Dear-Logs

Log 11.1: Я старательно пытался избавиться от мыслей о тебе, отвлекаясь на пустую дружескую болтовню. И в какие-то моменты мне это даже удавалось. Заглушая накатывающую сонливость крепким черным кофе, мы не сомкнули глаз почти до рассвета. В итоге, едва не проспали экзамен, который все же сдали без особых трудностей. Договорившись снова встретиться в субботу, я расстаюсь с друзьями. Настойчиво отбрасывая лезущие в голову мысли о том, как ты провел вечер в одиночестве, наконец отправляюсь домой.  Когда вставляю ключ в замок, время уже подбирается к полудню. Значит, ты должен быть еще на занятиях, и я смогу спокойно поспать пару часов. Открыв входную дверь, застываю на пороге.  Весь пол в прихожей усеян разноцветными осколками. То, что еще вчера было тарелками, кружками, чашками, теперь превратилось в бесчисленное количество черепков. Стряхнув оцепенение, перешагиваю через порог. Под ботинками раздается отчетливый хруст битого стекла. Не глядя закрываю входную дверь.  В кухне творится что-то невообразимое. Перевернутые стулья, распахнутые дверцы шкафчиков, содержимое которых равномерным слоем покрывает пол.  И только сейчас я коротко роняю:  — Рин? С гулко бьющимся сердцем вслушиваюсь, ожидая, что сейчас выскочишь навстречу.  Но нет… Неподвижная тишина окутывает плотным коконом, сковывает что-то внутри. Я с трудом заставляю себя сделать несколько шагов и войти в комнату. И здесь все то же самое. Вывернутое на пол содержимое шкафов, разбросанные вещи, разорванные журналы, погнутые и вовсе сломанные диски… Прямо под ногами у входа валяется разбитая фоторамка. Она, хранившая наш с Чикао снимок, лежала в моем письменном столе. Я убрал ее туда, после того, как ты перебрался… Наклонившись, поднимаю маленький смятый обрывок того самого фото. Мягкие губы Чикао прижаты к моей щеке. Я поднимаю голову — и на кровати, среди вороха двух одеял, взгляд выхватывает широкую черную полоску на запястье… — Рин!  Рванувшись — как был, в ботинках, — запрыгиваю на кровать. С омерзительным чувством страха, скребущимся в груди, отбрасываю край одеяла, скрывающего лицо. Ярко-розовый цвет твоих чуть приоткрытых губ словно выцвел и потускнел. Сдвигаю челку с твоего лба и всматриваюсь в расслабленное лицо. Наклонившись, пытаюсь уловить дыхание, но мешает мое собственное — тяжелое, сбивчивое, как после забега на стометровку. Спустя несколько секунд все же чувствую губами едва заметное движение воздуха из твоего носа. Глубокое редкое дыхание, словно ты пребываешь в глубочайшем сне. Бледная холодная кожа щек под ладонями. Обхватив твое лицо, легонько встряхиваю:  — Рин? Эй! Рин! Никакой реакции. Ты — как безвольная кукла в моих руках. Бурые пятна на постельном белье заставляют переключить внимание на твои запястья. Они в порядке, но вот пальцы и ладони покрыты мелкими порезами.  Какого черта?! Я поднимаю к глазам синюю коробочку, завалившуюся в складки одеяла. «Drewell». Снотворное. Из указанных на упаковке двенадцати таблеток внутри оказывается ноль. Ни одной. Отшвырнув бесполезную картонку, пытаюсь привести себя в чувство. При условии что стандартная суточная дозировка этого препарата — одна таблетка в день, сколько ты принял? Одну? Две? Все двенадцать? В отчаянии я неожиданно сам для себя оставляю две хлестких пощечины на твоих щеках. Ты отзываешься глухим стоном.  — Рин, твою мать! Просыпайся! Слышишь?! — ору в лицо, крепко сжимая в кулаках твою кофту на груди.  Мысли крутятся на бешеной скорости. Промывание желудка? Но очевидно же, ты принял снотворное не полчаса назад… Может, холодный душ?  Стягиваю джемпер, почти срываю рубашку, едва не придушив себя галстуком. Теперь ты. Кажется, бесконечно долго снимаю с тебя кофту. Поднять на руки безвольное, полностью расслабленное тело оказывается не такой уж простой задачей, справиться с которой удается только с третьей попытки. С трудом удерживая равновесие, направляюсь в ванную. Битое стекло ломается под подошвами ботинок с оглушительно громким хрустом. Едва не сорвав с петель, пинком распахиваю тонкую дверь. Опустив тебя в ванную, откручиваю кран с холодной водой и поворачиваю переключатель душа в положение «on». Обжигающие ледяные струи бьют в подставленную ладонь. Придерживая за плечи, наклоняю вперед и направляю поток воды на голову. Тонкие струйки стремительно скользят по бледной коже. И я замечаю большой кровоподтек сзади, у основания шеи, и еще один чуть ниже — справа… Позавчера их не было… Брызги летят во все стороны. Я набираю полную ладонь воды. Едва чувствую онемевшие пальцы, но все равно умываю тебя…  Фыркнув, громко закашливаешься. Отключаю воду и убираю мокрые волосы с лица, слегка похлопывая по щекам:  — Рин! Слышишь меня? Давай! Открывай глаза! Никакой реакции. Обхватив за шею, прижимаю к себе. Мокрый, холодный лоб упирается в мое горячее плечо. Черт! Нужно скорую вызывать.  Но едва я убираю руки, твои глаза чуть приоткрываются, а губы размыкаются на глубоком резком вдохе.  — Рин! — дрогнувшими пальцами поглаживаю щеку, покрытую россыпью мелких капель. — Сколько ты выпил снотворного? Слышишь?  Бессмысленный взгляд блуждает по ванной, и веки снова опускаются.  — Рин! — встряхиваю за плечи. — Смотри на меня!  Сонные пустые глаза останавливаются на моем лице.  — Снотворное. Сколько ты принял? Блеклые, синюшного оттенка губы шевелятся, но я не могу расслышать ни звука. Тебя бьет крупная дрожь.  — Черт! Выругавшись, принимаюсь стаскивать с тебя промокшие джинсы. С перекладины сдергиваю большое полотенце. Набросив на плечи, принимаюсь торопливо растирать грудь и спину.  