Бриг «Багровый фламинго»

Утром Энтони проснулся от дикой головной боли. Должно быть, не до конца выветрилось то, что ему в булочной подсыпала Мари. – Ве… – он хотел позвать Веронику, чтобы та принесла ему холодного мятного настоя, и только потом в памяти всплыло, что произошло накануне ночью. Он рывком сел на кровати. Нет, этого не может быть. Ему на самом деле всё приснилось, только приснилось… Хватая воздух ртом, он огляделся – Леона в комнате не оказалось, его постель уже была заправлена. Энтони вышел в прихожую. Мадам Зере, подметавшая пол, тут же отставила метлу и бросилась к нему: – Ох, мистер Джамбл! Как чувствуете-то себя? От доктора Карверро приходили, сказали – похороны будут сегодня же вечером, в семь, это же не совсем официально, бедняжка не числилась никем в лазарете... Леон и Мирей уже встали, час назад где-то, они как раз только что спустились вниз, потому что их на похороны точно не возьмут, мало ли, в лазарете чем заразятся... Я не хотела, чтобы они на покойницу смотрели, но Эвелин, – так мадам Зере называла Эуа-ле, – убедила меня, что лучше дать им попрощаться. Я вам наверчу бумажных цветочков, я немного умею, конечно, с настоящими не сравнить, ну что же поделаешь, всё одно лучше, чем ничего... Головная боль от этой трескотни, кажется, усилилась. Может быть, старуха так выражала своё собственное горе – с Вероникой они дружили, – но долго её слушать было сложно. – Ах да, утром приходила одна милая молодая дама, сказала, ваша знакомая с какой-то амлонийской плантации, – спохватилась мадам Зере и протянула Энтони сложенный вчетверо лист бумаги. – Просила записочку передать. Опять задание? Ему уже вчерашнего хватило. Энтони развернул листок, исписанный изящным почерком Лидии, и прочёл: Знаешь, на Кузнечной улице чудесно пахнет морем. Я некоторое время боялась засухи, но, спасибо вовремя принесённой тобой лейке (пусть даже ты пришёл не совсем по суше), теперь уже не переживаю. Вчерашние крокусы благополучно сорваны, новых шмелей не видать. Без нашего ведома шмелей не дави, напоминаю, это опасно. Так как семена тебе одолжила Аннита, лучше, как на плантации, не увлекаться рассадой. Лиди Вержуа. «Увлекаться рассадой» означало «тянуть время», под «семенами» имелись в виду деньги... Значит, помимо сообщения о том, что на Кузнечной улице опасность миновала, хотя всё прошло не совсем по плану, Лидия решила напомнить Энтони о его развлечениях в кредит во «Флоре». Вот ведь выбрала время! – Плохие новости, мистер Джамбл? – сочувственно спросила мадам Зере. – Нет, что вы, – поспешно ответил он. – Просто... просто соболезнования. – Надо же, как она быстро узнала, она же ни свет ни заря явилась... – Из лазарета, – Энтони скомкал записку: надо будет потом выкинуть. – Мадам Зере, не сделаете мне мятного отвара? Я сейчас детей проведаю и пойду на работу. – Ой, да возьмите отгул! Маркиз Мегрелль поймёт! – Конечно, возьму, но для этого мне надо с ним поговорить, – выкрутился Энтони. Стараясь не вспоминать о липком ужасе, охватившем его вчера ночью, он направился к лестнице в погреб. Едва открыв дверь, он отшатнулся – первым, что он увидел, было вновь порозовевшее лицо Вероники. Судорожно сглотнув, Энтони с трудом заставил себя заглянуть в погреб снова и медленно выдохнул с облегчением: всё было намного проще – утром кто-то, вероятнее всего, сёстры милосердия, позаботился о теле. Оно уже лежало не просто на лавке, а в простеньком, но аккуратно сделанном гробу, домашнее платье сменилось нарядным, кремового цвета, которое Вероника бережно хранила и никогда раньше не носила, а румянец, конечно же, был искусственным, как и блестевшая на