Бриг «Багровый фламинго»

Когда самому Саймону Кантеру угодил в ногу дротик Лысого Гэмба, «Морской леопард» наконец-то пустился в бегство. Джозеф перевёл дух: да, эта победа далась корсарам тяжело. Шутка ли – пять кораблей против одного, вдобавок с такой подлой маскировкой! Но теперь уже Кантер и прочие будут десять раз думать, прежде чем лезть в бой с «Фламинго». Кантеру, к слову сказать, и вовсе незачем искать распрей с корсарами – Билли долго уворачивался от верной смерти, но на сей раз пуля его таки настигла. Джозеф испытывал по этому поводу смешанные чувства. С одной стороны, мальчишку было всё-таки жалко. Его прежняя мягкотелость потихоньку вытравлялась, а лихая отвага, пусть и граничила с безрассудством, была неплохим задатком для начинающего пирата. Но с другой стороны... Джозеф усмехнулся. Никто на бриге, даже Куница, не осмелится оспаривать его, Джозефа, право взять наконец обязанности капитана на себя. Он провёл перекличку и с помощью доктора Лерби собрал мёртвые тела. Погибло двадцать девять человек, считая Крошку Билли. Едва ли не треть экипажа. – Если встретятся корабли Кантера в море – топить беспощадно, – постановил сквозь зубы Джозеф. Нельзя позволять себе подобные потери. Погибших, конечно, бросили в море. Застревать на Джарисон-Хэйвене на несколько недель и возиться с похоронами Джозефу не хотелось ни капли. Тем более что на суше с Саймона Кантера станется снова начать хорохориться. В честь Билли артиллеристы дали салют, а в остальном церемония прошла без помпы. В основном причины были чисто прагматическими – в конце июня да в субтропиках от тел надо было избавляться как можно скорее. Последним за борт, соответственно рангу, бросили Уолтера Робертса. Было что-то символичное в том, что и капитан, и его любимчик погибли в одном бою. – Да капитан тогда и свихнулся, когда Робертс умер, – рассказал Иэйн Ормидж, неуверенно трогая свою побуревшую от йода перевязку. – Заорал и ка-а-ак ринется к «Морскому леопарду»! Джозеф кивнул: он сам кричал Билли, пытаясь его остановить, но тот ничего не замечал и нёсся прямо под пули. – Может, они с Робертсом были... того... очень близки? – ухмыльнулся Лысый Гэмб, задавшийся целью выпить в память о каждом погибшем по кружке эля. Разумеется, такими предположениями при жизни обоих никто бы не рискнул бросаться – обвинить мужчину в том, что он живёт по-женски, было, мягко говоря, чревато. Джозефа слова Гэмба застали врасплох, но, прикинув, он понял, что не такая уж и сумасшедшая это мысль. Если вспомнить, что Билли ни разу не позарился ни на одну из пассажирок, в домах свиданий его никогда не видели, зато с Робертсом он был не разлей вода... а, кстати, и Робертс не больно-то увлекался прелестями женщин... и если учесть, что Робертс предложил Маунту, жившему рядом с капитаном, поменяться с ним каютами... Ну ладно. Была ли толика правды в домыслах Лысого Гэмба или это всё были совпадения – тоже не так и невозможно, – и Билли, и Робертс сейчас погибли. А это значило, что Джозефу следовало позаботиться о замене. – Гэмб! – сказал он. – Будешь моим первым помощником. – Понял, капитан! – просиял Гэмб. Джозеф усмехнулся – разумеется, в обычное время новоявленного первого помощника интересовал главным образом алкоголь, но в бою, как Джозеф успел убедиться, дротики Гэмба наносили неожиданно сильный урон противнику, так что он решил не лишать его закономерного повышения. – Маунт! Долан! Назначаю вас вторым и третьим помощниками. Джерри Маунт был превосходным моряком – после почти двух месяцев совместного плавания Джозеф мог найти в нём только два недостатка: склонность отвлекаться на альбатросов и боязнь холоднокровных волшебных существ. Вполне достойным был и Джервис Долан, который, по словам многочисленных свидетелей, уложил немало матросов с кантеровских шхун. На Джарисон-Хэйвене Джозеф принял решение не останавливаться вообще ни на день. Ну его. Надо было только высадить на шлюпках людей с «Розамунды» и «Маргарет». Скрепя сердце Джозеф распорядился, чтобы бывшим слугам барона Кантера выдали обещанную Билли награду – а доктор Лерби, в свою очередь, настоял на том, чтобы прибавить один рояльдор к доле Мейбл, которая немало помогла ему с ранеными. Пять матросов направились было спускать шлюпки, но тут проблема перевозки пассажиров