***
Когда Гарри просыпается во второй раз за утро, теперь уже в своей собственной кровати, он долго смотрит в потолок и удивляется, как такое вообще могло произойти. Всё выглядит так, словно в один момент он был в баре с этим парнем, неважно как там его звали, танцевал и веселился, а в следующий он уже стоит на коленях и тает под пронзительным взглядом Зейна. И если бы у него не было синяков на коленях, зуда в горле и вдобавок ко всему головной боли, он, скорее всего, подумал бы, что это всё ему почудилось. Гарри пытается думать, пытается вспомнить, почему он повёл себя именно так. Возможно, Зейн и был тем, кто первый прикоснулся, первый поцеловал, но Гарри всегда был тем, кто первый подталкивал его к действиям. Он первый, кто заговорил с ним, первый, кто попросил об одолжении, первый, кто начал флиртовать, первый, кто стал настаивать на общении. Он сам подтолкнул себя оказаться в той ситуации, в которой он сейчас, он заставил себя быть чёртовым Гарри Стайлсом вопреки здравому смыслу. Он был тем, кто пьяным сидел на лестнице под своей дверью и принял осознанное решение уничтожить Зейна, чистое и внутреннее желание, желание наказать его за то, что видел в нём только друга. Он хотел его уничтожить, и он действительно имел это в виду. Гарри был тем, кто очаровал первым, кто улыбнулся первым, кто нуждался первым. Он не может винить Зейна за то, что тот искал для себя горячий рот после весёлой ночи, рот, который бы так охотно поддался быть использованным. Гарри буквально умолял об этом. Он хотел увидеть лицо Зейна, когда тот не мог контролировать свою похоть, он наслаждался, когда видел, как меняется его состояние, переключаясь от милого до напористого. Он практически умолял Зейна обращаться с собой грубо, подтолкнуть его, притянуть к себе. И это тот момент в его мыслительном процессе, тот неизбежный момент, когда он полностью отключается. Он перестаёт думать о прошедшей ночи, о том, как он наконец-то вторгся в личное пространство Зейна, однажды и навсегда. Он чувствует себя пристыженным и хочет стереть это из своей памяти. Поэтому он почти готов перевернуться на другой бок и проспать следующий месяц, когда его телефон начинает пищать. Каждая клеточка его тела, каждый инстинкт и позыв внутри него, говорит ему игнорировать телефон, но он всё равно смотрит что там. Найл: Ты сегодня в порядке? Гарри: Нет. Найл: Ты заболел или похмелье? Выпей Каторейд. Гарри: Нет. Найл: Буду у тебя через двадцать минут. Обычно Гарри говорит ему нет, говорит, что он в порядке и заставляет Найла оставить его одного. Он депрессивный человек. Депрессивным людям иногда нужно, чтобы их оставили в одиночестве, чтобы разобраться со своими мыслями и немного побыть грустными. Потому что, серьёзно, Гарри не может быть жизнерадостным, или милым, или добрым прямо сейчас. Это звучит для него совершенно изнурительно. Но. Возможно, в этот раз всё может быть по-другому. Возможно, у него получится запустить Найла до того, как всё станет ещё хуже. Возможно, в этот раз не будет так, как было раньше. Возможно, у него получится просто быть грустным как у любого другого нормального человека, и он попытается перешагнуть через ситуацию прежде, чем всё станет хуже, будет есть мороженое в кровати со своим лучшим другом и разговаривать обо всём, вместо того, чтобы просто замкнуться в себе. Возможно, у него получится посмотреть на это всё так, словно это не конец света, а просто всего лишь одно утро после, утро после глупого перпихона с другом. К чёрту, во всяком случае, Найл уже в пути к нему, так что… Гарри поднимается и открывает ему дверь.***
И это всё обернулось тем, что Найл Хоран на самом деле умеет читать мысли. Потому что, когда он появляется, пролетая через дверь и вихрем занося с собой свежий воздух и сигаретный дым, он на самом деле держит в руках мороженое. У него также есть Каторейд, бургеры и картошка фри на вынос, жевательные мармеладные мишки и несколько разных DVD. — Смотри, это лучшая часть того, что ты живёшь в долине, Хаз, — он возвращается из кухни, где он убирал мороженое в холодильник. — Здесь всё находится рядом друг с другом. Я купил всю эту ерунду, даже DVD, на заправочной станции! А за соседней дверью было местечко с едой на вынос, поэтому я захватил и немного оттуда! Подвинься, — говорит он, когда толкает Гарри на кровати ближе к окну. Не говоря ни слова, Найл передаёт Гарри Каторейд, взглядом говоря выпей, или я ударю тебя. Поэтому Гарри пьёт, осушая половину бутылки за один раз. Найл почти ничего не говорит, когда отдаёт Гарри его половину еды, пока умудряется разложить свою перед собой. Он знает, что надо дать Гарри минуту, секунду, чтобы осознать тот факт, что Гарри впустил его до того, пока он не опустился на самое дно. Это новый опыт для них двоих. Найл знает. На заднем фоне тихо идёт телевизор, и они едят до тех пор, пока не начинают потирать свои животы, что немного выпирают от ощущения наполненности, и это даже больно. Но для Гарри, это приятно быть в состоянии ощутить реальное, физическое недомогание, в такой момент, как этот. Он откидывается на спинку кровати, пока Найл всё убирает. — Ну, Хаз. Давай поговорим, — отвечает Найл, когда снимает с себя рубашку и джинсы, зная, что ему нужно приготовиться к долгому разговору, и это лучше делать, сидя рядом с ним только в одних боксерах. Он выключает телевизор и тоже откидывается на спинку кровати. — Окей. — Что у тебя на уме? Давай обсудим это сейчас, чтобы позже уже не возвращаться, ага? — тот взгляд, которым он смотрит на Гарри, кажется ему тяжёлым, словно он пережимает ему грудь. — Окей. Найл даёт ему ещё одну минуту, немного времени, чтобы снова всё обдумать. Гарри почти хочет дотянуться до него и обнять, просто за то, что он делает. Но вместо этого он медленно и основательно рассказывает Найлу всю историю. Он пересказывают ту часть, что Найл уже знает, о том дне, когда они увидели друг друга. Он рассказывает ему об их встречах и разговорах, как Зейн поливал Джем, про Хэллоуин, про подводку для глаз, про событие после, когда Гарри помог ему. Он рассказывает Найлу о веснушке возле его зрачка, о том, как Зейн делает мимические упражнения, чтобы лучше узнать своё лицо, как он выставляет свою обувь возле двери в идеальную линию, как он пахнет, как он заставляет Гарри себя чувствовать. Он не упускает ни одной детали, пока не добирается до прошлой ночи. Он объясняет, как пришёл домой, увидел спотыкающегося Зейна и согласился пойти к нему в квартиру ещё немного выпить. И затем он останавливается и просто позволяет Найлу уставиться на него и смотреть. — Хаз, ты с ним переспал? Что-то плохое произошло с ним ночью? — Мы не… технически, мы не переспали, не совсем, но кое-что случилось, да, — он смотрит на свои руки, лежащие на коленях. — Гарри, он поранил тебя? Внезапно, Гарри понимает, что Найл должно быть думает, что Зейн принудил его к чему-то, что он плохой человек. Конечно, Зейн