губах помада. У гроба на скамье сидели заплаканные Леон и Мирей. Прижавшись к коленям девочки, басисто мурлыкал кот. Энтони, как и накануне, растерялся, не зная, что в таких случаях положено делать или говорить. Помявшись на пороге, он наконец подошёл к детям, сел между ними и крепко обнял их за плечи. – Папа, – пробормотала Мирей, уткнулась носом ему в рубашку и заревела. Леон держался спокойнее, но и он подозрительно вздрагивал. Кажется, Ивонн скрыла от них настоящую причину смерти Вероники, иначе бы они так в него не вцепились. В компании с детьми смотреть на Веронику было уже не так страшно, хотя на Энтони всё так же накатывали волны сомнения в реальности происходящего. Ему то и дело казалось, что девушка вот-вот встанет и смущённо попросит прощения за то, что заснула средь бела дня... Но он тут же спохватывался: к дешёвой яркой косметике Вероника, будь она жива, не подошла бы и близко, да и не стала бы она наряжаться в драгоценное платье, сшитое её матерью... – Леон, Мирей, я должен идти работать, – и когда это у него голос начал звучать так сдавленно. – Вернусь пораньше, отпрошусь у маркиза... Дверь погреба отворилась снова, и быстро вошла Ивонн. Ну отлично! Пускай она успокаивает детвору – Энтони этого никогда не умел. – До вечера, – пробормотал Леон. Его сестра, кажется, вообще не расслышала, что Энтони сказал. – В семь часов – вам уже сказали? – спросила Ивонн, отступив и пропуская его к двери. – Да. Мне можно будет прийти? – Неужели вы хотите? – понизив голос, ядовито поинтересовалась она. – Представьте себе, – Энтони тоже перешёл на шёпот. – Вероника была моей верной спутницей несколько месяцев, естественно, я хотел бы с ней попрощаться! – Подойдите к лазарету к семи, если сегодня за день никакая холера не объявится, вас пропустят, – и Ивонн, повернувшись к нему спиной, поспешила к детям. Мадам Зере уже ждала его с успевшим остыть мятным настоем и вдобавок подсунула ему липкий леденец. Одним глотком выпив чашку и засунув леденец в рот (язык тут же приклеился к нёбу), Энтони выбежал на улицу. Если он второй день подряд не явится на работу, Мегрелль его и уволить может. Действительно, на его посту стоял Клод, а маркиз, узнав, что явился Энтони, приветствовал его крайне раздражённо: – И что это значит? Если вы желаете приходить, когда вам вздумается, можете искать себе другую работу! – Простите, моя с... – Энтони собирался сказать «супруга», но вовремя вспомнил, что, по той легенде, которую он пересказал маркизу, его жена умерла давно. – Гм... Моя свояченица, помогавшая мне с детьми, заболела и этой ночью умерла. – Сочувствую, – по крайней мере, раздражения в голосе поубавилось. – Если можно, я сегодня пробуду на посту до пяти вечера, потом мне надо идти готовить похороны. – Завтра чтоб были на месте как часы, иначе Клод вас заменит окончательно, – наконец сказал, подумав, маркиз, и Энтони тихонько прищёлкнул пальцами, дождавшись, пока тот отвернётся. На дежурстве он чувствовал себя по-прежнему неважно. Обдумывая предстоящую встречу с Лидией, он то и дело сбивался на размышления о том, когда можно будет вечером провести время с Вероникой или, скажем, не посоветоваться ли с Вероникой, отложить его заработок за этот месяц или потратить на что-то полезное. Вокруг дома Мегрелля не происходило решительно ничего, отвлечься было не на что, поэтому Энтони вздохнул с облегчением, услышав, что пробило пять, и увидев подходившего ему на смену Клода. К «Свежим булкам Жанны Вержуа» на этот раз он шёл гораздо менее бодро, чем два дня назад. Кто знает, что Лидия и Жанна ему ещё подольют или подсыплют? Есть он точно у них ничего не