Бриг «Багровый фламинго»

Мимо плыли последние, приграничные сёла Южного Курбарта. Ещё немного – и бриг выйдет к Амлонии. Жоэль де Гуарре, бывший лейтенант королевского флота, в бессильной ярости смотрел на царившее на берегах запустение. Большинство селений были заброшены, двери стояли нараспашку, а между домами свободно расхаживали лисицы и бегали зайцы. Кое-где не был убран урожай, и снег укрывал давно общипанные птицами колосья – это значило, что тут люди сами не ушли, кто-то их попросту вырезал. Тут кто хозяйничал, республиканцы или монархисты? Впрочем, неважно. Когда-то Жоэль был идеалистом. Затаив дыхание, он слушал марши на парадах и смотрел на шагающие в ногу полки. Трепеща от гордости, он слушал о последних указах короля Виктора – а уж самого короля Виктора считал просто живой легендой, не меньше. И вот король Виктор умер, а на престол взошёл его сын Этьен – как раз когда сам Жоэль пошёл служить во флот. И тут-то наступило жесточайшее разочарование. Разве мог мудрейший, славнейший король, которым Жоэль до того считал Виктора, вырастить это жирное недоразумение? Неужели Виктор допустил, чтобы его сын и наследник превратился в сущее посмешище? И ладно бы только в посмешище – но ведь Этьен со своей идиотской улыбкой семимильными шагами повёл страну к гибели, разрушая всё, над чем работал сам Виктор. С каждым днём правления Этьена становилось всё яснее, что его отец, прославивший Курбарт при жизни, совершенно не думал о будущем страны. Не поленившись вчитаться в историю – не только Курбарта, но и других государств, – Жоэль понял, что это вовсе не единичный случай, а, наоборот, чуть ли не закономерность. Вон император Александр, завоевавший столько земель. Кто ему наследовал? Безвольная тряпка король Жан, после которого вообще началась гражданская война! Чем дольше Жоэль размышлял, тем больше понимал, что смысла в такой системе правления никакого. Зачем сажать на трон человека только потому, что там сидел его отец? Зачем каким-то дурням, которые, не родись они во дворце, дальше подметальщика бы в жизни не продвинулись, даётся право разрушать королевство? Сначала Жоэль подумывал о том, чтобы примкнуть к республиканцам. Они разделяли его взгляды на то, что творилось, и обещали, что Собрание будет править гораздо лучше короля. Но, побывав лишь на нескольких сходках будущих повстанцев, Жоэль вовремя сообразил: ничего они менять не собирались. Никаких блестящих государственных умов в Собрании не было – были вояки, были политики средней руки, были вовсе прибившиеся к ним выходцы из студенчества, а студентам только дай повод против чего-нибудь взбунтоваться... Короче, Собрание было ничем не лучше, а порой и хуже министров Этьена. И никакой власти они передавать народу, конечно, не хотели. Поднявший республиканцев на первые протесты Анри Вертанжи, пожилой гранданский юрист, держался в тени на публике, но любому мало-мальски думающему человеку было очевидно, что править собирался именно он. Жоэлю стало противно. И жалко тех людей, которые шли за этим Собранием в надежде добиться – нет, вы только послушайте! – народной власти! Ему было очень тяжело. Он продолжал служить во флоте, но потерял всякое к этому рвение. И мечтал лишь об одном: понять, как бы можно спасти страну от этих дураков и безумцев, которые уже изготовились разорвать её на кусочки. Первым выход нашёл Арман, его приятель, лейтенант в сухопутных войсках. Бедолага – его прибили ещё при Горуане... Но он успел рассказать Жоэлю об анархии. Сперва, помнится, Жоэль счёл это неудачной шуткой, в лучшем случае – темой для болтовни за стаканом вина. Ну как это