Широяша: История Белого Демона

****

– Нет, так у тебя никогда ничего не получится!.. Возглас заставил Тацуму обернуться. – Ты как деревянная кукла, Зура. Одни и те же заученные движения! Кацура Котаро, отпустив покрасневшее запястье, поднял выбитое оружие и принял классическую стойку – одна нога чуть выдвинута, меч поднят перед собой. – Ну, вот, опять… Договорить Гинтоки не успел. Подошедший со спины учитель уронил на белобрысую голову кулак, совсем не кажущийся тяжёлым – но у ученика подогнулись ноги. Вообще, Тацума, сколько ни наблюдал за Ёшидо Шоё, всё никак не мог понять, откуда в хрупком с виду теле берётся такая мощь? Вроде и запястья тонкие, и плечи узкие… И дело ведь не только в физической силе, но и в навыках. Сколько ему лет? Кажется, что не больше двадцати пяти. Какой школе принадлежит? Кто был его наставником? – У Котаро свой стиль, Гинтоки. Ему хватает и силы и скорости, чтобы противостоять тебе. – Пф-ф-ф! Что ж я тогда постоянно побеждаю? – Может, он просто не может привыкнуть, что кое-кто не придерживается никакого стиля вообще? Тацума не выдержал, хмыкнул. Вот уж точно – никакого стиля, одни инстинкты. Саката Гинтоки – как левша среди правшей: вроде бы делает всё то же самое, что и другие, но по-другому. И вряд ли кто-то ещё сможет так же. Если сравнивать с Кацурой: один дерётся, как подсказывают чувства, другой – как велит разум и тело, впитавшее основные боевые формы. К сожалению, в арсенале Кацуры нет готовых решений для неожиданных и непредсказуемых атак Гинтоки, поэтому он каждый раз безнадёжно опаздывает… Но если избавится от этой привычки "думать"… – Что скажешь? Кадзума, с которым они только что обменивались ударами, коснулся подсохшей ссадины на щеке и поморщился. – Насчёт чего, Сакамото-сан? Вчера его поставили против Гинтоки. Тацума хотел понаблюдать за схваткой, поэтому сосредоточился на своём противнике, чтобы быстрее закончить бой, но не успел и не увидел, как тот получил эту отметину. – Не кривись, хоть на мужика стал похож, – хмыкнул. – И всё же, как он умудрился это сделать тупой деревяшкой? – Он это не мечом, Сакамото-сан, а… – Кадзума отвёл взгляд от препирающегося с учителем Гинтоки. – Не знаю. Воздухом? Тацума заметил, как белобрысый мельком глянул в их сторону, будто почувствовал, что говорят о нём, и тут же отвернулся. А Тензо продолжил смотреть на Кадзуму. Вот уж чудо из чудес… Только месяц спустя после странного исцеления учитель разрешил ему возобновить тренировки в додзё, хотя парень вроде нормально двигался и ни на что не жаловался. – А какой стиль предпочитаете вы, сенсей? Шоё обернулся, вскинул брови, но по его губам скользнула улыбка. – Уже закончили?.. Никакой. Я предпочитаю не использовать какие-либо стили. Нет, такой ответ не мог удовлетворить Тацуму, но возразить ему не дали – Шоё перевёл взгляд на Кадзуму и улыбнулся шире. – Однако, какого сопровождающего вам выделил отец, Сакамото-сан! Можно подумать, не в школу отправил, а на опасное задание… Теперь уже усмехнулся Тацума. – Обижаете, сенсей. Хотите сказать, одних моих скромных способностей для опасного задания оказалось бы недостаточно? – Ни в коем случае, – улыбка Шоё стала похожа на оскал. – Но, согласитесь, всегда удобно иметь под рукой кого-то с навыками бесшумного убийцы? – Прошу прощения, – бесцеремонно вклинился Кадзума. – Вы переоцениваете меня, сенсей. И я благодарен возможности обучаться под вашим началом. Лицо Шоё смягчилось, глаза насмешливо блеснули. И Тацума в