Бриг «Багровый фламинго»

Не успела Мейбл оглянуться, как приблизилась к концу её первая неделя на Джарисон-Хэйвене. Всё оказалось, надо признать, не так страшно — по крайней мере, мошенников, по уверениям Иззи, здесь водилось не больше, чем в континентальной Вальзии. А уж ей можно было верить — мистер Эрнскотт прожил в Джарисон-Хэйвене всю жизнь, да и сама Иззи как-никак за год разобралась в местных нравах. Их особняк, в первый день так смутивший Мейбл и капитана роскошным видом, на самом деле по сути мало отличался от других городских зданий. За небольшим слоем мрамора скрывались всё те же толстенные каменные стены, а пышные ковры лежали, как сказала Иззи, на полу каждого дома, различаясь только качеством. Стены гарантировали, что дом выстоит в шторм, а ворс спасал от страшных сквозняков. Кроме того, в любом джарисон-хэйвенском жилище обязательно находился хороший, надёжный подвал — убежище на случай совсем жестоких ураганов. — Но вы не переживайте, — бодро заявила Иззи. — Они нечасто бывают. Штук пять прошло за этот год. Мейбл стало слегка не по себе. Капитан, так и ходивший в женском наряде и требовавший, чтобы его называли Анной, и бровью не повёл — ну, мужики есть мужики… Вспомнив бурю, которую она пережила на «Багровом фламинго», Мейбл вздрогнула. И как Иззи — хрупкая, нежная Иззи — может так спокойно говорить об ураганах? Погода на острове и так вечно была ветреная, частенько с неба сыпался дождик. Это было особенно странно при том, что воздух неизменно оставался по-летнему тёплым. Если сперва Мейбл казалось странным, что все кругом носили шали, шейные платки и шарфы, то вскоре она уже купила несколько тёплых шалей для себя. Иначе при таких ветрах невозможно было жить. Работа у неё была несложная — Мелли была спокойной малышкой, проблем с ней почти не было, а Мейбл требовалось только время от времени наставлять Иззи в делах материнства. Капитан, кстати, тоже не сидел сложа руки. — Мне через неделю отплывать, но я не желаю быть никому обузой, — сообщил он в первый же вечер. — Если вы мне одолжите три шиллинга, я куплю лицензию на сердцевидок. — Брось ты, Энни! — воскликнула Иззи. — Ты нас не обременяешь ни капельки. Правда, мистер Эрнскотт? И лицензия меньше чем на месяц не выдаётся, зачем тебе столько хлопот из-за нескольких дней? Однако мистер Эрнскотт молча протянул капитану три серебряных монетки. Мысленно Мейбл была с ним согласна: капитан, как и все мужики, был гордым до невозможности. Чтоб он, корсар, жил у кого-то нахлебником! Лицензия на промысел сердцевидок была самой дешёвой, и со знанием дела можно было за неделю с лихвой отработать её стоимость. Увидев, что муж отдал капитану деньги, Иззи тут же замолчала. Вообще Мейбл было страшно любопытно наблюдать за семейством Эрнскотт, пользуясь тем, что в качестве няни она постоянно находилась рядом. Невооружённым глазом было видно — да и сами супруги не делали из этого секрета — что брак заключался по расчёту. Колониальные богачи только и мечтали породниться с вальзийской аристократией, а увязшие в долгах Лойстеры наверняка клещами вцепились в выгодную партию для строптивой дочки. Но невооружённым глазом было видно и то, что жили в Эрнскотт-Хаусе неплохо, если не сказать счастливо. Отзывчивая, ласковая Иззи была без ума от мужа, избавившего её от жестокой домашней муштры. О мистере Эрнскотте нечего было и говорить — банкир обожал свою прелестную жену. Но он отнюдь не стал от этого одним из мужей-бесхребетников, которыми женщины вертели, как хотели. Последнее слово в доме всегда оставалось за хозяином — это чувствовалось сразу. Не зря Иззи, которая всех и каждого