Бриг «Багровый фламинго»

Сознание возвращалось рывками. Причём рывками в буквальном смысле слова – каждый раз Энтони как будто кто-то дёргал и сильно встряхивал. Сначала ему показалось, что в его рот напихали сухой бумаги, и он долго пытался её выплюнуть, пока не понял, что это его собственный распухший и пересохший язык. Потом он почувствовал жесточайшую тошноту и такое головокружение, которого у него не бывало даже в самые сильные шторма. Наконец, он попытался разлепить веки, что удалось далеко не сразу – судя по ощущениям, каждое весило по полтонны. Окружающий мир кружился, плясал и расплывался разноцветными пятнами. Одно из пятен подпрыгнуло совсем близко. Энтони напрягся, и на пару мгновений изображение обрело чёткость – это была бутылка. Спустя мгновение прохладное стекло коснулось губ, и в рот пролилось немного чуть подслащенной воды. Тошнота от питья подкатила к самому горлу, и Энтони самым неприличным образом согнулся в три погибели, одновременно уловив, что сидит, а не лежит. Потом глаза снова заволокло тьмой. Похожим образом он возвращался к реальности ещё дважды – лишь для того, чтобы ошалело попытаться разглядеть хоть что-то в зыбком разноцветном тумане и получить небольшую порцию воды (самое противное, что рот каждый раз оказывался сухим, как наждачная бумага). В четвёртый раз пробуждение было гораздо более плавным и приятным, а главное, мир обрёл былую чёткость. Энтони увидел, что сидит в сумрачной комнатушке, перед ним рваный, латаный матрац, а в стене виднеется крохотное окно. Секунд через десять – голова всё ещё кружилась, и мозги напрочь отказывались работать – он узнал это место: это была каморка в булочной Жанны Вержуа, и, видимо, именно та, где он прошлым летом однажды даже спал. А по две стороны от него стояли Лидия и Жанна. Лидия за прошедшее время изменилась так, что, встреть он её на улице, и не узнал бы. Она сильно похудела и побледнела, пышные русые волосы были убраны на затылке в узел, одета она была в узкое платье с длинными рукавами тёмно-фиолетового цвета из дешёвой ткани, а на ногах виднелись изящные туфельки к платью в тон. Сразу видно обедневшую аристократку в трауре, но уже не в глубоком – то есть заговаривать и знакомиться с ней можно, не опасаясь обвинений в непочтительности. Жанна же, наоборот, была тем же круглым колобком, что и год назад, и даже фартук, перепачканный мукой, был, кажется, тот же самый. Впрочем, сейчас сёстры ни капли не напоминали гордую курбартанскую дворянку и добродушную булочницу. Заметив, что Энтони очнулся, они уставились на него даже не с гневом, а с ледяным презрением и брезгливостью. – Вы всерьёз думали, что вам это сойдёт с рук? – как бы между прочим спросила Лидия. – Я был готов к тому, что не сойдёт, – жутко злясь, что голос ещё слишком дрожит, ответил Энтони. Это было полуправдой – первые пару месяцев после переезда в пансион он ожидал удара из-за каждого угла. Потом как-то расслабился. – Значит, так. По-хорошему, прирезать бы вас и выкинуть на улицу, – таким же безразличным тоном сказала Жанна. – Но Лиди считает, что вы ещё можете пригодиться, а повредили вы нам на самом деле мало, – она метнула очень выразительный взгляд на сестру, которая напустила на себя невозмутимый вид. Энтони понял, что решение пощадить его было принято далеко не сразу. – Эуа-ле вышла бы на нас лишь на несколько часов позже, если бы вы ничего не сказали, а держать оборону наши покровители умеют. – Я приношу свои глубочайшие... – Ой, не сотрясайте воздух, – зевнув, посоветовала булочница. – Ваши извинения никого тут не интересуют. Итак, расклад таков. Нам перешёл дорогу человек, известный вам как Барсук. Вам он тоже, будем называть это так, мешает. – Не то сло... – но новую проникновенную тираду Энтони прервала Лидия: – Вам сколько уже раз повторять? Отрабатывайте ваше красноречие где-нибудь в другом месте. Мы будем говорить только о деле. Надеюсь, эта небольшая уловка с рыбным пирогом дала вам понять, что шутить мы не намерены. Энтони тяжело вздохнул. В висках всё ещё стучало, как после сильного похмелья, тошнота, хоть и немного ослабла, не ушла до конца, все мышцы сковывала свинцовая слабость, и говорить о каком бы то ни было деле ему не хотелось. Но он понял и то, что любое неверное слово или движение может его погубить – в таком медузьем состоянии