Dear-Logs

Log 6.1:  Не открывая глаз, нажимаю на будильнике кнопку. Повторный сигнал прозвучит через десять минут.  Лежащая рядом Чика устроилась на моем плече, перекинув ногу через бедро. Прижимаю ее к себе и, повернув голову, зарываюсь носом в волосы на макушке. Холодные пальцы, коротким мазком скользнув по груди, ложатся на шею. И это прикосновение заставляет меня широко распахнуть глаза. Ведь если не произошло ничего сверхъестественного, Чика все еще в Сеуле. И если она там, то здесь… Первое желание — сбросить тебя, скинуть к чертям с кровати! Но заставляю себя сдержаться. Слишком жестоко так грубо нарушать чужой сон. Пусть мы и лежим под одним одеялом. Это не твоя вина. Поворачиваю голову. Так и есть: мое валяется на полу. Значит, ночью оно не просто сползло, а свалилось с кровати.  Повторный звонок будильника напоминает, что пора вставать. Освободить ноги оказывается намного легче, чем вытащить из-под тебя свою руку. Для этого приходится осторожно приподнять твой затылок и медленно отодвинуться. Что-то недовольно пробормотав, ты переворачиваешься на другой бок. Через пятнадцать минут выхожу из ванной. Есть еще полчаса. Успею позавтракать, но сначала нужно одеться. Открыв шкаф, натыкаюсь на стопку аккуратно сложенных вещей. Яркие пятна футболок вперемешку с черными свитерами.  Выдернув со своей полки серые джинсы и белый свитер с горлом, быстро натягиваю на себя. Вчера не уточнил про школу. Но, наверное, тебя уже пора будить.  — Рин. Рин, просыпайся.  В ответ только невнятное бурчание из-под одеяла.  — Рин, давай-давай, вставай!  Открыв холодильник, извлекаю лоток яиц, зелень, сок и тонко нарезанные пластики бекона в упаковке. Закинув ингредиенты в сковороду, возвращаюсь в комнату. Спишь на животе, с головой накрывшись одеялом, длины которого не хватает, чтобы скрыть ноги, разбросанные в разные стороны. Холодные ладони ты прячешь где-то под подушкой.  Подойдя к краю кровати, отбрасываю одеяло с лица. Ты недовольно морщишься. — Рин, вставай. Опоздаешь.  — Хару, — отзываешься хрипло, — я не опоздаю, потому что никуда не иду.  — А школа?  — К черту школу… — Вставай. Если хочешь остаться у меня, забить на учебу тебе не удастся. Шумно выдохнув, переворачиваешься на спину. Сонно трешь глаза.  — Сегодня не получится. Во-первых, я не взял форму и учебники, во-вторых, делать там все равно нечего. Сколько времени?  Бросаю взгляд на часы.  — Семь двадцать.  — Ну и тем более не успею. Мне отсюда до школы ехать час, а то и больше. Странный запах.  — Мой завтрак!  Вылетев из комнаты, снимаю с плиты сковороду, едва не обжегшись. Омлет пригорел, но вполне съедобен. Не выкладывая в тарелку, наспех закидываю куски в рот, обжигая язык. Черт! Пока пытался растолкать тебя, сам не уследил за временем — уже опаздываю. Оставив половину завтрака, быстрыми глотками осушаю стакан сока.  — Вкусно пахнет.  Ты появляешься на пороге в одних спортивных штанах, почесывая взъерошенные волосы. Мой взгляд невольно снова останавливается на тонких шрамах…  — Завтрак на плите. Он подгорел, но все равно можешь поесть. Я на занятия. Уступаешь дорогу, пропуская в узкую прихожую. Пока обуваюсь, ты молча стоишь рядом. И лишь, когда надеваю пальто, интересуешься: — Во сколько вернешься?  — После трех часов, — торопливо обматываю шею шарфом. — Сотовый. Я забыл его на столе. Принеси, пожалуйста. Ты тут же исчезаешь в комнате и быстро возвращаешься.  — Держи, — облокотившись на дверной косяк, смотришь все еще сонными глазами.  — Рин, сейчас уже нет времени, но когда вернусь, нужно будет поговорить. Моментально сбрасываешь сонливость. На лице проступает напряжение, а руки скрещиваются на груди. Черная полоса напульсника бросается в глаза на фоне белой кожи.  — О чем?  