Бриг «Багровый фламинго»

Поспать как следует Энтони, конечно же, не сумел. Тошнота отступала медленно, стоило ему только пошевельнуться, как к горлу опять подкатывал ком; пару раз его рвало. Только перед рассветом удалось немножко подремать, но виски всё равно сжимала боль, а земля, когда Энтони наконец встал, казалось, покачивалась под ногами. Утром пришла Мари, непривычно серьёзная, собранная и молчаливая, и оставила ему большую чашку какого-то жидкого овощного бульона. Энтони, которого после беспокойной ночи стала мучить жажда, с жадностью выпил всё до капли, с облегчением убедившись, что проглоченное больше не рвётся вверх по горлу. После этого Мари навещала его ещё несколько раз – как он подсчитал, где-то каждые два часа, и приносила то бульон, то какой-то травяной чай, иногда даже с хлебом. Разговаривать она наотрез отказывалась, только хмуря брови в ответ на любые попытки Энтони расспросить её. В каморке было душно, поэтому, в отличие от тошноты, головная боль не проходила. Чтобы как-то отвлечься от тяжести в висках (словно бы у него в голове были свинцовые гирьки), Энтони старался занять себя какими-нибудь особенно сложными размышлениями. Сначала он пытался решать какие-нибудь заковыристые математические задачи – например, сколько сухарей и рыбы надо заготовить на три года для семнадцати кораблей с командой в восемьдесят человек на каждом; потом ему это наскучило, к тому же он частенько сбивался со счёта. Тогда он принялся обдумывать собственные планы на будущее. Мстить ему Эуа-ле или, махнув рукой на оскорблённую гордость, пробраться поскорее на судёнышко в порту и сбежать из этого муравейника? Теперь, когда Жанна и Лидия вот так поймали его на крючок, разумнее было бы отсюда убираться, но Энтони то и дело представлял, как будет всю жизнь вспоминать, что его перехитрила и одолела в драке восемнадцатилетняя девчонка... От таких мыслей уплывать хотелось сразу меньше. Дверь открылась в очередной раз, но на пороге – наконец-то! – оказались Лидия и Жанна. Лидия была в кожаных перчатках и тащила огромную холщовую сумку. Энтони присвистнул: ничего себе у неё сила, если она так запросто несёт три тысячи золотых! До этого он думал, что деньги будут фальшивыми – ну какой смысл давать жертве подлинное золото, если оно всё равно натёрто ядом, как он понял, мгновенного действия? – но тут понял, что фальшивки нести было рискованно. Такие опытные воры, как Барсук и его приспешники, могли определить поддельное золото на глазок и что-то заподозрить. – Вот ваша плата Барсуку, – бодро сообщила Лидия. – И ваша защита, – Жанна протянула Энтони пару перчаток, кожаных, как и у Лидии. Ильбирская кожа, однако! Ничего себе яд, если от него требуется так отгородиться! Натянув перчатки как следует (в груди всё равно защекотало), Энтони взял у Лидии и сумку. – Где «Бараний рог», вы знаете, – продолжила Жанна. – Отдайте деньги, дождитесь смерти Барсука, собирайте упавшие монеты и выкатывайтесь оттуда через окно. С вами к Барсуку пройдёт Хромоног, он наш, но если вы будете копаться, он не сможет долго держать оборону. Как только окажетесь на улице, идите спокойно, не бегите ни в коем случае. Сами знаете, бегущий человек, да ещё и с набитой чем-то большой сумкой, сразу вызовет у всех любопытство. На углу Горшечной улицы и Солнечного проспекта есть трактир «Пять ступенек», там вас будет ждать Лидия. Отдайте ей сумку и без всякой болтовни немедленно шагайте в свой пансион. Понятно? – Абсолютно понятно, – отрапортовал Энтони. – Тогда повторите, – хмыкнула Жанна. Стоило ожидать! Язык после отравления ещё сильно заплетался, но Жанна упорно заставляла Энтони повторять задание раз, наверное, пятьдесят – как и летом, когда его посылали к Эуа-ле. У него был огромный соблазн развязать сумку да и метнуть отравленными