Моменты

POV Татьяна

Я так хочу тебе помочь, но не знаю чем. Как утешить в такой ситуации? Да и не примешь ты мои утешения. Мы уже подъехали к дому, ты расплатился и, так же молча, вышел из такси. Мы не разговаривали с тобой с самого отлета. Дома ты держался очень хорошо, был сильный, для мамы и брата. Но, стоило только самолету оторваться от земли, я сразу заметила перемены. Ты вновь погрузился в себя, в свою тоску. Как бы мне хотелось забрать хоть часть твоей боли. Ты берешь наши вещи и мы молча идем к моему подъезду. Я так много хотела бы тебе сказать, но не решаюсь. Молча поднимаемся по лестнице и так же, не проронив ни слова, входим в квартиру. Я зажигаю свет и начинаю стягивать обувь, а ты нерешительно стоишь на пороге. -Тань, - прочищаешь горло, слишком долго молчал, - до завтра? Я пойду, – берешь свой чемодан за ручку. -Максим, может, останешься? Я сейчас ужин приготовлю, - я делаю слабую попытку тебя остановить, но знаю, что тщетно. -Нет, спасибо. Я пойду, - разворачиваешься и уходишь. Хочется крикнуть, как-то остановить тебя, но я не решаюсь. В квартире становится тихо. Эта тишина так давит. Наверное, стоит чем-то занять себя, чтобы не думать. Беру свой чемодан и плетусь разбирать вещи. Монотонная работа на время отвлекает, но уже через двадцать минут ловлю себя на мысли, что вновь возвращаюсь к тому злополучному вечеру… Когда позвонила Нина Михайловна я не заподозрила ничего плохого, но стоило только услышать её голос. Она рассказала, что звонила твоя мама и сообщила эту ужасную новость. Я пару раз переспросила, не веря в происходящее, ведь еще несколько дней назад все было хорошо… Она спросила, что делать, ждала от меня совета. Адекватно мыслить я была не способна, но единственное, что точно знала – от тебя скрывать нельзя. Уже через полчаса мы были на пороге твоей квартиры. Руки тряслись, а слезы так и стремились вырваться из глаз. Нина Михайловна тоже была не в лучшем состоянии. Мы предварительно позвонили твоей маме и договорились, что она сама расскажет эту новость. Эти несколько секунд, пока ты не открыл дверь, были ужасны. Даже понимая, что правду неизбежно нужно будет сообщить, я надеялась, что тебя не будет дома. Глупо отсрочивать, но я не могла об этом не думать. Ты открыл дверь и сразу же понял - что-то произошло. Я не помню, какие слова говорила тебе Мозер, не помню, что ты ей отвечал. Кажется, я и сама что-то говорила. Помню только твое лицо после того, как мама, по телефону, сообщила тебе эту страшную новость. Больше всего в жизни, в тот момент, мне хотелось затащить тебя в какой-нибудь кокон и защитить от жестокой реальности. Ты несколько минут сидел молча, мы не смели тебя тревожить. А потом спросил у Нины Михайловны: -Что теперь? Загреб? Я и забыла совсем, что перед тем, как позвонил наш тренер, собирала вещи для поездки на чемпионат. Да какие к черту соревнования?! Я же знаю, как сильно ты хочешь сейчас оказаться рядом с матерью. Нина Михайловна была полностью со мной солидарна, но оставила право выбора за тобой. Что ты решишь, то и будет. Мы решили, точнее наш тренер решила, что мы подождем твоего решения на катке. Я совсем не хотела тебя оставлять, если бы не её настойчивый голос, то даже не двинулась бы с места. Уже на пороге, когда ты закрывал за нами дверь, я сжала твою ладонь. Ты посмотрел в мои глаза, а мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. Сколько же в них было боли. Свободной рукой ты стер слезы с моих щек, я не знаю в какой момент начала плакать. Ты отпустил мою руку, пришлось выйти. Если бы не Мозер, то я, скорее всего, села бы прямо под дверью и ждала тебя там. Очень сложно было уйти. Те два часа ожидания я никогда не забуду. Мы сидели в абсолютной тишине. Даже стены, наверное, удивились, ведь раньше они никогда такого не видели. Сидели – это можно отнести к Стасу и Нине Михайловне, я же ни на секунду не присела. Я уже почти решила, что нужно взять коньки и выйти на лед, благо никого не было, время то стремилось к ночи, чтобы