очередной раз почувствовал, как сильно не хочет уходить отсюда – несмотря ни на что, ему комфортно в этой сельской школе, с её странным учителем, опережающими время идеями и взбалмошными учениками. И пусть в этом нет никакой выгоды, а одно лишь эгоистичное желание… он сделает всё, чтобы остаться здесь подольше. Из задумчивости вывел скрежет. Это боккен Такасуги шаркнул по деревянному полу и, описав в воздухе круг, упёрся Гинтоки в плечо. – Моя очередь. Кацура с каменным лицом отошёл к Тензо, Тацума и Кадзума тоже посторонились, освобождая место для схватки. – Хаджимэ! Шоё скомандовал начало схватки, а Тацума внимательнее всмотрелся в Такасуги. Тот не раз демонстрировал свои способности в спаррингах, но выходя против Гинтоки, почему-то казался связанным по ногам и рукам. Тацума сам имел возможность убедиться – Такасуги силён, быстр, и в отличие от Кацуры, в его движениях больше форм – кто-то позаботился о том, чтобы вбить в парня азы и развить врождённые способности. То, чего не хватало Кацуре, и то, что было преимуществом Гинтоки – всё это имелось у Такасуги Шинске. Но он продолжал проигрывать. Раз за разом. А сейчас просто застыл. Они оба застыли. – Не пойму… есть в нём что-то такое… а что именно… – Сакамото… -сан, вам же ещё не доводилось с ним драться? Тацума покосился на Кадзуму. – Нет пока. А что? – Тогда… скажите, сколько у вас было тренировочных боёв? – Смеёшься? Сотни… может, тысячи. – А реальных, когда жизнь висела на волоске? К чему он клонит? Тацума не успел додумать мысль, Гинтоки сорвался с места. Должно быть, для Такасуги противник просто исчез из вида. Это не было похоже на начало атаки, он упал в бок, но в последний момент успел подставить ногу, оттолкнуться и, не разгибаясь, бросить тело по косой. Вот только что Гинтоки был справа от Такасуги, и уже слева, боккен взлетает вверх… и почти задевает локоть. Такасуги разворачивается на ноге, всем телом уходя в сторону – знакомое, классическое движение, но выполнено не из самой удобной позиции – ещё несколько шагов, и вот он уже в боевой готовности, а Гинтоки ещё только возвращает себе равновесие и оборачивается. – Ну, хоть кто-то… хоть чему-то… тут учится. Такасуги не воспользовался шансом, и Гинтоки даже хватило времени на этот словесный выпад. Хотя показалось, что Такасуги мог успеть ответить на атаку, а не только уклониться от неё. – Тензо говорил, он раньше бросался на него, как безумный. – Кто? – не понял Тацума. – Гинтоки? – Нет… Сакамото-сан, Такасуги, – пояснил Кадзума, опять сделав непонятную паузу на его имени. – Они вроде как раньше совсем не ладили. – Вот оно что… Столько раз проиграв, он стал бояться. – Необязательно, – раздался совсем рядом голос учителя. И когда он только подошёл? – На первый взгляд Такасуги Шинске может показаться гордым и заносчивым, но он очень терпеливый и расчётливый… По вашим глазам вижу, хотите спросить, не спутал ли я его с Кацурой Котаро? Хм-м… Вы удивитесь, если… Вдруг Шоё замолк, а спустя миг к его ногам прилетел деревянный меч. Тацума метнул взгляд на место схватки. Такасуги коршуном навис над прогнувшимся в пояснице и безоружным Гинтоки, оба застыли в причудливой скульптурной композиции, будто донельзя удивлённые случившимся. Неужели? У него наконец-то получилось? Но вот Гинтоки выбросил руку, ударив Такасуги по запястью. Боккен выскользнул из ослабшей хватки. И был тут же перехвачен, а в живот Такасуги врезалось колено. Крутанув отобранное оружие вокруг кисти, Гинтоки покосился