монетами в обеих сестриц, но, во-первых, узел был хитроумным, и развязать его с ходу вряд ли бы удалось, во-вторых, даже если бы Энтони справился с ним в один миг, в нынешнем своём состоянии он не смог бы попасть в обеих женщин одновременно – пока он бы швырял монету в Жанну, Лидия его успела бы скрутить и придушить. Каким наслаждением было выйти на свежий зимний воздух – после душной булочной и общества этих подлых отравительниц! Падал мягкий снег, но сильного ветра не было. Энтони надеялся, что такая погода продержится до его побега из «Бараньего рога» – снег отлично засыплет его следы. Стрелки на всех башенных часах Пор-де-ла-Рень подползали к восьми, когда Энтони вышел на знакомую Кузнечную улицу и увидел впереди знакомую крышу с жёлтой бараньей головой. Удивительно, конечно, насколько точно Лидия и Жанна рассчитали время – они даже учли, что он будет идти гораздо медленнее обычного из-за всё ещё сохраняющейся слабости и оттягивавшей руки сумки! На этот раз, когда Энтони вошёл в «Бараний рог», он не стал ничего заказывать – для этого пришлось бы снять перчатки. Но, к счастью, это никому подозрительным не показалось – едва он успел присесть за свободный столик, как послышался бой часов, и дверь распахнулась, впустив Барсука (у него всё так же были седые виски и чёрные волосы на макушке – кажется, он их подкрашивал для поддержания образа). – А, это ты, – кивнул он в сторону Энтони, будто тот был завсегдатаем трактира. – Пойдём посмотрим, что ты приволок. Хромоног, ты с нами, – подозвал он бледного юношу в очках, опиравшегося на костыль. Одна нога у юноши была короче другой. – Устрица, ты остаёшься за старшего. Энтони последовал за Барсуком к неприметной дверце за барной стойкой. Дверцу воровской атаман отпер ключом со связки, которую, как оказалось, нёс у себя за поясом. Для того, чтобы там пройти, Энтони пришлось пригнуться, а Хромоногу вообще как-то хитроумно перебираться в три приёма, опираясь то на костыль, то на здоровую ногу. Когда они вошли, Барсук аккуратно запер дверцу изнутри. Комнатка, скрывавшаяся за ней, была совсем маленькой, но окно, о котором говорила Жанна, там действительно было, и оно было достаточно велико, чтобы Энтони мог пролезть. Из мебели там были только огромный диван и крошечный комод, зато какие! Из чёрного дерева, а комод был ещё и инкрустирован самшитом и украшен резьбой. Бандитская община Пор-де-ла-Рень даже в такие тяжёлые времена не бедствовала. Неудивительно, что у них такие дикие расценки. – Сейчас посчитаем, сейчас посчитаем ваши денежки, – в комнатке Барсук расслабился, даже расплылся в благодушной улыбке. И вдруг он открыл один из ящиков комода и достал оттуда пару кожаных перчаток, которые тут же и надел. У Энтони отвисла челюсть, а за своей спиной он услышал резкий вдох Хромонога. – Давайте сумочку, – Барсук, впрочем, не стал ждать реакции Энтони, а выхватил сумку сам. На развязывание узла у него ушло всего-то секунд десять, и он немедленно принялся выуживать и складывать в тот же ящик деньги – монеты были связаны стопками по двадцать. – Откуда у вас взялось-то такое богатство? – любезно спросил он. – Маркиз Мегрелль щедро платил, – улыбнулся Энтони, стараясь прийти в себя. Что он теперь скажет Лидии и Жанне? А главное, как они отреагируют? – Не врите. Маркиз разориться совсем ещё не успел, но и в золоте не купается, вдобавок у него две племянницы на шее сидят. – Ладно, скажу честно: из Вальзии вывез, – перешёл на заговорщицкий шёпот Энтони. – Чушь. Мои люди за вами следили. Вы не покидали Пор-де-ла-Рень с прошлого лета. А впрочем, если я ошибаюсь – снимите перчатки и возьмите двадцать рояльдоров, – он протянул ему стопку монет. – Это подарок, в знак моей искренней к вам симпатии. – Нет, спасибо, – Энтони показалось, что у него горло и