Бриг «Багровый фламинго»

До Кузнечной улицы удалось дойти довольно быстро – если не считать трёх уличных драк, в которых волей-неволей пришлось поработать кулаками, и разборок с подвыпившим субъектом в форме солдата республиканской армии, который неведомо почему принял Энтони за шпиона монархистов. Небрежное упоминание «Бараньего рога» и Барсука сделало своё дело: республиканец вытянулся в струнку, насколько позволяло его состояние, и заплетающимся языком извинился за беспокойство. Кузнечная улица располагалась, как было ясно из названия, в ремесленном квартале города – одном из наиболее стабильных мест в это безумное время. Хотя ремесленникам республиканцы наобещали с три короба, когда захватывали власть, большая часть быстро опомнилась и сообразила: коробы коробами, они ещё когда будут, а подковы и кастрюли нужны всегда. Так что здесь царила относительная тишина, а простенькие деревянные дома были на удивление целыми. «Бараний рог» было легко заметить – на крыше дома, где находилось это заведение, красовалась огромная деревянная баранья голова, выкрашенная в немыслимый ядовито-жёлтый цвет. У дверей болтался, вроде бы как не у дел, краснолицый оборванец, но после позорной истории с Пронырой Альбертом Энтони уже смотрел на таких типов внимательнее – и правильно, как оказалось, делал. – Куда торопишься, приятель? – лениво спросил оборванец. – К Барсуку дело есть, – бодро ответил Энтони. – А-а-а, – ухмыльнулся тот. – Ну, иди своей дорогой, да не забудь выпить за моё здоровьице. – Да сколько угодно, – впрочем, Энтони сказал это подчёркнуто шутливым тоном – грубить местным, кто знает, было бы себе дороже. Для бандитского притона «Бараний рог» выглядел поразительно благопристойно. Просто уютный второразрядный трактир. Лишь немногим лучше того, где Энтони обедал с Вероникой. Повсюду чучела овец, воняло, естественно, жареной бараниной. На стенах – резные деревянные панели, но баранина перебивала даже аромат смолы. Народу было немного. Энтони присел за один из столиков и от нечего делать заказал светлое карильядо – в Курбарте его было невозможно пить даже в мирное время, сущая вода, но пьянеть ему как раз было бы не с руки. Подавальщица, курчавая круглолицая блондинка, получившая из-за внешности лишь дежурную улыбку (наверное, в «Бараний рог» и работниц брали с соответствующими причёсками), принесла заказ и тихо спросила: – К Барсуку? – К нему самому, милочка, – подтвердил Энтони. Потягивая карильядо (отвратное, как он и думал), он смотрел, как медленно, но верно в зале собирались люди. Парочка-другая сильно напоминала оборванца у входа, но в основном народ выглядел опрятно, большинство мужчин были гладко выбриты, женщины были похожи на прямо-таки образцовых горожанок среднего достатка – за исключением опять же пяти-шести явных проституток. Со стороны поглядеть – респектабельные курбартане собираются в кофейню, провести вечер за интеллигентной беседой. Странным в идиллии было только то, что беседа, собственно, не начиналась. Заказав какую-нибудь ерунду, как Энтони, каждый гость умолкал в напряжённом ожидании. И вот – как раз где-то вдали пробили часы – дверь открылась вновь, и вошёл приземистый мужчина лет шестидесяти в серой полотняной одежде зауряднейшего мелкого торговца. Виски у него были совсем седые, а вот макушка ещё сохранила угольно-чёрный цвет. Нетрудно было догадаться, за что его прозвали Барсуком. Его маленькие блестящие глазки (тоже как у какой-нибудь хитрой зверушки, подумал Энтони, вспомнив корабельных крыс) окинули быстрым взглядом зал и остановились на незнакомом пришельце. – Ты! – толстый сморщенный палец упёрся в Энтони, и тот почувствовал себя, как на полицейском допросе. – Кто? Чего нужно? – Он на рынке в центре втюхивал