Узы

      Узы — просто напомню, нет их — проявляют себя и в легких и от всего сердца придуманных проказах.       Суйгецу трудно усидеть на месте. Да, сложно вообразить такое, стоит вспомнить его беспрестанное нытье в путешествиях и галлоны выпитой воды в перерывах, когда он, наконец, ненадолго затихал. Но именно таким вот активистом он был в доме. Ее доме.       Хозуки становился занозой, не мог усидеть на месте и находил любую возможность поддеть сожительницу.       — На костре сожгу, тупая рыба! — конечно, это не клише. Крики Карин варьировались по интонации, слова все время менялись, а вот громкость — нет. Вся Коноха вздрагивала из-за Узумаки. А то одного неугомонного шиноби им было мало.       — Умела бы ты еще готовить, — гоготал Суйгецу, ловко уворачивался от взмахов ее ног. Однако из-за того, что не всю квартиру знал интуитивно, мог наткнуться на косяк, и тогда-то алые глаза Карин загорались искрами отомщения. — Эй, ты ж не больной ублюдок Учиха, уймись, а то зашаринганишься!       Только Узумаки было не остановить, и тело парня разлеталось брызгами воды, становясь единственным спасением от праведного гнева.       Но было ли возможно его остановить угрозами, выкриками и избиением? Ответ знали все. Этого Хозуки вообще сам черт не остановит, если он что задумает. А издевательство над Карин было чем-то родным, теплым, что пригревалось под сердцем, так что прекращать свои затеи он и не думал.       Суйгецу, конечно, извращался, каждый раз выдумывал что-то новое. Однако и классики придерживался. Он просто не мог не умыкнуть с ее полки очки, когда она скрывалась за стеклом душевой камеры. Тело его — вода, проблем с проникновением никогда не было. Хозуки еще умудрялся сжимать ягодицы девушки, прежде чем скрыться в комнату. И тогда она выбегала вслед за ним.       Ее сырые волосы, что цвета буйного пламени, готовы были взметнуться от накалявшейся в теле злости, тело оказывалось сырым, с ключиц капли скользили по груди и ногам, оседали на пол. Но куноичи этим не смутить.       — Где ты, чертов придурок? — озлобленно рычала Узумаки. Ее речь мало походила на человеческую, настолько была наполнена животной яростью. Находившийся поблизости Суйгецу мог пробегать мимо нее, щипать, кусать за шею, из-за чего она злилась лишь больше. — Дождешься — наждаком спилю твои акульи зубы, тупица!       Хозуки забывался в веселье, мог разбежаться, чтобы отвесить ей пинок похлеще. Вот тут и была его ошибка. Карин усмехалась и в считанные секунды могла застать его, схватить за шкирку и смеяться.       — Я всегда знала, что у тебя мозг как у рыбы.       — Только волосы не трогай, окей? В этот раз точно не трогай.       — Да как скажешь, милый акулий идиот.       На следующее утро Хозуки всегда просыпался с проседью и торчащими маленькими клоками белых прядок. Знал же, что Карин просыпалась ни свет ни заря. Зачем только ложился спать? А она, как назло, еще покупала еды, забивая его желудок до отказа, и завлекала в постель, закусывая роговую оправу очков.       — Точно мозги как у рыбы, — усмехался Суйгецу, поражался своей глупости, но продолжал доставать девушку и поддевать посильнее.       Хозуки ни разу не обижался. Ему нравилось, что Карин буйная. Другой такой дуры просто не было. Именно это его и радовало.       Подтверждаются узы, хоть их и нет по мнению пары, когда человек умеет на эти проказы ответить. И еще куда более изощренно.