Бриг «Багровый фламинго»

Дом Огюстины Зере, светло-жёлтый, с выложенным крупными чёрными буквами над дверью именем хозяйки, был отлично виден даже ночью. Во многих окнах ещё горел слабый свет. На стук открыла сама хозяйка — уютная маленькая бабулька в клетчатом платье безумной сине-красной расцветки. — К кому, месье? — позёвывая, улыбнулась она. — Сеньориту Эвелину Гарсиа ищу, любезная мадам Зере, — снисходительно сообщил Энтони. — Скажите, вести о её братишке Педро принёс. — Ох, да как же хорошо! — всплеснула руками хозяйка. — Она вся извелась. Проходите… э… сеньор. Сию минуточку. Тут скамейка в прихожей, присядьте. «Да уж, и в таком месте отсиживаются люди из тайных служб? — поражался Энтони, проходя в тесную — неужели в Курбарте так поощряют худощавость? — прихожую. — Заходи кто хочешь. Я бы мог перестрелять их всех и уйти, не чихнув». На единственной обитой протёршимся бархатом скамейке сидела молоденькая девица с завитыми, как у барашка, светлыми волосами. — Позвольте, мадемуазель? — улыбаясь, Энтони присел рядом. Девушка рассеянно глянула на него — и вдруг ахнула, зажав рот рукой, и отшатнулась. — В чём дело, прелестная дама? — раз уж Лидия предупреждала его только касательно Эуа-ле, почему бы не использовать момент? Такие вот золотоволосые барашки ему не слишком нравились (если уж блондинка, то серебристая, с белой кожей, как Аннита, и с соответствующим ледяным бесстрастием), но когда тобой восхищается женщина, это всегда лестно. — Я не собираюсь позволять себе вольностей, не думайте. — Вы!.. — сдавленно прошептала она. — Вы отрастили усы, но я вас помню — вы были среди пиратов!.. Не пытайтесь увильнуть — у всех в нашей семье отличная память на лица! Тут Энтони сообразил, в чём дело. Волею судьбы он наткнулся на ту самую девчонку с «Хрусталя»! Так как времени не было, он не стал изображать раскаяние и смущение — вместо этого понимающе ухмыльнулся: — А, понятно. Вам, дорогая мадемуазель, не повезло — наткнулись на моего брата-близнеца! Поверьте, мы с Энтони не общаемся уже много лет, он, так сказать, паршивая овца в нашем семействе… Девушка вроде бы успокоилась и кивнула, однако тут же встала и, не проронив ни слова, убежала вверх по лестнице. Мысленно Энтони немедленно внёс в планы второй визит в этот пансиончик. Он помнил, какими глазищами глядел на девчонку Джозеф. А после той унизительной драки Энтони бы лягушек стал глотать, если бы это могло хоть как-то навредить новому капитану «Фламинго». Сверху выглянула темноволосая смуглянка. Ага, вот это уже похоже на дело. — Вы ко мне? Идите в комнату, — сухо сказала она на курбартском. Энтони послушался. Комната, надо отдать должное мадам Зере, была просторной. Зато там не было мебели — одна кровать, и то страшно узкая. Эуа-ле уселась на эту кровать и вопросительно посмотрела на топтавшегося у дверей Энтони. — Педро Гарсиа получил орден, — Энтони перешёл на амлонийский. — На жёлтой ленте? — вежливо спросила девушка, глядя куда-то в сторону. — На светло-синей, — помотал он головой. Эуа-ле молниеносно вынула из-под одеяла длинный желтоватый конверт и резко протянула его Энтони: — Вот письмо ему. С моими поздравлениями. — Спешу в четырнадцатую казарму гарнизона, — Энтони взял конверт и поклонился, мысленно ликуя: удалось! Эуа-ле покосилась на него, но промолчала. Правильно. Всё прошло как по нотам. Энтони, насвистывая, сбежал вниз, прыгая через две ступеньки. Драгоценное письмо он прижимал к себе. Выйдя на улицу, он не слышал ничего… ну, разве что тихий стук, как от сломавшейся ветки. Но спустя ничтожную долю секунды — он и шага сделать не успел — на шею легла