оставил его утром без ничего — ни записки, ни сообщения, но он не ужасный. Гарри единственный, кто здесь ужасен. — Боже, нет. Ни, он меня не трогал, ни в этом смысле. — Тогда что было? Почему мне вдруг показалось этим утром, что ты чересчур нуждаешься во мне? — Я всегда в тебе нуждаюсь. — Это другое, Хаз, расскажи мне. — Я проснулся утром, а его не было. Он оставил меня. Он сказал мне, что я хороший друг, но мне похуй на это. Я хотел его, и я получил, а он ушёл этим утром, и я просто зол на себя. Найл всем телом разворачивается к Гарри и берёт его за руку. — Гарри, он просто мудак, если он оставил тебя так. К чёрту всё, даже если он сказал, что хочет быть друзьями, если он переспал с тобой, в каком бы там ни было виде, он всё равно должен был оставаться приличным человеком и не бросать тебя одного. Гарри просто пожимает плечами, потому что он знает, что Найл прав, что независимо от того, какими были обстоятельства, достойный поступок, даже после пьяного перепихона, это признать человека рядом с тобой, быть вежливым. И если Гарри и был таким хорошим другом, Зейн должен был это понимать. — Спасибо. Спасибо за всё это, за то, что пришёл, даже если я не просил, — отвечает Гарри, сильнее сжимая руку Найла. — И в случае, если я не говорю этого достаточно часто, ты — мой лучший друг. — Ты такой дурак. Такой придурок. Иди сюда, — говорит он, притягивая Гарри ближе к себе, и закидывая одну руку к нему на плечи. — Ты будешь в порядке. Ненавижу говорить это, приятель, но, но такое происходит постоянно. Иногда друзья спят друг с другом и это глупо, потому что у одного из друзей могут быть чувства, а у другого нет. Но это всё проходит, ты двигаешься дальше. Ты скоро будешь в полном порядке. Он смотрит на Гарри и улыбается, и Гарри улыбается ему в ответ. — Видишь, Хаз? Ты уже поправляешься, посмотри на себя. Ты больше не проваливаешься ни в какую дыру, да? Я пришёл сюда как раз вовремя. Они обнимаются крепче. Они лежат так какое-то время, обнимая друг друга и пряча ноги под одеяло. Найл быстро засыпает, его грудь медленно поднимается вверх и вниз. И когда Гарри уже начинает проваливаться в сон, он думает, что, возможно, это будет его лучший сон. Но самой последней мыслью, прежде чем совсем отдаться во власть дремоте, у него становится Я буду в порядке. Он думает о том, что он не вышел из-под контроля, он не провалился в бездну, из которой не сможет выбраться самостоятельно. Возможно, когда он проснётся, он действительно сможет быть жизнерадостным, или милым, или добрым. Он укладывается лицом к Найлу на грудь и плотнее прижимает его к себе.***
Раздаётся громкий стук, исходящий от входной двери Гарри, что заставляет Найла и Гарри обоих подскочить и удариться головами. — Господи, — практически кричит Найл, когда трёт ушибленный лоб. — Там за дверью чёртова армия? Блять. Снова раздаётся стук. Гарри тоже трёт свой лоб, и счастливо надеется, что возможно, это не Зейн, может быть, это его мама прислала ему посылку, или Мормоны пришли, чтобы снова попытаться привести его к свету, или во что там верят Мормоны. Он думает, что если это будут Мормоны, он будет чертовски счастлив, даже, возможно, позволит им войти и выслушает их всю заготовленную речь, возьмёт у них буклеты, купит их книги. Может быть, ему понравится быть Мормоном, кто знает. Но прежде всего, Гарри молится, чтобы это был не Зейн, чтобы ему не пришлось иметь дело с этой неловкостью, со своим колотящимся сердцем и бледным лицом. Он не сможет этого вынести. Что если он начнёт плакать? Гарри боится, что всё его абсолютно ничего не выражающее лицо сдаст его с потрохами, выдаст все его секреты. К счастью, Найл Хоран всё ещё здесь и ему на это наплевать. Найл поднимается и идёт к двери, всё ещё только в одном нижнем белье, и резко открывает её. — О, здравствуйте! — Хей, эм… Найл, верно? — Зейн стоит по другую сторону от тонкой сетки на двери, как раз вне поля зрения Гарри из-за угла кровати. Блять. — Да, это я. Чем я могу вам помочь, сэр? — проще простого отвечает он, словно вся эта утренняя ситуация никогда не происходила. Вся его позиция отражает простоту, отстранённость и расслабленность. Он облокачивается на дверь, одна рука лежит на его бледном бедре, и он смотрит через сетку. И это внезапно наталкивает его на мысль о том, что делает Найл. Если бы он открыл дверь на взводе, злой и мечущий искры, он бы сдал с потрохами тот факт, что Гарри был расстроен, был зол, был подавлен тем, что произошло прошлой ночью. Но Найл выглядит в порядке, что означает и Гарри был в порядке всё это время. Гарри в порядке. — Я просто… Эм, мне просто интересно, а Гарри не дома? У меня было ранее прослушивание и… не было возможности увидеться с ним утром. У Зейна было прослушивание. У Зейна есть работа, и он пошёл на эту работу, и Гарри почти готов заплакать в своей кровати, словно ребёнок. Найл кивает и улыбается. Он даёт ему команду и Гарри её принимает. Он вылезает из кровати и оказывается у двери, как кажется, всего за пару шагов. — Эй, Зейн, как дела, приятель? — говорит он с улыбкой на лице, рукой облокачиваясь на дверь возле Найла, чтобы успокоить себя. Они должно быть выглядят как пара, стоя так близко друг к другу в одном только нижнем белье, с заспанными глазами. Гарри надеется, что это раздражает Зейна. — Хаз, привет. Я… У меня было прослушивание, и я просто хотел сказать привет, я полагаю, — он кидает быстрый взгляд на Найла, не зная в курсе ли он, что произошло между ними, имеет ли он право как-то обозначить ситуацию. И всё потому, что Найл это святой человек, он улыбается им обоим. — Ну, я пойду пописать, а вы двое можете приступать и обсудить тот факт, что вы переспали прошлой ночью, чёртовы идиоты, — говорит он, отходя от них. — Вот почему друзья никогда не должны трахаться. Это делает следующий день безумно неловким для всех остальных. И когда Найл уже почти проходит в ванную он подмигивает Гарри так, что Зейн этого не может увидеть. Гарри улыбается ему в ответ, благодарный за всё. И когда Найл уходит, Гарри открывает сетчатую дверь и запускает Зейна внутрь. Гарри тихо говорит. — Так, это произошло. — Да, произошло. Это было… абсолютно неожиданно, я бы сказал, — он смотрит вниз. — И серьёзно, извини, что мне пришлось уйти этим утром. Я совершенно забыл, что мой агент назначил мне прослушивание на это утро с несколькими директорами по кастингу. Я надеюсь, что ты не сердишься на меня, — говорит он, слегка вздрагивая, когда внимательно разглядывает Гарри. — Дружище, с чего бы мне сердиться? Я был пьян прошлой ночью, я тебе отсосал, не большое дело. Кроме того, это было проще для меня просто вернуться к себе домой и выспаться на собственной кровати, избежав неловкого разговора. У тебя ужасная кровать, кстати говоря, — говорит он с улыбкой. Зейн стоит в недоумении. Гарри прямо поставил его в тупик. Он готовился увидеть злость, слёзы, возможно даже агрессию. Зейн видел его в депрессии, видел