Dear-Logs

Log 16.1 Я ушел в запой. Впервые в жизни погрузился в сознательный и целенаправленный алкогольный дурман. Ничего другого просто в голову не пришло. Мне нужно было как-то забыться, отключиться от всего произошедшего.  Начинать было сложно. Прежде мне не приходилось пить в одиночестве. Поэтому перед тем, как открыть первую бутылку, я посадил перед собой плюшевого кота для компании и включил телевизор, чтобы хоть как-то заполнить тишину в пустой квартире. Отчетливо помню горечь первых глотков. Жадных и торопливых. Главное было сдержать естественный порыв остановиться. Сначала я действительно заставлял себя, а потом… Все стало проще и легче.  Сон — черная яма, пара сигарет — вместо бодрящего кофе, алкоголь — очередная убойная доза снотворного. И так по кругу. С редкими остановками, чтобы заполнить пустой ноющий желудок раменом. Я пил и практически не думал о тебе… Вообще ни о чем не думал.  По мере возрастания в квартире количества пустых жестяных банок, бутылок, пластиковых стаканчиков и мятых пачек из-под сигарет мне становилось все сложнее пребывать в состоянии, хоть отдалено напоминающем трезвость…  Впервые за прошедшее бессчётное количество дней мне снится сон. Впрочем, сон ли это?.. В густом, плотном тумане над моей головой машет крыльями огромная черная птица. Я смотрю, как размашистые крылья, раз за разом рассекают воздух, и не могу пошевелиться. Неожиданно сквозь это глухое хлопанье до меня долетает короткое: «Хару…». Оглянувшись, всматриваюсь в серость тумана. И снова звучит слабое: «Хару… Хару…», а птица продолжает бить крыльями. Мои попытки прогнать ее бесполезны. Однако вместо того, чтобы улететь, она спускается ниже и, выгнув шею, оглушает высоким криком на одной звенящей ноте. Затыкаю уши.  Не могу проснуться. Не могу заставить себя открыть глаза. Птица же, не переставая кричать, задевает меня крыльями, бьет когтистыми лапами в грудь. В отчаянном порыве я открываю рот, чтобы закричать в ответ от бессилия и злости, но неожиданно понимаю, что именно птица зовет меня…  — Хару!!! Широко распахнутые глаза со зрачками насыщенного синего цвета обеспокоенно ловят мой блуждающий взгляд. Цветные контактные линзы… — Чика? — с трудом шевелю губами. — Йодзивара! — оглушающе громко произносит Кунинобу за ее спиной, заставляя прижать ладонь к гудящей голове. — Ты с ума сошел?! Чикао сжимает тонкими пальцами мои плечи. — Харуоки! Как ты мог?.. — Что вы тут делаете? Поморщившись, заставляю себя приподняться на постели. Уже привычный мерзкий привкус во рту и головная боль не куда не исчезают. Провожу ладонью по лицу, пытаясь прогнать остатки сна.  — Что мы тут делаем? Что мы делаем?! — на щеках Чики проступает лихорадочный румянец. — Это ты что делаешь?! Совсем рехнулся?! Кунинобу успокаивающе кладет ей руку на плечо в попытке сдержать хлынувший на меня поток агрессии. — Йодзивара, мы тебя вообще-то спасать пришли…  — Спасать? — переспрашиваю. — От чего?  — Как оказалось, от самого себя! — не сдержавшись, Чика с силой бьет меня по колену кулаком. — Ты придурок! — Чика, подожди, — Кунинобу снова проявляет несвойственное ему благоразумие, справедливо предлагая: — давай сначала этого алкоголика приведем в нормальное состояние, а потом уже все остальное. Наверняка у него была причина для такого… неадекватного времяпрепровождения.  — Господи, — Чикао поднимается на ноги и, окинув взглядом квартиру, качает головой: — какой бардак… А это еще что? Наклонившись, она выдергивает из-под стола твою разорванную футболку. — Тряпка. Выброси.  Кунинобу окидывает скептическим взглядом явно не моего стиля и размера вещь.  — Ты тут случайно никого по пьяни не убил?  Пожимаю плечами. Вздохнув, Чика смотрит на меня с подозрением и обреченно констатирует:  — Выглядишь ужасно.  — Не поверишь, но чувствую себя так же…  — Хочешь, тебе станет еще хуже? — Кунинобу как-то недобро усмехается. — Если завтра не появишься в универе, будут поднимать вопрос об отчислении. — А? С какой радости?  — Сам знаешь, неделя прогула для нас — смертный приговор.  — Неделя? Неужели уже неделя прошла?  — Ну, вообще-то, если с сегодняшним днем считать, то десять дней.  Цокнув языком, Чика встает.  — Все разговоры потом! Харуоки, марш в ванную! Пакеты под мусор в верхнем ящике?  — Да. Спускаю ноги с кровати, едва не наступая на жестяную банку из-под пива. Чика права. Кругом творится полный кошмар. Стол завален, пол завален, даже на телевизоре три банки из-под пива. Дверца холодильника звучно хлопает, и через мгновение звучит голос Чикао: — Кё! Сходи в магазин. У него из еды только две банки темного… Кунинобу расплывается в улыбке.  — Сейчас! — бросает через плечо и, повернувшись, тихо спрашивает: — Вы правда расходитесь?  Расходимся? Да, я собирался расстаться с Чикао, но при других обстоятельствах. Обстоятельствах, которые снова столь кардинально изменились. Так ничего и не ответив, лишь неопределенно пожимаю плечами и скрываюсь в ванной.  Log 16.2  Кунинобу, прихватив два забитых под завязку пакета с мусором, отправился в магазин, а мы с Чикой расположились на кухне. Какое-то время она просто на меня смотрела, словно собираясь с мыслями, а потом тихо обронила: «Рин… Он же говорил, что не уйдет никуда, даже когда я вернусь…». Этого оказалось достаточно, чтобы меня прорвало. Я выложил все. Разумеется, в общих чертах и без подробностей.  Зачем я это сделал? Ведь Чика — моя девушка, вероятно, бывшая, но все-таки… Не знаю. Желание поделиться оказалось сильней любых опасений, стеснений и неловкости. Да и не задумывался я об этом вовсе. Просто открыл рот и не мог заткнуться, пока не высказался.  Наверное, мое острое нежелание держать все в себе — хороший признак. Не перевариваю все это внутри, а выталкиваю наружу.  Чика слушала молча, ничего не уточняя и не переспрашивая, а когда я закончил, налила мне еще кофе. Странно, но действительно стало гораздо лучше. Вероятно, это вторая стадия возвращения к нормальной жизни. Первая — запой — успешно пройдена. Спасибо опять-таки Чикао, которая, едва я вышел из ванной, сунула в руку таблетки и стакан воды. Похоже, останется заключительный этап — переспать с кем-нибудь…  — Знаешь, усы тебе не идут, — нарушает затянувшееся молчание Чика.  — Да уж…  Полностью с ней согласен. Сам ужаснулся, увидев отражение в зеркале. Правда после почти получасового пребывания в пенной ванне выгляжу и чувствую себя относительно хорошо.  — Когда ты вернулась?  Мы сидим за столом. Передо мной чашка ароматного крепкого кофе и чистая пепельница.  — Сегодня утром. На самом деле я должна была прилететь только через три дня, но… Харуоки, ты вообще соображаешь, что делаешь? Думаешь, наплел Ичиве про внезапный отъезд — и все? Можно успокоиться? Умереть от алкогольного отравления?  Закрываю лицо руками, не в силах выдержать гневный натиск Чики.  — Перестань говорить так, словно ты моя мать…  — Дело не в том, как я говорю, — она сбавляет тон, — а в том, что мы беспокоимся о тебе. Я, Кунинобу, Ичива… Радуйся, что они дверь не выбили, а мне позвонили. Ты хоть помнишь, как послал их куда подальше? Отрицательно качаю головой. Не помню. Я вообще ничего толком не помню. Хотя, учитывая мое состояние, неудивительно.  — Прямо так их и послал?  — Да, представь себе…  С коротким щелчком откидываю крышку зажигалки. Жадная затяжка — и дым проскальзывает в легкие.  — А как ты об этом узнала?  — Очень просто, — Чика разглядывает в своей кружке почти прозрачный белый чай, — Кунинобу позвонил Рёске, а он…  — Тади, — заканчиваю за нее мысль. Разумеется, Рёске ничего не скрывает от своей девушки, во всяком случае то, что касается друзей.  — Да… В общем, Кунинобу встретил меня в аэропорту. Я домой заехала, только чтобы вещи оставить и взять ключ… Ключ. Ты не вернул мне ключ от квартиры. Может, конечно, оставил где-то, только вряд ли я теперь его найду. Из комнаты доносится приглушенная веселенькая песенка — новая мелодия звонка на сотовом Чикао.  — Это, наверное, Кё.  Вскочив, она убегает в комнату, а я подношу чашку ко рту и бросаю взгляд в окно. Сегодня солнечно… Глоток насыщенной кофейной горечи.  — Харуоки, хочешь фруктов? — доносится из комнаты. — Или, может, персики консервированные? Ты же любишь.  Ненавижу.  — Нет. Лучше зеленые яблоки — отзываюсь, отставляя кружку и снова придвигая пепельницу.  Спустя пару минут возвращается Чика. Сморщив нос, она садится напротив и откладывает телефон в сторону. — Опять куришь?  — Ммм…  Я глубоко затягиваюсь и не успеваю выдохнуть прежде, чем Чика неожиданно спрашивает: — Ты его любишь? Именно поэтому тебе так плохо?  Закашлявшись, тянусь к пепельнице.  — Чика… — Что? В этом нет ничего ужасного. Просто… хочу понять. — Знаешь, и я хочу того же. То, что мне хреново, — факт. Почему? Не знаю. Может, потому что… — тщательно подбираю слова, — я действительно относился к нему по-особенному или потому, что чувствую себя последним идиотом…  — Ты не идиот, Харуоки, — Чика качает головой и накрывает мои пальцы узкой ладонью. — Рин сделал все, чтобы ты ничего не узнал. Точнее, он выбрал самый легкий путь — молчание. Он предоставил тебе возможность самостоятельно придумать историю его «несчастной» жизни.  — Да, именно так. Я сам придумал все это. — Но мне кажется, Рин еще пожалеет, что так поступил…  — На самом деле именно его сожаления меньше всего меня интересуют. Я хочу забыть обо всем как можно скорей, — вдавив недокуренную сигарету в пепельницу, касаюсь кончиками пальцев Чикиной щеки. — И перестань так на меня смотреть. В любом случае я буду в порядке.  — Не сомневаюсь, — вздохнув, Чикао, протянув руку, ответным жестом поглаживает мою свежевыбритую щеку. — Просто… Во всей этой истории мне не понятно только одно. Поведение Ватари. Вы же были в хороших отношениях, а получается, она, зная обо всем, подставила тебя под удар.  Чика не понимает, потому что я предпочел умолчать о связи Ватари и Авацу.  Мне же предельно ясна ее мотивация. Она надеялась, что ты увлечешься мной и оставишь отчима в покое… Возможно, тогда ей бы удалось склонить Авацу к разводу. Главное — я должен был поддаться на твои провокации. И ведь именно так и получилось. Только одного Ватари не учла: для тебя все — игра. Одна большая игра с множеством пешек. Отчим, мать, я, отчасти сама Ёко… И еще, наверное, бессчетное количество людей. Отматывая назад, действительно понимаю, что все время я смотрел на ситуацию с той позиции, на которую ты меня поставил…  — Ватари не могла знать, что на самом деле происходит в голове Рина. Думаю, он и сам не до конца это понимает. — Возможно, ты прав, — Чика смотрит поверх чашки. — Как ни крути, он странный... Пусть я с ним лично не сталкивалась, не считая того внезапного звонка, но того, что слышала, достаточно, чтобы прийти к такому выводу. Правда, Харуоки, мне показалось, он был искренен.  — Тебе действительно показалось… Знаешь, Чикао, не хочу больше говорить о Рине. Я выговорился, и теперь эта тема закрыта. Лучше расскажи, как там Сеул?  Грустно улыбнувшись, она начинает рассказ. Без обычного воодушевления…  Log 16.3  — Ну, мне уже домой пора, — бросив взгляд на часы, Кунинобу поднимается на ноги. — Надеюсь, завтра ты появишься в универе.  — Да, конечно, — тоже поднявшись, кладу пустую тарелку в раковину.  Белые силуэты на светло-сиреневом фоне… Я с трудом заставляю себя оторвать от них взгляд и перестроиться на другую волну.  Ужин был бесподобен. Чика готовит великолепно.  — Харуоки, я тоже пойду, — она накрывает крышкой кастрюлю с мисосиру.  — Не хочешь остаться?  Я спросил, не подумав. Открыл рот и выдал то, что вертелось на языке, — нежелание снова оставаться одному.  