Невольно вздрагиваю, когда ты неожиданно обнимаешь за шею и прячешь лицо у меня под подбородком, оставляя на коже влажный след.  Подхватив на руки, несу через разгромленную квартиру обратно в комнату. Укладываю на постель и накрываю одеялом. — Рин… Слышишь? Скажи что-нибудь… Поговори со мной. Поговори со мной… Вчера ты ведь просил меня об этом?  Склонившись, я оставляю торопливые поцелуи на закрытых веках, холодных щеках и губах. — Зачем?.. Вопрос касается твоих пальцев, опустившихся на мою раскрытую ладонь. — Хару… — слабый полусонный шепот в ответ. — Я хочу спать… — Нет. Нельзя, Рин. Открой глаза. — Вчера… никак не мог заснуть… — Сколько снотворного ты выпил? — Не помню… Пять или шесть, может быть…  Дозировка не маленькая, но для серьезных последствий действительно недостаточно. — Хару?.. — испуганно выдыхаешь, когда, освободив руку, поднимаюсь с кровати.  — Сейчас. Поднявшись, перекидываю разбросанные вещи в поисках аптечки. Раньше она была в нижнем выдвижном ящике шкафа. Через несколько минут торопливых поисков достаю из пластиковой коробки вату и антисептик для ран.  Аккуратно обрабатываю твои порезы. Несколько глубоких осторожно заклеиваю пластырем. Ты наблюдаешь за происходящим более-менее осмысленным взглядом и решаешься на вопрос:  — Как… экзамен?  — Нормально. Сдал.  — Поздравляю… — Спасибо, — я осматриваю твои руки и, убедившись, что не пропустил ни одной раны, закрываю аптечку и спрашиваю: — Будешь крепкий кофе? Нужно разогнать сон.  — Да, — слабо киваешь и переводишь взгляд куда-то за меня.  — Подай…  — Что? — инстинктивно оглядываюсь. В углу кровати, в ворохе одеяла, валяется лохматый серый кот с ярко-желтым шарфом на шее и большими пластмассовыми глазами. Тот самый, выигранный в тире. Дотянувшись, беру в руки легкую игрушку.  — Держи… И только не говори, что разгромил квартиру в его поисках. Отвечаешь легкой полуулыбкой, принимая кота. Уложив рядом на подушку, зарываешься носом в мягкие стриженые нитки, имитирующие шерсть. Я забыл об игрушке. Она все это время провалялась в шкафу, на самой верхней полке, заложенная свитерами. Вздохнув, поднимаюсь на ноги. — Сейчас вернусь.  На кухне я опираюсь на толстую стеклянную столешницу, ощущая неприятную слабость в ногах. Мои пальцы заметно подрагивают, а виски наполняются болезненной пульсацией. Я напуган. По-настоящему. И дело вовсе не в разгромленной квартире… То, в каком состоянии ты все это сделал, — вот что страшно. Я не могу быть уверен, что в следующий раз все закончится одной только битой посудой и разбросанными вещами. Черт… Закрываю глаза на мгновение, чтобы сделать глубокий вдох и выдохнуть. Успокоиться. Мне нужно успокоиться и позаботиться о тебе. Все остальное не имеет значения.  Принимаюсь за кофе. В доме не уцелело ни одной тарелки, но кружка осталась. Твоя любимая. По белому фону скачут мелкие мультяшные слоны и свиньи. Всегда поражался этому безумному сочетанию. Чайник закипает быстро. Через несколько минут, держа в руках кружку с черным растворимым кофе, возвращаюсь в комнату, уже привыкая к хрусту битого стекла под подошвами ботинок.  Ты лежишь на боку, прижав серого кота к груди. Глаза закрыты.  — Рин, — зову я. — Эй, Рин. Кофе.  Поставив кружку на край стола, наклоняюсь к тебе. Дыхание ровное и глубокое. Ты снова погрузился в сон. Сажусь на край кровати. Сделав глоток крепкого кофе, морщусь от нестерпимой горечи. Отставляю кружку обратно. Ладонь ложится на твою щеку. Она потеплела, и на губах уже нет оттенка синевы, хотя они и бледнее, чем обычно. Влажные волосы, полоски пластырей на пальцах… Пожалуй, можно дать тебе поспать, только не долго. Поднявшись, складываю скомканное в ногах одеяло… И в этот момент совершенно внезапно в голове вспышкой мелькает обрывочный кадр, увиденный в ванной.  Наконец-то избавившись от обуви, я забираюсь на постель и сдвигаю край одеяла, обнажая твои плечи. Внимательный изучающий взгляд позволяет мне прийти к выводу, что принятые за синяки следы на светлой коже на самом деле не что иное, как укусы. Вокруг потемневших, налитых кровоподтеков просматривается тонкий отпечаток чьих-то зубов. Над правой лопаткой и еще два совсем близко, у самой шеи. Осторожно приподнимаю волосы. Под ними обнаруживается еще один, темнее и больше предыдущих трех. Я ловлю себя на странной мысли, что это выглядит так, словно кто-то вцепился зубами и долго не хотел отпускать…  Вибрация. Тихое гудение где-то совсем близко.  Запустив руку под соседнюю подушку, вытаскиваю уже знакомый мобильник. На панели мигает яркий огонек. Сообщение.  Перевожу взгляд на спокойное расслабленное лицо. Ухватив край одеяла, накрываю твои плечи и после этого открываю сотовый, чтобы прочесть смс от Кано. «Ты не был в школе сегодня. Не заставляй меня беспокоиться, малыш.» Малыш… Отвращение горьким комом подкатывает к горлу.  — Ублюдок… Злой шепот, невольно сорвавшийся с губ, растворяется в гнетущей тишине комнаты. Ты действительно сегодня не был в школе. Но откуда Кано знает об этом? Неужели он контролирует твои посещения? Каким образом? Через учителей? Или, может быть…  Отмахнувшись от внезапной дикой догадки, торопливо открываю меню смс-сообщений. Я ничего не смогу сейчас узнать наверняка, но кое-что, в чем все же можно убедиться. Входящие сообщения. Всего шесть. Меня интересует не содержание, а даты. Самому старому пять дней. Пять… Я мысленно отматываю время назад. Четверг… Да, действительно… Именно в четверг ты пришел почти на два часа позже меня, хотя обычно наоборот — я возвращаюсь после тебя. Сказал что-то невнятное про учителя и дополнительные занятия. Отказался от обеда и закрылся в ванной дольше чем на час… Я еще несколько раз тебя подгонял. В тот день мы едва ли перекинулись парой фраз, и ты, сославшись на усталость, лег спать до того, как я закончил с учебой.  