Сон с продолжением
6 апреля 2014 г. в 13:05
Ханамия видит сны. В общем-то, все люди видят сны, но только сны Ханамии заставляют Киёши подолгу не спать и вслушиваться в прерывистое дыхание рядом с собой.
Нет, когда они начинали жить вместе, Киёши очень задевало то, что после секса Ханамия, как бы расслаблен ни был, всегда встаёт и уходит в свою комнату, где ложится на маленький дивaн и спит до утра, запирая дверь на замок.
— Неужели я так плохо тебя трахаю? — слышать такие грубости от центрового Сейрин странно, но Ханамия только презрительно фыркает, деланно закатывая глаза.
— Бывало и получше, — неизменно отвечает он, высокомерно ухмыляясь, что приводит Киёши в ярость. Что снова заканчивается не менее бурным сексом где придётся.
Сначала Теппей подозревает, что такие демонстративные уходы из общей спальни и обидные оскорбления Ханамии — это просто дань его паршивому характеру и нежеланию быть милым с кем бы то ни было, особенно с ним, Киёши Теппеем. В конце концов, именно его Ханамия пытался сломать и уничтожить морально, а потом и физически, покалечив так, что колено до сих пор ноет перед дождём. Он уважает его желания и привычки, к тому же это же Ханамия — и этим всё сказано. Киёши всё надеется, что тот привыкнет, что ночью с ним рядом спит кто-то ещё, нагло влезая в его личное пространство, на которое имеет право. Наверное.
Но когда они живут вместе уже несколько месяцев, а в их ночной жизни есть только секс и почти нет близости, Киёши начинает нервничать, хотя старается не подавать вида. А если Ханамия уже жалеет, что согласился? Если в одно утро он просто укажет ему на дверь или уйдёт сам?
Киёши понимает, что это вряд ли и что Ханамия уже давно обозначил бы свою неприязнь к нему как-то более осязаемо и не стал бы молчать ни секунды. А вопрос, почему Ханамия не спит с ним в одной пoстели, хотя позволяет творить со своим телом такие вещи, что Киёши при одних только воспоминаниях в жар бросает, остаётся открытым. И, пожалуй, самым главным в их совместном существовании.
Но однажды, когда Ханамия чертовски устаёт после тренировки, а Киёши особенно бурно и долго любит его полночи в его же комнате, Ханамия отключается чуть ли не в процессе, не успев выставить Киёши за дверь. А потом Киёши не спит почти до утра и в ужасе слушает, как стонет и мечется Ханамия, видя во сне какие-то кошмары. Киёши несколько раз пытается разбудить его, но Ханамия, на мгновение выныривая из своих ночных страхов, смотрит на него совершенно мутным и каким-то почти безумным взглядом и проваливается обратно в сон, где видит что-то настолько неприятное, что у него из-под закрытых век даже текут слёзы, а пальцы скручивает судорога. Киёши приходится осторожно их разгибать и прижимать руки Ханамии к крoвати, чтобы он не поранился. Он засыпает только под утро тяжёлым, но спокойным сном. Чего нельзя сказать о Киёши, который глаз сомкнуть не может.
Киёши в шоке от того, что происходит. Но как об этом расспросить — не знает. Ведь Ханамия не скажет, просто пошлёт, причём вполне возможно, что и без права на возвращение. Раз он так долго пытался держать дистанцию, сбегая в другую комнату, значит, очень не хотел, чтобы его ночные страхи выплыли наружу… Или дело в чём-то ещё?
И Киёши твёрдо решает поговорить с Ханамией, хотя сознаёт, что этот разговор может поставить под угрозу их и так не слишком устойчивые и прочные отношения. Но он сам рискует стать пациентом с бессонницей, если не узнает. Почему-то ему кажется, что с Ханамией случилось что-то очень и очень страшное, из-за чего он и видит кошмары по ночам, от которых не может даже проснуться. А вдруг однажды он не проснётся вообще?
И Киёши, стиснув зубы, сидит рядом, пока темнота ночи не сменяется на мутное утро и Ханамия не открывает глаза, в которых мгновенно вспыхивают понимание и ненависть. Впрочем, к ненависти Теппей давно привык, особенно когда Макото переклинивает на чём-то или они начинают спорить о чём угодно. Или когда Киёши прижимает его к крoвати, стягивая oдежду. Впрочем, в этой ситуации ненависть быстро сменяется другими эмоциями.
— Почему? — почти беззвучно спрашивает он, и Ханамия даже не пытается сделать вид, что не понимает, о чём речь. — Почему ты не сказал? Что вообще с тобой происходит?
И ему кажется, что лучше пусть вечность будет между ними это тяжёлое молчание, чем Ханамия откроет рот и скажет что-то совершенно ужасное. Сейчас всё может закончиться глупо и мгновенно, и Киёши опять останется один и будет думать о том, что он потерял уже до конца своей жизни. Пафосно, но от этого суть не меняется: вернуть потерявшего к нему интерес Ханамию будет уже невозможно.
Кажется, у Ханамии приблизительно такие же мысли — он задумчиво смотрит в oкно и что-то быстро просчитывает, думая о последствиях. Он всегда думал и думает о последствиях. Кроме того раза, когда ответил на признание идиота, с которым сейчас живёт.