решилась сама собой: к «Фламинго» двинулась армада лодок пограничников. – Капитан Ирлинг, – представился офицер с ведущей лодки, смуглый и черноволосый, явно вальзийской крови в нём было не слишком много. – Будьте добры сообщить данные вашего судна, фамилии капитана и владельца, порт приписки. – А то ты, приятель, не знаешь, – фыркнул Джозеф. – Может, обойдёмся без этой волокиты? Ставлю моего медного селезня на то, что юный барон Кантер описал наш бриг во всех подробностях. Капитан Ирлинг слегка смешался, а Джозеф с напором продолжил: – Вообще-то мы как никто другой заслуживаем патента на корсарство. Если угодно, проверьте наш журнал – столько курбартских кораблей не топил у нас никто со времён Старика Арни. Но если Кантеры приплатили вам ещё несколько гиней, чтобы вы не выдавали нам патента – пожалуйста. Я всё равно не собираюсь бросать здесь якорь. Сделайте только одолжение – перевезите на остров вот эту компанию, – он махнул рукой в сторону напряжённо ожидавших высадки пассажиров. – Все как один законопослушные вальзийцы, которых наш покойный Билли подбирал с тонущих судов. – У меня даже паспорт с собой, – подал голос Томми Джейклин. Джозеф закатил глаза, но ничего не сказал, лишь вопросительно поглядев на офицера. Ирлингу уже было совсем неуютно, если судить по его бегающему взгляду. Джозефа он, очевидно, узнал, и теперь его заботило только одно: поскорее отвязаться от этих корсаров, при этом не уронив авторитета. – Х-х-х... хм-м-м! – прокашлялся он. – Это... Пятьдесят шиллингов пошлины, по шиллингу с человека, значит. И довольно. Осыпанные милостями слуги с «Розамунды» охотно расплатились сами, а вот для команды и пассажиров «Маргарет» Джозефу пришлось раскошелиться. Полунищие жители островов Серого моря, тем более южных, нередко в жизни не видели серебряных монет. О патенте Ирлинг так и не заговорил. Джозеф понимал его: Саймон Кантер наверняка озолотил всё руководство порта, лишь бы не стали привечать Крошку Билли. И плевать, что сам Билли уже пошёл на рыбий корм. Джесси и бывшие лакеи долго стояли на палубе и махали руками товарищам, пока лодки пограничников не скрылись из виду. Повариха даже слезу смахнула: – Ох, жалко, Мейбл, Кэт и Салли с нами не захотели остаться. – А хоть бы и захотели – я бы не пустил, – пожал плечами Джозеф. – Вы-то Монти помогаете, а вообще чем меньше женщин на борту, тем лучше. Что у нас делать горничным? И вы сами, как в тропиках будем плавать, домой запроситесь. – Э, мне тропики ваши нипочём! – безмятежно отмахнулась старушка. Мысленно Джозеф ей позавидовал – корабельная повариха не реагировала ни на морские сражения, ни на жару, ни на шторма. Над убитыми и ранеными шумно причитала, но самой ей, казалось, не мешало ничто. Всякий раз, когда Монти спрашивал её, не хочет ли она отдохнуть, он получал один ответ – «Э, мне это ваше всё нипочём!» Что ж, Джесси действительно стала отличной помощницей коку – вместе они готовили и быстрее, и ловчее, и лучше. Так что никто не жалел, что она не последовала за своими приятельницами-горничными на Джарисон-Хэйвен. – Мы не будем делать остановку вообще? – хмуро спросил Куница. – Если хочешь, высажу тебя – доказывай сам, что ты не помогал Билли красть наследство, – предложил Джозеф. Куница что-то пробурчал, но возражать не посмел. Ещё бы – Джозеф не чета Крошке Билли, для открытого восстания нужен будет более серьёзный повод, чем тупое желание идти наперекор. – Куда теперь идём, капитан? – подал голос Джерри Маунт, весь порозовевший от счастья после повышения. – Куда? – Джозеф рассеянно посмотрел на юг, и перед глазами проплыли десятки, если не сотни пёстрых островов Морентского океана, где он бывал со Стариком. – Давайте Жёлтый остров этот поищем. Если ни у кого нет более реальной цели. А если всё это враньё – там поглядим. Либо по островам погуляем, либо в Саудании поживимся, только подальше от колоний. Более реальной цели не назвал никто. Энтузиазм Крошки Билли, мечтавшего о Жёлтом острове, заразил, конечно, далеко не всю команду – в основном либо желторотую молодёжь типа Питера, либо, наоборот, видавших виды моряков, которым казалось, что они вроде бы когда-то проплывали мимо странного острова, который мог бы быть тем самым, Жёлтым. Седобородый Льюис Джонкс по вечерам рассказывал всем желающим, что в