Помедлив, все же решаюсь прочесть содержание входящих сообщений. «Я занят. Перезвоню через час.» «Хорошо.» «Возьми трубку.» «Только не делай глупостей.» «Это было жестоко, малыш. Увидимся завтра.» Ничего конкретного… Папка исходящих пуста. Захлопнув телефон, уже собираюсь бросить его на стол, но останавливаюсь в последнюю секунду. Задержав палец на кнопке, отключаю аппарат. Откинувшись на подушку, смотрю в твой затылок. Рин… Почему ты мне ничего не сказал? Мы обязательно поговорим, как только ты проснешься. Протянув руку, медленно провожу кончиками пальцев по мягким волосам. Придвигаюсь вплотную и, крепко обняв, закрываю глаза…  Я чертовски устал.  Log 11.2:  — Хару…  Тихий голос заставляет резко приподняться на кровати, моментально вынырнув из тревожного полусна. Чужие пальцы, сжимавшие плечо секунду назад, легко соскальзывают. В полумраке комнаты горит настольная лампа.  — Который час? — поймав ладонью широкий зевок, рассеянно смотришь на меня, — Ха… Договорить не успеваешь. Ухватив за плечо, рывком притягиваю к себе и затыкаю рот поцелуем. Жадно вжимаюсь в горячие губы, чувствую, как крепко обхватываешь за шею. Я долго не могу оторваться от тебя, а когда отпускаю, жарко шепчешь на ухо: — Я… люблю тебя, Хару. — Ты напугал меня... Слегка прихватываю зубами тонкую мочку, увешанную серьгами.  — Все хорошо, — успокаивающе поглаживаешь по затылку, — теперь все хорошо. Приподнявшись, внимательно всматриваюсь в по-прежнему бледное и какое-то измученное лицо. Отводишь взгляд, не желая смотреть мне в глаза. — Как ты себя чувствуешь? — Нормально… Немного тошнит, но это не страшно. — Вчера ты не встречался с матерью. Ты был с Кано, да? Вопрос звучит слишком неожиданно. Я успеваю заметить мелькнувшую на лице растерянность. Но ты быстро берешь себя в руки, очевидно, в поисках оправданий, но я не даю шанса: — Снотворное. Сотовый. Что происходит, Рин? Я хочу знать.  Ты шумно выдыхаешь и закрываешь глаза. Пальцы легко соскальзывают с затылка, на мгновение задержавшись на шее. Сжав край одеяла, сдержанно киваешь: — Ладно… — Только не лги. Я хочу знать правду, а не слушать оправдания. — Хорошо! — резко бросаешь в ответ и глухо добавляешь: — Я не собираюсь врать.  — Тогда слушаю. — Снотворное… У меня проблемы со сном. Врач прописал таблетки. — Как-то не замечал этих проблем. По-моему, ты засыпаешь моментально, да и в школу тебя не поднять. — Не знаю… Просто здесь, — делаешь паузу, взвешивая слова, — рядом с тобой я засыпаю легко и без таблеток, а дома не мог. Из-за Кано… у меня началась бессонница. Я все время ждал, что вот-вот откроется дверь и он войдет в мою комнату… Ты прикрываешь глаза и нервно потираешь переносицу. Накрываю ладонью твои пальцы и, крепко сжав, опускаю рядом с лицом на подушку, а ты тихо продолжаешь: — В общем, таблетки мне прописал психиатр из Центра реабилитации еще два месяца назад. Но я почти забыл о них… А вчера вечером опять не смог заснуть. — Поэтому разгромил квартиру? — Нет. То есть да… Отчасти. Не знаю…  — Что насчет сотового? — возвращаюсь к тому, что интересует больше всего. — Откуда он? — Кано. От него… Мы виделись несколько раз. — Ты был с ним? — Что? — После того, как ушел из дома и перебрался сюда, ты спал с Кано? — непроизвольно сжимаю узкую ладонь так сильно, что, возможно, причиняю боль. Закусываешь губу. Всего лишь на пару секунд, а потом изображаешь полуулыбку. Неискреннюю и вымученную. Совсем не похожую на ту, которую я видел раньше. Приподнявшись на локте, тянешься ко мне, но я отворачиваюсь. — Перестань. Если хочешь уйти от ответа — не получится.  Цокаешь языком и откидываешься обратно на подушку, не забыв выдернуть руку из моих пальцев.  — Да какая к черту разница, Хару? Спал я с ним или не спал… Не все ли равно? Ты мне нравишься, Хару, — вот что действительно важно, а остальное не имеет никакого значения.  Не понимаю. Решительно не понимаю тебя и твою логику. То закатываешь истерику, заливаясь слезами, кричишь, какой этот Кано ублюдок и псих, то тайком встречаешься с ним. Тогда зачем уходил из дома? К чему эти бесконечные «Ты мне нравишься»?  — Рин… Начинаю нравоучительным тоном, но ты обрываешь: — Хару, скажи, — пристально глядя в глаза, спрашиваешь заметно дрогнувшим голосом, — что важнее, тело или душа? Этот странный вопрос заставляет неожиданно понять — для меня важно и то, и другое. Но, похоже, у тебя иная точка зрения. И я должен это принять? Найти причину?  Резко поднимаюсь с постели и быстрыми, несколько нервными движениями обуваю ботинки. Не глядя, глухо роняю: — Жаль, что ты так легко разделяешь свои тело и душу. Разгреби бардак, который устроил, и чтобы завтра тебя здесь не было. Никакого сопротивления или споров. Молчание. Я принимаюсь за уборку. В первую очередь осколки. Часть из них, основательно растоптанная ботинками, превратилась в крошку…  Log 11.3:  На то, чтобы привести в порядок кухню и прихожую, у меня уходит меньше часа. В комнате подвижек ноль. Все по-прежнему валяется на полу, а ты — на кровати, уткнувшись лицом в подушку.  Ладно. Без проблем. В конце концов, это моя квартира.  