ледяная сталь ножа. — Письмо, — бесстрастно потребовала Эуа-ле. Джозеф ничего этого не знал, но в сознании Энтони он тут же превратился во врага номер два. Чтобы его, Энтони, перехитрила какая-то хлипкая проститутка? Такое унижение было совершенно невыносимым. Среагировал Энтони ещё до того, как всё толком осознал и обдумал. Рванувшись вперёд, он одновременно попытался вывернуть руку, державшую нож… В большом пальце пружиной раскрутилась боль — и в то же время ночную тишину прорвал звук выстрела. Отшатнувшись, Энтони потерял равновесие — и, не успев даже опомниться, упал лицом на булыжную мостовую. — Письмо, — тем же тоном повторила Эуа-ле. Нож снова оказался у шеи Энтони. — Или отдаёте, или режу. Перевернувшись на спину, Энтони подал пресловутое письмо обратно. Эуа-ле посмотрела на конверт, отвлекшись на миг от ножа — и Энтони немедленно вскочил, одновременно вырвав у неё нож и заломив руки, чтобы она не дотянулась до пистолета. — Это была твоя самая большая ошибка, — прошипел он. — Если ты меня убьёшь, завтра украсишь виселицу сам, — хмыкнула Эуа-ле, впрочем, не прекращая попыток вырваться. — Твоим сообщникам не хватило ума даже проверить пансион. Посылать пирата туда, где его в любом виде опознает жертва! Так что через тебя вычислят и их, а они тебя сдадут за милую душу, можешь не сомневаться. Пусть у Энтони сейчас не было на ногах любимых сапог с металлическими носками, но два быстрых пинка под колени сделали своё дело — Эуа-ле ахнула от боли и шмякнулась на мостовую уже сама. — Ну, что ты скажешь теперь? — спросил Энтони, наваливаясь на неё. Блестящие глаза смотрели по-прежнему с вызовом. — Когда приедете в Пуэрто-Эсплендидо, передайте патроне Сьерре за сегодня три золотых. От такой наглости у Энтони глаза на лоб полезли. И тут Эуа-ле, повернув голову, закричала: — Мадам Зере, не беспокойтесь, идите к себе, всё хорошо! Бабулька вышла! Тьфу ты, сейчас поднимет ор. На одиночный выстрел все наверняка предпочли не обратить внимания — время тяжёлое, враги на каждом углу — но хозяйка же переполошит полгорода. Энтони тоже повернулся, чтобы, положившись на природное обаяние, попытаться успокоить бабку — и от сильного удара в висок у него зазвенело в ушах. Он успел заметить, что на улице никого не было, а Эуа-ле уже с проворством кошки выкатилась из-под него и подобрала нож и пистолет. — Сообщники? — голос снова был безучастным, даже скучающим. Тут было не до шуток. — Лидия Фелипес, Жанна Вержуа и Мари, которая у Жанны продавщицей, — на одном дыхании выпалил он. Эуа-ле усмехнулась: — Вижу. Очередная придурочная жертва искромётного очарования Лидии. «Неправда! И ничего ты не видишь, дрянь!» — Да, кстати, три золотых отменяются. Вы не совсем в моём вкусе, к тому же мне завтра рано вставать, — и Эуа-ле, как тень, скользнула к зданию и вскарабкалась по водостоку к своему окну. На этот раз даже сладкого чувства побеждённой опасности не было. Во-первых, побеждена она не была — Эуа-ле не пристрелила его только по каким-то своим расчётам. Во-вторых, все чувства заглушало дикое ощущение позора. Ну ладно ещё — быть побеждённым силачом Джозефом! Ему тогда и Робертс, кстати, помогал… Но сейчас! В бою один на один — и позволить себя одолеть и дважды оставить в дураках? И кому?! Кому?! Впервые за где-то двадцать пять лет Энтони Джамбл заплакал. Несколько слезинок, слёз злости и бессилия, покатились по его щекам. «Поплатишься! Ты за это ещё поплатишься!» — стучало у него в висках, пока он шёл, не разбирая дороги. Разумеется, лезть в пансион за местью сейчас было бы несусветной глупостью — даже если ему чудом удастся застать Эуа-ле