так можно – чтобы никто не правил? Но позже, раздумывая над словами Армана и всё больше проникаясь ненавистью что к монархистам, что к республиканцам, он начал находить в идее анархии скрытый смысл. «Пойми, Жоэль, если всякая власть – сплошное проклятье, почему бы не пожить вообще без власти?» – восклицал когда-то Арман и нахваливал какого-то философа, который первый это придумал. И вот однажды, уже после Горуана, тогда ещё не увлёкшийся анархией Жоэль нашёл в книжной лавке труд этого самого философа да и купил. Не философии ради – больше в память о старине Армане. Но книга оказалась потрясающе интересной даже в отрыве от воспоминаний о друге. Философ (с очень длинной, миридийской, кажется, фамилией, которую Жоэль, как ни старался, не мог выговорить) обстоятельно доказывал, что развитие мира пошло не так. Ну очевидно же – подлецы и мерзавцы купаются в роскоши, а добрые и мирные люди голодают. А если добрые и мирные пытаются завоевать себе богатств, они тут же тоже превращаются в мерзавцев. Такими полумерами, писал философ, не обойтись. Единичные восстания и перевороты дела не спасут – они вообще ничего не изменят. Мир должен вернуться к первозданной анархии, такой, которая царит в дикой природе, и вот тогда-то можно будет начать развитие с чистого листа и исправить всё, что надо. Описания того кошмара, до которого докатились люди, прямо завораживали: Представьте себе, насколько стеснили человечество всяческие рамки. Вместо того, чтобы подставлять лицо свету солнца, звёзд и луны, свежему ветру, вдыхать запах цветов, мы оказываемся запертыми в деревянные и каменные коробки. Мы шарахаемся от волшебства – даже волшебники смотрят на него с опаской, как бы со стороны; мы боимся как огня эльфов, фей, сирен, всех стократ более разумных и прекрасных существ! Мы убиваем зверей, часто беспричинно... Вот она – власть бессчётных рамок, которые держат нас в слепом рабстве! Философ призывал «сломать рамки» и вернуться к природной гармонии. Тогда, убеждал он, человек снова станет частью природы, и ему не нужно будет опасаться ни самого себя, ни чего-либо другого. Жоэль был особенно поражён тем, что, оказывается, всякие болезни, непереносимость холода и жары, вредное воздействие магических существ – всё это вина самого человека. Стоит только вернуться к природе, и всё тут же исчезнет. Вон звери и птицы отлично справляются и с холодом, и с жарой, но друг с друга при этом шкур не сдирают. И каждый человек получит волшебные способности – ведь они есть у всех других наделённых разумом существ! Жоэлю, правда, стало слегка не по себе при мысли о том, что придётся так и с кракенами брататься, но он тут же себя одёрнул: вот вам, пожалуйста, ещё одно следствие власти рамок. Кракены на людей нападают потому, что люди против природы пошли. Стоит вернуться к природе, и вражда пропадёт. Книга была поделена на две части: первая была посвящена описанию несовершенства мира и могущества пресловутых рамок, вторая – описанию того мира, который существовал бы без них. Но философ не давал и даже не предлагал ответа на главный вопрос: а как, собственно, от рамок избавиться? Это уже Жоэль додумал сам. Рамки сами исчезать не желали – значит, нужно было их разрушить. Разрушением, с его точки зрения, занялась разбушевавшаяся гражданская война, а он, сбежав наконец-то под пиратским флагом, посильно помогал, пуская ко дну без разбору корабли обеих воюющих партий. «Разумеется, гибель людей неизбежна, – рассуждал он. – Но как же иначе? Рамки слишком прочно в нас въелись... Вот когда всё это старьё рухнет целиком, тогда уже никого убивать никто не будет...»