Принимаюсь разбирать вещи. Свои возвращаю обратно на полки, твои откладываю в сторону. Я механически двигаюсь, пока за спиной не раздается: — Харуоки… Пальцы на мгновение застывают над сиреневой футболкой. Ты никогда прежде не называл меня полным именем. — Хару… Выдохнув, решительно отбрасываю твою футболку к остальным вещам. Не понимаешь и не воспринимаешь то, что тебе говорят, — значит, нет смысла тратить слова. Не оборачиваюсь, даже когда ты сползаешь с кровати и садишься за спиной.  — Пожалуйста… Прости.  — Прощаю, — отзываюсь равнодушно. — Вот твои вещи, сумка там. Собирайся. Сначала разберись в своей голове, а потом уже начинай пудрить мозги кому-то еще.  Теплые пальцы касаются кожи между лопаток и медленно скользят вниз. Мне приятно это легкое, робкое поглаживание, но…  Собрав обрывки нашей с Чикой фотографии и то, что осталось от рамки, поднимаюсь на ноги. Пальцы, обклеенные пластырями, замирают в воздухе. Не смотрю на тебя. Наверняка ты почти готов разрыдаться. Все время плачешь, как ребенок, и ищешь утешения. Но мне надоело быть нянькой. Хватит.  — Он пришел в школу в прошлый четверг…  Останавливаюсь на пороге и боюсь оглянуться. Ты впервые говоришь сам. Без наводящих вопросов.  Повисшая пауза затягивается. Сжав зубы, я выхожу из комнаты, чтобы избавиться от мусора. Когда возвращаюсь, ты все еще сидишь на полу, подтянув колени к груди. Обхватив их руками, прячешь лицо в сгибе локтя. — Кажется, ты хотел что-то рассказать? Договаривай, раз начал. Я сажусь на край кровати и отчаянно борюсь с желанием обнять тебя. Знакомое чувство жалости прокатывается по телу.  — Кано дал сотовый, чтобы мы были на связи…  — Почему мне не рассказал? — Ты бы разозлился. — А самостоятельно обнаружив это, я, по-твоему, остался совершенно спокоен? Отрицательно качаешь головой и запускаешь пальцы в растрепанные волосы. — Нет, конечно… — Зачем ты вообще взял этот чертов мобильник? Не мог послать Кано куда подальше? — Не мог. Он сказал, что тебя отчислят, если буду неправильно себя вести. Сжимаю кулаки, сдерживаясь, чтобы не отвесить тебе ощутимую затрещину. — Какого?.. С какой стати меня отчислят? При чем здесь вообще универ? Он что, собрался написать заявление в полицию? Конечно, в таком случае могли бы быть последствия. В конце концов, ты еще несовершеннолетний. Но он до сих пор этого не сделал, тогда с чего бы вдруг сейчас?! Ты совсем дурак, Рин? — Дурак? — переспрашиваешь глухо, но уже через мгновение вскидываешь голову и выкрикиваешь: — А ты не дурак, Хару?! Кто тебя просил представляться и называть ему свое имя?! Невольно вздрагиваю от столь явной перемены. В золотисто-карих глазах нет ни единого намека на слезы. Сейчас в них так ярко и явно проступает злость, почти ярость. С легким налетом обиды.  — У меня не было причин его скрывать. И потом, какое это имеет значение? Чем Кано может помочь мое имя? — закипающее раздражение невольно выплескивается наружу. — Кто он вообще такой? Начальник департамента полиции?  — Твой препод. — Что? Кажется, я ослышался, и ты сказал… — Кано — твой преподаватель. В университете. Откинув голову, сверлишь потолок взглядом, а я пытаюсь осмыслить услышанное. В поисках знакомого имени прокручиваю в памяти всех известных мне в университете преподавателей. Лица мелькают одно за другим, словно в калейдоскопе. Кано… Кано… Растеряно наблюдая за тем, как ты поднимаешься на ноги и выдергиваешь из кучи вещей свои бежевые штаны, уверенно подвожу итог: — Нет среди моих преподов Кано. Ты отбрасываешь волосы с лица и, проталкивая металлическую пуговицу в петлю, с ироничной усмешкой отзываешься: — А если подумать? — Нечего думать. Я уверен. Вздохнув, опираешься о край письменного стола.  — Кто у тебя преподает английский?  — Авацу, — твой выжидательный взгляд заставляет, едва шевеля языком, произнести: — Авацу… Канохиро. Кано — это вовсе не фамилия… — Бинго, — кривишь губы в безрадостной улыбке. Как? Как такое может быть?!  — Ты серьезно? Авацу Канохиро — твой отчим? — Хару, — подойдя, опускаешься передо мной на колени, — думаешь, я решил пошутить? Авацу действительно мой отчим. Просто… С первого дня знакомства он просил называть его Кано. Так к нему обращается младший брат… И я привык. — Господи, — обхватив гудящую голову руками, наклоняюсь вперед, — как это вообще возможно? Тот самый приветливый Авацу, за которым толпами носятся девчонки, насилует собственного пасынка… — Хару… Клянусь, я не спал с ним с тех пор, как живу у тебя. — Синяки, — выдыхаю, ловя твой взгляд. — Что? — Синяки на твоей шее и спине. Они совсем свежие. — Ах, это… — ты опускаешь голову, пряча глаза за длинной челкой. — Ерунда, не обращай внимания. Они совсем скоро пройдут. — Я спросил не об этом, — ухватив за подбородок, заставляю посмотреть на меня. — Откуда они?  — Даже если попытаюсь объяснить, ты не поймешь, Хару. — Не пойму? А ты постарайся. Постарайся объяснить так, чтобы я понял! Упрямо сжимаешь губы и, дернув головой, высвобождаешься из моих пальцев. — Ладно, — бросаешь хрипло. — Кано пришел и сказал, что если до конца недели не вернусь — он заявит в полицию. И это будет его слово против твоего... Что я должен был делать, по-твоему? Молча собраться и уйти? Ни хрена подобного, Хару! Все, что угодно, только не это!  Ты переводишь дыхание. Замечаю, как сильно твои пальцы сжимают край одеяла, лежащего у моего бедра.  — Я попытался его шантажировать. — Шантажировать? — удивленно вскидываю бровь. — Да. Сказал, что если он не оставит меня в покое — покончу с собой. Но для Кано это не имеет никакого значения. Ему наплевать, даже если я умру… Но он предложил сделку, и я согласился.  — Какую еще сделку, Рин? Ты должен просто обо всем рассказать матери! Но ты, словно не услышав моих слов, продолжаешь говорить ровным пустым голосом, так похожим на тот, что я впервые услышал в телефонной трубке:  — У нас уговор. Кано получает меня, а я — свободу. Пусть мнимую, и все же… Но я поставил условие — никакого секса, в том числе орального — с моей стороны. И все было нормально. Кано просто лапал меня, а я… помогал ему кончить. Но вчера… Эта сволочь меня почти трахнула. Вот откуда синяки.  — Рин! — оттолкнув тебя, поднимаюсь на ноги. — Ты совсем ненормальный? Чего ты хотел этим добиться?! Защитить меня?  — Да! — кричишь в ответ. — Это все, что я мог сделать! Если бы не согласился, у тебя были бы неприятности!  Выхватив из пачки сигарету, несколько раз безрезультатно чиркаю зажигалкой.  — Какие неприятности?! Ты сам — одна сплошная неприятность! Что ты мог сделать? Рассказать мне, например! Замолкни, — упреждаю попытку вступить со мной в противоречие.  Еще пара секунд — и я, наконец, с наслаждением затягиваюсь горьким дымом. Господи, откуда в тебе столько глупости? Чертов Авацу… Но, может быть, оно и к лучшему, что он — препод… Может, так его будет легче достать? Только… В голове все еще никак не могут увязаться два образа — спокойный Авацу-сэнсей и сумасшедший насильник Кано…  — Хару, — тихий голос отвлекает от размышлений.  Прикрыв глаза, тру переносицу большим пальцем, держа сигарету между средним и указательным.  — Рин, ты должен решить, чего хочешь. Остаться здесь со мной или вернуться домой, чтобы избежать неприятностей. Одно из двух. Совместить не получится.  — С тобой…  — Хорошо. Только учти. Если ты еще хоть раз встретишься с Кано… Я в лучшем случае выгоню тебя, в худшем — убью его.  Конечно, преувеличиваю, но не знаю, что бы с ним сделал, попадись он мне сейчас. Хорошо, что английский уже сдан. Все это время Авацу не проявлял ко мне никакого интереса или агрессии. Все было как всегда. Только Гору едва не завалил предмет, хотя еще со школы сам всех подтягивал… Это что? Скрытая демонстрация силы? Глупо.  — Больше не буду с ним встречаться. Обещаю. Но как быть с заявлением? Да и к школе он наверняка будет приходить. Привалившись спиной к дверному косяку, наблюдаю за тем, как ты забираешься на постель.  — С заявлением посмотрим, а со школой… Значит, я буду встречать тебя после уроков.  Открываешь рот, чтобы снова возразить, но через мгновение уже прячешь лицо в подушке. Возможно, хочешь скрыть довольную улыбку. Понятно, чему радуешься: очередная маленькая победа. Снова я косвенно признался, что ты мне не безразличен. От созерцания распластанного тела на моей кровати отвлекает неожиданный телефонный звонок. Номер не определен. Начало одиннадцатого. Не имею представления, кто бы это мог быть. Помедлив, все же подношу сотовый к уху и коротко роняю: — Да?  — Передай трубку Рину.  В этот раз я сразу узнаю спокойный ровный голос. Авацу Канохиро.  Ты вопросительно смотришь на меня. Отрицательно покачав головой, разворачиваюсь и спешно выхожу из комнаты. Звук динамика максимально снижен.  — Нет.  Секундное замешательство на том конце.  — Если он не подойдет немедленно, я…  — Что? Думаю, вы ошиблись номером, — обрываю громко и глухо добавляю: — Авацу-сэнсей.  — О, — хриплый смех, — вот как? Значит, малыш тебе все-таки сказал. Наверное, ты очень удивлен, что я — его отчим?  С силой вдавив недокуренную сигарету в пепельницу, отвечаю сквозь зубы:  — Не то слово. Мой вам совет — оставьте его в покое.  — Хару? — голос за спиной заставляет быстро нажать отбой и засунуть сотовый в карман. Оборачиваюсь с легкой улыбкой. — Ошиблись номером.  — Ааа…  — Чем займемся? — перевожу тему, чтобы твое внимание не успело заостриться на данном эпизоде. — Может, сходим перекусить куда-нибудь? — Ты голоден? — Нет. — Тогда бессмысленно. Меня все еще тошнит, поэтому о еде даже думать не хочу. — Спать? Или все-таки закончим с уборкой? Привалившись плечом к дверному косяку, отрицательно качаешь головой.  — Тогда чего ты хочешь? Пялиться в телек? Тебе вообще-то завтра в школу. Раскинув руки, медленно сползаешь на пол. Редко дурачишься, и я не могу не улыбнуться. Но усмешка сползает с лица, когда чувствую вибрацию в кармане и в кухню врывается уже порядком надоевшая мелодия. Под твоим пристальным взглядом достаю из кармана телефон. Нажимаю на сброс и, установив беззвучный режим, оставляю аппарат на подоконнике. Отключать совсем не хочу. Интересно, насколько хватит терпения Кано?  — Хару?  — Вставай… Подойдя, ловлю твою руку и помогаю подняться.  Наверное, уже можно отпустить, только пальцы не слушаются. Как-то сами собой проскальзывают между твоих — и я крепко сжимаю теплую ладонь. Смотрю на чуть приоткрытые губы. Хочу прикоснуться к ним, почувствовать движение горячего влажного языка с твердым металлическим шариком… Инстинктивно облизываю собственные губы, и ты словно считываешь мои мысли. Издав звук, так сильно похожий на стон, но вместе с тем напоминающий громкий вздох, обхватываешь свободной рукой за шею и, притянув, жадно целуешь. Раздвигаешь губами губы и легко проталкиваешь горячий язык… Я не могу устоять. Поддавшись соблазну, отвечаю, ловлю дыхание, крепче сжимаю сплетенные пальцы.  Мы целуемся долго и с наслаждением. До тех пор, пока ты первым не отстраняешься. Коротко выдохнув, смотришь прямо в глаза. Твой тихий, чуть надломленный голос звучит у моих губ: — Ты спрашивал, чего я хочу? Я хочу стать твоим, Хару… Не дав возразить или хоть что-то ответить, снова целуешь.  