Просто теория
8 ноября 2016 г. в 00:44
— Что читаешь? — негромко спрашивает Киёши, и Ханамия медленно переводит на него взгляд, отрываясь от монитора. Обычно они не разговаривают в те часы, когда сидят за компьютером. Им хватает просто находиться рядом, занимаясь своими делами.
— Статья попалась занятная, — решает ответить Ханамия для разнообразия, лениво накручивая прядь отросших волос на палец. Откуда у него появилась эта привычка, он сам не может сказать. — Один придурок пишет о теории неслучайных встреч. Ерунда, конечно, но неплохо написано. Живенько так.
— Странно, что ты решил почитать такое, — улыбается Киёши едва заметно, хотя Ханамия понимает, что ему действительно весело. И он удивлён. Придурок, было бы чему удивляться.
— Чего не сделаешь от скуки, — фальшиво сетует Ханамия, усмехаясь. — Не на твою же вечно восторженную физиономию пялиться. Приятно иногда почитать что-нибудь бесполезное. Чувствуешь себя после ещё умнее, чем есть на самом деле. Правда, потом с тобой общаться совсем тяжело, но я уже привык.
— Слишком умные люди обычно несчастны, Макото, — Киёши откладывает в сторону ноутбук и с удовольствием вытягивается во весь рост на старом диване в гостиной. Ханамия знает, что длина дивана — главный фактор, из-за которого Киёши не позволяет его вывезти на свалку. — И делают несчастными тех, кто их любит, получая при этом удовольствие. Хорошо, что я, по твоему мнению, не слишком умён. Тебе не приходится тратить много сил, чтобы выглядеть интеллектуально подавляюще на моём фоне.
— На твоём, как ты выражаешься, фоне любой головоногий моллюск будет выглядеть интеллектуально, — бормочет Ханамия сквозь зубы. — Могу тебя просветить, что мне вообще не приходится напрягаться. А если и приходится, то это чтобы не заснуть от тоски.
Он встаёт из-за стола и садится рядом с Киёши, отпихивая его к спинке дивана. А когда рука придурка сжимает его колено и ползёт вверх под футболку, азарт и раздражение привычно смешиваются в возбуждение, от которого накатывает медленная дрожь. Снаружи она незаметна, но Ханамия знает, что Киёши с первого же мгновения чувствует, где и когда она начинается. Киёши шутит, что взбудораженный Ханамия похож на землетрясение, а у него всегда хорошо срабатывает на них внутреннее чутьё. Хреновое у него чувство юмора всё-таки.
Ханамию начинает трясти ровно в тот момент, когда ладонь Киёши обхватывает его член. Он обводит большим пальцем головку, сжимает и расслабляет пальцы, и эпицентр смещается куда-то под веки, через минуту взрываясь вспышкой белого света.
— Дай! — хрипит Ханамия и протягивает руку за салфеткой. Киёши отводит его ладонь и всё делает сам, пока Ханамия переводит дыхание, мстительно щурясь на внушительный стояк. Он не собирается ничего делать, чтобы избавить Киёши от неудобства. По крайней мере, в ближайшие несколько минут.
Ханамия знает правила игры с Киёши, которые уже столько лет не могут ему наскучить. Всегда же можно их изменить, что он и делает. Но Киёши мгновенно к ним приспосабливается и если не выходит победителем, то постоянно сводит всё к идеальной ничьей. Или это просто Ханамия так себя утешает.
Он мрачно раздумывает ещё секунд пять, а затем сдаётся и расстёгивает на неподвижно лежащем Киёши джинсы. Он отсасывает ему, с удовольствием наблюдая, как тот бессильно впивается пальцами в край дивана. Ханамия проводит языком по всей длине, нажимая где нужно, и наслаждается ощущением власти над Киёши. В постели всегда всё понятно без лишних слов.
Киёши содрогается несколько раз и проводит пальцами по горлу Ханамии, пока он глотает, а потом они долго и лениво целуются.
— Вечер проходит продуктивно, хотя столкновение интересов под видом столкновения принципов должно было уже остаться в глубоком прошлом, — глумливо вещает Ханамия, вытягиваясь рядом с Киёши. — Я просто хотел спокойно почитать и не рассчитывал на то, что ты станешь хватать меня за член.