его в упадке. Он скорее всего думал, что Гарри будет расстроен сейчас, будет в своей кровати. Гарри думает, что Зейн действительно должен его знать после всего. — Нет, конечно. Ты прав. Не большое дело. И, иди ты нахуй, моя кровать словно облако, — говорит Зейн и складывает руки на груди. — Это ты, как облако. — А ты, как ребёнок. Они оба улыбаются, возвращаясь к своим привычным шуткам. В туалете раздаётся шум сливающейся воды, и Гарри слышит, как Найл целенаправленно громко двигается внутри, открывая шкафчики и хлопая всем вокруг. — Ну, Зейн, это был забавный разговор, но мне действительно надо возвращаться к Найлу. У него была сложная прошлая ночь, надо поговорить о всяком, так что… — говорит Гарри, всем видом показывая, что разговор окончен. Ему даже хочется погладить себя по голове за то, с какой лёгкостью у него получилось лгать, глядя в глаза. — Конечно, понял тебя. Тогда, я скоро с тобой увижусь, да? Мы в порядке? — Настолько долго, насколько у меня получится удерживаться подальше от текилы, я буду в порядке, — он улыбается, и потом. — Да, Зейн, мы в порядке. Это то, что Гарри рассказывает Найлу позже этим же вечером, когда они в кровати едят мороженое, что он сказал Зейну о том, что они в порядке. Найл всё ещё злится, что Зейн оставил его без записки или сообщения, прослушивание там или нет. У Найла всё ещё был этот огонёк в глазах, говорящий, что ему следовало поступить иначе, но Гарри это отпускает. Гарри знает, что ему следует это отпустить, отделаться от мысли, что он и Зейн должны быть вместе. Зейн не должен ему ничего. Гарри просто хочет, чтобы у них было всё хорошо. Он хочет, он хочет, он хочет.***
Технически, они в порядке. По крайней мере, всё не плохо. Они не ведут себя странно и не начинают себя неловко вести рядом друг с другом. Они не признают тот факт, что, когда он загнан в угол, когда на него нажимают, Зейн начинает доминировать, становится настойчивым, общительным. Они не обсуждают то, каким нуждающимся Гарри выглядел стоя на коленях, как он позволит кому-либо делать с ним что угодно и как угодно в этот момент. Ничего подобного не происходит, потому что они просто не разговаривают. Конечно, они всё ещё кивают друг друга и обмениваются любезностями, когда их дороги пересекаются на заднем дворе. Однажды, Гарри получает часть почты Зейна, поэтому он возвращает её ему, и они разговаривают недолго возле двери Зейна. Но когда Гарри отправляется домой на День Благодарения, он отдаёт Найлу ещё один запасной ключ от его двери, чтобы он поливал Джем, пока он находится у своей семьи. Они оба понимают, что, скорее всего, это даже хорошо для Найла иметь у себя запасной ключ, на случай если снова повторятся «семейные проблемы». Гарри — реалист, и честно, вы никогда точно не знаете, что произойдёт. Декабрь проходит точно так же. Гарри работает как сумасшедший, кидаясь писать разные статьи до тех пор, пока его глаза не начинают болеть от усталости. Он обещает Найлу, что они будут куда-либо выходить чаще, прежде чем он снова уедет домой на рождество, поэтому они напиваются в баре в Санта Монике, едят тако на Винес, ходят на вечеринки в центре, и так каждую ночь, которая только выпадает свободной у них двоих. Ночью, за день до того, как Гарри собирается уехать на две недели на Рождество, он слышит шум на заднем дворе как раз около трёх утра. Он пользуется возможностью посмотреть через окно, и видит там Зейна, шатающегося и спотыкающегося, проходя через ворота, держащего в одной руке бутылку виски, а в другой свою кожаную куртку. Он едва ли может идти и вместо того, чтобы направится к своей двери, он идёт к лестнице. Пьяный Зейн Малик, пытающийся вступить в схватку с лестницей, это последнее, что нужно сейчас миру, поэтому Гарри вздыхает, надевает шорты и выходит наружу. И как раз в тот момент, когда Зейн ставит свою ногу на первую ступеньку, Гарри начинает спускаться по ним вниз. Зейн смотрит вверх и улыбается так широко и радостно, что Гарри невольно вспоминает, когда в последний раз он видел такую улыбку вблизи этой лестницы и сейчас ему почти хочется схватиться за перила, чтобы устоять. — Привет! — Хей, Зейн, пойдём домой, да? — говорит он, продолжая спускаться, чтобы встретить его. — Да, Хазза, пойдём домой. Уже так поздно, ага, — он поворачивается так, что его нога всё ещё на лестнице, виски плещется в бутылке. Гарри пытается схватить её, но Зейн убирает руку. — Я в порядке, Хаз. Пойдём домой, да? Гарри смотрит на него, ему не нравится такой Зейн, который не может отпустить бутылку, даже ради Гарри. Поэтому он тянется к его другой руке, той, что держит куртку, и осторожно берёт его за бицепс. — Да, Зейн, пойдём домой. Он усиливает свою хватку на руке Зейна и притягивает его ближе, когда они оба направляются к двери с высеченной 3. В этот раз Зейн самостоятельно достаёт ключи из своего кармана, но он не может найти нужный, поэтому Гарри деликатно забирает их у него и открывает дверь. И как только они внутри, Зейн в несколько шагов доходит до кровати и падает на неё спиной, закрывая глаза. Он всё ещё держит в руках виски и свою куртку, но теперь его руки лежат на груди, так что они прижимает это всё к себе. Гарри снимает с Зейна ботинки и аккуратно ставит их возле двери, где находится остальная обувь. Он робко берёт бутылку и куртку у него из рук и убирает их в сторону. Гарри задумывается о том, должен ли он снять с него джинсы, сделать ему удобнее, когда Зейн говорит. — Почему мы больше не встречаемся, Хазза? Я не видел тебя целую вечность, — его глаза всё ещё закрыты. — Полагаю, я просто был занят. Мы увидимся, как только я вернусь, ладно? — Куда ты собираешься? — Домой. На каникулы. — О, ладно. — Ты хочешь, чтобы я помог тебе нормально лечь в кровать? Я могу, — говорит он, когда делает шаг по направлению к безжизненному телу Зейна. — Давай повеселимся сейчас, Хаз. Давай повеселимся, — говорит Зейн, когда открывает глаза и слабо улыбается, смотря прямо на Гарри. — Разве ты не устал? — О, нет. Я же в сознании, так ведь? — у него на лице появляется едкая улыбка и он продолжает. — Не хочешь снова накрасить меня, Хаз? Снова размазать подводку по моим глазам своим мизинцем, как в прошлый раз? — Зейн улыбается так сильно, что Гарри кажется, он скоро забудет, как дышать. Гарри слабо улыбается и просто говорит. — Как-нибудь в другой раз. Он наконец-то дотягивается до джинсов Зейна, расстёгивает ремень, пуговицы, молнию и стягивает их вниз, когда Зейн снова закрывает свои глаза. Он тянется к его футболке и тоже снимает её, оставляя Зейна только в нижнем белье. Гарри чувствует дежавю. Он ставит стакан воды и аспирин рядом с его кроватью, затем вытягивает из-под Зейна одеяло и укрывает его. Зейн издаёт сладчайший тихий вздох, когда он поворачивается к окну и убирает руку под подушку. — Доброй ночи, Зейн, скоро увидимся. Зейн уже спит, поэтому Гарри уходит. Когда он возвращается к себе наверх, он вспоминает, что надо будет написать Найлу и напомнить, чтобы он поливал Джем.***
