Слушайся меня!

Я смеялся про себя. Он, как лист поздней осенью, трепетал, лежа на мне. Я обнял его. От того, что он дрожал, я начал возбуждаться. Теперь ему было еще больше не по себе, когда я упирался в него. Но что поделать, сам виноват. — Научись расслабляться. Чем больше меня боишься, тем больше заводишь меня. Он такой забавный, когда я начинаю говорить с ним фальшиво-ласковым, наигранным голосом, он еще больше пугается. Его волосы мирно лежали на воде и были такими мягкими, что я принялся накручивать их себе на палец, а затем отпускал. Запустил руку ему в волосы и почувствовал, как он весь сжался. — Зачем ты меня дразнишь, а? — О чем вы? Я взял волосы в руку и начал их медленно тянуть; он поддавался. Я кусал его шею, а он все дрожал, возбуждая меня: у него будто все тело вибрировало. Я отпустил его и отстранился от шеи, очень крепко обнял и так опустился в воду, что я мог дышать, а он — нет. Я держал его за шею и за живот: он не мог вырваться. А я смотрел, как он задыхается. Это было так красиво. Мой член еще больше упирался ему в спину. Я немного приподнялся, чтобы он мог глотнуть воздуха; он же посчитал, что пытка закончилась. Зря… Я опустил его в воду снова. Он начал меня царапать, но перестал, когда я сильнее сжал его шею. Он попытался лежать смирно, но у него это не получалось. Сора только сильнее вырывался и вырывался, тратя воздух. Я снова дал ему глотнуть спасительного кислорода — и снова в воду, но сейчас просто так он у меня оттуда не выберется. Поначалу он не вырывался, но когда воздуха было на пределе, инстинкт самосохранения заставлял его сражаться. Когда силы начали его покидать, я вытащил его: он сразу не задышал, но удар по легким, и он снова со мной. — Пожалуйста, перестаньте. Я ничего не сделал. — Мне просто захотелось, вот и все. Если я буду тебя наказывать только тогда, когда ты в чем-то виноват… Я не закончил мысль. Нет нужды. Мне захотелось — я сделал. Он более-менее успокоился, я собирался уже начать мыться, пока мне не захотелось еще кое-что проверить. Я просунул одну руку между нами, в воде это было легко сделать. Он почувствовал и напрягся, зря. Я нащупал его ягодицы, а затем и цель моего поиска. Я снова крепко держал его, чтобы не вырывался, и гладил пальцами заветную дырочку, слегка нажимая. Он начал очень тихо постанывать, но я услышал. А это только от поглаживания. — Чувствуешь? Приятно, да? Ох, ты весь покраснел, не нравится, когда тебя трогают в столь интимных местах? Назови меня хозяином. — Хозяин, пожалуйста… Я перестал. Достал губку и намылил ее. Мы перестроились так, что я мог спокойно натирать ему спину, руки, живот и грудь. Я тер достаточно сильно, но он терпел. — Встань, нужно ноги намылить. — Я сам могу. — Мне тебе руки связать, чтобы ты понял, что сам не можешь? Он встал. Сначала стоял ко мне спиной. Я, как положено, намылил ему ноги и кое-что еще. Он сразу развернулся, но, встретившись с моими глазами, передумал вякать. Закончив, я развернул его к себе лицом, точнее, я сидел, а он стоял. Ему было стыдно, и он сначала закрывался руками, но я их быстро убрал и начал намыливать медленно. Он получал удовольствие вперемешку со стыдом, но это было не так весело. Я тоже встал, чтобы намылить ему голову. Какие всё же мягкие волосы… мур. Для него это было унижение, а я только наслаждался. Мне понравилось его мыть. Осталось только ополоснуть водой и вымыться самому. Я смыл с него мыло и укутал в теплое полотенце. — Постой пока тут. Я включил душ.