"Игра судьбы"

Утром, когда Монти еще лежал в постели и угрюмо размышлял о том, что вновь подкатывает приступ уже знакомой ему необъяснимой, грызущей тоски, один из тех, что стали мучить его с недавних пор и повторяться все чаще, в дверь его спальни тихонько постучали. Вошел помощник с телефонной трубкой в руках. - Мистер Питтман, - сказал он извиняющимся тоном, - Аллен звонит. Говорит, что у него есть для вас важные сведения. - Давай сюда. Проснуться как следует и то не дадут. А ты иди, не стой тут столбом. И дверь закрой. - Что это ты в такую рань вдруг объявился? - сказал он в трубку. - Смотри, если побеспокоил меня по пустякам, башку оторву. - Мистер Питтман, у него есть друг! - захлебываясь, затараторил Аллен. - Я вчера все собственными глазами видел. Вы не поверите: он носится с ним, как с какой-то драгоценностью. Питтман резко поднялся с подушек: - Что за друг? Откуда взялся? - Он мне о нем как-то рассказывал. Говорил, что жизнью ему обязан. Страдал очень, думал, что друг его в Ливии погиб. А теперь вот объявился. Так он себя от радости не помнит, совсем другим человеком стал. - А кто он такой? Чем занимается? Хотя давай-ка немедленно приезжай ко мне, расскажешь все толком, во всех подробностях. - Сейчас буду, мистер Питтман. «Вот ты и попался, Ламберт, - подумал Питтман, и в глазах его зажегся дьявольский огонь, - вот теперь-то и поиграем. Посмотрим, что это за дружба, увидим, кто прав, я или наш вдохновенный сочинитель». Рядом с его кроватью, на тумбочке, лежала стопка книг. Он взял верхнюю и посмотрел на фотографию писателя. - Хороший ты парень, - медленно проговорил он, - и пишешь замечательно. Я, честное слово, душой отдохнул. Только жизни ты, бедняга, не знаешь. А ведь когда-нибудь она и тебя прижмет, сломает и выпотрошит. Таких-то легче всего сломать. Он вдруг почувствовал, как растет и заполняет все его существо глухая злоба на весь мир. Он швырнул книгу на тумбочку и пошел одеваться. Против его ожиданий, Джулия была еще дома. Она поцеловала его в щеку и озабоченно спросила: - Ты чем-то расстроен? Монти бросил на нее злой и недоверчивый взгляд: - Подумать только, какая забота! Хочешь меня убедить, что тебе небезразлично мое настроение? - Монти, ты раздражен. Должно быть, у тебя неприятности, - мягко сказала Джулия. - Поделись со мной, и тебе станет легче. Нельзя постоянно держать все в себе. Питтман нехорошо рассмеялся. - У меня не бывает неприятностей. Неприятности могут быть у других. Я не нуждаюсь в твоем фальшивом сочувствии. Или, может быть, это предисловие к тому, чтобы из меня что-нибудь вытянуть? - Монти, - воскликнула Джулия, - как можно быть таким подозрительным! - Не прикидывайся! Все вы смотрите на меня как на денежный мешок. Моя дочь звонит мне только затем, чтобы что-нибудь у меня выклянчить - для себя, для своего бездельника мужа, даже будущим ребенком шантажирует. Я устал от ваших жадных рук, притворного внимания. Неужели вам не приходит в голову, что и мне хочется хоть капли тепла, простого человеческого отношения? Ты говоришь со мной и думаешь: «Когда этот старый хрен заткнется, чтобы я могла уйти к своим очаровашкам художникам?» - Как ты несправедлив ко мне, - со слезами в голосе сказала Джулия, - если ты захочешь, я останусь дома. Я считала, что мое постоянное присутствие может тебя утомить, потому и нашла себе занятие. К тому же тяжело ничего не делать. Мне казалось, что ты это понимаешь. Это все твои деньги, из-за них ты никому не веришь! - Во что я должен верить? Ах, да! Ты говорила, что любишь меня. Только проверить этого нельзя. Кто сможет убедить меня в этом? Молчишь? Уходи, оставь меня в покое. У меня дела, мне не до твоих сантиментов. - Наверно, будет лучше, если мы расстанемся, - сказала Джулия, гордо вскинув голову, - я искала совсем других отношений. - Выброси эти глупости из головы! - возвысил голос Питтман. - Уйдешь, когда я того захочу, а ты меня пока что устраиваешь. Не зли меня с утра, иди, я сказал! Джулия с удрученным лицом повернулась, чтобы выйти, но что-то вспомнила и сказала: - Ты брал у меня книгу Гейла Харольда. Верни, пожалуйста, я ее не дочитала. Питтман передал ей книгу со