Повернув голову, встречаюсь глазами с Кунинобу. В его взгляде отчетливо читается разочарование. Знаю, ему нравится Чика, но ведь и мне она сейчас нужна…  — Нет. Не могу. У меня вещи не разобраны и все такое… — виновато улыбнувшись, Чикао выходит в прихожую. — Если хочешь, завтра заскочу. Приготовлю еще что-нибудь вкусненькое.  — Да! И мы с Гору завалимся после занятий, — Кунинобу не скрывает своего счастья, очевидно, вызванного отказом Чики остаться. — Он хотел прийти, но Санае умудрилась ногу растянуть на ровном месте. Пришлось с ней остаться. Застегнув молнию на короткой курточке, Чикао неожиданно делает шаг ко мне и крепко обнимает за шею.  — Если что, звони, Харуоки. В любое время. Не позволяю себе ответить на это порывистое объятие. Вздохнув, она отпускает меня и, отступив, достает что-то из кармана.  — Вот, держи. В протянутой раскрытой ладони лежит ключ от моей квартиры.  — Ты уверена, что он больше не пригодится? — выдавливаю улыбку.  — Кто знает, — коротко пожимает плечами, — но будем надеяться, что обойдусь без него.  — Ну, увидимся, — Кунинобу открывает входную дверь. — И… Твоя мама обязательно поправится.  — Да уж… До завтра, — произношу громко и еле слышно добавляю: — Спасибо, Чика.  Одарив лукавой улыбкой, она подмигивает на прощание, и я закрываю дверь. Привалившись к ней спиной, стою, разглядывая пол.  Конечно, я не мог и не хотел говорить Кунинобу о тебе, о том, что произошло на самом деле. Поэтому Чикао к моменту его возвращения из магазина уже сочинила слезливую историю о нездоровье моей матери и связанных с этим переживаниях. Причем запой она умудрилась связать едва ли не с комплексом недолюбленного ребенка. Если честно, я бы в этот бред ни за что не поверил, а вот Кунинобу поверил. Или сделал вид…  В звенящей тишине раздается оповещение о пришедшем смс. С трудом заставив себя оттолкнуться от двери, иду в комнату. После уборки и проветривания здесь чисто, свежо и все так же… пусто. Взяв со стола телефон, который меня заставила включить и поставить на зарядку Чика, откидываю крышку.  Ичива: «Ты как?».  Интересно, почему он не позвонит? Хотя… Это же Ичива. Если у меня обострено чувство жалости, то у него сверхразвито чувство такта. Наверное, не желает надоедать разговорами. Ведь смс можно безболезненно проигнорировать.  «Хреново», — отвечаю честно.  Включив телевизор, не обращаю внимания, какой канал, а просто прибавляю звук.  Едва опустившись на кровать, получаю новое смс: «Рин ушел?».  Бесспорно, к такту Ичивы примешивается еще и убойная доза проницательности. Я почему-то уверен, что в вопрос заложен единственный истинный его смысл. Что ты не просто съехал или вернулся домой, а именно ушел… от меня. Вероятно, он все понял еще тогда в BIN-TON’e.  Помедлив, набираю: «Да.».  Ичива — мой друг, как и Кунинобу, — это факт, который не сможет опровергнуть ничто, кроме предательства. Но Кунинобу слишком впечатлителен и эмоционален. Вываливать на него новость, что я впал в депрессию, замешанную на алкоголе, из-за разрыва с семнадцатилетним подростком, — несправедливо, а позволить догадаться, что мы были любовниками, — несправедливо вдвойне. Конечно, рано или поздно он узнает об этом. На очередной дружеской пирушке «на троих» я непременно проболтаюсь. Но это, возможно, будет потом. Сейчас же я просто не смогу выдержать эмоциональный поток Кунинобу, поскольку со своим собственным едва справляюсь. Ичива — другое дело. Спокойный и рассудительный, он в любой ситуации способен вправить мне мозги. Учитывая сложившиеся обстоятельства, я четко и ясно понимаю, что нуждаюсь сейчас в этом как никогда. Потому что сидя с сотовым телефоном в руках, с которого все и началось, чувствую себя крайне паршиво и уже начинаю жалеть, что позволил выкинуть остатки спиртного.  От мыслей отвлекает очередное сообщение: «Понятно. Я хотел прийти, но не смог. Завтра тоже вряд ли встретимся. Не могу сейчас оставить Санае одну.». «Знаю. Кунинобу сказал, она ногу подвернула.».  «Дело не в этом. У нее нервный срыв, но никому не говори об этом.». Я решаюсь спросить: «Между вами что-то произошло?».  Ответ приходит без задержек: «Нет. Это из-за Ватари.».  Несколько раз перечитываю последнее сообщение. Ёко и Санае — лучшие подруги. Нервный срыв? Из-за Ватари? У этого должна быть какая-то основательная причина. Пальцы торопливо скачут по кнопкам: «Ты сможешь говорить, если я позвоню?». «Нет. Санае только что уснула.».  «Понятно. Что случилось?». «Не уверен, что тебе стоит сейчас об этом знать.». «Хуже чем есть уже точно не будет. Так что говори.».  «Ёко в больнице. Вчера вечером вскрыла себе вены. Санае её нашла.».  Смотрю на дисплей и думаю, что, наверное, сообщение неправильно набрано. Но… это же Ичива. Он не допускает таких серьезных ошибок.  Прежде чем я собираюсь с мыслями, чтобы что-то ответить, приходит еще одно сообщение: «Не волнуйся. У нее большая кровопотеря, но жизни ничего не угрожает.». Волнение? Нет. Определенно, во мне нет этого ощущения. Вообще нет никаких чувств. Сплошное тупое безразличие. Почему? Потому что мне даже не обязательно узнавать причину, толкнувшую Ватари на подобный крайний шаг. Ты и есть причина. Твое возвращение к Авацу. Мне жаль ее, но… все, что связано с тобой, больше меня не касается.  «Надеюсь, Санае скоро станет лучше.». Отослав смс, иду на кухню, где все это время капала из крана вода.  Выдавив на губку средство для мытья посуды, механически тру тарелку. Обильная пена скрывает кривые силуэты…  Сжав зубы, чтобы не закричать, с разворота со всей силы отшвыриваю тарелку. Ударившись о косяк, она с глухим звоном, разлетается на осколки, а ошметки белой пены медленно сползают по деревянному наличнику.  Log 16.4  Прежде чем войти в здание университета, я долго стою перед входом. Мимо проскальзывают студенты, время от времени задевая меня плечами и сумками. Солнце греет спину, и мне кажется, медлю именно поэтому. Хочется продлить это ощущение тепла.  Написав объяснительную и уладив вопросы с вероятным отчислением, спускаюсь на второй этаж. Положительная репутация, заработанная за четыре года учебы, сыграла не последнюю роль в легком решении проблем, возникших в университете.  До лекции еще чуть больше десяти минут. Я медленно иду по коридору, время от времени кивая на приветствия знакомых. Телефон звонит, когда уже вхожу в аудиторию.  Меньше всего я ожидаю услышать сейчас голос именно этого человека. Поборов желание проигнорировать вызов, все же подношу трубку к уху. — Да? — Здравствуй, Харуоки, — голос отца всегда звучит виновато.  — Привет, — отзываюсь и сажусь за стол, — что-то случилось?  — Нет. И разве обязательно должно что-то произойти, чтобы я позвонил сыну? Вообще-то да. Но вслух этого не произношу. Повисает неловкое молчание. Я слушаю, как отец дышит в трубку, но говорить что-либо нет никакого желания.  — Как у тебя дела? — наконец-то задает следующий вопрос, поняв, что на предыдущий ответа не дождется.  — Я сейчас на занятиях, так что давай потом как-нибудь созвонимся. Под «как-нибудь» подразумевается: «Может, в следующем году? Или через пару лет? Или… никогда?».  В аудиторию влетает сияющий Кунинобу. И с воплем: «Дружище, неужели ты здесь?!» падает на стул рядом со мной.  — Харуоки, — отец вздыхает, очевидно, понимая бесполезность попыток вести со мной стройный диалог, — мы с Юмико хотели пригласить тебя на ужин. Сегодня.  Токири, теперь уже Йодзивара Юмико — вторая жена отца.  Кунинобу, пролистав конспект, поворачивается ко мне и тыкает пальцем в строчку: «17 апреля — предварительное распределение на практику». Пожимаю плечами. Я не возражаю. Надо бы уже подумать и о возможности поработать по специальности.  — Сегодня? Не могу. Извини.  — А завтра?  В аудиторию входят, держась за руки, Минами и Рёске. Помахав нам, они садятся за последние столы у окна.  — Вряд ли. У меня скоро практика, надо готовиться…  — Харуоки, есть подходящая вакансия в Itsuban, — неожиданно сообщает отец. — Собеседование послезавтра в пять. Перезвони, если надумаешь.  Больше ничего не сказав, он отключается.  Получить место в Itsuban — заветная цель для большинства выпускников нашей специальности и всех сопряженных с ней. Я в это большинство не вхожу…  — Ты чего? Спишь на ходу? — Кунинобу щелкает пальцами над ухом.  Мотнув головой, перевожу взгляд на вошедшего преподавателя. Всегда приветливый Норисе-сэнсей выглядит мрачным и каким-то подавленным. Он рассеянно перебирает листки на кафедре, не отрывая взгляда от собственных рук. На самом деле в учебной части сегодня все были какие-то немного растерянные.  Log 16.5  Во время обеда мы вчетвером сидим за столиком. Ичива, как и предупреждал, сегодня так и не появился. Я рассеянно рассматриваю жующих студентов, не вникая в суть разговора Рёске, Минами и Кё. Все как всегда. Подносы, чашки, цветные пачки с печеньем…  — Можно к вам? — раздается за спиной.  — Конечно, Киоко, — отзывается с улыбкой Минами.  Отодвинув стул, рядом со мной садится девушка. У нас как-то совпадали выбранные предметы. Обладая кукольной внешностью, она имеет еще и кукольный интеллект. Всегда удивлялся, что у них общего с Минами?  — Ты уже слышала, Мина? — вздыхает Киоко, ловя накрашенными губами тонкую трубочку молочного напитка.  — О, наверное, кофточки из какой-нибудь брендовой коллекции разобрали слишком быстро и без вас? — бросает остроту Кунинобу, на дух не переносящий красотку.  Смерив его уничтожающим взглядом, Минами уточняет: — Слышала о чем?  Шумно вздохнув, девушка убирает прядь за маленькое ушко.  — Авацу-сэнсей. Ты не слышала про Авацу-сэнсея?  До этого отстранено слушая их болтовню, я напрягаюсь. Впиваюсь взглядом в кукольное личико и жду продолжения. Взмахнув ненатурально длинными и густыми ресницами, Киоко почему-то одаривает меня грустной улыбкой. Кунинобу пинает ножку стула, на котором я сижу. Повернув голову, вопросительно поднимаю брови, а он лишь закатывает глаза.  — Нет, — заинтересовано вспыхивают глаза Минами, а я почти слышу скрип зубов Рёске. — А что с нашим любимым преподавателем? — Ой, Мина, — начинает причитать Киоко, — это так ужасно… Просто кошмар… В голове что-то щелкает. Неужели ваша связь раскрылась?  — Кошмар? — Минами вскидывает брови. Киоко обреченно качает головой и, тяжело вздохнув, снова роняет: — Ужас… Я в шоке.  — Да что случилось-то? — не выдерживает Рёске.  — Авацу-сэнсея сбила машина! Вчера на пешеходном переходе прямо возле университета. Рику там была. Они стояли возле светофора, ждали, пока загорится зеленый свет… И вдруг сэнсей… Он упал прямо под машину! Представляешь? — голос Киоко, дрогнув, срывается, а в широко распахнутых глазах появляются слезы. — Авацу-сэнсей стоял слишком близко к проезжей части, а там столько народу… Похоже, оступился и не удержал равновесие. Сейчас он в больнице, но говорят, что шансов на выздоровление практически нет…  Отодвинув стул, я медленно встаю. Слишком много новостей за последние сутки.  — Йодзивара, ты куда? — ловит за рукав Кунинобу.  Резко отдергиваю руку. Просто это твой любимый способ останавливать меня. Недоумевающий взгляд заставляет через силу выдавить улыбку.  — Пойду покурю.  — Я с тобой!  — Кё, останься с ребятами. Мне еще надо позвонить…  — Ладно, — разочаровано тянет он и добавляет: — Если Чике будешь звонить, привет передай.  — Непременно.  Разумеется, никому я звонить не собираюсь.  Выйдя на негнущихся ногах из столовой, спускаюсь по лестнице и сажусь на скамейку в холле. Напротив окна. Зря. Перед глазами тут же появляется фантом. Светло-каштановые пряди… Куртка с лисьим воротником… Узкие черные джинсы… Крашеные ногти, постукивающие по стеклу…  Мотнув головой, прогоняю видение. Если бы я только знал, что будет, никогда бы не стал встречаться с тобой. Никогда не ответил бы на тот февральский телефонный звонок.