Гарри уже дома и сидит на диване с Джеммой, смотря «Эту замечательную жизнь», когда ему приходит сообщение. Зейн: хей, прости за прошлую ночь, всё, что я помню это то, что я прошёл через ворота и затем ты помог мне войти внутрь. тяжёлая ночка, я полагаю! Гарри: Нет проблем. Я понял тебя. Зейн: я не говорил ничего ужасного? боже, надеюсь нет. я хотя бы был милым? Гарри: Ничего ужасно, и очень даже вежливый. Зейн: аха, хорошо. чем ты занят сегодня, не хочешь сходить на поздний ужин? Гарри: Я уже вернулся обратно в Айову, прости. Но, когда я вернусь обратно через пару недель, мы можем снова провести время вместе. Зейн: ок, хорошо отдохни, гарри! Гарри: ты тоже!***
Гарри снова проводит время дома, целенаправленно стараясь не думать о Зейне. Потому что все мысли о Зейне заставляют болеть его голову, его сердце, и его мозг находится на грани короткого замыкания. Поэтому он не думает. В большинстве случаев. Он пишет Найлу каждый день, чтобы дать ему знать, как замечательно проводит время, он ходит по магазинам со своей мамой, он разрешает Джемме покупать ему новую одежду «уместную для Среднего запада, боже правый». Он даже несколько раз выходит встретиться со своими старыми друзьями из колледжа. И в пределах этой группы Гарри чувствует себя самым сумасшедшим и раскованным. Это та группа людей, с которой он проводил больше всего времени, наконец-то чувствуя себя свободным. После того, как он был одиночкой и сексуально не активным в старшей школе, колледж стал тем местом, где он расцвёл. Он был воодушевлён снова повеселиться с этой группой людей, поэтому так он и сделал. Гарри занимался сексом с Троем дважды. В первый раз это было после того, как все напились до чёртиков в их любимом баре, в квартире Троя, облокотившись на диван, словно они снова старшекурсники. Трой наклоняет его над спинкой дивана, едва ли давая время Гарри, чтобы приспособиться с его пьяным взглядом. Но это горячо и грубо, и даже, несмотря на всё, Гарри чувствует, как сдавливает в груди, но он притворяется, что это просто выпивка. Это абсолютно точно не имеет никакого отношения к Зейну или к его желанию, чтобы Зейн был тем единственным, кто бы нагибал его так. Гарри кончает быстро. Во второй раз они не пьяные, к счастью, и они делают это в старой комнате Гарри, пока его мама и Джемма смотрят фильм внизу. Трой, со всем своим ростом, холёной красотой, волосатой грудью и вьющимися светлыми волосами тянет Гарри на себя, так, чтобы Гарри медленно скользнул на его член. Гарри держится за его плечи и дышит в ухо, двигаясь на нём так, что он действительно чувствует это. Трой шепчет ему на ухо, что он скучал по нему, что он такой чертовски хороший, что ему нужно было это, что Гарри очаровательный. Гарри впитывает это всё как губка, смакуя слова и выцеловывая их изо рта Троя. Ему нужно слышать это всё, что он желанный, что он живой, что он кому-то важен, даже если это всего на несколько мгновений. И в этот раз, когда он кончает, он закидывает голову назад и даже не притрагивается к члену. И только когда он уже приходит в себя после оргазма, и его дыхание начинает восстанавливаться, он понимает это. Он случайно выкрикнул имя Зейна. Трой просто хмурится.***
Когда Гарри выходит на улицу из аэропорта в Лос-Анджелесе, он делает глубокий вдох. Дом всегда будет домом, но его дом это теперь Южная Калифорния. Он скучал по жуткому воздуху, по людям, по забитым автострадам. Он не может дождаться, когда снова вернётся в свою кровать, поговорит с Джем, увидит Найла. Он также хочет увидеть Зейна. Потому что Гарри — идиот. Когда он прокатывает свой чемодан через ворота, проходя внутрь, ему интересно, дома ли Зейн, будет ли дверь с высеченной 3 открыта или закрыта, будет ли Зейн верен своим словам, на самом ли деле он захочет снова с ним встретиться. К счастью, ему не приходится беспокоиться долго, потому что, когда он поднимается по лестнице и движется к своей входной двери, он слышит это. — Как раз, блять, вовремя! Гарри бросает свой ключ в двери и полностью наклоняется через перила, смотря на нижний этаж и на одну дверь в сторону, чтобы увидеть, как Зейн высунулся из двери, изогнув шею под странным углом, чтобы посмотреть наверх. Гарри смеётся. — Хей, давно не виделись. — Я был уверен, что ты уехал насовсем, перебрался обратно куда-то в чёртов Арканзас или Дакоту, или что-то подобное, — говорит Зейн и улыбается. Гарри отходит от перил, возвращаясь в привычное положение, и продолжает открывать дверь, попутно выкрикивая. — Ты же знаешь, что на самом деле я из Айовы, так что заткнись. Ты зайдёшь или нет? — Да, — кричит Зейн в ответ. — У меня для тебя кое-что есть. Если бы такое случилось тогда, когда они только познакомились, у Гарри бы случился инфаркт. Он бы сорвался с места, поднимая пыль и стараясь всё вычистить, сходя с ума только от мысли, что Зейн будет в его квартире, видя его всё ещё пустующую синюю стену. Но сейчас это уже не так. Квартира Гарри это только его квартира, он просто Гарри, иногда, чёртов Гарри Стайлс, но в большинстве случаем он просто Гарри чёртов идиот, поэтому, что бы там Зейн не собирался увидеть, он это увидит. Зейн заходит как раз тогда, когда Гарри открывает чемодан на своей кровати, повернувшись спиной к двери. Он берёт одежду и обувь и кидает её на пол. Он слышит, как Зейн ставит что-то на стол, а затем проходит на кухню. Хоть голос и раздаётся где-то вдалеке, но Гарри слышит его отчётливо. — Хей, Джем! Как ты пожимаешь, приятель? Гарри улыбается и чувствует, как розовеют его щёки и сердце начинает болеть. Он поворачивается обратно как раз в тот момент, когда Зейн возвращается обратно в комнату и берёт то, что до этого поставил на стол. — Что это? — Гарри пялится на него. — Подарок. Он точно уверен, что Зейн, должно быть, считает его умственно отсталым, потому что, конечно же, это блять подарок, это коробка, завёрнутая в красную бумагу, с небольшим бантом сверху. Гарри старается вложить в свой взгляд всё, о чём думает и Зейн застенчиво улыбается. — Но почему ты даришь мне подарок? — На Рождество. — Я ничего тебе не приготовил. — Я не отмечаю Рождество. — Оу. Они смотрят друг на друга. Зейн передаёт ему прямоугольный подарок, и его глаза блестят. — Давай же, открывай его. Гарри, всё ещё не веря в происходящее, забирает его и начинает осторожно открывать. Он может сказать, что Зейн нетерпеливый, скорее всего он был одним из тех детей, кто открывал подарки опрометчиво, разрывая и раскидывая бумагу по сторонам на каждой вечеринке по случаю дня рождения, поэтому Гарри целенаправленно делает это медленно, чтобы позлить его. Когда он наконец-то убирает бумагу, он поворачивает коробку в своих руках и смотрит на лицевую сторону. Это все серии «Друзей» в аккуратном чёрном кейсе, всё ещё завёрнутые в плёнку. Он смотрит на них какое-то время, прежде чем поднять взгляд на