называла уменьшительными прозвищами — Мейбл быстро стала у неё Мебби, горничная Луиза звалась Лу, сторож Дермот был Дерри — обращалась к мужу неизменно по фамилии. На следующий день после отплытия «Фламинго» погода была на редкость солнечной и тихой, чем Эрнскотты и воспользовались, решив пройтись пешком до пристани. Был и повод: капитану надо было купить свою лицензию и заняться поисками ракушек. Покупка не заняла много времени — или это на начальство порта так повлияло присутствие у дверей супругов Эрнскотт? Неизвестно. Но из дома с рыбами на крыше капитан вышел через каких-нибудь полчаса, торжествующе размахивая жёлтым куском картона — разрешением, выданным миссис Анне Джонс на отлов и продажу моллюсков-сердцевидок с двадцать пятого июня по двадцать пятое июля. — Всё, они мне сказали, где больше всего ракушек! — радостно сказал капитан. — У меня глаз намётан, я сейчас тут быстро насобираю сколько надо! — Миссис Джонс, учтите, что утренний рынок вот-вот начнётся, — заметил мистер Эрнскотт. — С девяти утра до полудня. — А потом что, нельзя торговать? — изумился Крошка Билли. — Вам, кто с временной лицензией — нельзя. Открыты только магазины, лотков на улицах быть не должно. Потом с трёх до шести дневной рынок, а с девяти вечера до полуночи — вечерний, но в это время одинокой женщине лучше на торговлю не идти. Так что у вас полчаса осталось, смотрите, все места для лотков займут. Капитан стремглав бросился куда-то направо — очевидно, туда, куда ему посоветовали идти на Контроле рыболовства. Мигом сообразившая, что к чему, Иззи направилась в другую сторону — к какому-то желтоватому сараю. — Доброе утро, — с улыбкой сказала она в окно сарая, протягивая туда горсть монет. — Займите один ракушечный лоток на Анну Джонс. — Разумеется, сию же секунду, миссис Эрнскотт, — послышался в ответ заискивающий старушечий голосок, и Иззи с довольным видом вернулась. Судя по тому, что мистер Эрнскотт никак это не прокомментировал, а лишь усмехнулся и потрепал жену по волосам, он не имел ничего против такого решения. — В следующий раз Энни придёт пораньше, а сегодня она ж не знала, да и мы позабыли, — объяснила Иззи, повернувшись к Мейбл. В том, что сметливый капитан запомнит местное расписание и в другой раз не опоздает, Мейбл была уверена. А вот успеет ли он за полчаса найти хоть одну ракушку, она сильно сомневалась. До отплытия «Розамунды» она имела дело с морем лишь в бытность свою горничной, когда господа выезжали на купание — и она очень хорошо помнила, что детишки на пляжах бывали радёшеньки, если удавалось найти пару раковин за день. А капитану ещё и не любые нужны, а только сердцевидки. К её величайшему удивлению, получаса ещё не прошло, когда мальчуган пришёл назад. Таща в подоле кучу створчатых ракушек. — Ка… Анна, как же ты так сумела? — Мейбл даже чуть не проговорилась. — Привычка, — коротко сказал капитан. Он был какой-то унылый — от недавней бодрости не осталось и следа. — Энни, душенька, что с тобой? — переполошилась, увидев это, Иззи. Поколебавшись немного, капитан ответил: — Мужа вспомнила. Я так мечтала, как мы с ним вернёмся в Вальзию и будем вместе рыбачить и собирать ракушки, — кажется, он даже всхлипнул. Иззи засуетилась вокруг него, принялась утешать, а Мейбл про себя поражалась: ничего себе мальчонка играет! Ему б в Королевский театр работать идти, а не на корсарский бриг. Честное слово, не знай Мейбл, что перед ней переодетый юноша, она бы в жизни этого не заподозрила. Нет, конечно, Билли действительно мог быть опечален — во вчерашней бойне сколько корсаров полегло, вполне возможно, что среди них были его друзья. Но