Бриг «Багровый фламинго»

Если ты помнишь, как было у нас на плантации, хочу предупредить тебя, что Эуа-ле ничего не понимает в крокусах. Я по нашей плантации очень скучаю. А тебе, по-моему, нужна новая лейка. Хотя из-за тебя на наши поля налетело много шмелей (кстати, ты видел наши крокусы?), ты ещё можешь нам подсобить. Б. (с Кузнечной улицы), я слышала, болтает с тобой о шафране. Лиди Вержуа. Приходи к моей сестре, если тебя это интересует. Энтони сидел в прихожей, пил кофе и смотрел на адресованную ему записку, которую мадам Зере достала вечером из почтового ящика. Смотрел и ничего не понимал. Разумеется, он помнил их с Лидией крокусный шифр – хотя прошло уже несколько месяцев, он тогда его так вызубрил, что эти шафраны, шмели и плантации у него до сих пор от зубов отскакивали. Письмо означало, что Лидия каким-то образом знает обо всём: и о том, как он влип из-за этого Барсука, и о том, что Барсук за ним следит, и что ему нужны помощь и укрытие… То есть то, что Лидия об этом вообще пронюхала, было, конечно, неудивительно. Настораживало другое: почему она вдруг снова захотела иметь дело с Энтони? И это после того, как он их откровенно заложил! Может, они хотят шантажировать его детьми, чтобы привлечь на свою сторону? Вздор, уж Лидия могла бы понять, что ему эти дети нужны только как прикрытие! А может, им дети как раз нужны? Ведь крыша у Лидии и её сестрицы, насколько Энтони помнил – чуть ли не лично амлонийский король. Леон и Мирей – явно из высшего света, в высшем свете все друг другу родня, и не по одному разу. Вот король Хосе и решил взять этих – кто они там ему? – ну, скажем, племянников к себе. Может, заложниками, может, наоборот, женихом и невестой для своих детишек. Или Лидия попросит его шпионить за Эуа-ле? Вполне вероятно. Он же живёт в одном с ней пансионе. «Ну нет, на такое я не подпишусь, – твёрдо решил он. – Деньги я у Эуа-ле добыть хочу, а ввязываться в эти интриги – да ну, не стоит свеч». Мысли в голове роились разные, но по коже уже бежали знакомые мурашки. Опасность! – Завтра после службы я приду поздно, – сообщил он Веронике. – Дела. – Это касается Барсука? – уточнила, сразу встревожившись, гувернантка. – В некотором роде, – кивнул Энтони. – Тебе не следует беспокоиться. Всё под контролем. Ясное дело, после такого пояснения она непременно будет беспокоиться, никуда не денется. Энтони на это и рассчитывал. Тем радостнее она встретит его потом, когда он расправится с опасностью. На кухню, привлечённый разговором, вышел Леон. – У нас какие-то проблемы? – спросил он. – Ровно никаких. Но Леона, в отличие от обычных детей, подобной отмазкой было не отпугнуть. – Папа, расскажи, пожалуйста, – настойчиво сказал он, присаживаясь рядом. А почему бы, собственно, и не рассказать? Что эта ребятня ему сделает? То, что Энтони мастер влипать в долги, Леон понял и так. Ну узнает он, что «папа» связался с Барсуком – так ведь Леон и Мирей за время бродяжничества тоже не со сливками общества встречались. – Когда я нанимался к маркизу Мегреллю, я нанял подставных грабителей, – хмуро пояснил он. – За это на мне висит долг – почти три тысячи рояльдоров. – Местному главарю? – спросил Леон. – И как ты планируешь его вернуть? – Есть у меня пара идей, но пока не буду говорить, иначе ты можешь меня выдать, – тут даже завираться не пришлось: Эуа-ле была очень добра с детьми, и Леон, даже будь он всецело на стороне Энтони, мог случайно проговориться ей о плане мести. На лице мальчика отразилось понимание. Счастье, что Леон не относился к малолетним тупицам, которые стали бы давать слово чести, что они никому, никогда, ни за что не проговорятся, а потом бы раззвонили все секреты в каждой подворотне... – Смотри, осторожнее там, – сказал он. – Нам же с сестрёнкой без тебя никак. И почему это Энтони частенько чувствовал себя в компании этого мальчугана младшим по званию? – Может, я стану плести корзинки или шить что-нибудь на продажу? – робко предложила Вероника. – Я обдумала – это же честная работа, и я смогу... – Вероника! – на диво слаженно воскликнули Энтони и Леон. Дети давно привыкли тоже называть юную воспитательницу по имени. – Честная-то честная, – видя, что она всё равно без их помощи ничего не поймёт, сказал Энтони. – Да вот только как ты это организуешь? Для корзинок нужны ветки. Где ты их столько соберёшь? Одна будешь за город бегать? Или, может, Леона отправишь? – А шитьё? – спросила девушка. Впрочем, было видно, что она поняла: эта идея не лучше первой. – Иголки, нитки, напёрстки, что там для этого ещё нужно? – перечислил Энтони. – Откуда у тебя всё возьмётся? – Мадам Зере