будет, что бы ни предлагали... Заходить в булочную, впрочем, не понадобилось вообще. Лидия ждала его снаружи. – Мне очень жаль, что ваша Вероника умерла, – сказала она, не успел он и поздороваться. – Между прочим, из-за ваших мерзких лягушек! – у домов вокруг булочной был явно нежилой вид, и Энтони не слишком старался говорить тихо. – Ах, вот как? А если бы вы постоянно бегали, выставив вперёд острый нож, и кого-нибудь бы им неминуемо порезали – вы бы обвиняли оружейных дел мастера, а не собственный идиотизм? – Откуда вы вообще знаете, что произошло? – Несложно было догадаться. Я же видела вчера вечером, что вы не сообразили стряхнуть отравленную перчатку, – фыркнула Лидия. – А если бы вы случайно зацепили ею Эуа-ле? Вы же помните, что Жанна вам приказала Эуа-ле не трогать? – Давайте уже к делу, я себя и так отвратительно чувствую, – устало сказал Энтони. – Вы помните, что вы задолжали немало денег Анните? – Есть такое. – Ну что ж... – Лидия прищурилась. – Можно было бы вас отправить на новое задание, но раз вы едва не завалили простейшее дело, пользы от вас немного... – Я завалил? – возмутился Энтони. – Неужели ваша хвалёная служба не могла предугадать, что Барсук поймёт, что деньги отравлены? – Мы считали, что это самый вероятный исход, – улыбнулась она. Энтони оторопел: – И не сказали мне? – Я была уверена, что у вас достаточно мозгов, чтобы тоже предвидеть такую возможность. А вы вели себя глупее не придумаешь. Если бы не Хромоног, это вас бы сегодня хоронить готовились. Ладно. В таком случае пока сделаем примитивно – вы мне будете отдавать всё, что вам платит маркиз Мегрелль, пока не уплатите весь долг. – За вычетом десяти экю за пансион, – напомнил Энтони. – Нет, вы будете отдавать всё, – в голосе Лидии зазвучала сталь. – За пансион платите как и чем угодно, но выручка будет уходить мне. Иначе – познакомитесь сами с нашими лягушечками. Мы вас и так избаловали. – Сколько там выходит? – спросил Энтони, напустив на себя уверенный вид. Обмануть собеседницу, как и полгода назад бандитов в «Бараньем роге», ему, кажется, этим не удалось. – Тысяча пятьсот флореалей, – сказала Лидия. Из огня да в полымя! Только от одного долга удалось избавиться... – Лидия, дорогая моя, у меня же двое приёмных детей, – проворковал он. – Им тоже нужно платить за жильё. Вам же лишних смертей не нужно? А Леон и Мирей, выстави их мадам Зере на улицу, умрут с голоду. Пошлите меня на задание. На сколь угодно сложное. Я клянусь вам, что на этот раз я вас не подведу, – голос с придыханием, проникновенный взгляд... действует обычно безотказно... Лидия глубоко вздохнула и задумалась. Энтони напряжённо ждал. – Постыдились бы вы заигрывать с другой, когда Вероника ещё не похоронена, – сказала она. – Мне кажется, я сама веду себя идиотски, но – так и быть – даю вам последний шанс. Через... примерно через четыре-пять месяцев, ну ладно уж, округлим до полугода... появится крупное задание. Очень крупное. Я вас на него отправлю. Если всё пройдёт хорошо, мы забудем о вашем долге. Если нет – долг увеличится. – Насколько? – уточнил Энтони. Она усмехнулась: – Правильный вопрос «во сколько раз?» В десять, мистер Джамбл, в десять. Пятнадцать тысяч флореалей... Энтони сомневался, наскребётся ли столько в казне Республиканского Собрания. В груди почему-то не защекотало. Общее подавленное настроение, должно быть, притупило даже ощущение опасности. – Я готов пойти на ваше задание. Лидия, слушайте, вы чудо, – прошептал Энтони и поцеловал её. – А вы всё так же несносны и думаете только об одном, – Лидия вспыхнула, но не отстранилась. Мысль о том, что – кто знает? – у неё за поясом