— Да ничего такого, — наконец произносит он, едва разжимая губы. — Это с третьего класса младшей школы. Я чуть не утонул, когда мы поехали в летний лагерь тренироваться. Вроде тогда не страшно было, и я через пару часов успокоился. А ночью начались эти сны. Я задыхаюсь и опускаюсь на дно, там, где нет солнца. И не могу проснуться, поэтому вижу и ощущаю всё это до самого конца. Пока не умираю во сне. А потом просыпаюсь. Так что фигня всё это. И не надо, блядь, смотреть на меня таким сочувствующим взглядом, меня от твоего сочувствия тошнит.
— Плевать, — говорит Киёши, и Ханамия изумлённо распахивает сонные глаза, красные от недосыпа и слёз. — Ты не будешь спать один, ясно?
— Иди нахер, — Ханамия зло шипит и пытается выпутаться из одеяла, что ему никак не удаётся. — Ещё тебя мне не хватало для полного счастья, придурок. И вообще…
Оба они замирают, потому что знают, что после слов, которые сейчас прозвучат, у них может не быть совместного будущего. Но здесь всё зависит только от Ханамии. Поэтому Киёши молча смотрит ему прямо в глаза, пытаясь взглядом донести до этого странного человека то, что не может сказать словами. А Ханамия замолкает, закусив нижнюю губу. Он ясно понимает, что совершенно не готов отпустить Киёши от себя. Поэтому надо будет промолчать или ждать, пока этот его болван сделает что-то оптимистичное и спасёт положение. Но Киёши не произносит ни слова, и Ханамия в ужасе осознаёт, что сейчас в этой патовой ситуации он просто поставлен перед выбором, когда всё зависит только и исключительно от него самого.
Неловкое и тяжёлое молчание длится с минуту, пока не становится просто невыносимым. В конце концов, Макото Ханамия никогда не был трусом. И идиотом, способным в одну секунду похерить всё то, что у него есть хорошего, тоже не был. И не будет.
— И вообще… я есть хочу, — выдавливает из себя Ханамия и резко встаёт с кровати. — И у тебя пoдушка жёсткая. Так что придёшь ко мне со своей.
Уступка со стороны Ханамии настолько важна, что Киёши, понимая, что Ханамия пытается слить опасную ситуацию, радостно сгребает его в объятия, притискивая к себе так сильно, что у него глаза на лоб лезут. Хотя это от удивления, наверное.
— Ты меня сейчас задушишь, кретин, — сдавленно сипит Ханамия, пытаясь выбраться из смертельного захвата. Да только попробуй от такого двухметрового отбиться, особенно когда у тебя руки зафиксированы, а этот медведь лезет целоваться. И не только. Хотя утренний стояк никто не отменял, и, в принципе, Ханамия не сильно против. Потому что очень хочется.
Через полчаса, помятый и истерзанный, он ползёт в душ, пока чёртов Киёши готовит завтрак для них обоих, что-то довольно мурлыча себе под нос. Ханамия ощупывает задницу и слегка морщится — без смазки всё-таки не особо… Хорошо ещё, что со вчерашнего дня мышцы расслаблены и было не так больно.
— Ещё раз полезешь ко мне вот так неожиданно — ударю. Прямо по больному колену, — сухо предупреждает он Киёши, вернувшись из душа. Обычно тема травмы Киёши в их доме под запретом, но сегодня у Ханамии такое паршивое настроение, что он хочет хоть как-то прийти в равновесие, сделав что-то гадкое. Правда, он всё опять может испортить, но надо же Киёши в чувство привести. Он совсем охренел.
Ханамия не знает, что именно он сейчас чувствует. Он злится и готов убить Теппея, но внутри, где-то глубоко, ощущает тепло и расслабленность после отличного утреннего секса и замятой ссоры, которую удалось избежать.
— Я хочу, чтобы ты всё мне рассказывал, — внезапно говорит Киёши. Он заваривает чай и совершенно не обращает внимания на провокацию, что Ханамию даже слегка задевает. — Слышишь? Это... неправильно, когда я так близко, а ты стараешься строить стены. Мы любим друг друга, забыл?
И, упреждая весь яд, который хочет выплеснуть Ханамия, Киёши целует его в лоб и бережно обнимает за плечо.
— Хватит пороть чушь! — злится Ханамия, но от поцелуя не отстраняется. — Какая ещё любовь, кретин безмозглый?
— Наша, — Киёши так серьёзен и торжественен, что даже смеяться над ним скучно. И Ханамия, мысленно махнув рукой на всю эту бредятину, прикрывает глаза, позволяя Киёши целовать себя. Пусть пользуется ситуацией, пока разрешают. А Киёши улыбается, видя насквозь своего умного, но такого неуверенного в себе возлюбленного.
Киёши знает, что подлый и отвратительный язык Ханамии — всего лишь защитная реакция на что бы то ни было. И чем ближе ему человек, тем сильнее бьёт по самому больному капитан Кирисаки Даичи, пытаясь не допустить в себе слабости, которая может быть использована против него самого.
Сегодня Ханамия сделал первый шаг навстречу, открыв свой не особо страшный секрет и избежав ненужной им обоим ссоры, хотя они уже долго живут вместе. И Киёши невольно думает, сколько же ещё времени пройдёт, пока Ханамия начнёт доверять ему хотя бы наполовину.
Впрочем, он никуда не спешит. Пусть хоть всю жизнь. Главное, чтобы Ханамия хотел этого сам, а в остальном он, Киёши Теппей, сделает всё, что от него зависит.
За них обоих.