может одолжить. – Во-первых, тогда тебе с ней придётся делиться выручкой. Во-вторых, у мадам Зере просто нет такого количества ниток, чтобы ты могла бесперебойно шить из них на продажу даже платочки. То есть, конечно, по коробке платков в месяц – это у тебя получится; если хочешь, шей, какие-то медяки к нам поступят. Но две тысячи семьсот рояльдоров ты так не соберёшь. Вероника уныло опустила голову. Она постоянно терзалась от своей ненужности – большую часть присмотра за детьми обеспечивал сам Леон, и гувернантка нередко ощущала себя лишней, на что она не раз жаловалась Энтони. Она и прибирала пансион, и готовила жильцам еду (благодарная мадам Зере за это давала им новые скидки), но всё равно ей невыносимо хотелось работать на общую пользу. Она бы с удовольствием пошла в лазарет, но Энтони не пускал её туда категорически – её общение с Эуа-ле обернулось бы для него неприятными последствиями, к тому же он совершенно не хотел заразиться от неё какой-нибудь принесённой из бараков хворью. – Не вешай нос, – улыбнулся он сейчас, заметив, что она вконец затосковала. – Можешь шить свои платочки. Хоть как-то, да поможешь. – И я тоже помогу, – вдруг подал голос о чём-то напряжённо размышлявший Леон. – А ты что? Деревянных лошадок вырезать собрался? – не удержался от колкости Энтони. Нет, серьёзно – Леон же ещё недавно говорил, что без помощи им не выжить! – Когда я научусь у вас фехтованию, я пойду к монархистам! – заявил мальчик. Вот ещё! Значит, хлипкую Мирей он хочет навесить на Энтони? – Тоже мне занятие. Лучше всего сидеть и ждать, пока монархисты и республиканцы устанут сами. – Это же опасно, – пискнула Вероника, но Леон уже вскочил и заговорил снова: – Как же можно? Они ещё десять лет не устанут, а за это время страна превратится в сплошные руины! Нет, как только я смогу держать в руках оружие – вот жаль, что я с семи лет у нормальных учителей фехтованию не учился! – как только я наловчусь обращаться с клинком, я сразу же пойду на войну! – Ты же только наполовину курбартанин, – снова подала голос гувернантка. Леон на мгновение сжал губы – выдавать секрет Энтони и их с Мирей настоящее происхождение, каким бы оно ни было, ему явно не хотелось. – И что? Я родился и вырос на курбартском побережье! – наконец ответил он. – У меня что, не может быть своей отчизны только потому, что мой отец вальзиец? – Но ведь ты ещё мал!.. – Так, все успокоились, – Энтони почувствовал, что он сам опять каким-то образом оказался на заднем плане. – Безусловно, я отпущу Леона воевать только тогда, когда он будет к этому готов. Леон хмыкнул – фраза вышла глуповатой, это понимал даже сам Энтони, – зато Вероника и вправду расслабилась, по крайней мере, внешне. На несколько минут повисло неловкое молчание, зато потом положение спасла спустившаяся по лестнице мадам Зере: – О! Мистер Джамбл, Леон, Вероника! Не хотите ли мидий? Девочки из лазарета принесли, им моряки дали целую корзину. – Мидии! – из комнатки, которую она делила с гувернанткой, радостно вылетела Мирей с Мурлыкой на руках. И девочка, и кот обожали рыбу и моллюсков. Почему-то даже обычные улитки – которых в Курбарте тоже готовили – не вызывали такого энтузиазма. Не успел Энтони и глазом моргнуть, как и дети, и даже Вероника наперегонки кинулись наверх. Он-то сам за пятнадцать лет путешествий привык к дарам моря, так что мидии были для него не то чтоб привычной едой, но уж точно не деликатесом. На лестнице ему встретилась чинно шагавшая вниз Эуа-ле в своём когда-то белом, но после нескольких месяцев работы пожелтевшем и истрепавшемся халате. Помня о задуманной мести, Энтони одарил её самой обворожительной из своих улыбок. Мерзкая девчонка презрительно пожала плечами и едва удостоила его взглядом. Шедшая за ней, как цыплёнок за курицей, Ивонн боязливо дёрнулась в сторону. «Ничего, Эуа-ле у меня быстро станет шёлковой, – нимало не обескуражившись, подумал Энтони. – Ей же не больше двадцати лет, это она прикидывается этакой недотрогой вроде Анниты Родригес, а на самом деле... знаю я таких барышень! Если я целенаправленно посвящу ей хотя бы неделю, она быстренько растает, как ледышка в руках. А там и до этого барашка дело дойдёт, никуда от меня Ивонн не денется». На следующее утро он в превосходнейшем настроении отправился к маркизу Мегреллю. Работа была довольно однообразной – если не считать нескольких мелких и глупых воришек, на жизнь и имущество маркиза за всё это время не покушался абсолютно никто. Кроме того, маркиз, как с сожалением уже не раз отмечал Энтони, был человеком проницательным и дальше порога дома своего начальника охраны не пускал. Поэтому