врасплох, она позовёт на помощь, хозяйка и квартиранты поднимут панику… Уложить её на месте ударом в затылок Энтони не хотел — это была бы слишком лёгкая смерть для змеюки! О нет, он насладится местью сполна. Но — потом. Когда всё тщательно обдумает. — Слышь, дядя, отдавай-ка кошелёк и что там у тебя ещё есть, — раздался сбоку гнусавенький голос, и из темноты выступила щуплая фигура. То ли она угрожающе трясла ножом, то ли у неё руки тряслись. Энтони даже не стал отвлекаться на эту чепуховину. Вывернутая рука, точный удар в нос, противный хруст костей. Незадачливый грабитель сразу понял, что нарвался на тёртого калача, и со скулежом испарился обратно во мрак портовых переулков. Возвращаться к Жанне было бессмысленно — они довольно быстро узнают, что он их заложил. Защекотало в груди — теперь же они начнут за ним охотиться! Ничто не могло бы утешить Энтони лучше, чем новый вызов судьбы. Значительно приободрившись, он наконец-то остановился и решил, что отомстить Эуа-ле он успеет, а сейчас неплохо бы найти укрытие. Хотя бы на ночь. Вокруг него был всё тот же лабиринт узеньких улиц Пор-де-ла-Рень. Названия на позеленелых медных табличках были едва различимы, но Энтони и так до этого ни разу здесь не бывал, не заходя в город дальше гавани, поэтому то, что он находился на перекрёстке переулка Франсуа Жернике и улицы не то принцессы Селин, не то принцессы Сериз, ему не говорило ровным счётом ничего. Район был заброшенным — очевидно, здесь шли особо ожесточённые бои республики с королём. Во многих окнах домов были разбиты стёкла, со стен была сбита штукатурка — а при дневном свете, Энтони был уверен, открывались и ещё более неприглядные картины. Ну что ж, почему бы и нет? Здесь его и Лидия с Жанной, и Эуа-ле будут искать в последнюю очередь. А гражданская война ещё не завершилась — значит, бои могут и возобновиться! Высматривая дом поуютнее, где можно было бы, по крайней мере, переждать ночь, Энтони мгновенно обратил внимание на слабый свет, видневшийся поодаль в каком-то подвальчике. Ага! Кто-то тут уже обосновался! Тем лучше. Подвал не был заперт; выглядел он (для подвала) даже благообразно, то бишь ступени, ведущие вниз, были относительно чистыми, дверь почти не скрипела, а характерной вони практически не было. Источником света на поверку оказался неуклюже сложенный маленький костерок. — Кто идёт? — услышав шаги Энтони, вскочил человек, притулившийся у огня — и Энтони увидел, что перед ним совсем ещё мальчик. Крепко сложенный, держащий в руках небольшую саблю, но мальчик, лет так двенадцати-тринадцати. — Не откажете мне в местечке возле вашего костерка? — спросил Энтони, которого откровенно позабавил боевой вид маленького незнакомца. — Вы слуга короля или презренных республиканцев? — тот продолжал держать саблю наготове. — Я подданный Вальзии, оказавшийся в этих местах случайно, — склонил голову Энтони. Ну, а что? Это была в общем-то правда. — Я не желаю вам зла. Естественно — на таких малявок он, как правило, попросту не обращал внимания и не желал им ничего. — Хорошо, — сказал наконец мальчик. — Прошу вас, садитесь, мистер… э? — Джамбл, — улыбнулся Энтони и сел у огня. — А с кем имею честь? — ему делалось всё веселее. Нет ничего потешнее, чем дети, изображающие из себя взрослых. — Я… — мальчик впервые замялся. — Я не могу назвать моего полного имени. Зовите меня Леон. Нечто, что Энтони поначалу принял за большой узелок, частично размоталось, и из кучи тряпок высунулась крохотная девчоночья головка: — А я — Мирей! — Моя троюродная сестра, — кивнул Леон. — Мирей, закройся, ведь опять замёрзнешь… На дом моей семьи