рот опять пересохли, как вчера после отравленной кулебяки. – Однако я настаиваю, – внезапно Барсук вцепился ему в запястье и принялся стягивать перчатку. Хватка у старика была железная – Энтони даже охнул от неожиданности. Свободной рукой Барсук уже совал ему в руку монеты. Оставался последний шанс – спасение заключалось лишь в быстроте реакции. Вопрос был в том, у кого из них реакция будет быстрее... Пользуясь тем, что у него одна рука тоже оставалась свободной, Энтони попытался вырвать монеты у Барсука. Тот, конечно же, разгадал его манёвр и мгновенно потянул их на себя. Пнуть противника под колени, как он обычно делал в драках, Энтони не решался – могли слететь его собственные перчатки. Они были примерно равны по силе: на стороне Энтони была молодость, на стороне Барсука – гораздо больший опыт драк и внезапность нападения. Неизвестно, сколько продолжалась бы их борьба и кто бы выиграл, если бы Хромоног, о котором они оба благополучно забыли, не завизжал: – Спаси-и-ите! Друзья, на помо-о-ощь! Этот гад хочет сбежать с деньга-а-ами-и-и! Ошеломлённые, Энтони и Барсук отпрянули друг от друга, и деньги со звоном упали на пол. – Убирайся, подлец! Бросай деньги! – продолжал вопить Хромоног прямо в ухо Энтони. Тот понял, что счёт идёт на секунды, пока не опомнился от шока Барсук. Наклонившись, он поднял упавшую стопку монет, схватил Барсука за волосы и засунул монеты ему в рот. Барсук с криком сплюнул и сдёрнул-таки с руки Энтони перчатку, рассчитывая, видно, отправить его вслед за собой. Но тут он и просчитался – если бы он схватил Энтони за локоть и задержал его до прихода уже ломившейся в дверь банды, у него ещё оставался бы шанс на отмщение. А так Энтони одним прыжком подскочил к окну, распахнул его (какое счастье, что оно было только закрыто на задвижку, но не заперто!), помахал рукой Хромоногу и выскочил. Ждать, подействует ли яд и если подействует, то когда, он уже не мог. Ладонь без перчатки он благоразумно держал подальше от второй ладони, боясь, не остались ли на перчатке следы яда – он же хватался за монеты во время драки. Смекнув, что прохожие будут неизбежно коситься на того, кто идёт с вытянутой в сторону левой рукой, Энтони придумал изобразить безобидного сумасшедшего. Этой самой левой рукой он принялся дружески махать всем, кто попадался ему на пути, и кричать всё, что приходило в голову, вроде: – Чудесный денёк, господа! Счастливого пути! Тру-ля-ля! Я иду домой! До трактира на углу Горшечной улицы и Солнечного проспекта он добрался без приключений. Сидевшая на давших трактиру имя пяти ступеньках крыльца Лидия, увидев, что он лишился одной перчатки и не принёс сумки, сразу поняла, что что-то пошло не по плану. – Барсук готов? – хмуро спросила она. – Я всунул ему деньги в рот, – и Энтони вкратце рассказал о драке. По мере того, как он говорил, лицо Лидии светлело. – Хромоног молодчина, – одобрительно заключила она. – Пусть и калека, бедный, но голова варит прекрасно. Ну и вы тоже ничего. Растерялись меньше, чем можно было бы ожидать, – снисходительно признала она. – Идите домой и утешайте свою Веронику. Если ещё что потребуется, позовём. – А... – начал Энтони, но Лидия прервала его: – Вы что, забыли указания? Убирайтесь и не болтайте! У меня время на исходе. Она вроде бы даже не врала – как только он, кивнув ей на прощание, отошёл от трактира на несколько футов, она встала и торопливо, хотя и не бегом, направилась в ту сторону, откуда он только что пришёл. Тоже к «Бараньему рогу», интересно, или куда-то ещё? Наученный опытом, Энтони не стал пытаться это выяснить. К тому же уже было совсем темно, возвращаться в пансион поздно ночью не хотелось – постояльцы переполошатся, мало ли что, начнут задавать ненужные вопросы, Эуа-ле какие-то свои выводы сделает... По-прежнему помахивая