Стать твоим… Это так странно звучит. Словно ты вещь, которой нужен хозяин…  Но что бы ни скрывалось за этой фразой, я уже не могу противостоять. Не хочу сомневаться.  Ты запускаешь пальцы в мои волосы, притягиваешь ближе, бесследно стирая существующие между нами сантиметры. Я отвечаю на каждое движение губ и вызываю глухой ответный стон, когда с силой вжимаю тебя спиной в дверной косяк. Под моими пальцами — горячая кожа, к которой так хочется прикасаться. До боли сжимаешь пальцами плечи, когда, не удержавшись, впиваюсь в твою шею и оставляю на ней бесчисленные укусы-поцелуи.  — Хару… С жарким вздохом забрасываешь ногу на мое бедро и прижимаешься пахом, недвусмысленно демонстрируя свое желание… А я… Это не легко, но…  Прервав ласку, я отстраняюсь, заставляя тебя вскинуть голову и непонимающе посмотреть в глаза. Наши пальцы по-прежнему переплетены, и поэтому, когда отступаю на шаг и тяну за собой, ты выдыхаешь: — Что?.. — Пойдем.  — Хару… Твои глаза почему-то наполняются слезами. Закусив губу, стараешься справиться с нахлынувшими эмоциями.  — Рин, хватит, — успокаивающий поцелуй в уголок рта, — не заставляй меня жалеть о том, чего я еще даже не сделал. Отрицательно мотаешь головой и неожиданно обхватываешь руками за шею. Пальцы крепко сжимают мои плечи.  — Пойдем, — шепчу, боясь передумать. И ты покорно следуешь за мной в ванную. Просто так мне будет легче… Мы уже принимали душ вместе… — Хару, — тихий голос звучит за спиной, — пусть вода будет горячей. Очень горячей… — Хорошо. Я поворачиваю краны — и тонкие струи с легким шорохом ударяют в кафельный пол. Мелкие брызги, попав на штанины, оставляют мокрые темные пятна на ткани.  Теплая узкая ладонь, скользнув по правому боку, опускается на живот, а другая ложится поперек груди. Пальцами сильней сжимаю регулятор напора воды, когда оставляешь плавные неспешные поцелуи на моей спине между лопатками.  Маленькое помещение быстро наполняется паром. Воздух становится осязаемым от влаги. Жадно ловлю его губами, а твои руки скользят по телу, словно изучая каждый контур. Накрыв ладонью пальцы, опустившиеся на пояс брюк, разворачиваюсь.  Секундное движение. Неуловимо быстрое. Но мне оно кажется невообразимо затянутым… Таким же становится и наш поцелуй. Не жадный и страстный, как на кухне. Другой… Неторопливый, сладкий до дрожи…  Оторвавшись от твоих губ, смотрю в золотисто-карие глаза. Не знаю, что сказать. Мысли разбегаются, и остаются лишь очертания слов, которые хотелось произнести. — Рин… Указательный палец прижимается поперек губ. Ты отрицательно качаешь головой: — Не надо. Не говори ничего. Сейчас достаточно моего имени. Мне нравится, как ты его произносишь… О спину каплями разбивается горячая вода, дорожками сбегая вниз. Брюки промокли насквозь. Отпускаю тебя. Ты наблюдаешь за тем, как избавляюсь от одежды. Не скромно и без стыда. Я не стесняюсь своего тела. И того, как сильно хочу тебя.  Через секунды твои тоже промокшие штаны летят к моим. Делаешь шаг и встаешь рядом. Поднимаешь голову и закрываешь глаза, подставляя лицо под бьющие струи. Капли падают, скатываются со лба, делая короткую остановку на губах, скользят по подбородку, образуя тонкие ручейки, сбегают по шее, через ямку между ключицами… Ухватив за руку, толкаю и прижимаю к холодной кафельной стене. — Рин… Рин… Рин… — твое имя срывается с губ бессчётное количество раз.  Прикусываю мокрую кожу, а ты стонешь в ответ, когда обхватываю ладонью твой горячий твердый член. Жадные торопливые ласки заставляют тебя прогнуться в спине и теснее прижаться ко мне. И это движение навстречу отзывается тянущей пульсацией в паху, обостряя все чувства, и так балансирующие на грани. Приоткрывшиеся на шумном вдохе губы — мокрые и горячие. Я прижимаюсь к ним. Наши языки находят друг друга, сталкиваются, соприкасаются, скользят… Стальной шарик задевает кромку моих зубов. И я отчаянно ищу его в глубине твоего рта, не переставая ласкать одной рукой, а пальцами другой путаться в мокрых прядях. Твои ладони в бесконечном движении. На моих плечах, спине, пояснице… — Хару, — неожиданно вытолкнув мой язык, освобождаешься от поцелуя, — подожди. — Что? Откинувшись затылком на стену, закрываешь глаза. — Притормози, или я сейчас кончу.  Только теперь замечаю, что здесь нестерпимо жарко и тяжело дышать.  — Ладно, — легко соглашаюсь и отступаю под горячие струи. — Подай гель. Улыбнувшись, тянешься за пластиковой бутылочкой на полке.  — Знаешь, Хару, у тебя красивое тело. Короткий щелчок — и по груди медленно стекает молочный крем-гель. Сладковатый запах щекочет нос. Мое тело… Я смотрю на твою грудь и понимаю, что любопытство, успешно заглушаемое ранее, теперь рвется наружу.  — Рин, — провожу ладонью по твоим плечам, размазывая гель, — откуда… эти шрамы?  Ты молчишь. Смотришь в глаза, а я жалею, что не умею читать чужие мысли… — Рин?  Беру за руку и сжимаю горячую ладонь. Но ты не отвечаешь на этот жест. Расслабленные пальцы оказываются просто стиснуты между моих. Я и прежде видел твое лицо таким. Оно пустое. Без единой эмоции, притаившейся хотя бы в уголках губ.  — Прости. Не нужно было спрашивать… Не вовремя заданный вопрос…  Удар по руке — неожиданный и резкий — выбивает из пальцев пластиковую бутылку. С глухим стуком она падает на кафельный пол. Твои пальцы, секунду назад зажатые между моих, крепко вцепляются в волосы на затылке. Прямой взгляд глаза в глаза. Твои губы так близко…  — Не извиняйся передо мной, Хару. Никогда не извиняйся передо мной. Жесткость и холодность, с которой ты роняешь слова, все еще звучит в голове, а твои губы уже прижаты к моим. Грубый поцелуй, пропитанный непонятной для меня агрессией, скручивает тугой узел в груди. Подобно петле удавки он затягивается на моих чувствах, связывая все ощущения в одной точке. Пальцами, скользкими от геля, вцепляюсь в твою шею, притягивая ближе, хотя ближе уже невозможно. Вода попадает в нос, стекает между соединенными губами, примешиваясь к вкусу болезненного поцелуя. Глухой стон в губы — и ты оставляешь на моей спине пульсирующие болью царапины. Но даже это не может заставить оторваться от тебя.  Сладковатый аромат прочно закрепился во влажном воздухе… Я понимаю, что больше не могу, и в этот момент твои ладони упираются в грудь, отталкивая. Выпускаю из рук, и ты, обернувшись, дергаешь регулятор. Уже привычное шуршание воды обрывается.  Губы горят и пульсируют. Но я снова притягиваю к себе и оставляю поцелуи на влажной разгоряченной коже. Не прерываюсь, даже когда начинаешь настойчиво подталкивать к выходу…  Оставляя мокрые следы и натыкаясь на стены и косяки, мы пробираемся к кровати в кромешной темноте. Целуем друг друга, в который раз за вечер сменив мучительную страсть на нежность. Падаем на постель, не заботясь, что простыни намокнут. Не думая о том, что через тонкие стены соседи услышат наши стоны. Ничего не имеет значения. Все тонет в одном бесконечном «Я хочу тебя». Наслаждаясь каждым прикосновением, мы снова и снова изучаем друг друга. Оставляем на коже бесследные прикосновения и болезненные чувственные укусы. С мокрых волос то и дело срываются капли воды, холодом обжигающие разгоряченную кожу. И лишь когда ты оставляешь дорожку легких поцелуев, уходящую от шеи вниз к самому паху, я хрипло выдыхаю: — Рин, подожди. Но ожидание тебя больше не интересует. Возможно, оно уже и так отняло у нас слишком много времени. Не слышишь, не замечаешь, не реагируешь на слабый протест. И время теряет свое значение. Оно сжимается и замирает в ту секунду, когда твои губы, сомкнувшись, накрывают, обволакивают жарким влажным коконом. Чувствую легкое касание стального шарика. Ты пробуешь, примеряешься, а потом с силой втягиваешь в себя и безумно долго не выпускаешь, каждым движением вырывая из груди несдержанные стоны…  В какой-то момент просто перестаю дышать. Точней, ловлю губами воздух, но он почему-то никак не попадает в легкие, а ты останавливаешься. Выпускаешь изо рта, но продолжаешь ласкать ладонью. И я понимаю, что сойду с ума, если не получу тебя сейчас. Пальцы, скользнувшие по влажным волосам, крепко обхватывают затылок. Я приподнимаюсь, чтобы заставить тебя подняться выше. Ты успеваешь выдохнуть лишь: — Хару?.. Опрокинув на постель, подминаю тебя под себя. Жадно впиваюсь в горячие мягкие губы, чувствуя волны возбуждения, прокатывающиеся по телу и оставляющие тянущие отголоски в паху. Наши стоны сливаются в один бесконечный звук. Желание затмевает разум, лишает понимания. Не замечая сопротивления, я подхватываю твои ноги под коленями и широко развожу в стороны. Окончательно утратив контроль, настойчиво нахожу и слепо прижимаюсь членом к узкому отверстию. Лишь твой болезненный вскрик и ногти, до боли впившиеся в плечи, возвращают способность мыслить.  Замираю, осознав, что именно едва не сделал. Отпустив тебя, склоняюсь и покрываю поцелуями мокрые горячие щеки, задевая уголки губ.  — Прости… Прости… Это должно быть больно. Я просто потерял голову. Прости… Обнимаешь за шею, гладишь влажные волосы.  — Хару, я же говорил… Не извиняйся.  — Нам, наверное, лучше пока остановиться на этом… — Нет! — упрямо возражаешь, крепче сжимая волосы на моем затылке. — Нет, пожалуйста. Я хочу дойти до конца. — Я понимаю, Рин… Но все слишком спонтанно, — выдыхаю, коротко касаясь губами твоего подбородка. — Да и об анальном сексе моих знаний не достаточно. Вряд ли я смогу тебя подготовить… У нас даже смазки нет.  Едва ощутимым касанием очерчиваешь пальцем линию скул, обводишь губы. Накрываешь мою ладонь, лежащую на твоей щеке.  — Если ты откажешься, — твой хриплый голос наполнен серьезностью, — я умру.  — Перестань… — Я умру, Хару. Сдохну, если не почувствую тебя в себе… Неужели не понимаешь?  Честно говоря, нет. Не понимаю. Но вслух ничего не говорю, и тогда ты ловишь мою руку за запястье. Через секунду она оказываются у приоткрытых губ.  — Рин, — пытаюсь возразить, но ты уже жадно облизываешь кончики пальцев. Гладишь подушечки стальным шариком. Ровная металлическая поверхность без малейшего изъяна. Полностью принимаешь пальцы в рот. Горячий. Мягкий. Влажный. Прикрываю глаза, наслаждаясь ощущениями… Когда отпускаешь, жадно облизнув губы, переворачиваешься на живот и приподнимаешь бедра. — Давай, Хару… Можешь их вставить.  Я чувствую нарастающую пульсацию в висках и выдыхаю: — Рин…  — Мне этого хватит. Пожалуйста.  — Обещай, если будет больно, ты меня остановишь.  — Обещаю, — отзываешься раздражено. — Не тяни и просто сделай это. И я делаю… Делаю, как просишь. Медленно ввожу палец — только на одну фалангу. Чуть прогибаешься с глухим стоном… Пауза… Еще одно короткое движение — глубже. Прижимаюсь губами к влажному изгибу твоей шеи, как можно аккуратней начинаю двигать пальцем, растягивая мышцы. Не спешу и не тороплюсь. Но все равно чувствую, как напрягается твоя влажная спина, и ты зажимаешься, стискивая пальцами подушку. — Ты в порядке? Не оборачиваясь, глухо отвечаешь:  — Да… Только быстрей. Перестань трястись, Хару… Я не девственник.  