Тихая поступь

      Пожалуй, обычный человек даже в нормальном состоянии не понял бы, зачем, почему, каким образом вообще это, на первый взгляд, совершенно беззащитное создание пробралось в тюрьму, да ещё и без сопротивления вывело оттуда преступника, чего уж говорить о Гарретте, который после изрядного избиения не чувствовал даже отдельные части тела, не то что мог бы здраво поразмыслить над ситуацией. Честно говоря, в тот момент ему было абсолютно всё равно, куда его ведет Уна, больше всего вора волновала недееспособность его рук вследствие «укола». Он всячески отгонял мысли о том, что это, возможно, навсегда, что он больше никогда не сможет заниматься тем, что давало ему возможность хоть как-то выживать; просто невозможно назвать такую жизнь ничем, кроме как «существование», причем явно недлительное. Когда они кое-как добрались до практически безлюдного района, Уна остановилась рядом с дверью одного из домов и, достав из кармана ключ, открыла её. Посадив Гарретта на диван, расположенный напротив окна, она буквально плюхнулась на стул, стоявший рядом с письменным столом. Девушка явно устала – ещё бы, практически тащить такую махину на себе через половину города. Переведя дух, Уна вскочила, направившись к шкафу, на верхней полке которого располагались различные медицинские средства: от всяких разных пилюль и чистых бинтов, до самого что ни на есть обыкновенного спирта. Поразмыслив над тем, что ей вообще нужно для того, чтобы хоть немного облегчить страдания вора, она ненароком вспомнила о том, что забрала из камеры шприц, при помощи которого ему что-то вкололи.       - Гарретт, ты что-нибудь почувствовал, когда тебе кололи в вену? – Больше всего в этом вопросе вора удивила не безграничная забота девушки, а то, что она знает его имя – он твёрдо помнил, что никогда ей не представлялся. Однако, чувствуя себя не настолько хорошо, чтобы выяснять отношения с единственным на тот момент человеком, который может ему помочь, Гарретт решил пока что не интересоваться по этому поводу.       - Рук не чувствую. – Уна не могла знать обо всех «вакцинах» мира, да и никто не мог бы, однако, про «целебный» укол, после которого у больного гангреной отнимаются ноги и удалить их становится возможно безболезненно для пациента, она знала. Мысленно девушка провела параллель между этим, но не могла быть полностью уверена в своих умозаключениях, именно поэтому решила с утра отнести шприц человеку, который смог бы определить, что вкололи.       - Я думаю, это временно. – Уна соврала, на самом деле, она и понятия не имела, насколько всё это серьёзно. Взяв всё, по её мнению, необходимое из своеобразной аптечки, выдавив из себя улыбку, девушка уселась на диван рядом с Гарреттом и стала пристальнее сначала осматривать повреждения, а затем и пытаться их хоть как-то обработать – в некоторых местах это не совсем удавалось: приходилось сначала отдирать куски ткани, пропитавшиеся кровью и прилипшие к открытым ранам. На плечевую повязку было страшно смотреть – казалось, что она всегда была бледно-розоватого цвета с кровавыми разводами. Кое-как сняв, а вернее отодрав повязку, Уна ужаснулась: конечно, бывало, видела плоть, разорванную множеством ранений, но этот ужас выходил за рамки. Она поморщилась, но понимала, что всё это в любом случае придётся продезинфицировать хотя бы спиртом, иначе Гарретт мог бы лишиться руки вообще.       - Ты не хочешь мне что-либо объяснить? – Уна изо всех сил надеялась, что этот вопрос не прозвучит как можно дольше.       - Объяснить? Ну, руки всё равно когда-нибудь отойдут, раны заживут, а плечом будешь страдать ещё очень долго. - Она решила изобразить дурочку, в надежде, что вор не станет повторно её допытывать по поводу произошедшего.       - Я о другом, - он настаивал. Уну это немного раздражало, однако, будучи человеком спокойным и уравновешенным, она не стала этого показывать, сделав вид, что сосредоточена на обработке ран.       - Дай мне неделю. Я выясню, что тебе вкололи и вылечу. – В голосе Уны можно было бы заметить нотки добродушия и даже заботы, несвойственной людям, обитающим в Городе.       - Ты так говоришь, будто у меня есть выбор.       - Есть. – Уна закончила первичную обработку новых ран. Вернув всё не понадобившееся в шкаф, она зажгла тусклую свечу на письменном столе и уселась на стул. – Я могу тебя вернуть обратно, в тюремный госпиталь. – В её голосе прозвучали нотки иронии, ведь они оба понимали, что такой вариант недопустим.       Признаться честно, после всего произошедшего и услышанного от девушки, Гарретт не знал, как к ней относится; он не мог понять, друг она ему или же враг, пытающийся уничтожить при помощи доверия и заботы. И, несмотря на всё, склонялся ближе ко второму варианту. В его голове никак не укладывалось, что перед ним та самая Уна. Видя её, усердно работающую над чем-то, он размышлял, кем бы она могла быть и зачем ей, собственно, помогать вору, для чего разыгрывать весь этот спектакль с прогулкой за серебряную побрякушку. Не придя ни к какому логичному выводу, он решил предпринять ещё одну попытку расспросить её обо всём.       - Ты работаешь на кого-то? – Гарретт хоть и пытался как можно более мягко спросить её, но у него не очень-то получалось.       - Да нет, на себя, - девушка развернулась к нему, показывая лист бумаги, на котором было что-то написано. – У меня почерк красивый, я переписываю всякие бумаги за небольшие деньги.       - Да хватит ёрничать! - Несговорчивость девушки теперь уже откровенно раздражала Гарретта, и он, словно сорвавшись, выкрикнул это.       - В смысле? У меня и правда красивый почерк. Не веришь, взгляни сам, - сказав это, девушка встала и с листом бумаги в руке подошла к вору. Увидев его озлобленный взгляд, направленный на неё, она тут же поняла, что перегнула палку и мигом вернулась на своё место, продолжив работу.       Оставшуюся часть ночи они провели практически молча, словно не замечая присутствия друг друга; Уна лишь несколько раз поинтересовалась о самочувствии Гарретта и спросила, не голоден ли он. Неохотно отвечая, он думал, как бы вывести девчонку на чистую воду, также размышлял о том, куда покатится его жизнь, если девчонка не права, и он больше никогда не сможет пользоваться руками. Под утро Уна уснула прямо на стуле, подперев голову рукой. Ну, она всё равно не видела другого места для ночлега – диван, служивший ей спальным местом, был занят, а спать в одной кровати с ним она не могла. Рано утром, проснувшись из-за шума за окном, она, даже не заботясь о внешнем виде, мигом собрала всё написанное вчера и буквально полетела к выходу из дома. Гарретт весь день вплоть до вечера спал, проснувшись лишь ночью, да и то из-за душного лета.       В тёмной комнате было невыносимо душно. Во всём виновата чёртова погода: то летом устроит геенну огненную на земле, то зимой как бы невзначай перенесет в эти края чуть ли не суровые сибирские морозы. Оторвать от вечернего занятия Уну было практически невозможно, но у злосчастной погоды это получилось, да ещё и с каким размахом – девушка резко встала со стула, на котором недавно устроилась настолько удобно, что сорвать её с места по какому-либо несерьёзному поводу было бы на редкость опрометчиво, и, буквально подбежав к окну, распахнула его на полную, даже не спросив о том, как при таком жутком сквозняке будет чувствовать себя Гарретт. Он лишь молча повернул голову в сторону окна - также был рад притоку свежего воздуха в помещении. Уна, уставшая от изнурительной жары, чуть ли не целиком высунулась в окно, крепко держась руками за подоконник. В таинственной полутьме Гарретт обратил внимание на её тонкий силуэт, стройный стан, недостаточно хороший для искушённого женским телом мужчины, но не для него. Словно почувствовав чей-то пристальный взгляд, Уна обернулась, мгновенно вспомнив о том, что сейчас самое время для попытки вернуть жизнь его рукам. Поставив стул рядом с диваном, на котором расположился Гарретт, Уна перевела дух и после стала спешно рыться в шкафу, находившемуся неподалеку, видимо, в поисках чего-то сильно нужного. Отыскав наконец стеклянную бутыль с прозрачной жидкостью, она открыла её и, вдохнув, поморщилась, но тут же смело глотнула её часть. Закончив употребление спиртового раствора, который якобы помогал ей справляться с душевными проблемами, она громко всхлипнула, словно