что-то дамочкам, выманивал у них блестяшки, – доложил какой-то солидный незнакомец лет сорока, на вид – типичный занудный банковский клерк. – Спасибо, Устрица, – без тени улыбки бросил главарь и снова уставился на Энтони. – Выкладывай блестяшки. Радуясь, что догадался прихватить свою дневную добычу, Энтони без всякого сожаления бросил на стол кольца, кулон, браслеты и медаль. – Одно кольцо оставил в трактире «Гризельда», в уплату за курицу, – добавил он. Барсук и бровью не повёл, и Энтони продолжил: – Присоединяться к вам совсем у меня, если честно, нет большого желания. Но я могу предложить вам сделку. Мне требуется наняться в начальники охраны маркиза Мегрелля. Он не желает брать кого попало. Барсук кивнул – он явно понял, к чему Энтони клонит. – Четверо наших завтра в три часа дня нападут на маркиза в саду. Твоя задача – быть там. Не будешь – твои проблемы. Плата – три тысячи рояльдоров или семь тысяч пятьсот флореалей. Энтони пришлось прикусить губу, чтобы не присвистнуть. Да-а, всё-таки слишком ослабла его бдительность за последнее время. Ну и расценки! – Не пойдёт ли это золотишко в счёт? – указал он в сторону украшений на своём столе. Барсук лишь дал знак кому-то из толпы – и к Энтони подошёл благообразный старичок в очках. Вынув лупу, он осмотрел каждую драгоценность; два браслета и одно из колец попробовал на зуб. – Дешёвка, – сморщился он. – Двести рояльдоров за бирюльки, ещё сто пятьдесят отдельно за медаль – её можно будет музею потом продать. Триста пятьдесят рояльдоров скостим, приятель, остальное изволь добыть. – Каков срок оплаты? – улыбнулся Энтони, делая вид, что две с половиной тысячи золотых монет для него – сущие пустяки. – Из уважения к тебе, приятель – полгода, – столь же любезно сказал Барсук. – Здесь же. В любой день в восемь часов. – Идёт! – просиял Энтони, впрочем, чувствуя, что на тёртых калачей, собравшихся тут, его улыбки и уверенный голос не особо действуют. Даже женщины и не глянули в его сторону. О том, что произойдёт, если он не заплатит, он спрашивать не стал. И так было ясно; предвкушение опасности снова защекотало в груди. – Можешь идти, – холодно сказал Барсук. Конечно, Энтони послушался. Возвращался домой он в превосходном настроении. Работа обеспечена, жильё тоже, обеспечена и неплохая опасность на ближайшие полгода – будь маркиз Мегрелль хоть самым щедрым человеком Пор-де-ла-Рень, две с лишним тысячи рояльдоров за шесть месяцев у него не накопишь. Разве что можно было бы спасти ему жизнь... но опять же, от кого спасать? От тех же людей Барсука. А они отлично всё поймут и за новую ловушку для маркиза задерут цену ещё вдесятеро. – А мы уже переживать начали, – всплеснула руками Вероника, когда он пришёл. – Ну как, удалось наняться? – Почти, – лаконично ответил Энтони. – Завтра будет всё точно. Как тебе дети? – Сущие лапочки! – воскликнула новоявленная гувернантка. – Ах, вот не ожидала, что так захочу за ними присматривать. Правда, они и так очень самостоятельные, особенно Леон – настоящий маленький боец. Энтони постарался сделать вид, будто прежнее воспитание Леона и Мирей – всецело его заслуга. – Папа! – а вот и сам Леон спрыгнул с лестницы. Молодец мальчишка, играет роль. – Нам очень понравилась мадемуазель Ларвье! – Превосходно, сынок... Вероника, теперь уж не отвертишься, вы наняты. По лицу девушки было ясно, что отвертеться ей ничуточки не хотелось. За время его отсутствия полуподвальные комнатушки разительно изменились. Во-первых, в каморке, предназначенной Мирей, появилась кровать и для Вероники. Во-вторых, голые стены из серого камня оказались завешены длинными отрезами жёлто-белого полотна – назвать их драпировками язык бы не повернулся, но всё же с ними комнатки выглядели веселее и