Твои слова что-то переворачивают внутри и отдаются неясным оттенком горечи. И ведь только что я целовал следы, оставленные на твоем теле другим мужчиной…  Ты негромко вскрикиваешь, когда бесцеремонно переворачиваю на спину и устраиваюсь между разведенных бедер. — Хару?.. — Хочу видеть твое лицо. Смотри на меня, Рин. Думай сейчас лишь обо мне. — В темноте?  — Да.  И снова объятия вперемешку с бесконечными ласками… Поцелуи нетерпеливые, терзающие, переходящие в легкие касания… Заполняющие маленькую комнату стоны… И мои пальцы, проникающие, растягивающие, подготавливающие твое тело. В какую-то секунду ты издаешь особо протяжный стон и, заметавшись на постели, пытаешься вырваться из моих рук. Но я не отпускаю и не могу остановиться. Накрыв своим телом, покрываю поцелуями шею, ключицы, продолжая двигать пальцами до тех пор, пока по твоему напряженному телу не пробегает судорога и теплые белесые капли не брызгают мне на живот. С трудом переводя дыхание, облизываешь губы и шепчешь: — Сейчас… Хару, сейчас… Скорее…  Заставляешь отстраниться и проводишь ладонью по животу, а затем обхватываешь мой член, смазывая своей спермой, и сам направляешь.  — Погоди. У меня в столе презервативы. — Не надо, — прикусываешь кожу на шее, настойчиво прижимая к себе. — Клянусь, я здоров… Пожалуйста, ты мне нужен… И я поддаюсь твоим словам, желанию — чему угодно. Сейчас я согласен на все. На любые условия и требования. Опираясь на локоть, убираю волосы с твоего лба. Плавное движение бедер, неспешное проникновение. Зажмуриваешься, прикусывая губу, но уже через несколько секунд твои глаза смотрят в мои. Твое горячее дыхание на моих губах…  Узость и жар тела, низкий стон, прямой взгляд, пальцы, сжимающие бока… Ты… Сцепив зубы, с хрипом, наконец, вхожу полностью. Короткий всхлип срывается с твоих губ, едва я замираю, чтобы дать привыкнуть к новому ощущению… нам обоим. — Не плачь, Рин…  — Ты мне нужен…  — Знаю… Сердце бьется неровно, гулкой пульсацией отзываясь в висках. Вновь и вновь ловлю себя на мысли, что чувства и ощущения изменились, трансформировались. Словно я больше не принадлежу себе… Это кажется странным и пугающим. С губ срывается короткий глухой рык — и, резко поддавшись вперед, ты впиваешься в мои губы, сталкивая в пропасть, из которой уже не выбраться…  И ничего не остается. Лишь одно сплошное движение наших тел в рваном ритме, тонкие пальцы в моих волосах и хриплый голос, зовущий по имени и почти умоляющий... Log 11.4:  Мы лежим на влажных простынях. Рассеянно касаемся друга. Молчим и не нуждаемся в словах. Так проходит четверть часа или, может быть, час. Я не знаю. Счет времени потерян. — Хару, — ты первым подаешь голос, — мне нужно в душ. — Лежи, я пойду наберу ванну. Приподнимаюсь, но ты тут же ловишь за предплечье. И неожиданно обеспокоенно спрашиваешь: — Все в порядке?  Улыбнувшись, провожу ладонью по твоим еще чуть влажным волосам. — Конечно.  С тихим вздохом разжимаешь пальцы, позволяя мне уйти. На то, чтобы принять душ и набрать для тебя ванну, требуется чуть больше десяти минут.  Обернув бедра полотенцем, возвращаюсь в комнату.  — Ванна готова.  Я слышу, как сдержанно шипишь, когда садишься. Не даю тебе спустить ноги с кровати и подхватываю на руки.  — Хару, что ты делаешь?  — Ничего. Не дергайся, мне и так тяжело. — Думаешь, сам не дойду? — хмыкаешь возле уха. — Не волнуйся, немного пострадавшая задница не лишила меня способности двигать ногами. Край простыни, волочащейся по полу, задевает ступню. — Верю, но так надежней. Открыв дверь, чувствую все еще не испарившийся сладковатый аромат. Опускаю тебя на пол и забираю простынь, чтобы забросить ее в машинку.  Ты осторожно забираешься в ванну и медленно погружаешься в воду.  — Тебе понравилось? Вопрос звучит в спину, но я отвечаю не задумываясь:  — Да.  Обернувшись, смотрю, как рассеянно водишь ладонью по поверхности воды. Медленно, едва касаясь, оставляя легкую рябь. Расслабляешь запястье — и рука тонет, скрываясь под тонким налетом белой пены. Секунда — и с громким плеском вскидываешь левую руку вертикально вверх.  — Мне тоже…  Твой взгляд направлен на запястье, по которому, пересекая кривые шрамы, скатываются прозрачные капли. Сжимаешь и разжимаешь кулак. Сделав шаг, ловлю твои пальцы. Наши взгляды встречаются. Ты вовсе не удивлен…  — Рин, — голос звучит гулко, отталкиваясь от кафельных стен, — обещай, что больше никогда не причинишь себе вред. Что бы ни случилось. — Перестань, — на моей ладони остается вода, а твои пальцы уже ложатся на бортик маленькой ванны, — мне не нужны нравоучения. Это было глупо… Я не знал, что вены режут вдоль, а не поперек… — Рин! — Шучу, — без намека на юмор. — Такое больше не повторится. Обещаю. — Хорошо. Пойду перестелю постель. Если понадоблюсь, зови.  Наклонившись, с секундной задержкой целую в губы…  — Suki dayo. Уже привычная фраза догоняет меня на пороге.  — Знаю… — отвечаю, не оборачиваясь.  А потом плотно закрываю за собой дверь, оставляя тебя одного. Вокруг смыкается темнота. Моргаю, привыкая к отсутствию освещения. Не знаю, почему не хочу включать свет? Словно яркая вспышка в комнате может что-то спугнуть… Вхожу в кухню. На подоконнике тихо жужжит мобильник. Я бросаю взгляд на дисплей. Теперь уже знакомый набор цифр.  Вытащив из пачки сигарету, вставляю в рот. Механически чиркаю зажигалкой. Огонь выхватывает мое отражение в оконном стекле. Лицо в мягком свете огня… Только эта мягкость обманчива. Резкие тени заостряют черты. Горький дым медленно проскальзывает в легкие. Щелчок — и теперь в стекле отражается только огонек тлеющей сигареты.  Наверное, в итоге я смогу найти верное решение. И все ошибки еще можно будет исправить…