даже за его двумя миленькими юными племянницами, которые вынуждены были уйти из института, когда началась война, было никак не приударить. И мадемуазель Лили, и мадемуазель Эстель очень любили гулять в саду – тем более что за пределы сада бдительный Мегрелль их тоже не выпускал. Но с ними всегда сидели старая бонна и камердинер, строго следившие за тем, чтобы девочки и лишнего взгляда не бросали в сторону начальника охраны. Но Энтони не жаловался. На девиц Мегрелль он смотрел издалека, со своего обычного наблюдательного поста у калитки чёрного входа; а про себя он надеялся, что однажды монархисты, республиканцы или кто бы то ни было устроят такой грандиозный набег на усадьбу, что заряда опасности хватит на много дней. Рано или поздно, думал он, приплывёт назад этот их королёк, и страсти, пока утихшие, разгорятся с новой силой. А в этот день у него была дополнительная тема для размышлений – Лидия и её письмо. Он и не заметил, как пролетело положенное время: на ночь на его пост заступал другой охранник, Клод, давно служивший у Мегрелля и пользовавшийся гораздо большим доверием, нежели Энтони. Правда, Клод был уже в годах, но ловкости, как признавал даже сам Энтони, у него ещё хватало. С Энтони старый охранник попрощался сухо, но тот даже не заметил этого. Поклонившись маркизу, он быстро пошёл прочь. До «Свежих булок Жанны Вержуа» от дома Мегрелля было минут сорок ходьбы. Энтони даже умилился: в этом закоулке не изменилось ровным счётом ничего! Даже побитых окон и вмятин на стенах – свидетельств уличных боёв – тут практически не было. Разве что старая вывеска сбилась ещё больше в сторону, да на деревянных стенах прибавилось мха. Энтони, прищёлкнув языком от прекрасного чувства опасности, приоткрыл скрипнувшую дверь и, согнувшись, прошёл внутрь. Тот же самый сладкий запах булок, ряды караваев на прилавке... радостно улыбнувшаяся ему Мари. – Какая встреча! – воскликнул Энтони. – Давно не виделись, дорогая Мари! – Мистер Джамбл, – восторженно пролепетала она. – Лидия говорила, что вы можете прийти. Но их с Жанной сейчас нет... придут где-то через полчаса. – Ничего страшного! – заверил он её и уселся за один из столиков. – У вас перекусить чего-нибудь не найдётся? Я страшно проголодался, – это было правдой, маркиз Мегрелль не слишком баловал наёмников, и последний раз Энтони ел ещё в середине дня, небольшой кусок мяса и горстку овощей. ...Кстати, удивительно, что в разгар войны, когда и у мадам Зере не всегда есть что-то лучше ржаного хлеба, у Жанны Вержуа пекарня ломится от еды! – Для вас что-нибудь найдётся всегда! – покраснела продавщица. – Пожалуйста, рыбная кулебяка, недавно испекла... попробуйте... – и она поставила перед ним тарелку с огромным круглым пирогом. Наставления Жанны о том, что Энтони должен платить, как все, она, очевидно, забыла. Кулебяка была ещё горячей – даже у мадам Зере Энтони не всегда удавалось поесть свежеприготовленного, хотя старушка и знала, в какое примерно время он обычно возвращается. Он с наслаждением прожёвывал каждый кусочек – судя по вкусу, начинка была из осетрины и трески. – Надеюсь, ваши хозяйки не очень обиделись за мою достойную всяческого порицания промашку? – спросил он, проникновенно глядя в глаза Мари. – Обижались сначала, а сейчас у них какой-то новый план, хотят вас на свою сторону снова привлечь, – продавщица многозначительно указала пальцем вверх. – Но это обсуждают они и те, кто ими командуют – я ничего не знаю. – И правильно – не забивайте вашу головку, – проворковал Энтони. Он доел кулебяку и вытер пальцы о молниеносно поданную Мари салфетку. – Ну как вам? – спросила девушка. – Превосходно. Наелся до отвала. Мари опять расплылась в улыбке – нет, ну какая же она всё-таки податливая дурочка... Эуа-ле, Аннита или Лидия хотя бы интереснее. – Сейчас и Жанна с Лидией придут, – сказала она. – Я тогда приберу тут крошки, а то они устроят мне за то, что вас опять накормила... – Ничего, я за вас заступлюсь, – усмехнулся Энтони. – А кофейку мне не нальёте, дорогая? – Сию минуту, – она взяла тарелку и куда-то убежала, очевидно, за кофейником. А Энтони вдруг почувствовал странноватую тяжесть в веках и вообще в голове. Он хотел окликнуть Мари, но голос его не слушался – вырвалось какое-то вялое сипение. В мозгу молнией промелькнула мысль: кулебяка! В кулебяку что-то было подсыпано... Немедленным его порывом было вскочить и бежать, но ноги и руки не слушались. В глазах потемнело. Энтони ещё успел ощутить, что упал лицом на стол, и даже про себя возмутиться, что его вырубили таким неизящным способом. Но потом все ощущения и мысли отключились.