для того, чтобы переночевать. А в центре комнаты на расстеленном футоне лежал Тензо – пояс развязан, одежда нараспашку. Учитель ощупывал его бок, стараясь не касаться огромного тёмного пятна, по цвету похожего на синяк на лице. Шинске положил вакидзаси на пол. – Учитель. Шоё бросил на него быстрый взгляд. И покачал головой. – Я не настолько бедный, чтобы лишать своих учеников родового оружия… Кацура уже отправился за врачом. – Но его отец не мож- – Знаю, – перебил его Шоё, собранный и непривычно хмурый, – не сможет сам, подскажет, к кому лучше обратиться. Если не сложно, принеси тёплой воды… И скажи всем, что уроков сегодня не будет. Врач явился только к вечеру – уже начало темнеть, когда дряхлый старичок, придерживаемый Котаро под одну руку, а Гинтоки – под другую, переступил порог дома учителя. Всё это время Шоё не отходил от Тензо, а Шинске носился по академии, то оплачивая привезённые заказы, то распределяя дежурства, то передавая задание для самостоятельных упражнений. С тех пор, как оказался здесь, он всё время старался держаться в стороне, и понятия не имел, сколько всего происходит в академии в течении дня, и везде требовалось присутствие учителя. Проводив до ворот мать одного из учеников, Шинске увидел, что врач выходит на крыльцо. Подойдя ближе к дому, услышал только часть фразы: – …до утра. Сообщите семье сами, или это сделать мне? Следом за ним показался учитель. Прикрыв за собой дверь, он тихо спросил: – Но есть же надежда? – Я сказал «скорее всего», – раздраженно проскрипел старик. – Может промучиться и несколько дней. – Обезболивающие? Старик уставился на Шоё. Вздохнул. – Вы готовы потратить такие деньги на то, лишь чтобы облегчить страдания какого-то босяка? Шинске поймал взгляд учителя на себе и вздрогнул. Этот взгляд был пустым и от этого очень страшным, но вот что-то похожее на горькую улыбку коснулось губ учителя, и мужчина на крыльце вновь стал похож на Ёшиду Шоё, которого Шинске знал и уважал. И тогда он понял, как глубоко на самом деле переживает учитель. Ведь Котаро тоже, когда не хотел показать своих чувств, изображал полнейшее равнодушие, а лицо его начинало походить на восковую маску. – Кто это был? – вдруг спросил у него Шоё, так и не дав ответа врачу. – Мать Мицу. Спрашивала, может ли её сын пожить пока здесь… Учитель кивнул. И у Шинске не осталось предлога, чтобы задержаться подольше и услышать продолжение разговора. Пришлось уйти. Злость почему-то исчезла. Люди умирают. Каждый день. Разные. Старики, дети, женщины и мужчины. Умирают от болезней, несчастных случаев или их убивают. Но до сих пор смерть для Шинске была чем-то, что случается с врагами или посторонними людьми. А Тензо… робкий, славный Тензо, так сдружившийся с Гинтоки, помогший им с тем фарсом в родовом доме… Шинске не сближался с ним особо, держал дистанцию, думал, что успеет ещё, когда-нибудь потом. Даже в голову не приходило, что «потом» может не наступить. В додзё несколько человек отрабатывали удары, среди них был и Гинтоки. Он ожесточенно размахивал бокеном с утяжелителем – воздух рядом с ним гудел не переставая. Отвернувшись, Шинске заметил, как один из дежурных заносит на кухню котёл. Время готовки, а белобрысый не за плитой? Возможно, его отсутствие сказалось на ужине, который назвать съедобным можно было только с некоторым преувеличением. Заталкивая в себя переваренный рис, Шинске не сразу заметил, как подошёл Котаро – бледный и тихий. Где он был всё это время? Сидел с Тензо? – Ты не мог бы прийти в дом учителя? Шиснке хотел спросить зачем, но язык не повернулся. Если зовут, значит, надо. Просто кивнул. В этот раз помещение показалось ещё меньше. Освещая его, на подставке в широком блюдце с маслом плавало несколько фитилей. Гинтоки хмуро глянул при его появлении и тут же вышел, а Тензо повернул голову и слабо улыбнулся. – Извините, Такасуги-сан… Дыхания, чтобы договорить, ему не хватило. Шинске сел рядом и покачал головой. Он не знал, радоваться ему, что тот ещё жив, или нет. Тёмного пятна видно не было, его прикрывала повязка, смазанная какой-то пахучей мазью, на столике лежали порошки в бумажных свёртках, стоял кувшин. – Спасибо, что пришли, Такасуги-сан… Я хотел вам сказать… Такасуги-сан… Что? Почему именно ему? – Такасуги-сан… И вдруг Шинске понял, что он хочет сказать, в чём признаться. Просто увидел в лихорадочно блестящих глазах, услышал в слабом дыхании. И кивнул. – Вы, наверное, не… не помните, Такасуги-сан… Я приходил в ваш… в ваш дом с отцом, когда умер ваш дядя… Лет пять назад это было? Шинске плохо помнил то время. Он как раз готовился к совершеннолетию, проходя семейные обряды. Но и без этого вряд ли бы