светлее. В комнате Леона и Энтони появилось нечто вроде стола – доска, крытая всё тем же полотном и лежавшая на двух больших камнях. На доске стоял простенький подсвечник, рядом с которым горкой лежали сальные свечи. – Подсвечник нам мадам Зере подарила, стол помог смастерить месье Бульмар, а ткань и свечки купила мадемуазель Ларвье, – обстоятельно рассказал Леон. – Я решил, что, раз у нас есть Мурлыка, можно покупать сальные свечки, не опасаясь мышей. – Мурлыка – это я котёнка назвала, – пояснила Мирей, сидевшая на кровати и закутанная в одеяло, теперь уже свежее и относительно чистое. Рядом с ней сидел котёнок – его, видно, вымыли, и оказался он вовсе не пёстрым, а тёмно-серым с белыми лапками. – Он уже трёх мышей поймал и съел, и мадам Зере очень довольна, – добавил Леон. – За это она нам подсвечник и подарила, да ещё и сказала, что за Мурлыку вместо двенадцати экю будет просить с нас десять – постояльцам от мышей и крыс житья никакого нет. Энтони пожал плечами – он к корабельным крысам привык, но он помнил, как их не выносила Лидия и как превозносили на «Мотыльке» пассажиры третьего класса облезлого Бегуна. Двенадцать экю или десять – какая, в общем-то, разница. Зато он обратил внимание, с каким хозяйским видом говорил обо всём этом мальчишка. Нет, он не просто из аристократии, а из такой, которая до переворота как сыр в масле каталась. Привык распоряжаться и руководить, с молоком матери это умение впитал – и даже за годы бродяжничества не отвык! Было ясно, что не робкая мадемуазель Ларвье затеяла этот ремонт в комнатках – нет, это Леон, обжившись, взялся обустраивать новый дом. Тем лучше. В жизни бы Энтони не захотел навесить на себя тупую, вечно хныкающую мелюзгу – а среди детей таких было большинство. Он-то к ним никогда, к счастью, не относился! Остаток дня прошёл довольно бессмысленно – по просьбе Мирей, уставшей после переезда и потому не встававшей совсем, Энтони возил за Мурлыкой (вот ведь дурацкое имечко!) комок жёлтой ткани на нитке. Ни Эуа-ле, ни Ивонн дома не было – наверное, так в своём лазарете и работали. Даже побыть наедине с Вероникой не удалось – Леон захотел обговорить с гувернанткой какие-то денежные вопросы. О том, что Энтони вроде бы глава семьи, они не вспомнили. Относительно Леона было понятно – Энтони наплёл ему о своих бесконечных долгах, и смекалистый мальчик совершенно справедливо решил поменьше обсуждать с ним плату за пансион или что-то подобное. А вот из-за Вероники стало немножко обидно – ещё днём, казалось бы, она совсем растаяла и, кроме Энтони, не видела в мире никого. Видимо, дело было в характере Леона – что-то в этом мальчишке было необычное, чувствовались воля и авторитет. Даже Энтони это осознавал и приписывал это всё тому же дворянскому воспитанию. Слушая спокойный голос мальчика за стеной, Энтони ему даже позавидовал – ничего Леон там особенного не говорил, они с Вероникой просто размышляли, как бы им ещё чем-нибудь подешевле закупиться, и тем не менее неуловимо ощущалось, что у мальчика есть неплохие лидерские задатки. Вчера в подвале, когда Леон и Мирей были на грани отчаяния, если не сказать голодной смерти, это было не так заметно, но теперь мальчишка, что называется, расправил плечи. «Покойному Крошке Билли бы у него поучиться», – с уважением подумал Энтони. Через два часа бесцельной возни с Мурлыкой с периодическими перерывами на отпаивание Мирей горячей водой он, вспомнив о собственном якобы отцовстве, велел девочке ложиться спать. – Во сне выздоравливаешь быстрее, – непреклонно сказал он. – И завтра тоже отлежись в постели – нечего тут по лестницам бегать, видишь же, что хуже становится. Пришлось позвать Веронику, чтобы та помогла девочке умыться. Сам Энтони, с сожалением поглядев на