пила его впервые, и прижала ладонь к носу, лихорадочно вдыхая её запах. Заметив насмешливый взгляд Гарретта, девушка усмехнулась сама себе, но не стала комментировать поступок или оправдываться. Глубоко вдохнув, Уна присела на стул и, в полумраке найдя руку Гарретта, притянула к себе таким образом, что могла достаточно хорошо видеть ладонь. Привыкший к таким неожиданным вливаниям спирта организм не отразил его наличие ни в одном глазу, однако заметно расширил грани морально дозволенного. Судя по всему, ладонь его до сих пор была неподвижна и не реагировала на внешнее воздействие, но немного вспотела, видимо из-за сильной жары, что не могло не радовать – хоть какие-то намёки на выздоровление. Надо сказать, что день Уна провела не зря – узнала, что вакцина, хотя в данном случае правильнее будет назвать её «ядом», действует временно, предположительно от пары дней до нескольких недель, в зависимости от дозы, а её определить было невозможно.       - Это обязательно делать? – Кажется, Гарретт был не совсем доволен, что девушка ощупывала каждый его палец, разрабатывая суставы и временно бесчувственные фаланги. Девушка не обратила внимания на вопрос, словно он прозвучал не для неё, а куда-то в пустоту. Она продолжала рассматривать его руки, попутно работая над ними, как будто околдованная. В какой-то момент, совершенно забывшись, Уна притянула его ладонь совсем близко к своим губам и еле заметно прикоснулась ими к тыльной стороне; Гарретт наблюдал, как она, закрыв глаза, с нежной улыбкой на лице, опустилась до того, что позволила себе, так или иначе выросшей в знатной семье, целовать его руки, его, уличного вора и, по сути, бродяги, при этом получая видимое удовольствие от того, что бесчувственные пальцы касались щеки, а потом и шеи; он чувствовал даже не желание, а некое «ощущение превосходства» над ней в тот момент.       - Чего ты сейчас хочешь? – прошептала девушка, совсем теряя над собой контроль. Прикусив губу, она спускала его руку ниже, медленно, но верно приближаясь к груди.       - Я хочу, - Гарретт приподнялся и, приблизившись губами к её уху, прошептал, - чтоб ты перестала строить из себя непроходимую идиотку, когда я тебя спрашиваю про случившееся.       Со злости откинув его руку и чуть было не влепив ему пощечину, Уна сорвалась с места и, передвинул стул к столу, уселась и как ни в чём не бывало принялась за работу, выполняя её нервно и как-то уж очевидно неаккуратно. Её попытки подавить злость, углубившись в работу, откровенно забавляли вора – он хотел было сказать ещё что-нибудь язвительное, но пожалел девушку, да и не только её, наверняка ему самому сильно досталось бы тонкой женской рукой по лицу… Хотя, а почему бы и не попробовать?       - Так что ты за фрукт, нервная моя? – демонстративно усмехнулся Гарретт, пытаясь ещё больше разозлить Уну. Лишь только по звуку ломающего пера вор понял, что добился того, чего хотел.       - Лимон. Кислый, злобный и сейчас прожгу тебе глаза, если ещё раз дотронешься.       - То-то я смотрю – взяла и пожелтела вся ни с того, ни с сего.       Крепко стиснув зубы, она со всей силы стукнула кулаком по столу, из-за чего чернила упали, залив всё, что она успела переписать за ночь. Напряжение в комнате откровенно нарастало: Уна была готова прямо сейчас встать и вышибить из него мозги, если таковые имелись, а Гарретт про себя глумился, надеясь получить если не ответы на гнетущие вопросы, то хотя бы полную словесную победу. Не выдержав, девушка вскочила со своего места и, опять же подойдя к вору, наблюдала за его самоуверенным взглядом. По всей видимости, ей стало плевать на то, что человек хоть и острит, но находится в довольно тяжелом состоянии; она подняла руку и уже было хотела отвесить сильную пощечину, но остановилась, проведя лишь пальцами по его небритой щеке; нет, ей было не всё равно.       - Я не хочу тебе зла, Гарретт, - убрав руку, Уна уселась рядом с ним на диван. Более объясняться она не хотела, лишь желала наконец-то закончить эту словесную пытку. Данным ответом вор был неудовлетворён, более того, отчасти не поверил девушке, прекрасно разбираясь в нравах и характерах людей Города. С улицы стало тянуть гнилью и ещё свежей мертвечиной, запах этот хоть и был знаком обоим, но никому не нравился, из-за этого Уна решила не медлить и закрыла злосчастное окно, наплевав на неимоверную жару в комнате. Усевшись за письменный стол, Уна искренне надеялась, что больше её не побеспокоит Гарретт с его хоть и логичными, но до жути навязчивыми вопросами о ней и её мотивах. Переделывать работу пришлось заново – она внутренне злилась из-за этого, однако не показывала, а просто-напросто прилежно переписывала на чистый лист.       Сквозь томительную тишину находившиеся в комнате услышали звонкий стук по стеклу. Погрузившись в работу, Уна поначалу и не поняла, откуда он доносился. Оторвавшись от дела, она оглянулась и, заметив два желтых светящихся глаза в окне, поняла, кто наконец-то почтил её своим возвращением.       - Томми, котик мой, ты вернулся! – Открыв окно, в которое и стучал мордочкой большой чёрный кот, прося таким образом впустить, девушка со всей силы обняла его, совершенно не заботясь о том, что животному такая чрезмерная ласка абсолютно не нравилась. Кот вальяжно прошелся от окна до середины комнаты и, остановившись, стал принюхиваться – был в помещении какой-то доселе неизвестный запах. Томми потопал прямиком к источнику нового запаха, Гарретту, совершенно не боясь, что он, как и, в общем-то, любой другой человек, может быть для него опасен. Глаза кота загорелись игривой искоркой, когда он запрыгнул на диван и стал расхаживать по вору, как по предмету мебели, что вызвало у Уны довольно предсказуемую реакцию – смех и одновременно обиду на то, что кот заинтересовался Гарреттом, а не ею.       - Твой кот такой же беспардонный, как ты, - Гарретт улыбнулся, видя, как смеётся девушка.       - Странно слышать о наглости и бесстыжести от вора-домушника, - девушка ответила улыбкой и закрыла окно, надеясь, что в этот раз уже на всю ночь.       Тем временем кот, решив, что никто его сгонять с мужчины не собирается, потоптался по нему ещё немного, лапами делая ямочку между ног, чтобы как можно удобней улечься.       - Предатель! – крикнула Уна коту, когда тот, мирно свернувшись в клубок, улегся на Гарретта. Кот возвращался нечасто, можно даже сказать, что очень и очень редко, где он бродил всё время Уна не знала. Однако она любила его – Томми, с которым они были знакомы уже около пяти лет, всегда был своенравным и довольно-таки кусачим котом, он помог ей утолить жажду в заботе о ком-то, которой «болеют» все женщины, так или иначе.       - Знаешь, ты довольно странно ведешь себя для человека, воспитанного в заточении – слишком развязно, - хотя Гарретт обращался к Уне, он не поднял глаза, а наблюдал за котом, которому, по всей видимости, снились кошмары – он забавно дергал передней лапкой, постоянно ворочаясь.       - Ты всё узнаешь, я обещаю. Нужно лишь подождать, - ответила Уна. – Несколько дней, - сказала Уна. – Давай не будем ещё больше напрягать обстановку.       Кошмары. Они тоже снились Гарретту. Каждую ночь, изо дня в день, из года в год. Насмотревшись ужасов в реальной жизни, он и не воспринимал их всерьёз; они стали частью его, частенько напоминая про Прималь и её созданий, про Эрин, которая на его глазах превратилась из человека во что-то иное, способное беспощадно убивать, получая удовольствие от этого.       Шли дни, Уна с утра уходила, возвращаясь лишь поздно вечером; кот тоже постоянно где-то шлялся, изредка навещая: то ли для того, чтобы повидаться с хозяйкой, то ли для того, чтобы стащить из шкафчика очередной кусок хлеба и, ни с кем не поделившись, радостно и жадно сожрать в одну морду. А Гарретт терпел: и неуютную комнату, и своё сидячее положение, но не возмущался – руки и правда проходили, медленно, но верно. Он был готов радоваться, как ребенок, когда смог пошевелить лишь одним пальцем, если бы рядом не было девушки, перед которой выражать таким образом эмоции казалось ему неприемлемым. Да ещё и упорство Уны по отношению к его рукам ставило под сомнение её честность по отношению к нему – оно казалось ему слишком наигранным, неестественным, хотя таковым не было.       