Зейна. Зейн едва ли может сдержать свой восторг, практически подпрыгивая на носках вверх и вниз. — Почему ты выбрал это для меня? Улыбка Зейна слегка спадает, он выглядит сбитым с толку и говорит: — Потому что ты сказал, что хочешь это. Помнишь? Ты говорил, что тебе нужен полностью весь сериал. Гарри смотрит обратно на коробку и проводит пальцем по шести лицам актёров, улыбающихся ему. Единственные люди, кто по-настоящему дарили ему подарки это его мама и Джемма. Иногда, его мудак папаша отсылал ему открытки с деньгами. Поэтому он никогда не был в такой ситуации прежде. Он ставит коробку к себе на стол и возвращается к Зейну, затягивая его в объятья. Возможно, Зейну тоже нужно было это объятие, потому что он оборачивает свои руки вокруг Гарри, как раз тогда, когда Гарри усиливает хватку вокруг его плеч. Они обнимаются и обнимаются, прижимаясь крепче друг к другу. Гарри, если честно, даже не знает, как он сможет его отпустить. Поэтому он этого и не делает, а только говорит. — Спасибо. Это самый лучший подарок, что я когда-либо получал, — бормочет он, утыкаясь Зейну в плечо. — Это не проблема, Хаз. Я знал, что ты этого хочешь, так что Счастливого позднего Рождества, — говорит он где-то вблизи шеи Гарри. — Это было дорого? — Нет. — Лжец, — говорит Гарри и чувствует, как Зейн начинает смеяться. — Это же Blu-ray. Когда они отходят друг от друга, всё выглядит по-другому. Конечно, они уже переспали раньше и знают, как они оба выглядят тогда, когда их взгляд наполнен похотью. Но они всё также друзья, друзья, которые делают друг другу подарки, и разговаривают с растениями, и заботятся друг о друге, когда не могут сделать этого самостоятельно. И на некоторое время, так оно и есть.***
На некоторое время, по крайней мере, на следующие две недели, Гарри и Зейн едва ли находятся порознь. Некоторые дни они проводят у Гарри, пока просматривают эпизод за эпизодом «Друзей». Они едят вредную пищу, и если Гарри сидит за своим столом, пытаясь придумать повод, чтобы вернуться к работе, Зейн отдыхает, лёжа на полу. Они кидаются друг в друга мармеладными мишками. Они по очереди поливают Джем. По некоторым дням, иногда, к ним забегает Найл, сокрушаясь о том, что ему надо в скором времени возвращаться в офис, и вместе с ними ест вредную пищу. (Однажды, Найл награждает Гарри взглядом и ты в порядке с тем, что происходит? и Гарри кивает, давая ему понять, что всё будет хорошо). Некоторые дни они проводят у Зейна, пока тот ходит из угла в угол, запоминая свои строчки для прослушивания, выпивая пиво за пивом. Гарри никогда прежде не видел, как актёры учат свои роли, по крайней мере, не те актёры, которые законно появляются на ТВ. Зейн делает пометки на каждой странице, он подчеркивает что-то разными цветами. Он пишет сам для себя ремарки, он тренируется по-разному передавать эмоции лицом. Однажды, он даже заставляет Гарри слушать одну и ту же строчку около часа, исполняя её в множестве разных вариантов, чтобы понять, как ему следует говорить, где ему следует менять голос. Если Гарри когда-нибудь снова услышит слова Мэри, когда ты наконец-то примешь это таким, какое оно есть и перестанешь сходить с ума о том, как бы это могло быть?, это разорвёт его чёртов мозг на части. И после этого они смеются над этим постоянно, и Зейн даже начинает называть его Мэри, просто ради шутки. Потом Гарри шутит, что бы было, если бы Зейн назвал его так при людях, и те бы могли подумать, что это оскорбительное преступление, и они смеяются над этим ещё сильнее. Гарри подозревает, что это могли быть две лучшие недели его жизни.***
— Эй, у меня к тебе есть просьба. Они снова наверху, в квартире Гарри, несколькими неделями позже, в их любимом положении: Гарри за своим столом, Зейн на полу. Гарри оживляется, когда Зейн говорит, и смотрит на него выжидающе. Зейн выглядит слегка нервным. — Выкладывай. — Ты же уезжаешь скоро в Нью-Йорк, верно? По работе? — говорит Зейн, перелистывая страницу за страницей у своего сценария. — Да, на неделю. А что? — Ну, мой агент договорился мне о нескольких встречах с директорами по кастингу. Я думаю, это важно, если бы я смог подружиться хоть несколькими из них и всё такое. Они хотят, чтобы я начал усердно продвигаться на CBS и CW, и действительно попытался попасть хотя бы в один из премьерных эпизодов в следующем сезоне. Короче говоря, я очень хочу проникнуться тем, что они делают, их сериалами, о чем они повествуют, прежде чем я с ними встречусь, понимаешь? Гарри запутался, но он всё равно кивает, чтобы Зейн продолжал. — И, в общем-то, я спрашиваю, могу ли я смотреть твоё кабельное здесь, пока тебя не будет. Я буду поливать Джем и не наведу беспорядок, я клянусь, — он наконец-то отрывает взгляд от своих листов и смотрит на Гарри. Гарри закатывает глаза, ожидая, что его просьба могла бы быть чем-то большим и эпичным. — Да, Зейн, ты можешь смотреть здесь, ты дебил. Я думал, это будет что-то ужасное. Зейн просто смеётся. — Спасибо, Хаз. Ты — лучший. Гарри придвигает свой ноутбук ближе и качает головой. — Почему ты нервничал, когда спрашивал? — Я чувствую себя отвратительно, когда пользуюсь твоими вещами, особенно, когда ты находишь даже не в этом же часовом поясе. — Ты бы мог попросить меня даже убить кого-то, и я бы это сделал, — подмечает Гарри, глядя в экран ноутбука, когда чувствует, как слегка розовеют его щёки. — Приятно знать, — отвечает Зейн и снова смеётся.***
Лучшая часть того, что ему приходится ехать для работы в Нью-Йорк это то, что он едет вместе с Найлом и остальными его безумными коллегами из офиса в Лос-Анджелесе. Люди в Нью-Йоркском офисе тоже до чёртиков классные, но они другие. Это просто разные берега, населённые разными людьми, и только те люди, которые живут на каком-то из них, могут действительно это сказать и понимать, о чём идёт речь. Это немного пафосно, но так оно и есть. Между работой над новым дизайном для сайта и встречами с различными важными людьми, они находят время, чтобы поизучать город, и выпивать, пока не взойдёт солнце. Гарри, в самом деле, не думает, что он когда-нибудь смог бы жить в Нью-Йорке, потому что он боится, что никогда не сможет тут спать, или есть овощи, или быть функциональным членом общества. Он слишком много пьет и слишком часто ходит тусоваться. Найл же здесь процветает, конечно же, о чём Гарри и говорит ему, когда они третью ночь подряд веселятся, что он в ударе, и Найл просто смеётся, утыкаясь ему в шею. Если честно, Найл может жить где угодно. Зейн присылает Гарри забавные фотографии каждый день: его фото, где он корчит рожи, фото странных людей, что он встречает в центре ЛА. Он даже присылает одну с Джем, где солнцезащитные очки Зейна как-то держатся на его листьях, с подписью «Я и этот большой парень развлекаемся вместе, курим травку». Гарри говорит Зейну, чтобы тот не посмел сломать жизнь его растению. Зейн же отправляет ему улыбающийся смайлик, поэтому Гарри отправляет ему фото с Хэллоуина, где Зейн дует на свои ногти, в отместку. И Зейн быстро отвечает ему, что убьёт Гарри в следующий раз, как только его увидит, но Гарри напоминает, что единственный человек, которой поможет ему закопать мёртвое тело, это он сам, и они смеются до слёз во время их такого привычного ночного разговора, потому что они оба знают, что это, чёрт побери, правда. Гарри должен вернуться в ЛА в субботу утром, и Зейн любезно предлагает забрать его и Найла из аэропорта и привезти их обратно в долину. Гарри нравится Нью-Йорк, но это не Лос-Анджелес. У них нет апельсиновых деревьев в Нью-Йорке.***