хоть чем-то занять себя. Ты пришел и сказал слова, которых мы меньше всего ожидали услышать – мы летим. Уже позднее, у тебя на родине, Алексей рассказал мне, что ты звонил и советовался. Быть может именно он и повлиял на твое решение. Чемпионат Европы я помню как-то обрывками. Думаю, что ты совсем ничего не помнишь. Ты полностью ушел в себя, делал все на автопилоте. И все это время нас сопровождало молчание. Говорили только по делу и короткими четкими фразами. Нина Михайловна как-то договорилась, чтобы журналисты особо нас не трогали, да и нам разрешили не участвовать в показательных. Как-то стерся даже тот момент, что мы стали победителями. То, к чему стремились, стало в один миг так не важно. За время, что мы были в Загребе, да и в Перми, мы не расставались больше чем на полчаса. Ночевали в одном номере. Никто не обговаривал этот момент, никто ни у кого не спрашивал разрешения. Просто возвращались в один из номеров и оставались там. После вручения медалей мы сорвались в аэропорт. Тот момент, что я лечу с тобой, тоже не обсуждался. Разве могло быть иначе? Дома ты преобразился. Стал более сдержанным в эмоциях, старался ничем не показывать как на самом деле тебе плохо. Там мы тоже были всегда рядом, спали в одной комнате, на расстоянии пары метров. Я так привыкла, что ты всегда рядом. Даже когда молчали, когда целыми днями не говорили друг другу ни слова, мне было легче, чем сейчас. Я не понимаю как ты там один. Может быть, это и к лучшему, может тебе нужно побыть одному. Что-то осмыслить, но я не могу перестать переживать. За все это время ты почти не ел и спал урывками, я часто просыпалась ночью и видела, что ты просто смотришь в потолок. Меня, кажется, тоже навестила бессонница. Время уже третий час ночи, а я все не могу уснуть. Все мои мысли о тебе. Хочется оказаться рядом и чем-то помочь, но я не решаюсь тебе позвонить. Хотя раз пять уже и нажимала кнопку вызова, но тут же отключалась. А вдруг ты все же уснул? Или не желаешь сейчас ни с кем разговаривать? Я чувствую, как течет время, медленно и монотонно. Скорее бы утро, чтобы позвонить тебе. Звонок в дверь? Уже почти четыре. Я знаю кто это. Чувствую, что ты. Быстро вскакиваю с постели и открываю дверь. Ты в спортивных штанах и футболке, а на улице метель. Молча отхожу в сторону, а ты проходишь в квартиру и замираешь. Закрываю дверь и тяну тебя в комнату, ты следуешь за мной. Укладываю тебя на кровать и закрываю одеялом, сама же сажусь и облокачиваюсь на спинку кровати. Наверное, стоит сказать, как мне жаль, как я сожалею о случившемся. Что полностью разделяю твое горе, ведь тоже люблю твоего отца. Но все слова кажутся такими глупыми и бессмысленными. Я могу лишь догадываться, что ты чувствуешь. Могу только представить, как твое сердце мучается от боли. Как тебя утешить? Ты сам подсказываешь мне. Поднимаешься с подушки и кладешь голову мне на колени. Обнимаю тебя за плечи одной рукой, а второй медленно глажу по волосам. Я, правда, его ощущаю, чувствую твое горе. И в этот момент, когда ты ловишь мою руку и, поднеся к губам, целуешь, я понимаю, что слов не надо. Ты чувствуешь мою поддержку так. Без лишних и ненужных слов. Ты позволил мне дать тебе, пусть небольшое, но утешение. И это многого стоит. Наклоняюсь и целую тебя в висок. Слезы текут по моим щекам так же, как и по твоим. Я знаю, что эта минута слабости будет первой и последней. Уже завтра все будет восстанавливаться. Не сразу, конечно, но постепенно ты придешь в норму. И будешь в порядке. Мы будем в порядке. Будем работать больше и усерднее. Сделаем все, чтобы твой отец гордился тобой. Гордился нами. -Спасибо, - твой шепот разрывает паутину тишины, которая так давно окутала нас, - спасибо за все. Спасибо, что рядом. -Всегда рядом. Чтобы не произошло, - мой голос дрожит, но намерения тверды как никогда. Я всегда буду рядом с тобой, теперь ты это знаешь. И по тому, как ты в ответ на это обнял мою талию, я смею надеяться, что ты тоже будешь рядом со мной, в любой ситуации.