фигурку молодой гувернантки, отправился в соседнюю каморку – нельзя было засиживаться допоздна, раз в три часа он должен был спасать от бандитов Мегрелля. Леон сидел, скрестив ноги, на кровати, и всё ещё что-то подсчитывал, бормоча себе под нос. – Тебе сколько будут платить? – полюбопытствовал он. – Завтра скажу, – ответил Энтони. – Если всё будет хорошо, я наймусь начальником охраны к маркизу Мегреллю. – Жаку Мегреллю? – оживился мальчик. – Э-э... если честно, не знаю. – Такой высокий? С каштановыми волосами и бородкой? Нос прямой? – Вроде бы он. – Это же великолепно! – Леон начал бормотать с удвоенной энергией, а Энтони с трудом подавил вздох облегчения. Может, удастся сплавить детвору под опеку маркиза, раз Леон его знает? Дело сделано, он в пансионе, не станет же мадам Зере его выставлять. Он останется наедине с Вероникой, а там и подвернётся случай отомстить Эуа-ле. На следующее утро Энтони был бодр как никогда. Он встал раньше детей – даже Леон наверняка был измотан хлопотами накануне – и ему удалось очень мило попить кофе с Вероникой. Ухаживать за собой всерьёз она ещё не позволяла, но уже не испугалась, когда он сел на скамейку рядом с ней. Попросив её присмотреть за детьми и не увлекаться походами за покупками – в городе-то неспокойно, – Энтони, насвистывая, зашагал к знакомому уже особняку Мегрелля и встал у ворот на наблюдательный пост. Мегрелль его заметил, но лишь усмехнулся, ничего не сказав, и вскоре выехал куда-то в серебристо-синей карете. Энтони прищёлкнул языком: маркиз ещё не знал, как героически проявит себя его будущий начальник охраны! Они явились не в три часа дня, а минут за десять до боя часов на городских башнях. Энтони не слишком удивился – было бы странно, если бы грабители были настолько пунктуальны. Четверо сильных парней где-то его возраста – он их запомнил со вчерашнего сборища. Затаились в ближайшем переулке и стали ждать. Едва появилась возвращающаяся карета маркиза (неплохо, однако, знал Барсук привычки местных богачей), парни начали действовать. Один выскочил прямо перед каретой, заставив кучера с ругательством придержать лошадей. Двое вскочили на козлы и, скрутив руки кучеру, сбросили его вниз. Четвёртый раскрыл дверцу кареты и направил внутрь пистолет... И тут на него набросился Энтони. Дрались подчинённые Барсука как львы – что и ясно, с одной стороны, их главарь понимал, что Энтони нужно правдоподобное нападение, а не детская игра в солдатики. А с другой, он наверняка дал им добро на настоящий грабёж, если кандидат в начальники охраны не выдержит испытания. Единственная была поблажка – пистолеты у всех, кроме последнего, оказались незаряженными. Но и без того в какой-то момент двое самых крепких вцепились в локти Энтони (один, получив удар кулаком в затылок, валялся без сознания на мостовой, другому в ногу случайно попала пуля его же дружка, и он поспешно полз обратно в переулок). Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы не подоспели на выручку оправившийся кучер и маркиз. Изящным взмахом шпаги (Энтони оценил мастерство) маркиз поразил одного из грабителей в грудь, а второй выпустил Энтони и ринулся скрываться вслед за раненым приятелем. Непритворно тяжело дыша, Энтони поднялся. Вот это была отличная опасность! – Да, вижу, сударь, вы не промах, – признал маркиз. Возможно, он и догадался, что нападение было подстроено – уж больно вовремя оно произошло! – но всякому было очевидно, что люди Барсука в поддавки не играли. – Десять рояльдоров в месяц. С восхода до заката. И смотрите не напустите на меня республиканцев, быстро поплатитесь. «Какие республиканцы? У меня там юный дворянин сидит с сестричкой своей, вот их напущу», – думал счастливый Энтони, с торжествующим видом заходя в сад.