напали четыре года назад, во время штурма Пор-дю-Руа республиканцами. Мирей с родителями как раз гостила у нас. В тот момент мы с ней были в саду, и это нас спасло… Моя мать успела крикнуть, чтобы я позаботился о Мирей. Я смог убежать и унести девочку на руках — ей тогда всего три года было… Что дальше стало с нашими родными, я не знаю. — И вы добрались оттуда до Пор-де-ла-Рень? — Энтони посмотрел на Леона с возросшим уважением. Чтобы двое малолеток с одной игрушечной сабелькой четыре года прожили самостоятельно, да ещё и дошли до другого города — пусть тот и был не очень далеко? — Мы не всегда были одни. Нас подобрал один солдат — он нас сюда и перевёз. Но он погиб в битве с миридийским флотом. Потом мы примкнули к группе местных бродяг, но от них сбежали сами — им слишком приглянулась Мирей, — Леон скривился от отвращения и спохватился. — Кстати, вы тоже не думайте тут… — Леон, я, в отличие от каких-то полоумных, имею достаточный успех у нормаль… у взрослых женщин, чтобы не засматриваться на мелочь… на ровесниц вашей сестры. Это было сущей правдой. Кого Энтони точно в жизни не мог понять, так это любителей маленьких девочек. А ведь на многих островах Морентского океана замуж выдавали чуть ли не прямо из колыбели! Энтони лично видел как-то на Ла-Валенсии туземную свадьбу, где невесте было лет девять. Молодому мужу он тогда посочувствовал. В чём тут удовольствие, спрашивается? Ни фигуры ещё нет, ни внешности, ни даже ума. Покосившись на комок лохмотьев, из которого торчала лохматая головёнка Мирей, Энтони подивился небрезгливости неизвестных ему бродяг. – А вы как здесь очутились? – полюбопытствовал Леон, убрав-таки свою саблю. Так как мальчишка явно происходил из аристократической семьи – это было заметно и по ненависти к республиканцам, и вообще по манере держать себя, – Энтони добавил в голос подобострастия: – У меня, боюсь, и речи не шло о подобном вашему благородстве. Я влез в долги на Лас-Эстрельяс и в панике сел на первый попавшийся корабль, чтобы сбежать. А здесь мне тоже податься некуда. Денег-то на билет в Вальзию не осталось. К его удивлению, Леон никак не отреагировал на его рассказ. Мальчик о чём-то напряжённо размышлял, глядя на пляшущие язычки пламени. Энтони, ожидавший надменного фырканья, холодного презрения или вовсе приказов убраться подальше, пытался догадаться, что же будет теперь. Некоторое время в подвале стояла тишина, нарушаемая лишь изредка кашлем Мирей. – Слушайте! – внезапно поднял голову Леон. – Мистер Джамбл, не могли бы вы нам помочь? У нас нет ни единого эшарда, нас гонят даже из самых захудалых ночлежек. А Мирей больна. – Но у меня тоже нет денег… – Так вам же легче их заработать, чем нам. – А если я хочу вернуться в Вальзию? – Насколько я понял, мистер Джамбл, вы везде утопли в долгах, иначе бы вернулись в Вальзию с Лас-Эстрельяс, – с непривычной серьёзностью ответил мальчик. – А тут вас никто не знает. Я могу лишь пообещать, что, если мне удастся вернуть состояние моей семьи, за помощь нам с Мирей вы получите щедрую награду. Наглость малявки ошеломила Энтони. Нет, этот точно из высшего света! Мальчишка победнее ни за что бы не стал так говорить. Хотя само предложение Леона пришлось Энтони по душе. У него тут же возникла идея. Заработать или приворовать немного денежек и поместить эту мелкоту в пансион мадам Зере, назвавшись их отцом. А уж там-то Эуа-ле, мерзавка, от него не уйдёт… Ну, потом можно будет и отчалить. Старуха Зере о ребятне позаботится, а если не позаботится – это уже точно будут не его, Энтони, проблемы. Главное, отомстить Эуа-ле и не попасться ничьим тайным службам.