У них получается взять билеты на ранний рейс из Ньюарка, и это замечательно. Некоторые из их коллег придерживаются первоначального рейса, что позже, но Найл и Гарри оба готовы улететь домой. Родители Найла живут недалеко от Лос-Анджелеса, и даже если он этого никогда не признает, он очень скучает по ним, когда слишком долго находится вдалеке. Как только они приземляются в LAX, это около часа ночи. Они берут такси, чтобы вернуться обратно в долину, и Гарри пишет Зейну, надеясь, что тот не спит или отдыхает с друзьями, и увидит, что он может спокойно спать, и не беспокоиться о том, чтобы быть в аэропорту ранним утром. Но он не получает ответа, поэтому Гарри думает, что снова попробует написать ему ближе к утру. Найл договаривается с водителем, чтобы высадить Гарри первым, потому что он замечательный друг, и Гарри определённо не заслуживает его. Гарри чувствует себя измотанным, когда катит свой чемодан по заднему двору и медленно забирается по лестнице, направляясь к своей двери. Он не хочет ничего сильнее, чем свернуться на кровати и проспать до утра понедельника, когда ему будет необходимо вернуться в офис и реализовывать все изменения, что они обсуждали в поездке. Но кое-что ощущается по-другому, когда он открывает дверь. Он слышит включенный телевизор, видит тусклый синий свет через щель в двери, пока открывает её, слышит, что он бормочет на слабой громкости. Когда он заходит внутрь и осматривается вокруг, он почти роняет свой багаж. Это его квартира, точно такая же, как и обычно, но другая. Кое-где видны другие штрихи. Прежде всего, здесь чисто. Весь тот мусор, что он оставлял лежать вокруг куда-то исчез. Его книжный шкаф первозданно чистый, все книги выстроены в ряд и очищены от пыли. Его обувь стоит в ряд за дверью, вычищенная и разобранная по цветам. Его рабочий стол чистый, наверно, в первый раз после того, как он сюда въехал. Но лучшая и самая неожиданная часть это его синяя стена, больше не голая, а покрытая чёрно-белыми фотографиями. На ней большое фото печатной машинки в самом центре, по бокам дополненная распечатками знаменитых цитат и книжных обложек. Здесь даже небольшое фото в рамке: оригинальная обложка от Убить пересмешника. Гарри пробегает взглядом по стене, рассматривая чёрно-белые фото в их чёрно-белых рамках, висящих на фоне по-королевски насыщенного синего цвета, даже несмотря на тусклый свет от телевизора. Он чувствует, как его захлёстывают эмоции, и слеза почти готова скатиться по щеке. И затем он замечает шевеление на кровати. Тот факт, что это заняло у него так много времени, чтобы заметить спящую фигуру Зейна поверх одеяла на его кровати, но под тонким пледом, одетого только в шорты и простую футболку, говорит о том, что его комната действительно волшебная. Зейн ежится, пока спит, поворачиваясь то на один бок, то на другой, и теперь лежит лицом к Гарри, и спиной к окну, завешанному чёрными шторами. Гарри порывается дотянуться до него, лечь рядом, дотронуться до его спины. И ему интересно, исчезнет ли когда-либо это непрестанное стремление. Он не уверен, должен ли он разбудить Зейна или просто оставить его так. Решение принимают за него, когда Зейн снова шевелится и сонно открывает глаза, видя Гарри перед собой, стоящего в комнате. Нормальный человек, с нормальными рефлексами, скорее всего бы испугался, увидев перед собой кого-то, кто наблюдает за ним, пока он спит, и неважно этот человек друг или нет. Это должно было испугать Зейна, заставить его вздрогнуть или что-то подобное. Да, к чёрту, он мог хотя бы засмеяться или на крайний случай, озвучить, что это всё выглядит чертовски странно. Но он ничего не делает, потому что Зейн на самом деле абсолютный ленивец, и как только он чувствует, что хочет спать, его уже не остановить, он точно где-нибудь уснёт. Он немного тянется, зевает и говорит. — Хей, ты дома раньше. Гарри отпускает свои сумки на пол, понимая, что он всё ещё их держит. — Ага, прилетел ранним рейсом. Зейн снова зевает. — Я клянусь, я не спал здесь всю неделю. Я просто сейчас на секундочку прикрыл глаза. Мне просто надо было немного подремать, — он снова закрывает глаза. — Я хотел закончить всё сегодня так, чтобы завтра утром успеть тебя забрать, но ты уже дома и вот. Сюрприз, — Зейн выглядит так, словно он уже снова готов уснуть. — Это лучшее из всего, что я когда-либо видел, — говорит Гарри, когда его взгляд снова проскальзывает на стену, что позади Зейна, за кроватью. — Этот пустой синий цвет пугал меня. Я надеюсь, тебе нравится то, что я сделал, — говорит Зейн всё ещё с закрытыми глазами, держа руки на груди. — И она также должна вдохновлять тебя. Ну, для романа. Потому что если я продолжу слушать о том, как ты собираешься написать его, вместо того, чтобы на самом деле начать, я точно возьму твой ноутбук и побью тебя за это. Гарри смеётся так громко, что Зейн открывает глаза и пялится на него несколько секунд. — Это даже больше, чем хорошо. Спасибо, Зейн. Гарри действительно почти готов заплакать, он даже чувствует, как наворачиваются слёзы, но он старается держать себя в руках. И когда Зейн снова начинает говорить, Гарри по-настоящему чувствует, что земля уходит у него из-под ног. — Я могу остаться здесь, Хаз? — он снова повторяет сказанное. — Мне просто надо немного вздремнуть. Его глаза всё ещё закрыты, и он почти спит. Гарри даже не может ответить, боясь, что его голос сдаст его с потрохами, поэтому он стягивает свою обувь, снимает джинсы и футболку, и вытягивает одеяло из-под Зейна, заставляя его забраться под него. И как только они вместе под одеялом, Гарри берёт с тумбочки пульт и выключает телевизор, комната наконец-то погружается в темноту. Зейн лежит, повернувшись на его сторону, лицом к Гарри, абсолютно безмятежный. Гарри не позволяет себе с Зейном многого, только не сейчас. Но он позволяет себе кое-что. Он вытягивает руку и проводит пальцами по скулам Зейна, вниз по его челюсти, по его жёсткой щетине. Он трогает его, чувствуя его лицо под своей ладонью, и мысленно его за всё благодарит. А затем он засыпает.***