***

Команда «Властелина» по-разному относилась к взглядам капитана. Готовя мятеж ещё на «Эльмире», затонувшем у Монблё корвете, он постарался подобрать команду если не единомышленников, то хотя бы тех, кто не будет ему препятствовать. Например, Луи Карран, первый помощник, был давним другом Жоэля, но упрямо считал, что полный беспорядок хуже даже самого отвратительного порядка. – Тогда зачем же ты за мной пошёл? – иногда во время особенно жарких споров спрашивал его разозлённый капитан. – Как это зачем? Порядок среди вас поддерживать, – неизменно отвечал Луи. Он был таким ещё со времён училища. Сын простого гончара, владельца небольшой лавки в Пор-дю-Руа, Луи Карран с молоком матери усвоил, что главное для него в жизни – педантичность, трудолюбие и порядок. Воображения у него не было почти никакого, к высоким чинам он не стремился никогда, но исполнителем был прекрасным. Жоэль, сам всегда отличавшийся порывистым и резким характером, очень ценил трезвость и рассудительность друга. Хотя, чего скрывать, ссорились они по сто раз на дню с первого дня знакомства. Полёты воображения Жоэля и его же вспыльчивость частенько раздражали Луи, но первый помощник всегда призывал на помощь свою объективность и в итоге признавал, что в качестве команды они с де Гуарре друг друга отлично дополняли. К тому моменту, когда Жоэль ударился в анархию, Луи отправился за ним не просто потому, что Жоэль был его лучшим другом во флоте и не раз фактически спасал ему жизнь. Сам Луи тоже был недоволен тем, что творилось в Курбарте – правда, в отличие от Жоэля, он и гражданскую войну мысленно разбирал по полочкам. Цель их службы? Защитить и поддержать короля. Но король явно непригоден таковым быть, так как из-за него страна дошла до ужасного состояния. Перейти на сторону республиканцев означало изменить клятве, к тому же республиканцы тоже усердно доводили страну до гибели. Значит, нужно искать третий путь. Мечты капитана о золотом веке анархии Луи не разделял – у него просто не было фантазии, чтобы даже попытаться это представить. А домыслам, грёзам и малоправдоподобным сказочкам Луи в жизни не доверял и доверять не собирался. Как острил их второй помощник Робер, он обеими ногами стоял на земле, даже когда плыл по морю. Но против обеих основных сил гражданской войны Луи был согласен воевать – что этот человек действительно страстно любил, так это родной Курбарт, и людей, которые планомерно его разрушали, он не щадил. В этом они с Жоэлем совпадали – и Жоэль, несмотря на все свои разочарования, был нежнейше привязан к родной земле. – Это же тоже рамки, по словам твоего Барбурмелли, Брумбурелли или как его там, – порой говаривал первый помощник. – При анархии стран не будет, ты же сам мне говорил. – Ничего-то ты, Луи, не смыслишь, – покровительственно отвечал Жоэль. – Не будет государств, этих мерзостных рамок, а родная земля останется. А иначе-то как? Луи лишь пожимал плечами и отказывался уходить в отвлечённые рассуждения. К снисходительному тону друга он привык – Жоэль, происходивший из мелких нетитулованных дворян, в училище пришёл со знанием иностранных языков, бальных танцев и придворных манер и на гончарского сына смотрел свысока. Даже спустя много лет дружбы, даже придя к выводу, что любая власть есть рамки, от покровительственного отношения к Луи Жоэль отделаться не мог. Из остального экипажа тоже не все разделяли идеи миридийского философа. Второй помощник Робер Элемм был подобран Жоэлем и Луи прямо на улицах Пор-дю-Руа – мелкий вор и хулиган, он просто-напросто воспользовался возможностью сбежать из города, где его уже слишком хорошо знали. Пожилой боцман Поль Авельси пришёл в команду из гарнизона Монблё – он боялся, что его расстреляют за то, что его подчинённые пропустили вальзийских пиратов. Третий помощник Эрне Марнеш был и вовсе не в курсе планов мятежа Жоэля, а после мятежа присоединился к команде из чистой трусости. Во время остановки на Жерьезе, ставшем военной базой, с десяток человек дезертировали – то есть перебежали к республиканским войскам. Жоэль рвал и метал, но причина бегства была ему ясна – не всем нравился выбранный им вид пиратства. Добычи и пленных он почти не брал, в