на учителя. – Знаю-знаю, я проиграл. Поздравляю. И бросил меч обратно отступившему на шаг, но не издавшему ни звука Такасуги. Тот даже умудрился его поймать. Вздохнув, Тацума повернулся к Шоё, но увидел лишь его удаляющуюся спину. Ну и ладно. Хлопнул в ладоши, оттолкнулся от стены. – Что ж, это великое событие надо обязательно отметить… Как насчет вылазки в город в честь праздника? – Какого праздника? – затормозив, оглянулся Гинтоки. Но вопрос застыл не только в его взгляде. – Как же, – улыбнулся Тацума, подходя ближе. – Не слышали? Новый календарь! – Опять аманто что-то придумали? – сдавленно вклинился Такасуги. Видимо, к нему пока ещё не до конца вернулась способность нормально дышать. – Аманто или не аманто… правительство решило – значит, будем жить по новому, западному календарю. А по нему новый год… когда бы вы думали? Сегодня! Вот что значит – провинция. Глушь и неведение. И ведь смотрят, как на сказочника. – Брешешь! – Да как я могу, Кинтоки? Не веришь – пошли в город, сам убедишься. Сегодня ночью монахи будут бить в колокол. – Гинтоки!!! Меня зовут Гинтоки, сволочь! Тацума вовремя успел спрятаться за Кадзуму, и боккен прилетел в лоб не ему. – Сакамото-сан… – робко подал голос Тензо. – Вы, наверное, не знаете, но Такасуги-сан и Гинтоки-кун не покидают академию. – А вот, кстати, почему? Выглянув из-за плеча Кадзумы и убедившись, что Гинтоки больше ничем кидаться не собирается, Тацума перевёл взгляд на Такасуги. Но отвечать ему никто не спешил. – Эта тема – табу? – Тацума… Тебя ведь так зовут? Кивнул. Судя по тону, Гинтоки был серьёзен как никогда, да и Такасуги уставился пристально. Стало немного не по себе. – Так вот, Тацума, откровенность за откровенность. Ты нам про себя, мы тебе – про себя. Так ведь будет по-честному? А ведь этого могло и не случиться. Если бы держался в стороне. Но почему именно сейчас? Тацума посмотрел на другой конец додзё, где несколько учеников уселись вокруг учителя, на уже выходящих на улицу дежурных, на Кадзуму. – Я всегда знал, что принимать вместе ванну – ещё не повод для знакомства… но… может, сделаем это после ужина? Такасуги молча поднялся и направился к подставке для боккенов. Гинтоки кивнул. Таким образом Тацума получил отсрочку – совсем немного времени, чтобы передумать. Кадзума не сказал ничего, совсем. Хоть и поглядывал странно во время ужина. Вообще, он сильно изменился. С тех пор, как Тацума отправил домой весть, что пока ничего не нашёл, и что ему нужно задержаться в академии подольше, бывший кагема стал больше похож на настоящего шиноби: мало говорил, почти не привлекал к себе внимания и двигался бесшумно, а когда отлучался или возвращался, то делал это незаметно. Лишь иногда Тацума ловил на себе его пристальный взгляд, да эти странные запинки при обращении – вот и всё, что теперь отличало Кадзуму от слуг, к которым он привык. И бывший кагема наконец-то выбросил из головы ту глупую идею… Вероятно, он поначалу решил, что должен исполнять свои старые обязанности… что его взяли в услужение, чтобы ублажать нового хозяина… И не то что бы Тацума его не понимал. Но теперь, когда тот прекратил все попытки нарушить границу, чувствовал какую-то пустоту. И разочарование. Но думать об этом Тацума не хотел. К тому же, сейчас его больше волновали несколько иные вещи. – Итак… Не сговариваясь, они уселись за один стол, долго ковырялись в тарелках, а когда дежурные всё-таки их отобрали, ждали, когда те закончат с уборкой. И вот, когда помещение