"Игра судьбы"

Глава 1.

Адам, вконец измотанный ожиданием, снова набрал номер Свэна. - Ну, где вы там, черт бы вас побрал! - загремел он в трубку. - Через пятнадцать минут будем, - ответил Свэн. - Застряли почти у самого дома, едем со скоростью десять километров в час. Мистер Ламберт, - добавил он виноватым тоном, - надо бы врача. Понимаете, Энтони перестарался. Он же, Харольд то есть, нам не давался, так Энтони его по голове пистолетом ударил. Он сначала, вроде, в порядке был, а сейчас начал отключаться. - Я тебя убью, - убежденно сказал Адам, - и Энтони убью. Вас обоих. Путаясь в кнопках и цедя ругательства, он набрал номер своего домашнего врача. К счастью, тот оказался неподалеку на соседней улице с визитом у знакомых Адама. - Мистер Ламберт, я только что приехал, - сказал врач, - дайте мне хотя бы полчаса. Вы ставите меня в неловкое положение. - Хорошо, я сейчас сам за вами приеду и все улажу. - Машину! - крикнул Адам и кинулся в дом. Он распорядился приготовить лучшую комнату для гостей и поехал за доктором. Когда он вернулся, во дворе уже стоял черный джип Свэна, но в машине никого не было. - Где он? - коротко спросил Адам. - Мы отнесли его наверх, в комнату. Он без сознания, - глядя в сторону, сообщил Свэн. – Мистер Ламберт, вы уж не сердитесь, кто же знал? - Я с вами потом поговорю, - бросил на ходу Адам, свирепо зыркнув в сторону Энтони. Следом за ним семенил доктор. - Здесь кто-нибудь хоть что-то понимает? - спросил Свэн. Его удальцы в ответ дружно пожали плечами. У входа в гостевую комнату Адам остановился, посмотрел на врача поразившим того беспомощным взглядом и открыл дверь. Слыша биение собственного сердца, приблизился неустрашимый Шатун к лежащему на кровати человеку. Адам смотрел на него, теперь тридцатидвухлетнего, и видел, что он почти не изменился, разве что стал мужественнее, раздался в плечах, да между тёмных бровей пролегли две суровые вертикальные морщинки. Адам взял его за руку и назвал по имени. Гейл на миг открыл затуманенные глаза, но Адама, кажется, не узнал, пробормотал что-то неразборчивое и снова погрузился в забытье. - Мистер Ламберт, - тихо сказал врач, - позвольте мне его осмотреть. Адам молча подчинился и стоял в стороне, пока врач осматривал Гейла. Закончив осмотр, доктор деловито открыл чемоданчик, сделал больному несколько инъекций, приказал принести лед и авторитетно заявил: - Ну что ж, сейчас я могу с уверенностью диагностировать сотрясение мозга средней степени тяжести. Думаю, серьезной опасности нет. Я сделал все необходимое, чтобы облегчить его состояние, но теперь нам придется перевезти его в клинику для более тщательного обследования. - Обследуйте здесь, - сердито сказал Адам, - я его никуда не отпущу. - Боюсь, это невозможно, - как можно тверже сказал доктор. Он был бы и рад не прекословить несговорчивому хозяину дома, семью которого пользовал много лет и прекрасно был осведомлен о взрывоопасной натуре Ламберта-сына, однако предпочел бы выдержать шквал ярости, нежели рисковать пациентом. Чем-то этот человек был дорог Ламберту. Лучше уж перестраховаться, чтобы не нарваться потом на, мягко говоря, неприятности. - В клинике есть специальная аппаратура, - настаивал он, - поверьте, Адам, отвезти его туда - в ваших же интересах. - Так привезите сюда вашу аппаратуру! - рявкнул Адам, раздражаясь до крайности и закипая на глазах. - Нет ничего невозможного. Что вам для этого нужно? Люди, транспорт, деньги? Доставьте все необходимое, да прихватите еще врачей, медсестер. Я заплачу им втрое больше того, что они попросят. - Кем вам приходится этот молодой человек? - не сдержал своего любопытства доктор. - Он мне друг, брат - роднее не бывает! Что вам еще? Поторопитесь же, наконец! - Что это ты здесь разорался? И так голова болит, - услышал он вдруг у себя за спиной знакомый голос, и все в нем разом вспыхнуло, загорелось. Он стремительно обернулся, встретил взгляд веселых кофейных глаз и, как когда-то, в далеком детстве, понял, что спасен. Мутный поток тусклых дней понесся вспять, вспенился, взыграл, завихрился и выплеснулся в сияющее русло величавой реки. - Гейл! — задохнулся Адам и тут же бросился его удерживать, потому что