юности он почти что высадился на острове из чистого золота, только ему помешал сильный ветер со стороны берега. Лично Джозеф по-прежнему пребывал в сомнениях. Байки Джонкса и ему подобных его, как и любого здравомыслящего человека, не убеждали нисколечко. Всегда была вероятность, что карта сделана на коленке каким-то мошенником – кто же, в конце концов, может доказать, что почерк действительно принадлежал де Фаржу? Но раз больше никто никуда особенно не стремился, почему бы и не попробовать поискать этот пресловутый клад? Вряд ли бы Рыжий Ромтон бережно хранил в сундуке явно поддельную карту – тоже ведь стреляный был воробей, не Билли какой-нибудь... – Поворачиваем, Джерри, – сказал он второму помощнику, который даже про альбатросов забыл и вертелся рядом, изводясь от желания принести пользу в новом звании. – Курс на юго-восток, приблизительно на остров Аракеста. – Есть, капитан! – выкрикнул Маунт и бросился распоряжаться. Из камбуза высунулись нос и два подбородка Джесси: – Сегодня на обед мясо с вишнёвым вареньем! В память о Билли, больно мальчонка вишни любил! – Откуда это у нас на борту варенье взялось? – удивился Джозеф. – По-моему, мы транспортов с провиантом не грабили. – Я закупил в Пуэрто-Эсплендидо, – отозвался Куница. – По сто фунтов вишнёвого, тыквенного, грушевого и из уанелов, этих их местных ягод. А что? Стоит дёшево, хранится долго, в самый раз побаловаться посреди плавания. Он произнёс это, как всегда, с некоторым вызовом, будто подначивая Джозефа поспорить. – Представь себе, Куница, я совершенно согласен, – огорошил его Джозеф. – Джесси и Монти молодцы, что с мясом придумали. Жизнь возвращалась в обычное русло. «Фламинго» медленно разворачивался прочь от порта, и казалось невозможным, что меньше часа назад на палубе кипела кровавая битва. Джерри Маунт встал было за штурвал, но вскоре начал коситься на кружившихся над кораблём птиц, нащупывая в кармане неизменно валявшиеся там сухие краюшки. В конце концов, Джозеф сжалился и отпустил его к его драгоценным альбатросам, а вести бриг стал сам. Ему захотелось затянуть, как всегда, «Вольного рыцаря Вальзии», однако он почему-то осёкся на первом же слове. Через полчаса над Морентским океаном зазвучала другая баллада – как и первая, она была сочинена не Джозефом и не кем-то до него, а, казалось, сами шумные волны некогда подсказали слова первым вальзийским мореплавателям. Хей! Хей! Ветер гудит в парусах, Катится гром в облаках! Нам не страшны ураганы морские, Нас не пугают пенные гребни, Море бескрайнее – наша стихия, Палуба – дом наш с крышей из неба. Ветер гудит в парусах, Катится гром в облаках! Гонит нас ветер от моря до моря, Волны поднимут, волны опустят, За борт мы выбросим скуку и горе, Нет места трусам, нет места грустным. Ветер гудит в парусах, Катится гром в облаках! Если же, пулей курбартской подбитый, Кто-то падёт в солёные волны, Морем спокойным навеки укрытый, Спать будет он в пучине безмолвной. Хей! Ветер гудит в парусах! Катится гром в облаках! – Вальзийской пулей, – порядка ради буркнул Куница, сидевший на корме и чинивший какую-то снасть. – Нередко и вальзийской. – Да замолкни лучше. Или ты предлагаешь, чтобы ради какой-то парочки прохвостов вроде этих Кантеров я менял слова? И орал о вальзийских пулях в нескольких милях от Джарисон-Хэйвена? – Не знал я, что ты так трепетно относишься к поэзии, – поднял бровь боцман. – А я вот не знал, что ты иногда можешь ляпнуть что-то в духе покойного Билли. Поэзия! Поэзия – одно дело, а совсем другое – морские баллады. Привлечённый песней и спором, на палубу выбрался Лысый Гэмб. Его нос уже очень сильно напоминал помидор, а на лице застыло благодушно-философское выражение – первый помощник не стал ждать мяса с вареньем и в каюте вовсю продолжал свой собственный поминальный обед. Точнее, поминальную пьянку. – Эх, я тут нашёл бутылку, которую позавчера на солнцепёке на весь день открытую забыл, – возвестил он. – И вспомнил: с Робертсом-то я давеча поспорил, что ром не испортился. А сейчас смотрю – там дохлых ос полная бутылка. Кому я теперь десять гиней отдам?.. Охоньки... Давай, Джозеф, вместе, что ль, споём. И уже на два голоса – гортанный низкий и надрывный высокий – разносилось над водой: Ветер гуди-ит в паруса-а-ах!.. Катится гро-о-ом в облака-а-ах!..