Не ответив, выхожу из квартиры и закрываю за собой входную дверь.  Log 6.2:  В конце второй пары от тебя приходит смс: «Мне нужно забрать вещи сегодня. Сходи со мной».  Хмыкнув, пишу ответ: «Это просьба?».  Лаконичное «Да, пожалуйста» заставляет усмехнуться.  «Хорошо. Часов в шесть тебя устроит?».  «Вполне.».  Весь прошедший день Кунинобу и Ичива замучили меня вопросом: «Что с тобой?». От них явно не укрылось мое крайне задумчивое состояние. А подумать есть над чем. События развиваются с какой-то сверхскоростью. Если бы еще неделю назад кто-то сказал, что я проснусь в обнимку с парнем, который так решительно настроен жить у меня, то просто покрутил бы пальцем у виска. Теперь же — это суровая реальность. Пока не имею представления, как именно решить возникшую проблему, но точно знаю одно — спать я буду один.  Ты звонишь в тот момент, когда Рёске и Минами уговаривают нас с Кё пойти в “BIN-TON”. Занятия уже закончились. Гору остался решать какие-то вопросы с долгами по английскому за прошлый тест Авацу.  Отойдя на пару шагов от смеющейся троицы, отвечаю на звонок:  — Да? — Хару! Ты скоро?  Что за нетерпение?  — Скоро. Я же говорил, во сколько вернусь.  Шумно вздыхаешь.  — Да, но уже почти четыре!  — И что? Мы договорились поехать за твоими вещами в шесть.  — Просто… — произносишь растерянно. — Я имел в виду забрать до шести. А туда еще доехать надо и собрать.  Не понимаю причину такой спешки. Вещи все равно никуда не денутся. — Хару, — окликает Кё.  — Рин, это критично, во сколько именно забирать вещи?  — Да, Хару, — на моем имени твой голос надламывается, — пожалуйста…  Это тихое, едва слышное «пожалуйста» создает впечатление, что ты уже готов разрыдаться.  — Ладно. Одевайся. Я буду через пятнадцать минут.  Убрав телефон в карман, возвращаюсь к веселящейся компании.  — Они меня уговорили, — на лице Кунинобу по-идиотски счастливое выражение.  — Я не могу. Появились непредвиденные обстоятельства.  Минами надувает накрашенные губы.  — Йодзивара, какие еще обстоятельства? Твое главное обстоятельство, насколько я знаю, сейчас изучает архитектурные особенности Сеула. Намек на Чику весьма прозрачен.  — Мне правда жаль. Обещаю, в следующий раз — обязательно.  — Ну-ну… — скептически тянет Рёске.  Log 6.3:  Примерно в половине шестого такси останавливается у большого двухэтажного дома из красного кирпича. Это один из самых престижных жилых районов города.  Ты первым выскакиваешь из машины. Я, расплатившись с водителем, выхожу следом.  Подойдя к маленьким воротам, достаешь связку ключей из кармана. Дорожка к дому выложена ровными темно-серыми плитами.  — Подождать тебя здесь? — спрашиваю, когда уже отпираешь металлическую входную дверь.  Отрицательно качаешь головой: — Нет. Пойдем со мной.  Медлю, но ты, ухватив рукав моего пальто, буквально втаскиваешь меня в дом.  Внутри нас встречает мертвая тишина. В просторном коридоре расположена широкая лестница, ведущая на второй этаж. Разувшись, быстро взбегаешь по ступенькам.  — Сколько времени?  Бросаю взгляд на дисплей мобильного: — Семнадцать тридцать пять..  На втором этаже ты распахиваешь первую дверь справа.  Это твоя комната. Пока ты нервными движениями торопливо собираешь учебники с полок, какие-то диски и всякую мелочь, я бегло осматриваюсь.  На удивление комната оказывается маленькой и темной. Одно узкое окно почти полностью скрыто тяжелой шторой. Ее цвет глубже и насыщеннее однотонных синих обоев, придающих еще больше мрачности.  Справа от двери стоит компьютерный стол. На нем, помимо большого ЖК-монитора, клавиатуры и мыши в беспорядке навалены журналы и какие-то распечатки с ровными строчками. Возможно, стихи или тексты песен.  