не то что Лидия, Мари его голыми руками прикончит. – Короче говоря, предлагаю я вам следующее, – убедившись, что он понял, продолжила Жанна. – Пойти и убить Барсука. – К-как? – опешил Энтони. У главы местных преступников, наверное, такая охрана, что и королю не снилось... – Так. Вы избавляетесь от Барсука – мы с Лидией даже опять дадим вам подробные инструкции – и живёте спокойно, больше не думая о рояльдорах. Следующим место Барсука займёт наш человек. – А почему он сам не может убить?.. Разве у них не так принято? – Представьте себе, не так, – ядовито сказала Жанна. – У Барсука хватает своих лизоблюдов, и они, в отличие от вас, не идиоты. – Вы ведь пытались застрелить капитана вашего брига, но вас за это, кажется, капитаном избрать не хотели, – добавила Лидия. Энтони стиснул зубы: он ненавидел вспоминать о неудавшемся покушении на Билли, а главное, о последующем поражении в драке с Джозефом. – Так... а если я не соглашаюсь на ваше предложение? – Тогда нам придётся избавляться не только от Барсука, но и от вас, и это лишняя морока. Вот, кстати, ещё одна из причин, почему вы до сих пор ещё живы. Знаете вы о нас, конечно, всего ничего, но и этого, учитывая вашу способность хранить верность и держать слово, слишком много. Энтони понял, что капкан захлопнулся. Вряд ли дело ограничится убийством Барсука – эти особы готовы превратить его в мальчика на побегушках. Может, дождаться, когда вернутся силы, и придушить обеих, и подлую Мари заодно? Но у них есть доходящая до самого короля Хосе крыша... Кто знает, вдруг и Мегрелль с ними в доле? Эти аристократы с королями вечно в одной команде. На ближайшее время лазейка пока что виднелась одна – Лидия всё-таки, как ни строила она из себя недотрогу, определённо прониклась к нему долговременной симпатией. На этом надо будет сыграть, чтобы хотя бы обеспечить себе выживание... А там уже кончится зима, можно будет сбежать на каком-нибудь корабле – не будут же эти изнеженные дамочки гоняться за ним по Морентскому океану! – А Эуа-ле устранять не надо? – спросил он, надеясь извлечь хоть какую-то выгоду из истории, в которую влип. – Устранять? Ох, как меня достали ваши пиратские стереотипы, а вы от них за столько месяцев так и не излечились, – поморщилась Лидия. – В нашем деле чем меньше крови, тем лучше. К Барсуку мы долго примерялись, прежде чем решить его убить. – И вас мы выбрали, потому что ваших плохоньких мозгов всё же хватит на то, чтобы провернуть дело деликатно, – добавила Жанна. – Что нам стоило нанять за пару эшардов любого полупьяного солдата? Но полупьяные солдаты пускай колотят друг друга в уличных драках. – Но ведь Эуа-ле – ваша противница, – Энтони чувствовал себя уже до такой степени окрепшим, чтобы осмелиться возражать Жанне. – И что? Ну уберёте вы её. На её место прибудет кто-то ещё, и нет гарантии, что этот кто-то не окажется стократ умнее и опаснее. Эуа-ле нам знакома, за ней у нас слежка поставлена, все её сильные и слабые стороны изучены-переизучены. Так что, – булочница наклонилась и в упор посмотрела на него, – никаких личных вендетт! Понятно? Если хоть один волосок упадёт по вашей вине с головы этой юной сауданки, вы об этом, клянусь, даже пожалеть не успеете. – Ладно, – сдался Энтони. «Ничего, убивать Эуа-ле было бы даже чересчур просто, как я предполагал и раньше! Я ей и без этого отомстить сумею, и даже лучше получится! Никуда она от меня не денется!» – Смотрите, – твёрдо сказала Жанна. – Третьего шанса вам давать не станут. «Да-да-да, конечно, мадам Вержуа. Вот придёт весна, я уйду в море, и больше вы меня не увидите! Ну а пока... пока придётся подыгрывать». Сейчас уже он оправился настолько, что вернулось щекочущее чувство опасности. – Я понял, мадам. Я готов. – Прекрасно, – Жанна подошла к какому-то сундучку, стоявшему в углу, и начала там копаться. – Теперь я вам дам три тысячи рояльдоров. – Сколько? – вот уже не первый раз за последние десять минут Энтони заподозрил, что загадочный дурман повлиял на его слух. – Вы хотите с их помощью обеспечить себе побег? – улыбнулась Жанна. – Пожалуйста! Ни в чём себе не отказывайте! – Да что вы, мадам, я уже вижу, что вы меня сразу найдёте, если я попытаюсь увильнуть, – сказал Энтони. – О, если вы будете копаться в этих рояльдорах, нам и находить никого не придётся, – ласково сказала булочница. – Я