опустело, а Кацура заварил и принёс чай, а на стол легла наполненная маслом пиала с плавающим в нём фитилем, Тацума начал. Он рассказал почти обо всём – как жил в столице, как радовался свободе и как не хотел возвращаться. Как получил приказ от отца найти хоть что-нибудь против Ёшиды Шоё, что помогло бы добиться закрытия школы. Как узнал, что несмотря на красивую шелуху идеологии, настоящая причина заключалась в другом – в том, что его семейство строило планы на это поместье ещё с тех пор, как бывший владелец покинул его. – Я – послушный сын. Я покорно следую воле отца и упорно ищу хоть что-то, но пока безуспешно. Однако, кто знает, когда его терпение истощится? Думаю, вы понимаете, что моя семья вряд ли легко откажется от задуманного. Он закончил. И будто монахи специально ждали этого момента, издалека донесся гулкий звон – первый удар в колокол. Первый из ста восьми – по числу человеческих грехов. – Твой отец случайно не суеверный? – вдруг спросил Такасуги где-то на пятидесятом грехе и покосился на Гинтоки. – Нет, а что? – Да так. Ничего. А Гинтоки полез за пазуху, достал сверток и зашуршал им, разворачивая. На деревянный стол скатилось несколько белоснежных шипастых шариков, но далеко укатиться они не успели – быстро подхваченные, отправились в рот белобрысого. Конфеты. Обычно ими балуются женщины и дети, но на лице Гинтоки проступило такое умиротворённое выражение, что Тацума вдруг почувствовал жгучее желание тоже попробовать эти… конфеты. – Что? – Гинтоки посмотрел на Такасуги, потом обвёл взглядом остальных, тоже уставившихся на развёрнутый сверток. – Угощайтесь. Это от учителя. Остальные уже, наверное, получили свои порции. Только у них маленькие кульки, а у нас – большой. – Дурак, – беззлобно фыркнул Такасуги. – Если разделить на всех, как раз понемногу и получится. – Сам ты дурак. Понемногу – это если никто не откажется… Взгляд Гинтоки скользнул по Кацуре, перетёк к Кадзуме. И тот тут же, как по команде, потянулся к горстке конфет, взял одну. – Если позволите, я только попробую. Гинтоки наградил Кадзуму таким взглядом, что достанься он Тацуме, у него бы эта конфета точно встала бы поперёк горла, но Кадзума невозмутимо сунул её в рот, и на его щеке появилась неровная выпуклость. Тацума последовал примеру слуги – только отправил конфету под язык, и запил, чувствуя, как крепкий чай смывает с шарика налёт сладости и разносит по нёбу. – Интересно, за кого учитель нас принимает? – пробормотал Кацура. – За детей или… – Да хоть за кого… – отправив в рот сразу горсть конфет, прохрустел Гинтоки. Колокол смолк. Со двора донёсся стук пустого ведра, встретившегося с краем колодца. – Ладно, ваша очередь, – напомнил Тацума о соглашении. – Начнём с тебя, Такасуги-кун? Хруст со стороны Гинтоки прервался, а Такасуги замер с недонесённой до рта конфетой. Сжал в кулаке. – В отличие от тебя, Сакамото… раз уж мы теперь без «санов»… я пришёл сюда по собственному желанию и против воли семьи. А насчёт того, почему не хожу в город… Разжал кулак, поднёс ладонь ко рту и слизал прилипший, размякший комок. Поморщился. – …не вижу в этом смысла. Кроме того, сейчас всё спокойно, но кто знает, что предпримет отец, если ему напомнить о моём существовании? Совсем коротко и по существу. Тацума задумчиво кивнул, ничем не выдав охватившего его волнения. Значит, вот оно как бывает. Пошёл против воли семьи… Если его лишат имени, вместе с ним пропадёт и право носить меч. Что касается покровительства родового божества – то о таком в эпоху космических пришельцев, конечно, не стоит беспокоиться, но потерять социальный статус – это серьёзно. Это позор. Что заставило его зайти так далеко? – Но ты же ещё носишь фамилию "Такасуги"? – Она мне не нужна. Не нужна?.. А как же будущее? Кто наймёт того, кто даже не самурай? Тацума заставил себя успокоиться. Вздохнуть глубже. Мир меняется, возможно, он просто отстал от жизни, застряв в тисках традиций и устоев. – А ты, Гинтоки? Слышал, ты единственный наследник бывшего владельца этого поместья. Пока он думал, все молчали, нарушая тишину лишь хрустом конфет, но сейчас даже эти звуки смолкли. Что он такого сказал? Имя неправильно произнес? Или… никто даже не слышал про семейный регистр, о котором узнал Кадзума? Нехорошо получилось. От Тацумы не укрылся взгляд, брошенный Такасуги на Гинтоки. Кацура же, как поднял брови, так и застыл, олицетворяя собой изумление. А Тензо сделал вид, что поглощён изучением чашки с чаем. – Меня… вписал туда учитель, – медленно произнёс Гинтоки. – Без понятия, зачем ему это понадобилось. Ещё одна новость. Значит, и за Ёшидо Шоё водятся грешки? Получается, учитель обеспечил своему ученику фамилию. Вот так, один почти потерял социальный статус, другой – получил, но оба этим не особо взволнованы. – А ты, Зура, что о себе расскажешь? – Сакамото-сан, меня зовут Кацура Котаро, если позволите. И ничего шокирующего о себе я, к сожалению, поведать не могу. Судя по вернувшемуся непроницаемому выражению лица, он успокоился. Длинные чёрные волосы, перекинутые через плечо, коснулись стола, когда их владелец потянулся к значительно уменьшившейся кучке конфет. – Мой отец – врач, служит хатамото. Благодаря протекции господина я официально значусь приёмным сыном одной самурайской семьи и ношу фамилию Кацура, так что… моя ситуация несколько похожа на… то, что сделал учитель для Гинтоки. Действительно, ничего шокирующего. – Кацура-сан, вы забыли рассказать, почему живёте теперь с нами, – напомнил Тензо, отставив пустую чашку. – Я принесу ещё чаю. Проводив его взглядом под чёрный свод кухни, Кацура отбросил волосы за спину и сжал чашку в ладонях. – Отец попросил меня. Такасуги заелозил на месте, но стоило на него посмотреть – оглянулся на кухню. А Кацура продолжил: – Отца обвинили в помощи беглому преступнику. Думаю, он просто не стал выяснять у раненого человека, кто тот и откуда… Но господин вынес довольно лёгкое наказание – велел забить окна досками и запретил всей семье покидать дом при свете дня. Тацума прикинул, сколько тот уже здесь – вышло что-то около месяца. Наказание затянулось? – Понятно… А ты вроде как дома и не покидаешь… Тензо вернулся с подносом и начал разливать чай, словно вышколенный слуга – не поднимая взгляда. – Тензо-кун, что поведаешь о себе ты? Парень удивлённо посмотрел на Тацуму, потом на Кадзуму. Чай из чашки полился через край, залил стол и едва не ошпарил Гинтоки. Тот вскочил, не забыв подхватить оставшиеся на бумаге конфеты, и отвесил парню подзатыльник. – Его отец – лучший в Тёсю мастер по надгробиям! С некоторых пор купается в заказах. – Что-то я не слышал об эпидемии, – удивился Тацума. – Заказы… – подал голос Тензо. – Сакамото-сан, в последнее время много казней, вы не слышали? – Нет. А ведь он действительно совсем не интересовался происходящим в городе, будто заранее решив, что там не может быть ничего достойного внимания. Но про аманто он слышал. – Говорят, ищут бунтовщиков. Чтобы не было восстания. Вероятно, отец