Спустя некоторое время, когда Гарретт и Уна уже более-менее привыкли друг к другу, сводя постоянные разногласия на нет; его руки окончательно ожили. Не могу сказать точно, кто из них радовался этому больше, однако повод для веселья действительно замечательный. Уна не стала особо медлить – как и обещала, она намеревалась рассказать ему обо всём. Моментально собравшись, девушка удивила Гарретта отнюдь не опровержением утверждения, что все женщины долго одеваются, а наличием в гардеробе маскировки чёрного цвета, который, предположительно, носят люди далеко не мирной профессии.       - И куда ты намерена меня отвести?       - Сдать приспешникам Генерала, - Уна широко улыбнулась, выдав фразу за шутку. Гарретт оценил, однако не воспринял всерьез, отчасти и потому, что хотел наконец-то поставить жирную точку на личности его спасительницы.       Идти пришлось недолго – бродя по темной, неосвещенной дороге меж однотипных домов, они вышли на берег моря, назвать который «набережной» язык не поворачивается: уж слишком было грязно, на песке валялись деревянные, нередко острые, обломки, видно, что нога человека не ступала здесь довольно давно. Недалеко от песчаного берега располагались скалы, высоченные, огромные, на некоторых даже уместились дома людей, видимо влюбленных в «прекрасный» вид на беспокойное море. Приблизившись к скалам, Гарретт заметил в одной из них отверстие, пролезть в которое, вероятнее всего, человек сможет, и понял, что направлялись они именно сюда. Когда они подошли к входу, Уна зачем-то попросила его войти первым, Гарретт не стал сопротивляться, послушался. Пещера, как я осмелюсь назвать это помещение, представляла из себя довольно большую дырку в огромной скале с достаточно узким выходом; она была сделана скорее всего руками человека. Войдя, Гарретт увидел перед собой того самого мужчину, который совсем недавно поймал его и упрятал в тюрьму. Обернувшись, вор углядел, что Уна уже заслонила выход, встав поперёк. В тот момент он понял, что девушка не шутила.       - Ну и зачем вся эта клоунада нужна была? – Гарретт понял, что окружившие его люди по крайней мере работают вместе.       - Не горячись, вор, - ответил Граф, сняв с пояса меч и кинув его на пол в знак того, что зла не желает. – Я к тебе с вполне конструктивным и взаимовыгодным предложением.       - И каким же? – спросил Гарретт, осматривая всё вокруг в поиске путей для отступления.       - С соответствующим для твоей профессии. – Граф добродушно улыбнулся, отчего присутствующим в комнате стало не по себе. – Нужно украсть для меня одну вещь.       - Да? А почему бы вам не попросить какого-нибудь другого вора, более заинтересованного лезть ваши грязные политические дела?       Граф усмехнулся.       - Понимаешь ли, на другого вора у меня нет столь объёмного компромата. Да и его хату ещё найти надо, в отличие от твоей. - Граф улыбнулся ещё шире, ощущая себя победителем. Гарретт не поверил его словам и ожидал каких-либо доказательств. – Тебе звон больших часиков по ушам не бьёт? Ах да, я и забыл, что они давно не ходят.       - Гарретт, он предлагает тебе украсть какой-то жалкий медальон в обмен на полную свободу от всего и всех, - сказала Уна, не выдержав нарастающего напряжения между мужчинами. Вор слегка повернул голову к девушке, которая по сути подставила его, а теперь начала говорить что-то про «удачную сделку». Однако личная свобода была дороже всего на свете для него.       - И каким образом я удостоверюсь в том, что ты выполнил свою часть уговора?       - Всё просто: у Уны есть все необходимые документы, ну, чертежи здания там и прочее, также я отдавал ей и всю информацию, что смогли накопать на тебя. – Вору стало понятно, над чем так усердно работала девушка все эти дни. – Уна всё покажет и расскажет. И, пожалуйста, не надо лишних движений. Она – девушка честная, я думаю, что после вашего общего дела она с удовольствием сожжёт на костре всё то, что пока что знаем только мы с ней о тебе.       Кивнув, Гарретт молча обернулся – Уны здесь уже не было. Выбравшись, он увидел её, стоящую неподалеку от пещеры и наблюдающей за чем-то вдали.       - Согласился? – Уна, видимо услышав его, спросила.       - Ты предложила слишком дорогую награду, чтобы это было правдой.