так лихо, с ходу, придумать убедительную причину горести и достоверно изобразить страдания молодой вдовы! Сарайчик, куда обращалась Иззи, был, как выяснилось, не чем-нибудь там, а Управлением по уличной торговле. Оттуда ровно в девять утра вышла бойкая старушка и при помощи нескольких полицейских начала расставлять на пристани лотки. — Как у вас тут всё строго урегулировано, — сказала Мейбл. — Даже поторговать самим нельзя. — Если не регулировать, начнётся полный беспредел, — пожала плечами Иззи. — Тут же столько всякого народу, сама видишь, Мебби, и за всеми надо следить. «И мошенники повсюду», — мысленно прибавила Мейбл. — Анна Джонс? — проскрипела старушка из Управления, подойдя к капитану. — Вон там ваш лоток, пожалуйста. — Спасибо! — вмиг повеселевший капитан принялся раскладывать свои ракушки. Убедившись, что помощи ему не требуется и что уже подтягиваются первые покупатели, Эрнскотты тихонько направились в сторону Дугового кольца. Второй раз они пошли к пристани к шести вечера — забрать капитана после дневного рынка и заодно поужинать в «Хромой корове». Иззи пришло в голову, что душеньке Энни понравится, если первый её день в качестве продавщицы сердцевидок отметят торжественным ужином. К сожалению, о своей задумке она рассказала слишком поздно, и даже муж не успел её остановить. — Иззи, крошка моя, разве ты не понимаешь: миссис Джонс только-только потеряла мужа, ей сейчас не до празднеств! — укоризненно сказал мистер Эрнскотт. Расстроенная Иззи покраснела и пробормотала, что не подумала. В итоге торжественность ужина решили списать на некую успешно состоявшуюся сделку мистера Эрнскотта, и капитан так и не понял, что целый верхний этаж в трактире был зарезервирован и украшен ради него, стараниями добросердечной, но порой такой наивной миссис Эрнскотт. Он действительно сидел весь поникший — притворялся или нет, Мейбл не знала. Изысканный суп из водорослей, креветочный салат и мясо чайки в горшочке не произвели на него особого впечатления. А вот когда любезная подавальщица предложила выбрать сладкое и подала каждому яркую карточку десертного меню, капитан вдруг встрепенулся: — Ягоды со взбитыми сливками, пожалуйста! — ткнул он в название самого дорогого десерта. Ягод на острове почти не росло, коров и коз тем паче не было, поэтому лакомство, которая в Вальзии ушло бы всё равно что даром, здесь стоило совершенно безумные пять шиллингов. — Капитан, вы уверены? — прошептала Мейбл, дав знак подавальщице подождать. — Мейбл, я выручил на ракушках достаточно. Расхватали всё. Здесь такие щедрые покупатели! — Да я не сомневаюсь. Но вы уверены, что вам не повредит? Сливками и кремами летом легко отравиться. Особенно здесь, тут же они не могут быть совсем свежими. — Ой, Мейбл, полно, у меня желудок лужёный! Я ж так давно мечтал попробовать взбитые сливки! — А леди Марина разве тебе не давала? — поразилась Мейбл. Капитан растерянно поморгал, но потом быстро ответил: — Не давала. Она не любила ничего молочного. Ладно, не будем больше шептаться, Эрнскотты что-то заподозрят, — и Билли, прищёлкнув языком, кивнул подавальщице. Через несколько минут перед ним появилась хрустальная вазочка, в которой высилась, как сугроб, горка крема, скрывающая клубнику и малину. На следующий день, однако, незадачливый сладкоежка в буквальном смысле приполз к Мейбл на коленях, признавая свою неправоту. Его скрутила кошмарная, невыносимая тошнота. — Эх вы, капитан, — причитала Мейбл, с разрешения Иззи выуживая из домашней аптечки Эрнскоттов нужные настойки и порошки. — Говорила ж я вам: не ешьте сливок! Ох, мужики вы, мужики — на поле боя рубитесь, а