Кацуры-сана помог одному из тех, кто был схвачен по подозрению в… эм-м… – Подстрекательстве? – подсказал Тацума, а когда Тензо кивнул, хотел задать ещё один вопрос, но Такасуги его опередил: – Аманто имеют к этому какое-то отношение? – Н-не зн-наю, Такасуги-сан… То есть, Шинске-сан. Воспользовавшись паузой, Тензо умчался за тряпкой, но быстро вернулся и принялся вытирать стол. Гинтоки широко зевнул. – Ладно, поздно уже, может, спать пойдём? Тензо замер, покосился на него через плечо. – Но Гин-кун, ты так и не объяснил, почему не ходишь в город… И Кадзума-сан ещё ничего о себе не рассказал… А ведь и правда. Тацуме даже стало интересно, как Кадзума выкрутится. Но сначала уставился на Гинтоки. – Да, Кин-кун, объясни. – А так не понятно? – раздраженно пройдясь пятернёй по волосам, тот отступил в сторону выхода. – Из-за моих волос меня то за аманто, то за нечисть принимают. – Так покрась их, – хмыкнул Тацума. – Ещё чего! И стать как все?! Кадзума, давай… твоя очередь. Когда взгляды скрестились на бывшем кагема, тот только обречённо вздохнул. – Ничего особенного, на самом деле. Совсем ничего. Просто слуга Сакамото-сана… Родился в стране Ига, встретил господина в столице, где и был принят на службу. – Так ты шиноби, – совсем не удивился Такасуги и обернулся к Гинтоки, но того уже и след простыл. Потом посмотрел на стол, снова оглянулся. – А где конфеты? После пропажи конфет разговор увял сам собой. Они допили чай и отправились спать. Тацума не думал, что всё пройдёт так обыденно и спокойно. Гром не грянул. Но мир его всё-таки пошатнулся. Беспокоясь о том, как примут его признание, он сам оказался не готов к ответам, полученным на свои вопросы. До сих пор идеи Ёшиды Шоё оставались для него всего лишь идеями. Да, рациональными и здравыми, но он ни разу даже не попытался сделать выводы. Применить к реальности, к настоящему. Тацума всегда хотел свободы. И немного завидовал ученикам Шоё. По крайне мере – двум из них точно. А третьему решил попытаться помочь. Поэтому на следующий день не явился на утренние уроки, отправившись в город. Разговор с господином Кацуры оказался совсем несложным. Конечно, приди к нему безродный ронин – могли и на порог не пустить, другое дело – наследник клана Сакамото. Но всё прошло хорошо, и в академию Тацума вернулся с хорошей новостью. Когда Кацура услышал, что с его семьи сняли наказание, пришлось потратить какое-то время, чтобы убедить его не приносить клятву вечной верности. К тому же, на душе Тацумы скребли кошки: дело в том, что он пересилил себя и зашёл домой, и от помощника отца узнал про аманто – оказывается, во все крупные города были отправлены небольшие гарнизоны для предотвращения мятежей. Но причиной его плохого настроения стала не эта информация, а негодование отца. Тот заявил, что если Тацума не смог найти ничего компрометирующего, то должен был подготовить что-нибудь сам. А если не способен даже на это – то недостоин носить гордое имя наследника уважаемого семейства. С большим трудом, израсходовав весь запас красноречия и терпения, Тацуме удалось выторговать ещё немного времени. Но стало совершенно ясно, что каждый день теперь может стать последним: и для его пребывания в академии, и для самой академии – глава клана Сакамото готов перейти к радикальным мерам. И уже даже не потому, что поместье, занимаемое школой, представляет какую-то ценность… скорее отец Тацумы просто не способен смириться, что не может справиться с каким-то неизвестным самураем.