Часть 8
11 января 2015 г. в 13:36
Один мудрец однажды сказал: «Пока ты чувствуешь боль, ты жив…». Странное изречение, правда? Странное, потому что сейчас мне настолько больно, что совершенно не хочется жить. Словно кислород перекрыли, пустили пулю в лоб, но заставляют тебя пытаться дышать, заставляют вопреки всему продолжать жить.
Конечно, моя проблема не настолько катастрофична, просто вся моя жизнь едва не превратилась в сплошной кошмар из-за огромной лжи человека, которому я так безоговорочно поверила. Снова.
Правду говорят, что блондинки – совершенно глупые девушки. Я себя к таковым отнести могу со стопроцентной уверенностью.
Не помню, как давно я здесь. Не помню, как собирала вещи и сбегала из лап того ужасного чудовища, который забрал у меня лучшее, что было – веру в людей. Не помню, сколько я уже плачу…
Воздух в комнате пропах крепким настоем валерьянки. Во всей квартире не было слышно ни звука, только тиканье настенных часов и мои собственные всхлипы.
Отчий дом снова встретил меня с распростертыми объятьями, и теперь я просто пропадаю на кухне, выплеснув себя в чашку едва ли не весь бутылек валерьянки. Успокоиться не помогает, конечно, но попытаться стоило.
-Ну, милая, - кто-то протянул мне стакан воды, убаюкивающим тоном щебеча какие-то слова поддержки, - будь мудрее, не порть себе нервы. Прими это как жизненный опыт.
И я, наконец, неуверенно подняла свой взгляд, надеясь увидеть, кто же там всё это время сидит, безмолвно наблюдая за моим отчаянием.
Мама.
Ну, конечно, мама.
У нас с ней всегда были сложные отношения, и я выросла папиной дочкой, но сейчас в её глазах было столько сочувствия, столько сожаления, что я даже не заметила, как усилился этот поток слез. Мне так нужна была её поддержка. Она же, в конце концов, женщина. Она меня поймет.
-Мам, - хрипло протянула я, выскочив из-за стола и буквально рухнув перед ней на пол, чтобы обхватить женские колени и всё же позволить себе зарыдать в голос, - мне так плохо, мама!
По голосу слышу – она тоже плачет, гладит мои волосы и всеми силами пытается не подать вида, что моё бессилие так сильно терзает её.
Ей просто страшно за меня. Я же никогда не позволяла себе слабости, а теперь даже вдох нормально сделать не могу из-за душащих слез. И как я докатилась до жизни такой?
-Я знаю, девочка моя, - дрожащим голосом шепчет она, опускаясь на пол рядом со мной, - я знаю, что тебе плохо, но нужно потерпеть. Это пройдет.
Весь её вид угнетает ещё больше: поджатая подрагивающая губа, влажные дорожки на щеках, в глазах такая безнадега и вина, словно это она лишила меня любимого мужчины, того светлого чувства, что я испытывала…к Скотту...
Боже, какая же я дура! Позволила самому ничтожному человеку на свете разрушить всё, ради чего так полюбилась жизнь, ради чего настолько изменилась я сама. Нельзя это так оставлять. Неправильно было так всё это закончить.
-Прости меня, Сашенька, - шепчет мама, ладонью утирая мои слёзы, - не уберегла тебя, не увидела в этом негодяе такой гнили.
Женщина серьёзно смотрела на меня, чуть склонив голову. Она страдала вместе со мной, делила эту сумасшедшую боль и этого было только хуже…
Недопустимо чтобы мой самый родной человек занимался беспричинным самоедством. Она не при чем. Это я любительница поскакать по одним и тем же граблям. Это я просто идиотка, а не она.
-Мамочка, не надо, - прикладываю максимум усилий, чтобы слабо улыбнуться ей, - ты не виновата, просто я ошиблась. Приму это как опыт, твои же слова, а?
Она кивает, крепко обнимая меня, и немного успокаивается, видя, что моё отчаяние потихоньку отступает.
Боль не прошла - от предательства трудно отмыться, однако где-то глубоко внутри появилась надежда, что со мной всё не так плохо. Надеюсь, не ложная.
-Мам, - снова несмело окликнула я, отстранившись, но не разорвав объятий, - займи мне денег? Нужно уехать, кое-что исправить.
Женщина серьёзно соглашается, прекрасно понимая, о чем я говорю, и поднимается с пола, чтобы вытащить из кухонного шкафа жестяную коробочку из-под чая. Папа прятал там заначку, думая, что никто не знает, но мама уже лет двадцать назад раскрыла его тайник, хоть и не брала ни разу оттуда денег.
-Это же папины, - пробормотала я, увидев, как мама отсчитывает купюры, - не надо.
Родительница лукаво улыбнулась, посмотрев на меня исподлобья.
-Я думаю, он поймет.