больной вознамерился встать. - Тихо, тихо, лежи, не поднимайся. Гейл, это, правда, ты? Брат! Живой ведь, живой! - Дай хоть обнять тебя, громила. Поздоровел же ты, какой волчище, увидел бы на улице - не узнал, - говорил Гейл, обнимая Адама и с одобрением его оглядывая. - А я бы тебя везде узнал, ты все такой же… светлый, - растроганно отвечал Адам. - Поверить не могу! Я ведь считал тебя погибшим. - Да нет же. Вот он я. Гейл, ты погоди, ложись сейчас. Тебе вставать пока нельзя. Доктор не разрешает. Адам обернулся к стоявшему в растерянности доктору: - Идите, мистер Кед, сделайте, что я вас прошу. Свэн, - радостно распорядился он в трубку, - отвези доктора, куда он скажет, и выполняй все его приказания. Сделай такую милость, дружище. - Все сделаю… мистер Ламберт, - запнувшись от удивления, отозвался Свэн. Гейл посмотрел по сторонам. - Где это я? Твои, что ль, хоромы? - Мои. Скажи лучше, как ты себя чувствуешь? - Бывало и похуже. Так это твои ребята меня по темечку саданули? Герои, нечего сказать. Дай только встать, я им покажу, как ломать аппаратуру. - Гейл, да плюнь ты. Мы тебе новую купим, как только выздоровеешь. Поедем и выберем самую лучшую. А хочешь, я тебе студию звукозаписи куплю? - Надо же! Ты что, Рокфеллером стал? (прим.автора: Рокфеллер- первый «долларовый» миллиардер в истории человечества) - А черт его знает, кем я стал. Только не тем, кем хотел. Живу так, по инерции, куда иду - не знаю… Не спрашивай… Он все еще не мог поверить в то, что Гейл сидит здесь, перед ним, в его доме, который сразу до неузнаваемости изменился, стал цветным, объемным, и сад за окном был другим, мягким и прозрачным, исполненным живительных соков и особого тайного смысла. Гейл, казалось, изучал его, пытливо вглядываясь ему в лицо. - Где ж ты пропадал? Где ты живешь сейчас? — спрашивал Адам. - В Сан-Диего. Мне после Ливии домой не хотелось возвращаться, да и учиться все-таки надо было. Друг мой, мы с ним вместе служили, предложил ехать с ним в Сан-Диего. Ну я и поехал. Окончил там университет, тоже биофак. Работаю. Ну а птицы - моя страсть. Я благодаря им всю Калифорнию исходил. - В Сан-Диего, так близко, - проговорил Адам, поникнув головой. - А сюда зачем приехал? - Тебя повидать, - Гейл улыбнулся. - Вот и повидались. Способ, прошу заметить, весьма оригинальный. - Меня? - Адам смотрел на него во все глаза. - Как ты мог меня найти? Ты видел?.. - он чуть было не сказал «Томми», но не посмел назвать это имя. - Нет, - спокойно сказал Гейл, - я его не видел. Он написал мне письмо. - Как?! Куда? Он знал, что ты жив? - Видишь ли, меня тут как-то показывали по телевидению, не важно, по какому поводу, и так случилось, что он видел эту передачу. Он написал в студию, и мне любезно передали его письмо. Он вынул из нагрудного кармана легкой джинсовой куртки конверт и протянул Адаму: - Вот, прочти. Адам отшатнулся. Опять он. Теперь, когда Адам чудом нашел Гейла, Томми не может больше стоять между ними, ни в мыслях, ни в разговорах, и никогда не встанет! - Зачем? Он писал тебе. Я не хочу его читать, - сказал Адам, отстраняясь от протянутой руки. - Прочти, - настаивал Гейл, - тогда ты многое поймешь. Так лучше. Мне трудно объяснять тебе все самому. Адам развернул небольшой листок бумаги. «Родной, - писал Томми, - не могу произнести твоего имени, потому что знаю, - я недостоин этого. Ты должен презирать и ненавидеть меня и будешь прав. Мне нет прощения. Но прошу - повидайся с Адамом. Верь мне: лишь я один виноват в том, что произошло, это я разрушил вашу дружбу, я соблазнил его, когда он совсем этого не хотел и противился как мог. Не суди его так строго и беспощадно за минутную слабость, за трагическую ошибку - он расплачивается за нее всю жизнь. Ему сказали, что ты погиб, и с тех пор он каждый день и час мучается чувством вины. Он любил тебя как родного брата и продолжает любить. Уйми горечь обиды, будь к нему милосерден, не пожалей для него слов утешения, и тогда вам обоим станет легче. Прощай, не думай обо мне слишком плохо, если можешь. Томми». На конверте стояла дата полугодичной давности. К письму Томми приложил визитную карточку Адама, которую он ему когда-то дал. Адам давно уже