Перевожу взгляд. У противоположной стены пара узких шкафов и четыре навесные полки. Они, как и письменный стол, заполнены беспорядком. Книги, журналы, диски, тетради. Сама кровать не застелена, словно кто-то только что встал. Из-под подушки торчит чья-то белая лапа. По-моему, ты уже достаточно взрослый, чтобы не спать с мягкими игрушками, но… Это ведь ты. От беспорядка мое внимание отвлекают разноформатные рисунки, развешанные над кроватью. Пейзажи. Зимние пейзажи. Их не меньше пятнадцати. Плохое освещение, но я почти уверен, они нарисованы тушью, а не отпечатаны.  — Хару.  — Что?  Перебираешь вещи в шкафу. Время от времени закидываешь что-нибудь в раскрытую сумку.  — Вытащи винчестер.  — Есть чем раскрутить системник?  Подойдя к столу, торопливо перекидываешь журналы. Тонкие листы с текстами летят на пол. Через несколько секунд протягиваешь острую металлическую пилку для ногтей. — Сойдет? — Не знаю. Нужно попробовать… — Сколько там уже времени? — Почти без десяти шесть.  Пока я вожусь с мелкими болтами на системнике и отключаю жесткий диск, ты успеваешь завершить сборы. Две сумки средних размеров и большой пакет — результат получасовой работы.  Бросив короткий взгляд вокруг, решительно направляешься к двери: — Пойдем.  — Постой. Не хочешь их забрать? — киваю на пейзажи.  На твоем лице появляется странное выражение. В золотисто-карих глазах проступает что-то болезненно-печальное. И ты спрашиваешь едва заметно дрогнувшим голосом: — Тебе нравится?  — Ну, по-моему, красиво…  После этих слов ты замираешь на мгновение, а затем стремительно взлетаешь на кровать. Беспорядочно хватаясь за листы, безжалостно срываешь их, разрывая бумагу в клочья. — Рин! Что ты делаешь?!  Не отвечаешь, пока на постель не падает последний измятый разорванный рисунок. Спрыгиваешь с кровати и решительно проходишь мимо, задев меня плечом. Подхватываешь сумку и дергаешь ручку двери.  — Стой, — забираю у тебя сумку, — возьми пакет.  Удивительно, но не предпринимаешь попыток оспорить мои слова. Просто потому, что торопишься поскорее покинуть этот дом. Пока спускаемся по ступеням, успеваешь вызвать такси. Когда мы уже обуваемся, в замок снаружи кто-то вставляет ключ. Я успеваю заметить, как твои глаза расширяются. Ты замираешь в напряжении, успев только наполовину закрыть молнию на сапоге.  Входная дверь плавно открывается — и на пороге появляется женщина лет сорока. Она тоже замирает, переводя удивленный взгляд то на меня, то на тебя. А ты, словно очнувшись, резко застегиваешь молнию до конца. И в тот момент, когда выпрямляешься, женщина, уронив на пол маленькую черную сумочку, бросается к тебе. — Ринмао!  Так вот как звучит твое полное имя.  Женщина пытается обнять тебя, но ты довольно жестко отстраняешься. Нагнувшись, обуваешь второй сапог. Глядя на вас, стоящих так близко, я улавливаю поразительное сходство. Цвет волос одинакового оттенка, не считая твоих высветленных прядей. Теплые золотисто-карие глаза и тонкие черты лица. Самое броское различие между вами — рост. Ты выше примерно на полголовы.  — Рин! Давай поговорим! — ее голос дрожит от отчаянья или страха. — Пожалуйста! — Перестань, мама, — обрываешь холодно. — О чем говорить? Я уже сказал, что ухожу. Больше обсуждать нечего. Пальцы матери хватаются за твое запястье, увешанное браслетами.  — Не уходи, пожалуйста! Рин! — по бледным щекам скользят слезы.  Торопливо застегнув пальто, коротко бросаю: — Я подожду снаружи.  И в ту же секунду ты вырываешь запястье из тонких пальцев. Крупные черные бусины одного из многочисленных браслетов с громким стуком скачут по деревянному полу. Несколько штук остаются в ладони твоей матери.  — Рин! Прошу тебя… — Нет! Хватит, мама!  — Но куда ты пойдешь? Она предпринимает безрезультатную попытку снова поймать твою руку. Но ты оказываешься за моим плечом и, ухватившись за рукав пальто, не позволяешь отойти в сторону.  — Куда? А ты сама как думаешь? — неожиданно срываешься на крик: — Туда, где меня оставят в покое! Туда, где нет его!  — Но, Рин… как же…  Женщина едва выдыхает слова, а ты уже не можешь остановиться:  — Я ненавижу этот дом! Ненавижу каждый день, прожитый здесь! Я устал! Можешь это понять?!  — Я понимаю. Понимаю! Но ты не можешь просто сбежать! Мы найдем решение… — Решение? — отзываешься с кривой усмешкой. — Его нет! Потому что все давно решено. Ты счастлива с любимым человеком? Вот и наслаждайся этим! А я буду рядом с тем, кто мне дорог! С тем, кого люблю я!  С тем, кого люблю?  — Что? — внезапно севшим голосом спрашивает твоя мама. Но ты не отвечаешь. Пакет, выпущенный из пальцев, глухо ударяется об пол. Не успеваю ничего понять, как ты уже резко дергаешь меня за руку. Секунда — и холодные пальцы обхватывают за шею. Чуть теплые губы стремительно накрывают мои.  — Ринмао! — громкий женский вскрик отдается звоном в ушах.  Пытаюсь оттолкнуть, но ты, крепко вцепившись в мою шею, горячо выдыхаешь: — Пожалуйста…  Рин… Руки сами собой смыкаются на узкой талии. Обнимаю, прижимаю к себе напряженное тело. Не хочу думать о том, что сейчас делаю… Потом…  Ты утыкаешься лбом в мое плечо и устало произносишь:  — Прости, мама…  — Рин… нет! — накрыв дрожащими пальцами губы, твоя мама отчаянно мотает головой. — Ты не можешь!..  Отстранившись, решительно поднимаешь с пола пакет, я беру сумки.  — Прости… — просишь еще раз, обернувшись уже на пороге.  Всю обратную дорогу мы проводим в полном молчании. Я делаю вид, что не замечаю, как ты украдкой вытираешь слезы рукавом куртки.  Log 6.4: Войдя в квартиру, на полтора часа закрываешься в ванной. За это время я успеваю приготовить ужин и освободить две полки в стеллаже под твои тетради и учебники. Устав ждать, когда ты выйдешь сам, коротко стучу в тонкую дверь: — Эй, пошли ужинать, еда остывает… После паузы повторяю попытку: — Рин, выходи…  Ноль реакции. Остается надеяться, что ты все-таки сможешь справиться с эмоциями самостоятельно. Вернувшись в комнату, достаю сигареты.  И как себя вести дальше? Делать вид, что ничего не произошло? Провести обстоятельную беседу? Только сомневаюсь, что от нее будет хоть какой-то эффект. Ты поступаешь так, как считаешь нужным, не обращая никакого внимание на окружающих. Это урок, который сегодня я окончательно усвоил.  Мои размышления прерывает вибрирующий на столе телефон. Наверное, мой. Нужно снять беззвучный режим. Но я ошибаюсь. Это твой сотовый, который ты выложил из кармана куртки. Беру синий мобильник в руку. В маленьком окошке с бледно-голубой подсветкой на внешней панели мигает:  «Мама»  Бросаю взгляд на дверь ванной. Определенно не станешь разговаривать, а она, наверняка, в ужасном состоянии. Может, стоит ответить? Скажу, что произошедшее — недоразумение, просто твоя истерика. Успокою как-нибудь… Откинув крышку, не успеваю открыть рот, как в ухо врывается:  — Ты, мелкая дрянь! Что за херню ты вытворяешь? Немедленно тащи свою тощую задницу домой!  Грубый мужской голос не может принадлежать твоей матери. Возможно, это отец или старший брат? Пока я строю предположения, поток брани на том конце не ослабевает:  — Думаешь, в этот раз тебе все сойдет с рук?! И что за урода ты приволок с собой? Отвечай! — Рин не может сейчас подойти, — холодно отзываюсь на гневную тираду.  — Это ты? — раздается в трубке. — Ты — тот самый мудак, что был с ним сегодня?  — Мое имя — Йодзивара Харуоки. С кем я говорю?  Двухсекундная пауза — и хриплый голос буквально выплевывает слова:  — Слушай, ты! Немедленно дай трубку этой шлюхе!  