Гарри показалось, что он засыпает всего на несколько секунд и потом он снова просыпается. Когда он открывает глаза и смотрит вокруг по сторонам, он может сказать, что уже прошло несколько часов и время близится к рассвету, но всё ещё довольно темно. Он всё ещё чувствует себя уставшим и на какую-то минуту даже не понимает, почему он проснулся. Но потом он чувствует это. Рука Зейна лежит по середине торса Гарри. Они полностью прижаты друг к другу, лежа на боку, ноги перепутаны друг с другом, лицо Зейна располагается где-то у основания шеи Гарри. Он чувствует, как его дыхание шевелит его кудри при каждом выдохе. Гарри смотрит вниз на руку Зейна, покоящуюся у него на груди. Он берёт её своей, как раз тогда, когда Зейн прижимает его ещё ближе к своему телу. Гарри проводит пальцами вверх и вниз по предплечью Зейна, слегка царапая кожу, оценивая насколько близко они друг к другу. Зейн пахнет как мыло и пиво, но ещё и как квартира Гарри, как он сам. И Гарри интересно, пах ли он когда-нибудь так, как квартира Зейна, как сам Зейн. Тело Зейна должно быть начало реагировать на его прикосновения само по себе, потому что Гарри чувствует движение позади себя. Он чувствует его подергивания, шевеления. Внезапно, они прижимаются друг к другу так правильно, что Гарри может почувствовать член Зейна идеально прижатый к его заднице. Зейн уже почти твёрдый, теперь осторожно двигается вверх и вниз, боксеры Гарри трутся об его шорты. Гарри почти готов застонать, но он не хочет разрушить момент. Может Зейну это снится, может быть, он видит сон о нём, о них. Ему хочется, чтобы Зейн видел это, наслаждался, поэтому он остаётся тихим. Но Зейн продолжает двигаться, продолжает прижимать его сильнее. Гарри приходится прикусить свою нижнюю губу, чтобы только заставить себя не притрагиваться к своему твердеющему в боксерах члену. Он не может двигаться, не может позволить Зейну упустить сон, в котором он есть. Но внезапно он и не может больше это терпеть, чувствуя себя так, словно он прямо сейчас кончит на себя, поэтому он нежно убирает руку Зейна со своего тела и пытается отодвинуться, перевернуться на спину так, чтобы он мог тихо выскользнуть и уйти в ванную, где сможет облегчить свои страдания. Но как только он оказывается на спине, он бросает взгляд на лицо Зейна и почти стонет, потому что глаза Зейна открыты и он смотрит на него. Блять. К чёрту всё, Зейн поцеловал его первым в прошлый раз, поэтому в этот раз Гарри будет тем, кто это сделает. Он должен. Он придвигается ближе к Зейну, поворачиваясь лицом к нему, тянется к нему. Они встречаются на середине, закрывая глаза в одно и то же время, когда их губы соприкасаются. Это не похоже на их первый поцелуй, что был наполнен жаром укусов. В этот раз он слаще, и, если вы можете в это поверить, более страстный. Гарри проводит языком сначала по верхней губе Зейна, потом по нижней, прежде чем проскользнуть к нему в рот. Язык Зейна скользит рядом с его, двигаясь и двигаясь и двигаясь. Он слегка прикусывает губу Гарри и это похоже на то, будто Зейн втягивает в себя те звуки, что издаёт Гарри, проглатывая их и удерживая их, будто от них зависит его жизнь. Гарри слегка сдвигает их, так что теперь он лежит наполовину сверху Зейна, одно из его бёдер находится между ног Зейна. Гарри отклоняется и проводит руками у Зейна под футболкой, прежде чем ухватиться за край и стянуть её. Затем он проскальзывает пальцами ему по тазобедренным костям, по линии, где начинаются его шорты, прежде чем стянуть их вместе с нижнем бельём. Гарри понимает, что это первый раз, когда он видит Зейна абсолютно обнажённым, и он почти готов застонать от его вида, лежащего под ним, одна рука закинута за голову, а другой он притягивает его ближе. Прежде чем Гарри наклоняется, он неловко стягивает свои боксеры и откидывает их через плечо в сторону. Зейн рассматривает его лицо, затем медленно проскальзывает взглядом ниже по его широкой груди, по всем татуировкам, что рассыпаны здесь, вниз по животу, останавливаясь на его твёрдом до боли члене. Он хватает Гарри за шею и притягивает к себе, продолжая целовать. Теперь они оба издают звуки, дыша друг другу в рот, тяжело выдыхая, когда их члены проскальзывают вместе, когда они трутся друг о друга, снова и снова. Они толкают и тянут, двигаясь вперёд и назад, и Зейн не может перестать водить руками вверх и вниз по спине Гарри. Гарри наклоняется вниз, присасываясь к его шее, когда Зейн на выдохе говорит: — Никаких отметин. Гарри просто кивает, слегка прикусывая его плечо, проводя языком вверх до самого уха, также нежно прикусывая кожу и здесь. Он чувствует, как всё тело Зейна дрожит, и затем парень приподнимается и переворачивает их так, что теперь Зейн находится сверху, накрывая Гарри. Они смотрят друг другу в глаза и оба, одновременно, приходят к пониманию: Зейн может оставлять отметины, потому что Гарри не надо быть перед камерами, или играть перед комнатой наполненной людьми. Гарри в безопасности для отметин. Поэтому он наклоняет голову в сторону, предлагая себя. Зейн жадно прикладывается своим ртом к его шее и сильно засасывает кожу, кусая шею, его плечо, его ключицы. Гарри не может перестать выгибаться в спине, обрекая себя на боль, пытаясь расслабить свой член, потираясь им о Зейна настолько сильно, насколько это возможно. — Блять, Гарри, — шепчет Зейн, когда его член снова соприкасается с членом Гарри. — Чёрт, я хочу. — Скажи мне. — Я хочу трахнуть тебя. Я действительно хочу трахнуть тебя, — говорит он целуя то место, где шея переходит в плечо. — Ты хочешь? Хочешь меня? — Да, да я тоже хочу. Я хочу тебя, — бормочет Гарри снова и снова. Он едва ли может думать, чувствуя, как его член истекает смазкой. Или это Зейна? Возможно, это они оба. Гарри тянется рукой к тумбочке у кровати и быстро открывает ящик. Он шарит внутри в поисках презерватива, и когда находит его, протягивает руку вниз и находит смазку, спрятанную под матрас. Он почти кидает их в Зейна, убеждая его поторопиться. Зейн садится на кровати и даже в неясной, тёмной комнате, Гарри может увидеть его слабую улыбку. Зейн откидывает презерватив в сторону, рядом с головой Гарри, и затем открывает крышку лубриканта, смазывая себе пальцы. Он немного соскальзывает по кровати вниз, так что теперь находится прямо возле члена Гарри. Без колебаний, не оставляя Гарри даже секунды, чтобы подготовить себя, рот Зейна уже на его члене, горячий и влажный, ловкий и быстрый. Гарри так быстро закидывает голову назад, что выгибается в спине и громко стонет, он даже боится, что может что-нибудь сломать себе. Он отчетливо чувствует, как тело Зейна сотрясается от смеха, когда тот усмехается, поэтому Гарри легонько бьет его по затылку. Но Зейн больше не смеётся, пока он двигает головой вверх и вниз, проскальзывая языком по члену Гарри. И затем, он чувствует первый палец возле своей дырочки, что легко касается вокруг и дразнит его. Гарри уже готов начать кричать на Зейна, но тот наверняка чувствует это, потому что он проталкивается через это кольцо мышц, доходя до первой фаланги, продолжая сильно отсасывать Гарри. Он работает своим пальцем вперёд и назад, безостановочно. Теперь Гарри действительно беспокоится