дам вам их в сумке, сумку вы отдадите Барсуку – он не удивится, даже если бы вы ему подавали монетки по одной, он в любом случае стал бы заново пересчитывать деньги сам. – А потом-то что? – А потом вы надеваете перчатки, собираете в сумку монеты, которые он успеет вынуть, и делаете ноги. Не успеете – сами виноваты. – Подождите, так что-то в рояльдорах содержится? – сообразил Энтони. – Не столько в них, сколько на них, – объяснила Лидия. – Сейчас я вас представлю нашим очаровательным поставщикам. Она вышла в соседнюю комнату и притащила оттуда... аквариум. Точнее, террариум. Или как оно называется? Энтони в таких деталях частенько путался, особенно сейчас, с тяжёлой головой. В общем, Лидия притащила большую стеклянную посудину, в которой среди травы и каких-то веток сидели изумрудно-зелёные и пронзительно-жёлтые блестящие лягушки. Они бессмысленно моргали выпуклыми чёрными глазами. – Милые, правда? – проворковала Жанна. – Можете погладить. От этого Энтони благоразумно воздержался. – Захоти мы, благодаря нашим лягушечкам мы бы перебили весь ваш чахлый пансион, – сказала Лидия. – Но усвойте наконец, что это в наши цели не входит. Лягушечек мы держим на крайний случай. Убивать – дело солдат или каких-нибудь дурней вроде пиратов. Наша задача – узнавать, говорить и молчать. В тех пропорциях, которые требуются в данной конкретной ситуации. – Эуа-ле, между прочим, ходит с пистолетом и ножом! – заметил Энтони. – И когда она их применяла в действии, не считая того случая, когда ей нужно было запугать вас? Эуа-ле – тоже девушка умная. И она тоже, ворвись она, скажем, сюда, могла бы нас всех перестрелять за пять секунд – однако ей это не нужно, как и нам не нужно её убивать. «Всё-таки не моё это дело, в тайных службах вариться. Опасность, разумеется, есть, но так, чтобы всю жизнь этим заниматься... Как только отомщу Эуа-ле, надеюсь, к весне я это успею, так удеру обратно в океан. Слишком много тут для меня расшаркиваний и неоднозначностей. Даже врагам, оказывается, отомстить не выйдет! Что за дурацкий этикет? Или Лидия с Жанной просто так издеваются лично надо мной? Тоже, в конце концов, возможно». Вслух же Энтони спросил: – Получается, мне сейчас и идти к Барсуку? – Ну разумеется, нет, – закатила глаза Лидия. – На себя-то посмотрите! Вы же и двух шагов не сделаете! Будете шататься, как пьяный, а то и ползти! Либо вас к Барсуку элементарно не пустят, либо он сложит два и два и мигом заподозрит неладное. Привыкните, будьте так добры, что вас окружают не только идиоты. Пойдёте завтра вечером. – А до этого я... – До этого побудете здесь. Ничего, не заплесневеете. – Подождите! – спохватился Энтони. – А в пансион мадам Зере можно как-нибудь передать, что я задержусь? – Энтони Джамбл, дважды перебежчик только на моей памяти, нынче взялся беспокоиться о чувствах ближних? – хмыкнула Лидия. – А вы думаете, я на это совсем не способен? – с придыханием спросил он. – Мои же без меня с ума сойдут. Вероника может сделать какую-нибудь глупость... пойти искать меня на улицы... Лидия фыркнула: – Рассказывайте потом об этом самой Веронике, она впечатлится, – да что же такое? Ему и слова сказать не дают! Да, даже в мелочах сёстры нескоро начнут ему доверять, если вообще когда-нибудь начнут... – Я всё отлично понимаю – вы опасаетесь, что о чём-то из нашей затеи, заметив ваше отсутствие, пронюхает Эуа-ле. Так вот, вечером она будет на тяжёлой операции, а потом у неё ночное дежурство, поэтому не забивайте себе голову. Да разве мы бы, по-вашему, об этом не подумали? Маркизу Мегреллю, когда вернётесь, скажете, что были избиты в уличной драке. Спорить было бессмысленно. Энтони лишь кивнул. – А теперь ложитесь и выспитесь, а то до конца завтрашнего дня так и будете как вяленая рыбина. В этой комнате вы уже были, так что на условия попрошу не жаловаться. Если начнёт мутить, корыто вон там в углу. Есть пока вам не стоит, всё равно в желудке ничего не задержится, – по-прежнему буднично, тоном, который раздражал Энтони до невозможности, сообщила Лидия. Она была права – при одной мысли о еде он скривился, чувствуя новый прилив дурноты. Слаженно, как солдаты на параде, сёстры развернулись и ушли, не сказав больше ни слова. Дверь затворилась, в замке повернулся ключ, и Энтони остался наедине со своими головокружением, тошнотой и унижением.