словами: - Ты веришь в эти романтические бредни? Джулия посмотрела на стопку книг у кровати. - Я вижу, что он и на тебя произвел впечатление. Харольд служил в Ливии. Оттуда романтиками не возвращаются. Это сильный человек. У него есть стержень, свои убеждения, он умеет видеть в жизни прекрасное, хорошее и старается передать свое видение мира другим. Даже в «Записках с войны» есть все - боль, страдание, страшная правда о войне, но нет безысходности. Он верит в любовь, братство, товарищество - в лучшее, что есть в человеке, и это то, во что не веришь ты. Монти, завязывая перед зеркалом галстук, слушал ее очень внимательно. - Все слова, слова. Я хочу, чтобы меня убедили, - возразил он уже спокойно. - И кое-что я действительно могу проверить. Сам. Джулия вышла, и он посмотрел на часы. Аллен опаздывал. «Застрял в пробке», - подумал Питтман. Прошло еще полчаса. Аллена не было. Монти снова посмотрел на часы и выругался. Еще через десять минут он поручил своему помощнику связаться с Алленом и выяснить, где тот болтается. - Плохие новости, мистер Питтман, - доложил помощник, - Аллен полтора часа назад выбросился с двенадцатого этажа из окна своего офиса. - Что?! - выкрикнул Питтман таким страшным голосом, что у помощника дернулись колени. Питтман продолжал смотреть на него, выкатив глаза. Помощник с траурной торжественностью повторил информацию. Еще через час Питтману представили сведения обо всех подробностях происшествия: по словам секретарши, Аллен явился на работу в десять часов утра, в нормальном настроении, но чувствовалось, что он несколько возбужден. Через десять минут после его прихода секретарше позвонили ее нижние соседи по квартире и сообщили, что на них с потолка хлещет вода. Она срочно отпросилась у шефа и поехала домой. Больше никаких показаний она дать не смогла. При ней к Аллену никто не входил. Здание - офисное, с утра было оживленно, в коридорах много посетителей, если кто-то к нему и заходил, то это осталось без внимания. - А что у секретарши дома? - спросил Питтман. - Лопнула труба. Она живет одна, дверь была заперта на ключ. Следов взлома не обнаружено. В квартире тоже никаких следов, к тому же все залито водой. - Я бы сильно удивился, если бы они нашли следы, - с усмешкой сказал Питтман. Помолчав, он произнес, будто разговаривая сам с собой: - Быстро сработано. Значит, Крис правду сказал: за живое тебя возьмем, за живое. Оставшись один, он взял мобильный телефон и набрал номер. - Ну, здравствуй, - сказал он в трубку. - Не забыл меня еще? И я о тебе помню. У меня вообще память хорошая. Повидаться со мной не хочешь? А придется. Слышал я, что адвокат твой сегодня с двенадцатого этажа сиганул. Поторопился ты, брат, поторопился. Все, что надо, он мне уже успел рассказать. Так что присматривай за дружком своим. Если сможешь. Он положил телефон и энергично потер руки. В особняке Ламберта жизнь шла своим чередом. Гейл обитал на кухне, с неистощимым терпением продолжая осаду Ли, - серьезных успехов на этом деле он пока не добился, зато приобрел не плохую сноровку в изготовлении китайских блюд. Другой раз наградой за его труды служил лукавый взгляд, задорная улыбка или нечаянное прикосновение руки. Алишия порхала из салона в салон, как пчела с цветка на цветок, охранники прогуливались в освеженном поливкой саду, по вымощенным узорной плиткой дорожкам, мимо цветочных клумб, мимо фонтана из белого мрамора и голубеющего бассейна с прозрачной неподвижной водой. Адам с утра уехал в банк, пообещав вернуться пораньше. Звонок Питтмана застал его в большом книжном магазине, куда он зашел, чтобы купить книги Гейла. Растерявшись от обилия ярких обложек, он обратился к одной из девушек работающей в магазине: - Скажите, пожалуйста, у вас есть произведения Гейла Харольда? Девушка посмотрела на него так, будто он сказал что-то очень неуместное. - Странный вопрос, у нас как-никак центральный магазин. Конечно же, у нас есть все книги Гейла Харольда. Пойдемте, я покажу. Адам взял в руки одну из книг, испытывая волнение, будто прикоснулся к чему-то сокровенному. Все книги были богато оформлены, в твердых глянцевых переплетах, с иллюстрациями. Фотография