прочел письмо и все не решался поднять на Гейла глаза. - Ты ему ответил? - Да, написал, что получил его письмо и обязательно с тобой повидаюсь. Больше ничего. - Так значит, если бы не это письмо, мы могли бы не встретиться? - Честно? Да, могли не встретиться. Хотя, как видишь, случай распорядился за нас. Я мог оказаться в Лос-Анджелесе и по другим делам. Что ж, так мне и надо: я здесь уже с неделю, а все собирался с духом, все тянул, откладывал, сначала одно, потом другое; видно, судьбе надоело играть с нами в кошки-мышки, и она решила все за нас. - Неужели ты никогда бы меня не простил, не будь этого письма? - Адаму было трудно говорить, и Гейл это видел. - Знаешь, я много думал о том, что с нами произошло, и понял, что в этом есть и моя вина. - Твоя вина?! - Адам не верил своим ушам. - Да, моя! Я должен был во всем разобраться. Повел себя как последний псих. Ведь не зря мне показали те фотографии. Твой отец все хорошо рассчитал, с дальним прицелом. Прости, я знаю, что он умер, и не хочу говорить о нем плохо. Наверно, он считал, что так будет лучше для тебя. Но с тобой я должен был поговорить. А потом было уже поздно. Вряд ли я решился бы на встречу с тобой. Откуда мне было знать, нуждаешься ли ты в моем прощении. Или в моем обществе. Столько лет прошло. У каждого из нас была своя жизнь. - Гейл начал заметно волноваться. - Нарваться на равнодушный взгляд или натянутый тон, - что может быть страшнее? Иногда для того, чтобы встретиться с прошлым, требуется больше мужества, чем на войне! Он внезапно побледнел, и Адам всполошился: - Ложись сейчас же! Мы забыли про лед. Какой я идиот! Приношу тебе одни несчастья. Почему бы тебе сразу не пристрелить такого кретина, как я? - Черт, меня тошнит, - сказал Гейл. Во двор как раз въехала машина с бригадой медиков. Дом наполнился людьми в белых халатах. Адама бесцеремонно выставили из комнаты больного и попросили больше не докучать ему своим присутствием. Во второй половине дня вернулась Алишия, совсем не ожидая застать дома Адама, и была поражена царившей повсеместно суматохой. Ворота поминутно открывались и закрывались, впуская и выпуская машины. Кухня была завалена продуктами и фруктами, вкусно пахло мясными блюдами, печеным и ароматными травами, повара суетились у плит, на которых дымились кастрюли и шипели сковородки. На всех этажах драили полы, протирали мебель. В саду подметали дорожки, несколько человек чистили бассейн. Мимо прошмыгнул Энтони, нагруженный до подбородка картонками. - Энтони, - с хозяйской строгостью позвала его Алишия, — что это у тебя? - Мистер Ламберт распорядился. Для мистера Харольда. Пока вещи его не привезем, - торопливо ответил тот и взбежал вверх по лестнице. Алишия пошла вслед за ним. На втором этаже навстречу ей вышел Адам. - Алиша! - воскликнул он, подхватил ее, крутанул вокруг себя и, крепко поцеловав, поставил на ноги. Пока она приходила в себя от такого небывалого проявления его чувств, позади них открылась дверь, и человек, судя по всему, врач, смерив обоих негодующим взглядом, строго произнес: - Я попросил бы вас не шуметь, - и закрыл дверь. Мимо них, по коридору, толкая перед собой столик с лекарствами, проплыла, покачивая бедрами, молоденькая медсестра. Одарив Адама сладчайшей улыбкой, она проследовала в ту же дверь, при этом Адам проводил ее совершенно недопустимым взглядом. Этого Алишия уже стерпеть не могла. - Что здесь происходит? - раскричалась она. Адам испуганно оглянулся на дверь, схватил Алишу за руку и втащил в соседнюю комнату. - Алиша, - сказал он, расцветая улыбкой, как майская роза, - у нас гостит мой друг, Гейл. Прошу тебя оказать ему максимум гостеприимства. И проследи, чтобы в доме все было в лучшем виде. - А эта девица с маслеными глазками тоже гостит? - Это медсестра. Гейл по дороге сюда попал в небольшую аварию и получил травму. Несколько дней у нас в доме будет присутствовать медперсонал. Ты уж потерпи, зайчонок, ладно? «Конец света!» - подумала она. Никогда еще он не разговаривал с ней так ласково. В любом случае надо постараться это закрепить. - Конечно, моя радость, - сказала она, обвиваясь вокруг него, - как скажешь. Когда ты познакомишь меня с твоим другом?