Открываю рот, чтобы уточнить, не тронулся ли он умом, как ледяные пальцы выхватывают телефон из рук. Из-за этих воплей даже не слышал, когда ты вышел из ванной.  — Что тебе нужно?!  Твой собеседник так громок, что я отчетливо слышу каждое слово:  — Рин! Твою мать, ты совсем охренел?! Немедленно домой! Если я тебя найду… Ты как-то странно замираешь, а потом, запустив пальцы в волосы, закрываешь глаза.  — Отвали от меня, Кано. Забудь, что я вообще существую!  — Даже не надейся! И если решил слинять с этим мудаком — не мечтай! Он выкинет тебя, как только подвернется случай! Ты просто дешевая подстилка, Рин!  — Заткнись! — Слушай, он успел распробовать тебя? И как? А, Рин?! Ты достаточно громко стонал под ним?! Золотисто-карие широко распахнутые глаза натыкаются на меня. И в следующее мгновение сотовый телефон ударяется о стену. Он разлетается на несколько частей, а ты, зажав ладонями уши, падаешь на колени.  — Нет! Нет! Нет! Заткнись! Больной ублюдок! Заткнись!  Впадаю в какой-то ступор, наблюдая за тобой. Это настоящая истерика. Слезы заливают лицо. Отчаянно ловишь ртом воздух, но никак не можешь вдохнуть полной грудью. И, срываясь на рыдания, ты просто кричишь с глухими отчаянными подвываниями. Это приводит меня в чувство. Подскочив, пытаюсь ухватить твои запястья. Но ты сопротивляешься. Отбиваясь от моих рук, только повторяешь: «Нет! Нет!».  — Рин! Рин! Успокойся! — стараюсь перекричать.  Вскинув руку, тыльной стороной ладони бьешь по лицу. Правую щеку обжигает болью. Механически подношу пальцы. Кровь. Наверное, широкое кольцо с острой верхушкой на указательном пальце…  Поняв, что успокоить тебя иначе не получится, я отвешиваю хлесткую пощечину. Она заставляет тебя замолчать и прижать дрожащую ладонь к лицу. Воспользовавшись затишьем, подхватываю под руки и толкаю на кровать. Но ты умудряешься крепко вцепиться в мой свитер и увлечь за собой. Я оказываюсь над тобой. Упираясь рукой в постель, смотрю в широко распахнутые глаза. Скольжу взглядом по влажным от слез щекам. На левой отчетливо проступает алый след. Но внимание от него отвлекают приоткрытые, чуть подрагивающие губы...  И я не знаю, сам не понимаю как, но… целую тебя. Эти самые приоткрытые соленые губы. Чувствую, как выдыхаешь горячий воздух в мой рот, но не могу заставить себя остановиться. Просто движение моих губ по твоим, едва касаясь. Мята в твоем дыхании… Терпкая, с горьковатым оттенком. Ладони опускаются на мою спину. Обнимаешь, сильнее прижимаешь к себе, задерживая дыхание. Кажется, я чувствую быстрое биение твоего сердца…  Отстраняюсь, когда твой язык пытается проникнуть в мой рот.  — Хару… — сипло шепчешь.  — Извини, — пытаюсь подняться, но ты удерживаешь меня за руку.  — Не извиняйся. Побудь со мной… Чуть-чуть.  Помедлив, все-таки опускаюсь рядом поперек кровати. Мы лежим молча. Ты смотришь в потолок, я — на тебя. Странное ощущение тепла, разлившееся по всему телу после поцелуя, становится сильней. Хочется обнять тебя и… Закрываю глаза, чтобы не смотреть на приоткрытые влажные губы. Это уже слишком!  Внезапно в полной тишине раздается громкое урчание. — Ой! — опускаешь ладонь на живот.  — Может, все-таки поужинаем? Рис и тунец, как тебе?  Повернув голову, несколько секунд смотришь в глаза, и, протянув руку, кончиками пальцев едва касаешься моей оцарапанной щеки:  — Хорошо.  Уходишь в ванную, чтобы умыться, а я собираю с пола то, что осталось от твоего телефона. Царапина на щеке показалась мне незначительной, но ты обильно полил ее перекисью и приклеил тонкий пластырь. Потом, быстро поужинав, я помог тебе разобрать сумки. И прицепил винчестер к компьютеру. Когда дело дошло до школьной формы, вспомнил, что обещал тебе разговор после возвращения из института. Суть его заключалась в следующем: я категорически против твоих прогулов. К моему большому удивлению, ты согласился, что прогуливать действительно не стоит, и пообещал завтра же пойти в школу. Прикинув, сколько нужно времени на дорогу и сборы, решили, что вставать тебе придется в шесть пятнадцать.  