скрывается нож, пистолет или бутылочка с тем же лягушачьим ядом, наконец-то вызвала этот восхитительный восторг от невероятного риска. Энтони прижал её к себе, обняв за талию (вроде бы никаких ножей и ядов там спрятано не было...), и снова завладел её губами. Она не противилась, даже сама углубила поцелуй. А ведь если Лидия не так равнодушна к нему, как хочет показать, то, может, удастся и полностью избавиться от этого дурацкого нового долга. Да и он почувствовал, что соскучился по ней – больше ни с кем из его любовниц отношения не были неразрывно сопряжены с головокружительным чувством опасности... Вдалеке пробило шесть. Он вздрогнул. В семь... в семь должны начаться похороны, и хорош же он будет, если опоздает! Да, детей не будет, мадам Зере, вероятнее всего, тоже, но ведь сёстры милосердия обязательно расскажут в пансионе, если он пропустит церемонию! – Лидия, прости, я должен уходить, – он с сожалением разжал руки. – Вот я и думала – когда же ты наконец вспомнишь, – с ехидной улыбкой отозвалась она, спокойно поправляя взлохмаченные волосы. – А ты что тогда... ну, не напомнила? – Я? Я что, петух, чтобы кричать по часам? Веронику я знала только понаслышке, и если ты пропустишь её похороны – это чисто твоё дело. Кажется, она издевалась. – Если что, через неделю в десять вечера я буду в трактире «Луговой василёк» у заставы, – сообщила Лидия. – До встречи. Она бесшумно скользнула в дверь булочной. Идти за ней следом Энтони не решился – мало ли, внутри окажется Жанна, а она к нему гораздо менее благосклонна, чем её сестрица... К тому же ему надо было торопиться, чтобы не опоздать в лазарет. Спохватился он вовремя – хотя он знал, что лазарет расположен на Королевском бульваре, ходить туда ему ещё не приходилось, поэтому он слегка заблудился по дороге. В итоге, когда он пришёл к воротам, уже пробило без четверти семь, а у ворот стояла повозка, на которой находился гроб. Энтони заметил, что он был украшен замысловатой формы розами из белой бумаги – не подвела мадам Зере. Королевский бульвар, несмотря на звучное название, располагался на самой окраине города – по одну его сторону были здания и шатры лазарета, по другую росли кусты и небольшие деревца, за которыми простирались несколько миль пустыря. Энтони обратил внимание на невысокую рябину, где ещё краснели не оборванные птицами россыпи ягод. Вдруг, повинуясь внезапной идее, он подошёл к этой рябине и отломил пару веточек с ягодами. – Вы позволите? – спросил он кучера повозки, указав рукой на гроб. Кучер пожал плечами – судя по всему, он работал в лазарете, и похороны были для него ежедневной работой. Вскарабкавшись в повозку, Энтони склонился над Вероникой. То ли он только теперь полностью осознал, что она скончалась, то ли её тело как-то изменилось за эти часы, но она уже нисколько не казалась спящей. Энтони вложил ей в руки рябиновые ветки – это оказалось не так уж просто, её ладони было трудно сдвинуть. Ну вот что за нелепость, даже приличных цветов для неё не нашлось – бумажные розы да уже скукожившиеся ягоды... Какие цветы в декабре? Он погладил её по белокурым волосам, тщательно причёсанным и волнами лежавшим на кремовой ткани платья. – Извини ещё раз, Вероника, – сказал он. Сейчас, днём и под открытым небом, не было того страха, что сковывал его в погребе пансиона. – Может, Эуа-ле и права, не умею я жить с такой, как ты. Сегодня вот тоже... – Месье, слезайте, – окликнул его кучер. – Уже сейчас будем въезжать на кладбище. – Я посижу здесь, – отрезал Энтони. – Я должен хотя бы проводить её до могилки. Кучер опять пожал плечами. Ворота лазарета начали медленно открываться.