Время не лечит, а хотя?

      - Как твое самочувствие, Китнисс? - тихо, немного осторожно, спрашивает у меня доктор Аврелий, стряхивая со своего пальто снег.       - Жить буду, - так же тихо отвечаю я.       - Мне нужно будет тебя осмотреть, - недовольно фыркаю, но соглашаюсь. Он выгоняет Хеймитча, что тихо стоял где-то в углу, из комнаты и закрывает дверь. Аврелий просит поднять майку, чтобы прослушать мои легкие. Несколько минут я колеблюсь, начиная возражать, но доктор все же берет верх в этом маленьком споре. Аккуратно перебирая пальцами края майки, я поднимаю ее вверх, моментально прикрывая грудь. Стою спиной к доктору, улавливая какие-то странные звуки. Когда что-то холодное касается моей спины, я громко вздыхаю, а кожа покрывается мурашками. Как-то резко и неожиданно Аврелий разворачивает меня к себе лицом, убирая мои руки от груди. Отворачиваюсь, краснея, точно пятилетняя девочка.       - Китнисс, я - врач. Не нужно меня стесняться, - бурчит он, еле заметно улыбаясь, на что я лишь закатываю глаза. - Мне все ясно. Открывай рот, - немного ошарашено смотрю на своего врача, но все же делаю то, что он просил. - Этого не может быть, - пораженно шепчет он, начиная что-то быстро писать в своем блокноте. - У тебя ангина. И бронхит. Все из-за сильного обморожения.       - И что Вы мне пропишите? - грустным, немного скучающим, голос спрашиваю я, глядя в глаза Аврелия.       - Постельный режим, антибиотики, горячий чай. Поменьше нервничать, - он загибает пальцы, перечисляя пунктики моего "наказания".       - Я не хочу все время лежать в кровати.       - Китнисс, - доктор Аврелий с нежностью смотрит на меня, легонько улыбаясь. - Ты должна сейчас поправиться. А для того, чтобы это сделать, тебе нужно соблюдать постельный режим. Уже через пару недель будешь здоровой. Вернешься к нормальной жизни, - неохотно киваю, соглашаясь со словами доктора. Он что-то еще говорит, собирая свои вещи и уходя вниз, а я остаюсь одна в пустой комнате. Усаживаюсь на кровать с ногами, обхватив колени руками.       Нормальной жизнью. Увы, но я не могу так. Со мной всегда что-то случается, но чаще всего беда настигает моих близких. Прим умерла, сгорев в огне тех злосчастных бомб, а мама опять замкнулась в себе, даже и не приехав в Двенадцатый. Ей тяжело, как и мне. Пит... Пит любил меня, пока его не забрал Капитолий. Любил, но не любит сейчас.       Вдох-выдох. Меня зовут Китнисс Эвердин. Мне почти 18 лет. Мы выиграли революцию. Сноу мертв. Моя сестра мертва. Мама замкнулась в себе. Опять. Вдох-выдох. Пит меня любил. Когда-то. Вдох-выдох. Ненавижу свою жизнь. Но я обязана быть счастливой ради тех, кто погиб. По моей вине.       Слышу тяжелые шаги по лестнице, а затем вижу чью-то тень. Поднимаю голову, смотря в упор на Хеймитча, который заходит в мою комнату, немного нервно улыбаясь. Он подходит к старому креслу, немного его отодвигает и плюхается в него. Его лицо искажается от боли, а я смеюсь. Искренне, счастливо. Удивительно.       - Да уж, солнышко, - Хеймитч шипит от боли, потирая спину. Подается вперед, ругаясь сквозь зубы, а потом опирается локтями о колени. - Не знал, что моя боль заставит тебя смеяться вот так.       - Хеймитч, ты как всегда неуклюж, - посмеиваюсь, кутаясь в одеяло, на что мужчина лишь закатывает глаза. Думаю, он рад, что сейчас я открыта и не скрываю своих эмоций. Когда в спальню влетает Эффи, я даже подскакиваю на месте, немного испуганно смотря на свою бывшую сопровождающую. Она бегло осматривает комнату, а когда видит, что со мной все хорошо, присаживается на подлокотник кресла, в котором Хеймитч уже успел развалиться как король.       - Я рада, что с тобой все хорошо, Китнисс, - тихо произносит Эффи, стараясь не смотреть мне в глаза.       - Спасибо, - киваю, переводя взгляд с Хеймитча на Эффи и обратно. - Где Пит? - неожиданно спрашиваю я, тем самым ставя в тупик моих собеседников.       - В пекарне, - Эффи говорит это так, будто я сморозила сейчас какую-нибудь глупость. - Он серьезно настроен на продолжение отцовского дела, - она хихикает, когда рука Эбернети перемещается на ее поясницу. О нет, только не это.       - Я, конечно, очень рада за вас, - начинаю я, поднимаясь с постели. - Но, пожалуйста, не сюсюкайтесь вот так передо мной.       - Китнисс, послушай, - Хеймитч все же убирает руку, сцепляя пальцы в замок. - Этот яд, возможно, выветрится из его крови только в Двенадцатом. Возможно, но я не могу гарантировать того, на что мы все рассчитываем. Ему показывали настоящее. То, что было на самом деле, - вскидываю голову, медленно оседая на кровать. Значит, теперь он знает, что когда-то любил меня. - Дай ему время. Питу нужно справится со своими мыслями, - хочу возразить, сказать, что время не лечит, что оно ему не поможет, но останавливаюсь. Ведь я со временем отошла от своего состояния, когда я была похожа на призрак.       - Могу я сходить к нему в пекарню? - с надеждой, пряча взгляд.       - Нет! Исключено! Ты больна, - мужчина немного повышает голос, пытаясь до меня достучаться.       - Ну пожалуйста, Хеймитч. Я буду предельно осторожна, - пробегаюсь взглядом по комнате, отыскивая то, что может мне помочь. - Я даже надену вон тот ужасно теплый свитер! - показываю пальцем на шкаф, на дверце которого весит мой зимний темно-зеленый свитер.       - Теплые носки, перчатки, свитер, шарф и шапку, Китнисс. Это не шутки. Только туда и обратно! - Эффи грозит мне пальцем, подходя к шкафу.       Вскакиваю с кровати, прогоняя Хеймитча из комнаты под предлогом того, что мне нужно одеться. Он что-то недовольно бурчит, спускаясь по лестнице. Начинаю одеваться, натягивая теплые носки. Футболка летит куда-то в угол, натягиваю теплый свитер и штаны. Вылетаю из комнаты, бегом спускаюсь по лестнице, почти перепрыгивая через одну ступеньку. Одеваю куртку, обматываясь шарфом и хватая варежки. Обуваюсь и выбегаю на улицу, вдыхая свежий морозный воздух.       Снега навалило столько, сколько, наверное, не было последние два года. Медленно иду в сторону города, оглядываясь по сторонам. Ветки деревьев склоняются под тяжестью снега, почти касаясь земли. В голове проносятся воспоминания из детства, когда я с папой, а потом и с Прим, играла в снежки, громко смеясь и веселясь. Тогда я была счастлива. Пытаюсь улыбнуться, но выходит что-то похожее на злую гримасу. Вздыхаю, продолжая свой путь.       Когда я дохожу до пекарни, останавливаюсь около входа. Нерешительно мнусь на месте, подходя ближе к полуразрушенному зданию. Захожу внутрь, осматриваясь по сторонам.       - Привет, Китнисс, - Пит стоит за неким подобием прилавка, что-то протирая. Подхожу ближе, растягивая губы в улыбке. - Разве тебе можно на улицу выходить?       - Нет, но я смогла упросить Хеймитча и Эффи. Не люблю сидеть дома, - улыбаюсь, а на душе скребут кошки.       - Да, в этом вся ты.       - Нужна помощь?       - Немного. Если тебе не трудно, конечно.       - Нет, конечно, не трудно, - я направляюсь вслед за Питом, проходя по маленькому коридорчику.       На кухне, если я не ошибаюсь, все завалено досками и снегом. Крыши нет, что затруднит нам уборку, если начнется снегопад. Пит помогает мне относить доски на улицу, складывая аккуратной кучей около здания. Он пытается быть счастливым, пытается показать, что рад восстановить дело отца. Но я знаю, что переродок, все еще живущий в нем, считает это место самым ужасным во всем Панеме.       Хруст снега под ногами отвлекает меня от неприятных мыслей, заставляя в упор смотреть на Пита, который начинает замедлять ход. Мой шаг, от которого Пит замирает, кажется слишком громким. Еще один шаг, от которого в груди что-то неприятно заныло. Еще один шаг, и вот я уже стою около Пита, которые сидит на корточках и что-то держит в руках. Наклонюсь, надеясь получше рассмотреть, что он там нашел. Дыхание сбивается, сердце, кажется, готово выскочить из груди, а в горле застывает крик, так и не вырвавшийся наружу. Череп. Серый, с пустыми черными глазницами, устрашающий. Чувствую, как Пит напрягается, как его наполняет ненависть к чему-то. К кому-то. Когда он поднимается и оборачивается ко мне, я пытаюсь придумать, что же мне делать дальше. В его глазах больше нет беззаботности и ясности, нежности и любви. Есть только ненависть и злоба, граничащие с безумием. А еще боль. Нереальная, слишком сильная, что она передается и мне. Это уже не мой милый мальчик с хлебом. Это капитолийский переродок, мечтающий придушить меня.       - Беги, - его шепот слишком громкий, отдается в голове пульсирующей болью. Делаю пару шагов назад, но тут же останавливаюсь, когда он начинает медленно приближаться ко мне. С черепом в руке.       Это шанс. Шанс, чтобы я могла умереть настоящей.