Посмотрев какое-то ток-шоу, в одиннадцатом часу мы собираемся спать. Помня о том, что случилось утром, я твердо намереваюсь спать один. Но сгонять тебя на пол нет желания. Вытащив из стенного шкафа гостевой футон (держу его на случай дружеской ночевки Кё или Гору), расстилаю на полу возле кровати. Ты, уже переодетый в пижамные штаны, сидишь на постели, уперев подбородок в подтянутые к груди колени.  — Хару.  — Что?  Вскидываю голову. Челка падает на глаза, приходится заправить ее за ухо.  — Почему ты ни о чем не спрашиваешь?  — А о чем я должен спрашивать? Вздохнув, неторопливо снимаешь свои украшения. На один браслет теперь меньше…  — Ну, обо всем…  Футон расстелен, остается посетить ванную и… спать! Спать!  — Что посчитаешь нужным, сам расскажешь.  Я ухожу в ванную, оставив тебя в задумчивости.  Какой смысл задавать тебе вопросы, Рин? О чем спрашивать? Достаточно того, что уже известно… У тебя сложные отношения с родителями. Возможно, это связанно с твоей сексуальной ориентацией. Наверняка отец категорически не приемлет твой образ жизни и стиль поведения. Отсюда конфликты, еще больше усугубляющие твой протест. Единственное, что я не могу понять: почему отец так грубо и развязано разговаривал с тобой? Это было действительно за гранью… Когда возвращаюсь в комнату, ты уже лежишь под одеялом. Щелкаю выключателем — и все погружается в темноту. — Хару…  — Что? — откликаюсь, уже устраиваясь на футоне.  — Можешь лечь со мной? Хотя бы пока я не усну… Так по-детски. Я ставлю будильник на шесть утра. — Зачем?  — Ну, просто…  — Рин, «просто» у нас как-то не получается.  Поудобней устраиваюсь на подушке, но едва закрываю глаза, открываю их снова. — Рин!  Игнорируя мое явное недовольство, забираешься под одеяло, заставляя резко сесть. — Сейчас же возвращайся на кровать.  Хоть мой голос и звучит строго, ты не реагируешь и вытягиваешься рядом:  — Я просто хочу полежать с тобой, Хару. Пожалуйста.  Используешь уже опробованный «просительный» прием, но все равно начинаю раздражаться.  — Ты хочешь? А, может быть, я не хочу.  Молчишь. Пытаюсь подняться, но ты тут же виснешь на плечах.  — Хару, пожалуйста, не уходи, — шепчешь быстро и сбивчиво, — побудь со мной… — Если уберешь от меня свои ледышки.  Ладони моментально слетают с плеч.  Тяжело вздохнув, я ложусь обратно.  Футон уже, чем кровать. Я лежу на спине, а тебе приходится лежать на боку, прижимаясь спиной к деревяшке кровати. Кладу левую ладонь на грудь, чтобы случайно не коснуться тебя.  — И все-таки… Рин, почему ты ушел из дома? Отцы часто не понимают своих детей, — задаю вопрос в темноту и чувствую на коже тепло дыхания.  — Отцы? — переспрашиваешь с ноткой удивления.  — Ну да.  — Если ты о Кано… Он — мой отчим, — тихо отзываешься, задевая подбородком мое плечо. — Мать вышла за него три года назад. Кано моложе нее… На семь лет. Мама очень переживает из-за этого и делает все, о чем бы он ни попросил. Даже продала дом, в котором мы раньше жили, и купила новый…  — У вас с ним не сложились отношения?  Я вздрагиваю, когда холодная ладонь накрывает мою.  — Ты, наверное, устал, Хару. Засыпай, а я еще немного полежу и уйду обратно на кровать.  Не хочешь отвечать. Но того, что теперь знаю, уже достаточно, чтобы понять странное поведение и отчасти оправдать твои поступки.  Я действительно очень устал. Сон наваливается стремительно. Но все же сквозь дремоту отмечаю, что зачем-то накрыл твою ладонь своей. Возможно, это простое желание согреть твои холодные пальцы?