Гейла была помещена на задней обложке. Он был снят на улице, во весь рост, в неизменной голубой джинсовой куртке, волосы его топорщились от ветра, глаза приветливо щурились в объектив. Купив все восемь произведений своего друга, Адам пошел к выходу из магазина, и в этот момент зазвонил его телефон. Определился номер Питтмана, и Адам остановился так резко, что шедший за ним Свэн едва не уперся носом в спину шефа. Адам выслушал то, что сказал ему Питтман, и сразу же побежал к машине, расталкивая покупателей в магазине и прохожих на улице. Ворвавшись в свой «Rolls-Royce» и упав на сиденье, он приказал водителю: - Гони домой! Свэн, махнув рукой охранникам в джипе, успел заскочить в машину Адама. Тот уже кричал в телефон: - Энтони! Где Гейл? В доме? Пойди проверь, я жду! - Что случилось, мистер Ламберт? - спросил Свэн. - Питтман! Это он звонил. Крис, мразь, успел наболтать ему про Гейла. Проклятье! Алло! Ну что? Хорошо, будь рядом с ним. Усилить охрану, никого не впускать. Смотри, чтобы мышь не прошмыгнула. Я уже еду. - Не волнуйтесь вы так, мистер Ламберт, - сказал Свэн. - Мы мистера Харольда в обиду не дадим. «Надо срочно отправить Гейла домой, в Сан-Диего,» - лихорадочно соображал Адам. – «Нет, это не поможет. У Питтмана длинные руки, он и там его выследит.» Положение безвыходное: вечно удерживать Гейла в особняке Адам не сможет. Даже если все ему рассказать, он беспечен и не поймет серьезности ситуации. Не сегодня-завтра Гейл завредничает и захочет выехать в город. Времени в обрез. Питтман не представляет, на что замахнулся, думает, что может вынудить Адама принять условия игры. Нет, не игра это будет, а открытая война, яростная, кровавая, на глазах у всех. Лучше сесть в тюрьму, но знать, что Монти успокоился вечным сном. Вернувшись в особняк, Адам первым делом заперся в кабинете со Свэном. Весь следующий день он провел с Гейлом. За обедом Гейл показал ему заметку о Аллене, напечатанную в одной из газет, которые он просматривал ежедневно, чтобы быть в курсе всего, что творится в стране и в мире. - Не тот ли это адвокат, что был у нас позавчера на вечеринке? Здесь высказывается версия, что его убили, - сказал он Адаму. Адам сделал вид, что новость для него явилась большой неожиданностью, пожалев в душе, что знакомил Гейла с Алленом. Вечером того же дня Адаму доложили, что Питтман с многочисленной охраной отправился в казино. Гейлу в ту ночь не спалось. Во дворе урчали моторы, и хлопали дверцы машин. Он подошел к окну и увидел, что «Rolls-Royce» Адама выводят из гаража. Два темных джипа уже стояли наготове. Гейл спустился на первый этаж. В кабинете Адама горел свет, у дверей стояли два охранника. Он хотел войти, но один из парней загородил собою дверь. - Прошу вас подождать, - сказал он, - я доложу. Гейл удивился, но промолчал: обычно он входил к Адаму беспрепятственно. Охранник постучал и вошел в кабинет. В проеме приоткрывшейся двери Гейл на короткий миг увидел Адама. Тот стоял к нему вполоборота, без пиджака, с ремнем через плечо, и, глядя себе в бок, вкладывал в кобуру пистолет. Дверь закрылась, снова открылась, из нее вышел охранник и пригласил Гейла в кабинет. Адам стоял у письменного стола, уже в пиджаке, и выжидательно, без тени улыбки смотрел на Гейла. - Можно полюбопытствовать, куда ты собрался? - спросил Гейл, подходя к нему почти вплотную. - По делам, - сухо и коротко ответил Адам. - Ах, по делам, - понимающе сказал Гейл, запустил руку ему за пазуху и вытащил оттуда пистолет. - Да, дела у тебя серьезные, - заметил он, повертел пистолет, разглядывая его со всех сторон, проверил набитый до отказа магазин, и снова вставил на место. Он положил пистолет на стол и сел в кресло. - Можешь распустить всю свою гвардию, - сказал он, - ты никуда не поедешь. - Гейл, не вмешивайся, - нахмурился Адам, - мне надо уехать. - Кто на этот раз перешел тебе дорогу? Губы Адама шевельнулись, но он ничего не ответил. Сейчас он удивительно напоминал какого-то большого, угрюмого и уставшего зверя. Медведя, вот кого он напоминал! Это слово вызвало у Гейла какие-то смутные ассоциации. «Медведь, - вертелось у него в голове. Что-то было связано с этим