запомнил приход в дом ремесленника. А его, выходит, запомнили… – Я никогда не… не встречал никого красивее… вас и печальнее, – продолжил Тензо. – Вы сильный и гордый. И я… я думаю… простите мне эти слова… что, если бы вы родились в простой… простой семье, вы бы… Такасуги-сан… Вы не рассердитесь, если я скажу, что люблю вас? Он говорил, постоянно прерываясь, но последнюю фразу произнёс на одном дыхании. Шинске смотрел, не отводя глаз, чувствуя, как их начинает щипать. – Спасибо. Полгода они жили, учились, ели вместе, и вот даже одну ночь проспали бок о бок. А он даже не догадывался. Это каким же самовлюбленным эгоистом нужно быть, чтобы не заметить? Все эти взгляды, эта робость… – Я, правда, счастлив. Тензо улыбнулся, и только тогда Шинске отвёл взгляд. – Есть… кто-то, кто вам… нравится, Такасуги-сан? – Зови меня Шинске, Тензо… Да, есть. Он должен был соврать? Подарить умирающему немного радости? – Я рад. Вновь взглянув на Тензо, Шинске увидел, что тот улыбается. – И это не… не я? Значит… вы не сильно… расстроитесь, когда я… умру. Но… хоть немного?.. – Я очень сильно расстроюсь, Тензо. Но ты не умрешь. Всё будет хорошо. Всё-таки соврал. Так будет лучше. К тому же, вдруг случится чудо, и окажется, что врач ошибся? Тензо попытался усмехнуться и тут же скривился от боли. – Х-хорошо, Та… Шинске-сан. Тогда… пообещайте мне… сказать, кто вам нравится… пожалуйста. – Обязательно. Шинске выдавил из себя улыбку. Тензо закрыл глаза. Это было очень больно – смотреть на него, но он сидел и смотрел. Пока в дом не зашёл учитель и, похлопав по плечу, не кивнул на выход. – Пусть поспит, – объяснил он, выйдя на крыльцо. – У аманто тоже есть врачи, – вдруг раздался голос Гинтоки откуда-то сверху. Ну конечно, где ему быть, как не на крыше. Шинске не слышал ни шороха, когда был внутри, значит, тот давно там засел. Аманто… и почему он сразу об этом не подумал? Может потому, что именно из-за них Тензо сейчас умирает? – Думаешь, они что-то понимают в лечении людей? – довольно спокойно спросил у Гинтоки учитель, а Шинске почему-то вдруг почувствовал себя лишним. – Уверен, – ответил тот и почти бесшумно рухнул на землю, спрыгнув с крыши. Шинске уставился на как всегда взъерошенные волосы, на прямую, упрямую спину, и на миг ему показалось, что Гинтоки найдёт выход. Вот прямо сейчас отправится к аманто, приведёт одного из них или стащит и принесёт лекарство. – Рискнёшь? Гинтоки обернулся, но посмотрел не на учителя, который задал вопрос, а на Шинске. – Думать о завтрашнем дне – это, конечно, круто. Но сейчас важнее настоящее. Это он сейчас о чём? – Решать тебе, Гинтоки. Но подожди до завтра. Если Тензо не станет лучше, делай, что сочтёшь нужным. Шинске заподозрил, что он чего-то не знает или недопонимает. Однако врач выразился предельно ясно: скорее всего, Тензо не доживёт до утра, так почему учитель просит Гинтоки подождать? Неужели он готов позволить Тензо умереть, лишь бы Гинтоки не рисковал? Сглотнув тугой комок, засевший в горле, Шинске сошёл с крыльца. – Такасуги. Тебя я попрошу о том же, – прилетело в спину. – Я хочу, чтобы вы оба дали мне слово. Это жестоко – заставлять бездействовать. Обернувшись, Шинске встретился взглядом с Гинтоки и вдруг понял, что они думают об одном и том же. – Я прошу вас не просто подождать. Я прошу вас довериться мне. Взгляд Гинтоки дрогнул. Он продолжал смотреть в глаза Шинске, когда учитель подошёл к нему со спины и растрепал светлые волосы. А потом ещё и до головы Шинске дотянулся, и тот почувствовал тяжесть лёгкой, в общем-то, руки. И вздохнул. – Хорошо. Гинтоки кивнул следом. А ночью пришёл в общую спальню. И Шинске был вовсе не против, когда тот лёг за его спиной. Глядя в невидимый потолок, он прислушивался к шорохам – ни Котаро, ни Гинтоки никак не могли заснуть. Да у него и у самого голову разрывало от обилия мыслей: идеи роились, толкались, оттесняя беспокойство о возможных последствиях, а когда бесконечная ночь подошла к концу и щель под дверью посветлела, Шинске разлепил зудящие глаза и вышел на улицу. Не успела дверь закрыться за ним, как рядом возник отчаянно зевающий Гинтоки. Котаро нагнал их уже у самого дома учителя. И каково же было удивление, когда на пороге их встретил растерянный Тензо. Встретившись глазами с Шинске, тот отчаянно покраснел и уронил взгляд в пол. – Так не бывает, – твёрдо произнес Котаро. – Разве? – возник за спиной Тензо учитель и облокотился о дверной косяк. Шинске заметил вылезший из рукава край повязки. Ранен? Неужели Шоё куда-то ходил ночью? Что он сделал? – Как скоро нам ждать гостей? Шоё посмотрел на задавшего вопрос Гинтоки. – М-м-м… – пожал плечами. – Никогда?.. И улыбнулся.