— Это всегда случается спонтанно, — объясняет Киёши, улыбаясь до ушей. — Не могу удержаться.
— Никакого самоконтроля, — злорадно подтверждает Ханамия, облизывая всё никак не заживающий укус на нижней губе.
— У тебя тоже, — парирует Киёши. И снова лезет целоваться, не давая Ханамии ответить. Да это и к лучшему — он всё равно не хочет отвечать. В такие минуты он позволяет себе расслабиться.
— Так что там насчёт неслучайных встреч? — возвращает его Киёши к началу разговора, и Ханамия где-то секунды две напряжённо вспоминает, с чего началась беседа. Киёши и исходящее от него тепло сбивают Ханамию с темы. — Расскажешь, что ты там вычитал?
— Лень. Ты всё равно ничего не поймёшь. Или скажешь какую-нибудь высокопарную чушь про любовь и самопожертвование. Лучше помолчи.
Ханамия и сам лучше проглотит собственный язык, чем будет говорить об этом. Конечно, первые их разговоры полноценным общением не назовёшь, да он и не слишком любит вспоминать эти раздражающие словесные экзерсисы, в которых теоретически должен был побеждать он, а на деле... всякое бывало.
— Всякое бывало... — задумчиво произносит он вслух, но, спохватившись, кривится, как будто проглотил лимон. У Киёши слишком радостное лицо сейчас. Почти как в семнадцать лет.
— Не знаю, что ты там за статью нашёл, но я с самого начала знал, что всё это было неслучайно, — как всегда, придурок не может промолчать. — Ну почти.
— Почти с начала или почти неслучайно? — не может не съязвить Ханамия. И, не дожидаясь ответа, кладёт руку на грудь Киёши. Возможно, чтобы послушать, как бьётся его дурацкое сердце. Или просто ощутить, что он не один.
— Да, — покладисто кивает Киёши, подгребая его к себе. И Ханамия опять раздражается и восхищается его умением отвечать на вопросы. Потому что, кроме этого «да», он больше ничего не скажет, полагая, что сказанного достаточно.
Ханамия едва слышно фыркает. Разумеется, достаточно. Более чем.
— Этот парень высчитал по какой-то своей формуле вероятность повторной встречи для тех, кто уже встречался, но не имеет явных предпосылок для продолжения общения, — вдруг говорит Ханамия и сильно прижимается затылком к плечу Киёши. — У него как-то очень забавно вышло обосновать эту неизбежность. Совершенно антинаучно, но...
— Это же просто теория, — Киёши обнимает его за плечи, притягивая ближе. — А ты практик. И я тоже. Поэтому у нас получилось. Надо было просто попробовать и... ведь получилось, Макото?
— Поговорим об этом, когда ты научишься не называть меня по имени каждые три секунды.
— Лет через тридцать?
— Такому тормозу, как ты, может и не хватить. Но не меньше.
— Договорились, — кивает Киёши и трогает ключицы Ханамии в вырезе домашней футболки, попеременно касаясь то губами, то языком.
Ханамия прикрывает глаза и молча думает, насколько неслучайна их встреча, каков был процент вероятности, что всё сложится именно так, как сейчас, прикидывает варианты и злится, что он вообще воспринимает эту дичь всерьёз. А Киёши просто наслаждается минутами покоя и тем, что Ханамия такой мирный и домашний.
— Тупейшая статья, — бормочет Ханамия, и пальцы свободной руки обводят скулы Киёши, едва касаясь кожи. — Только время зря потратил. А тут ещё ты...
Он сонно опускает веки и нехотя цепляется ладонью за шею Киёши, то ли обнимая, то ли делая вялую попытку задушить.
В оконное стекло бьёт косой дождь, фонари еле видны, и Киёши едва слышно сопит куда-то в висок, как всегда крепко притиснув к себе. Он не собирается спорить или отвечать. А Ханамия не ждёт ответа.
Плевать на теории, сказанные и невысказанные глупости, неудобный диван, от которого затекает шея. Ханамия сейчас не желает быть слишком умным.
Ему просто тепло.