основном предпочитая просто пускать суда ко дну. Разумеется, те, кто пошли за ним в надежде очень быстро обогатиться, вместо этого очень быстро поняли свою ошибку. Когда первый гнев прошёл, Жоэль даже вздохнул с облегчением. Такие хлюпики в команде ему были не нужны, так что им же лучше, что они сбежали. Сейчас долгосрочных планов у него не было – надо было следить, как будет развиваться война. Сражения в зимнее время поутихли, поэтому Жоэль крейсировал у курбартанских берегов и топил военные корабли, если их находил: иначе же они будут ещё неведомо сколько на плаву, с миридийцами драться, а война никогда не кончится! Нет, если уж всё разрушать – то побыстрее. Конечно, Жоэль был уже не столь наивен, чтобы ожидать наступление золотого века анархии через пару недель или месяцев. Но вот дожить до него он очень даже надеялся. И очень гордился тем, что, в отличие от тех же республиканцев, он не лелеет никаких честолюбивых задумок – при анархии власти не будет, он не собирается стать новым королём или, как там, председателем Собрания. Он даже не требует, чтобы его помнили как одного из первых предвестников анархии. Он хочет только одного: спасти Курбарт. Недавно пришлось-таки повернуть на юг, к Амлонии – начала бурчать замёрзшая и проголодавшаяся команда. Повздыхав о том, что ещё не наступило время гармонии с природой, Жоэль со скрипом отдал приказ лечь на нужный курс. Не то чтоб он совсем не хотел на юг. У него тоже была кое-какая цель: если верить доносящимся смутным слухам, среди островов Морентского океана сейчас находился вальзийский бриг «Багровый фламинго», который летом попортил Жоэлю немало крови. Это те вальзийцы разрушили «Эльмиру» – прелестный корвет, тщательно выбранный Жоэлем для мятежа и будущих пиратских походов! Это из-за них пришлось стащить из Монблё «Адмирала Шарлье», латать его чуть ли не прямо в каришских скалах, переименовывать, подкрашивать... Это из-за них Жоэль пережил это кошмарное унижение с фальшивым Амулетом Воды – вот ведь он тогда, дурень, уши развесил, будто у безголовых вальзийцев и впрямь могло быть такое сокровище! А оскорблений Жоэль де Гуарре не забывал. Сказывалась, несмотря ни на что, дворянская кровь и родительское воспитание. И если предоставится возможность сразиться с «Фламинго», вальзийцы ему сполна заплатят. Луи поддерживал капитана и в этом. Не из-за дворянской крови, конечно, которой в нём и не было, а просто желая отомстить за нанесённые другу обиды. Ну и из-за ненависти к вальзийцам – что-что, а это объединяло большинство курбартан, особенно во время войн. В мирное время с вальзийцами торговали, общались, на островах Серого моря вообще непонятно, чьей у жителей крови было больше – вальзийской или курбартской. Неприязнь крылась в глубине души и ни торговле, ни даже дружеским или родственным отношениям особо не мешала. Но стоило в Вальзии или Курбарте начаться хоть каким-то беспорядкам, как сразу становилось ясно, кто во всём в первую очередь виноват – конечно же, держава по другую сторону моря! Ну и заморские соседи, конечно, не желали, чтобы их обвиняли зря – немедленно набрасывались на всё, что плохо лежало. Особенно теперь, когда порядка в курбартском флоте давно не видали, если не сказать большего, а у треклятого Юджина корабли – загляденье, да и команды как на подбор. Размышляя обо всём этом, Луи Карран тихонько вздохнул. Если бы в курбартском флоте было единство! Если бы не рассорились офицеры из-за того, кто там за короля, кто за республику, кто сам по себе... Если бы не рассеялись корабли по Серому морю и Морентскому океану, а по-прежнему ходили бы одной армадой или хотя бы сплочёнными отрядами, как в старые добрые времена Водного патруля... Тогда бы и Жоэлю не ударила в голову эта дурь с анархией, да и миридийцев с их Корольком разбили бы на раз-два, а уж о Вальзии и говорить нечего. На что Луи не любил и не сильно умел воображать то, чего не было, но тут перед ним предстала эта картина, и он, заметив, что Жоэль стоит неподалёку, с трудом подавил новый горький вздох. Разрушенные и покинутые деревни плыли и плыли мимо. Словно бы это не снег их замёл, а само застывшее время осело на крышах домов серебристым налётом.