словом. - Медведь, медведь-шатун. Шатун!» Это открытие настолько его поразило, что он вскочил на ноги и ошалело уставился на друга. События последних дней завертелись в памяти, как осколки разбитой мозаики, и, развернувшись нужными гранями, сложились в одну четкую картину. - Это… ты?! - спросил он, отказываясь верить своей догадке. В глазах Адама промелькнуло смятение. Он, как всегда, сразу понял, что имел в виду друг. Он занервничал, сделал несколько быстрых шагов по комнате, снял с себя пиджак и швырнул его на спинку стула. - Да, это я, - сказал он и сел напротив Гейла, избегая встречаться с ним взглядом. - Что, хорош типаж? Зловещий бандит и убийца. Они сидели молча, и между ними, на столе, темнел холодной сталью пистолет. - Неужели все так далеко зашло? - произнес Гейл и погрузился в тяжёлое раздумье. Так вот к чему может привести один опрометчивый, необдуманный поступок, вспышка гнева и ревности, муки оскорбленного самолюбия. Когда-то они вступили в братство. Это было святое братство, всего из двух человек. Они поклялись всегда быть вместе и защищать друг друга. Так что же произошло? Парень, которого он любил, предпочёл его друга. И тогда он ушел, бросил его на произвол судьбы, на растерзание бандитам, хотя уже в то время знал, чего добивался его отец. Думал ли он тогда о Адаме? Нет. Он думал только о себе, носился со своими обидами, обманутой верой, обманутыми чувствами, упивался своим горем, а после ввязался в бессмысленную бойню, одну из тех, что без конца сотрясают мир, вторгся в чужую страну, убивал людей, искалечил и его и себя, и теперь он один кругом виноват. Это не Адам, а он сам не имеет права смотреть ему в глаза. - Ничего, брат, - сказал он - я тебя вытащу. Он поднялся и взял со стола пистолет. - Где ты его держишь? - Там, - мотнул головой Адам, - в верхнем правом ящике. Гейл обошел письменный стол и положил пистолет в ящик. - Теперь рассказывай, чего они от тебя хотят? Адам посвятил его во все подробности своего конфликта с Питтманом. Гейл задавал ему много вопросов, особенно его заинтересовала личность Питтмана. - Гейл, это не персонаж для твоей книги, - с горечью прервал его расспросы Адам, - это реальный человек, не знающий жалости и сомнений, человек смертельно опасный. Он дошел до того, что ищет новых ощущений в очередном убийстве. Я должен избавиться от него, иначе… - он не смог продолжать. - Иначе он возьмется за меня, - закончил его мысль Гейл. - Адам, я не такой беззаботный, каким могу показаться. Адвокат Аллен выпрыгнул из окна не без твоего участия, не так ли? Это он был в саду в день приема. Адам опустил голову. - И до каких пор это будет продолжаться? Знаешь, почему меня интересует Питтман? Потому что это - твое будущее. Если ты не остановишься сейчас, немедленно, ты превратишься в такое же чудовище, лишенное здоровых человеческих чувств. Люди, подобные Питтману, всегда одиноки. Ты хочешь стать таким, как он? Неужели ты не понимаешь, что губишь себя, что каждое новое убийство разлагает твою душу? Знаешь, что будет дальше? Ты тоже почувствуешь свою силу, вседозволенность, ты будешь думать, что имеешь власть над людьми, и тогда уже ни в ком не потерпишь самостоятельности. Понимаешь, к чему это ведет? Адам поднял голову и посмотрел на него со страхом. - Нет, это только твои предположения, я никогда не стану давить на тебя. Гейл недоверчиво улыбнулся. Адам забегал по комнате. - Но что же мне делать? Сложить руки и ждать, когда он убьет нас обоих? - Мы будем защищаться. Самозащита - не убийство. Существуют законы, в конце концов. Ситуация сложная, но мы попытаемся выйти из нее с честью. С честью, ты слышишь? Поклянись мне сейчас, не сходя с этого места, что ты больше никого не убьешь, если дорожишь нашей дружбой, нашим братством, тем светлым, что в тебе еще осталось, поклянись! В голосе Гейла звучали настойчивость и надежда, он волновался, и в карих его глазах сгустилась чернота . Адам понимал, что друг требует от него невозможного, но обмануть надежду и веру, которые Гейл сохранил несмотря ни на что, он не мог. - Мне ли не знать, что такое одиночество? - сказал Адам. - Клянусь тебе, я больше никого не убью.