встречным левой рукой и выкрикивая всякий вздор, Энтони без проблем добрался до пансиона, мысленно похвалив себя за способность ориентироваться в городе – всё-таки за минувшие месяцы он успел изучить Пор-де-ла-Рень. Когда он постучал, дверь, к его изумлению, открыла не мадам Зере, а Вероника. – Вероника, ну что ты, разве так можно, хоть бы спрашивала, кто это – мало ли разных личностей шляется ночью? – укоризненно начал он, но девушка, кажется, даже не слышала – всхлипывая, она бросилась ему на шею. – Я так волновалась, так боялась, – лепетала она. – Что случилось? Как ты? Что с этим ужасным долгом? – Долг я отдал, всё хорошо, ну Вероника, дай же мне пройти, – улыбнулся он. Послушно спрыгнув на пол, она схватила его за руку и продолжала, плача и смеясь одновременно: – Ох, я ведь думала, что тебя зарезали в какой-нибудь драке! Спрашивала у Эуа-ле, не было ли стычек рядом с домом Мегрелля! Энтони, милый, я даже в лазарет ходила, я знаю, ты не хочешь меня туда пускать, но я проверяла, вдруг ты среди раненых или... или... уб... или тяжёлых... У Энтони, слушавшего все эти излияния вполуха, тем временем, росло какое-то непонятное беспокойство, и лишь опустив глаза, он понял, в чём дело: – Вероника! Сейчас же отпусти мою руку! – закричал он. Она разжала пальцы – исколотые иголкой, в цыпках от работы на кухне и уборки, – и Энтони неверящим взглядом уставился на кожаную перчатку. Почему он не подумал о том, чтобы выкинуть её по дороге? – Я что-то странно себя чувствую, – прошептала Вероника, опустившись на скамью. Её щёки постепенно краснели. Сверху, привлечённая криком, высунулась мадам Зере: – Что случилось? – Позовите сестёр милосердия, всех, кто сейчас дома! – завопил Энтони. Выскочив на улицу, он остервенело замахал рукой, пока перчатка не слетела на покрытую снегом и грязью мостовую. Ворвавшись назад в прихожую, он увидел, что Веронике уже совсем худо. Она лежала на лавке, дыша через рот, а щёки были красными, точно намазанными свёклой. – Я не мо... я не мо... я... – её побелевшие губы застыли. Энтони хотел было взять её за руку, но вовремя спохватился и вместо этого положил ладонь ей на лоб. Как раз в этот момент сверху по лестнице прибежали семь девушек, работавших в лазарете, с Эуа-ле и Ивонн во главе. За ними робко шла перепуганная мадам Зере. – Что? – рявкнула Эуа-ле. – Яд от таких жёлтых блестящих лягушек, она правой рукой схватилась, – сбивчиво пояснил Энтони, но этого вроде бы хватило. Эуа-ле сплюнула: – Дряни! Выудив откуда-то из кармана пару перчаток, она поспешно надела их, бросилась к лежащей Веронике и начала энергично массировать ей грудь. – Ивонн, вытри девчонке руки какой-нибудь тряпкой и выбрось её! Потом неси из моей комнаты раствор красавки! – выкрикнула она. – Мадам Зере, тащите всю рыбу, все ракушки, что у вас есть! Девочки, помогайте ей! А вы, – она от души пнула Энтони, – делайте Веронике искусственное дыхание! Энтони, всё ещё чувствуя себя какое-то оцепенение, послушался. Искусственное дыхание ему уже приходилось делать, да и ему самому, бывало, делали, но жертвы кораблекрушений, которых он приводил таким образом в чувство, никогда не были до такой степени безжизненными... Вероника может умереть? Бедная, глупая, наивная девчонка, которая вообще никому не мешала? Подбежала Ивонн – краем глаза Энтони заметил её золотистые кудряшки. Занятый искусственным дыханием, он почти не видел, что происходило: Эуа-ле встала, и они несколько секунд чем-то стучали и позвякивали. А потом Эуа-ле снова склонилась над Вероникой и просто ударила ей в грудь наполненным чем-то шприцем. – Как рыба? – спросила она сквозь зубы, давя на поршень. – Девочки ещё работают. – Всё зависит от количества яда... – пробормотала Эуа-ле. Отбросив опустевший шприц, она снова принялась за массаж.