за свою спину и за то, сможет ли он завтра нормально ходить после такого. Может показаться, что он совсем не может удержать свою спину и свои бёдра на кровати. У него такой сильный стояк, он такой твёрдый, готовый к этому, что почти готов закричать снова. У Зейна должно быть хорошее шестое чувство, потому что он добавляет второй палец, медленно двигая имя, раздвигая их и растягивая его, пока его язык облизывает головку члена. Он находит простату Гарри и проводит своими пальцами по ней, как раз тогда, когда Гарри, задыхаясь, пытается снова вдохнуть. Он уже почти готов добавить третий палец, когда Гарри снова легонько бьёт его по голове, выдыхая: — Хватит. Остановись. Я не могу, я не могу. Зейн позволяет ему выскользнуть у него изо рта и отстраняется, сосредоточенно смотря на Гарри. — Нет, нет, я имел в виду, что я готов. Я смогу принять тебя, просто трахни меня. Давай же, Зейн, трахни меня, пожалуйста, — снова бормочет он, приподнимая свои бёдра вверх, поворачивая голову из стороны в сторону. Он чувствует себя так, словно он в огне, или словно его только что окунули в лёд. Он чувствует себя вышедшим из-под контроля, диким, и ему нужно это. — Трахни меня, — снова говорит он, грубее. Это выглядит так, словно Зейна физически ударили в живот, потому что он кидается вперёд так быстро, так жадно накидывается и целует Гарри, возможно, у него тоже завтра будут проблемы со спиной. Он берёт презерватив, что лежит возле головы Гарри, пока их языки двигаются вместе, пока Гарри пробует себя на вкус. Он отстраняется, чтобы, разорвав, открыть презерватив и быстро раскатывает его на члене, как раз когда Гарри снова передаёт ему лубрикант, чтобы смазать себя. Гарри берёт свои ноги и подтягивает их к груди, когда Зейн накрывает его собой, а руки ставит по обе стороны от его головы. — Скажешь мне, когда будешь готов, окей? — Окей. Поэтому Зейн подаётся вперёд и медленно начинает входить в него. Гарри пытается расслабиться, но это сложно, когда твое тело горит. Он закидывает голову назад, закусывает губу, пока член Зейна толкается и толкается. Зейн старается быть нежным, чтобы облегчить это и входит так медленно, как только может, но Гарри слышит, как он бормочет блять несколько раз, когда Гарри слегка сжимает его внутри. Когда он полностью входит, он наклоняется, сгибая руки, и целует Гарри шею. Они лежат так какое-то время, пока Гарри приспосабливается, привыкает к вторжению, перемещает ноги, выпускает свою нижнюю губу. — Я в порядке, я в порядке, Зейн. Двигайся, ты можешь двигаться. — Блять, окей. Окей, я буду двигаться, окей? Окей. И никто не знает, что они говорили друг другу в этот момент, в основном глупые и случайные фразы, когда они начали двигаться вместе. Зейн толкается бёдрами вперёд, когда Гарри приподнимается ему навстречу. Они находят свой ритм так, что Гарри начитает видеть звёзды. Он едва ли думает о том, что если бы они стояли, или находились в какой-либо другой позиции, где бы он не лежал так, как сейчас, он бы точно уже отключился. Но он трясёт головой, чтобы не отвлекаться. — Блять, ты такой узкий, — рычит Зейн, снова двигая бёдрами. — Да? — Да, — снова рычит он, когда отодвигается назад, перенося свой вес на колени. — Гарри, я не продержусь долго. Хаз. Хазза. Я скоро кончу, — говорит Зейн, когда переводит взгляд туда, где встречаются их тела, где его член входит в Гарри, снова и снова, каждое слово прерывается тяжёлым дыханием. Гарри начинает чувствовать, как подбирается его собственный оргазм. Зейн крепче хватается за его бёдра и говорит. — Дотронься до себя. Я хочу увидеть, как ты трогаешь себя, я хочу видеть это. Поэтому Гарри вскидывает одну руку, чтобы ухватиться за волосы Зейна, а другую к своему ноющему члену. Он двигает рукой, пытаясь взяться под правильным углом, наклоняя и сжимая кисть, пока Зейн вбивается в него. — Я собираюсь кончить, Зейн, — стонет он, сильнее цепляясь за волосы Зейна. — Сделай это, ты первый. Я хочу это увидеть, — и он ускоряется, едва ли держа ритм. Он так близко. И ещё с одним движением руки, Гарри стонет и кончает на свои пальцы, свою грудь, кое-что даже попадает ему на ключицы. И те звуки, что сейчас вылетают из его рта это чистейшее хныканье. Зейн ускоряется в последний раз, руками держась за бёдра Гарри, крепче, чем раньше, когда он рычит, кончая и кончая, и его трясёт, когда он вколачивается в Гарри, трахая его сквозь оргазм. Они остаются в этом положении ещё какое-то время, оба пытаясь привести дыхание в норму. Гарри закрывает глаза и пытается сосредоточиться, привести свой пульс в норму, прежде чем у него случится разрыв сердца. Он чувствует, как Зейн медленно выскальзывает из него, и немного морщится. Он слышит, как Зейн выбирается из кровати и идёт в ванную. Когда он открывает глаза, Зейн забирается обратно на кровать, держа мокрую тряпку. Он нежно вытирает грудь Гарри, его живот, шею. Гарри наблюдает за ним и замечает этот взгляд на его лице, взгляд, полный благородства и привязанности. Он отворачивает голову в сторону, улыбаясь себе в плечо. И если бы Гарри смотрел на него внимательнее, он бы также увидел ещё один взгляд на его лице. И как только Зейн бросает тряпку в сторону ванной, он снова укладывается в кровать рядом с ним. Простыни в полном беспорядке, одеяло на краю кровати, и они оба лежат рядом друг с другом, смотря на потолок. Гарри хочет сказать Зейну что-нибудь, что угодно. Он хочет прижаться к нему. Он хочется сбежать. Он хочет, чтобы Зейн никогда не уходил из его квартиры. Он хочет, чтобы были только он и Зейн, и Джем, и, может быть, собака, потому что если у него будет кто-то рядом, собака не покажется ему такой обременительной. Но он не говорит ничего. Он просто лежит. Хотя внезапно, он должен быть честным. Потому что он не позволяет себе многого с Зейном, только не теперь. Но он разрешает себе это. Он хочет быть честным с собой, хотя бы один единственный раз. — Эй, Зейн? — Да. — Не… просто… не уходи утром. Будь здесь, когда я проснусь, ладно? — Ладно, Гарри. — Окей. И затем они засыпают.***
Когда Гарри просыпается, свет наполняет комнату, просачиваясь сквозь шторы, заставляя комнату выглядеть как какой-то странный дом с приведениями, он молится про себя и поворачивается назад. Зейн всё ещё спит рядом с ним, под одеялом, забрав себе его целиком, пока Гарри лежит у окна, голый и замёрзший. Он протягивает руку и тянет на себя одеяло, забирая его из хватки Зейна, и пытается укрыться. — Ты не умеешь делиться, — шепчет Гарри в пустоту. — А ты, как ребёнок, — бормочет Зейн, накрывая своё лицо подушкой. Гарри почти хочет засмеяться, но молчит, просто улыбаясь. Потому что в этот раз Зейн здесь, и это очень мило, учитывая все обстоятельства. Он тянется, чтобы провести пальцем по руке Зейна, но тот отстраняется и отворачивается лицом от Гарри. Его улыбка слегка спадает, когда Зейн снова тянет большую часть одеяла на себя. И после этого Гарри почти не спит.