в быту ровно дети малые. На лицензию зря потратились… — Почему же зря? — оскорбился капитан, после черничного отвара слегка воспрянувший духом. — Да вы ж не станете ракушки собирать в таком состоянии… — Ещё чего! Дай мне этих бутылочек и пакетиков, я их с собой возьму. Торговать я буду, и точка! В эту минуту он вновь напоминал решительного сорвиголову с брига. Мейбл вздохнула: если мужики вбивают себе что-то в голову, их уже не разубедишь. Ей ли не знать! Отравление у Билли было действительно тяжёлым. На порошках и отварах он кое-как держался в течение дня, и в Эрнскотт-Хаус исправно приносил с рынка хорошую выручку за своих сердцевидок. Но зато вечерами и ночами не было никакого житья — беднягу то и дело мутило, он не высыпался и потому, разумеется, ходил сердитый. Мейбл сходила в «Хромую корову» и высказала одному из владельцев трактира всё, что она думает о нём и о его поварах и поставщиках, но сильно легче от этого не стало. Незаметно подошёл последний день жизни капитана у Эрнскоттов — следующим вечером должен был отплыть «Альбатрос». — Я с утра ещё поторгую, как раз до полудня, — сообщил Билли перед сном. — А там и посадку объявят. — Я вас проводить приду, — сказала Мейбл. Всё же она была очень благодарна капитану за щедрость, пусть ей и пришлось возиться с его дурацким отравлением. — Хоть бы вам не тяжело было в плавании. — Мейбл, ну ты иногда и скажешь! На борту корабля мне, наоборот, легче станет. Меня, между прочим, в родных местах сыном моря прозвали. Мейбл отчаялась понять этих мужиков. Наутро капитан чувствовал себя особенно скверно и злился на всех подряд. На себя, съевшего от большого ума эти злополучные сливки, на Мейбл, выбранные которой лекарства помогали лишь постольку-поскольку, и на тех, кто вообще основал колонию на Джарисон-Хэйвене так далеко от родного Эвеннорта. — Был бы со мной муж, — вздыхал он, вытирая глаза одолженным у Иззи платочком. — Совсем бы по-другому было! Вместе с ним — хоть в Курбарт… Надо признаться, Мейбл было неуютно слушать болтовню о муже со стороны юноши. Нет, она понимала, притворство и всё такое — Саймон Кантер не узнал бы Крошку Билли, даже столкнувшись с ним нос к носу. И всё же… Три часа утреннего рынка капитан стоически выдержал. Когда часы забили полдень, а старушка из Управления засигналила флажком из окна, Билли измождённо сел на лоток: — Ох. Мейбл, вот тебе мой должок за билет, а это передашь Эрнскоттам за кров и лекарства. Ну надо ж мне было так расклеиться. В жизни сливок в рот не возьму. Между тем к пристани подошёл из дока сверкающий свежей краской корабль. На носу его распахнула крылья посеребрённая птица, а по бортам красовались витиеватые синие буквы «Альбатрос». — Посадка начинается, — с облегчением выдохнул капитан и вдруг неуклюже завалился на бок, опрокинув вместе с собой лоток. Ошеломлённая Мейбл едва успела подхватить юношу, не то он, того и гляди, разбил бы о мостовую голову. — Капитан! — в испуге воскликнула она. — Капитан, вы живы? К счастью, обошлось. На запястье пульс прощупывался. Мейбл торопливо развязала Билли шаль, чтобы проверить сердце и дыхание… И обомлела вконец. Под шалью и платьем прощупывались две не очень большие, но совершенно отчётливые выпуклости. – Мейбл, – раздался голос капитана. Он очнулся сам и смотрел на неё затуманенным взглядом, – Мейбл, что это было? Не дави руками, пожалуйста, мне больно! Мейбл открывала и закрывала рот, не зная, что сказать. Как ни странно, её в первую очередь занимали два вопроса: какое настоящее имя у капитана и как ей, Мейбл, придётся извиняться перед ни в чём не виноватыми владельцами «Хромой коровы».