***
Виктория не знала, чему еще можно удивляться. За это короткое время она узнала, что на свете есть настоящие ведьмы. Что волнующие океаны и моря хранят в себе загадочный мир русалок. Что после смерти отца у нее в жизни еще появится мужчина, ради которого она захочет отдать жизнь. Нет, всего этого она не знала. В маленьком государстве, в уютном и родном замке Розенберга, она была далека от этого дикого мира. Но сейчас, практически касаясь облаков, девушка думала о том, каково будет вернуться домой. Поверит ли ей кто-нибудь, если она скажет, что летала по небу на пегасах. Подумать только, она видела настоящих крылатых лошадей. Тех самых, о которых ей рассказывал отец. Только он был уверен, что это сказки. Вспомнив о покойном отце, Виктория испытала грусть. Она бы все отдала, чтобы сейчас он был рядом. Чтобы он увидел то, что открылось ей. Все казалось ей сном, долгим, местами грустным, и даже страшным, но все же сном, который она уже боялась потерять. Все то, что в начале ей казалось странным или даже ужасным, постепенно стало тем, чем она начала дорожить. Если быть до конца честной, девушка боялась потерять мужчину, что после страшного боя и головокружительного полета по небу, свалился без сил. — Виктория, пожалуйста, идем со мной, — взмолилась Розали. С тех пор, как Виктория оказалась в замке Брен, принцесса не отходила от подруги. Теперь, когда ее друзья оказались здесь, Розали страстно желала позаботиться о них. Сестры Корвин полностью поддерживали ее стремление. Гостям выделили просторные комнаты с видом на густые облака. Приготовили теплую ванну и сменную одежду. И сейчас девушка очень хотела порадовать подругу всеми этими дарами, но едва могла ее расшевелить. Виктория изменилась. Она теперь казалась гораздо старше своих лет. Этого нельзя было заметить, лишь один раз взглянув на королевскую фрейлину. Нет. Внешне она как раз осталась прежней. Те же мягкие милые черты лица, та же красивая, королевская осанка, разве что одежда ее выглядела довольно потасканной, а волосы были собраны в довольно простую косу. Это было не похоже на ту прекрасную фрейлину, что с особой строгостью следила за своим внешним видом. Но Розали не обратила бы на это внимание. В конце концов, они сейчас все были бродягами. Вот чего Виктории не хватало прежде, так это уверенности в себе. В какой-то момент она похоронила себя в кипе королевских протоколов. Наивно или нет, но фрейлина верила, что если ревностно следовать им, то обязательно станешь счастливой. Для Розали это казалось ужасной монотонной системой, что убивает в человеке всю волю к жизни. Негласный устав благовоспитанной леди исключал само желание жить. Творить, мечтать считалось для смиренной жены благородного рыцаря чем-то постыдным. Внутри принцессы все сжималось от страха перед такой судьбой. И такой жизни она не пожелала бы подруге. Розали не утверждала, что ее мысли абсолютная истина. Нет. К примеру, в Розенберге было достаточно дам, что находили радость в вышивке и прочем рукоделии. Они были милы, добродушны, но большинство были убеждены, что чтение и прочие науки, совершенно пустая трата времени для хорошей жены. Однако Виктория была не такой. Она была девчонкой-сорванцом, пока ее не зашнуровали в тесные корсеты и не усадили за спицы. Розали сейчас заметила, что подруга детства вернулась. Виктория стала сильной. Выглядела свободной от влияния Розенберга. У нее появилась собственная воля, и исчезла наивность ребенка. Конечно, Виктория всегда останется чувствительной девушкой, но теперь она стала стойкой и более самостоятельной. Наверное, это нашептывала Розали совесть. Ей хотелось бы видеть и плюсы того, что она втянула подругу в мир, полный опасных приключений. Но самое удивительное было в том, что Виктория так привязалась к Джеймсу. Принцесса не знала, чем это вызвано. Не могла сказать, нравится ли ей это или нет. У нее не было времени толком узнать этого бродягу. Но что уж явно бросалось в глаза, так это то, что он совершенно не был похож на Райли Бирса. Жениха Виктории. Холеного, но пустоголового хвастуна. Хотя ему и пророчили успешное военное будущее, принцесса не заметила у него явных талантов, кроме непомерного себялюбия. — Я обязательно отдохну, — устало подала голос подруга, — только для начала хочу убедиться, что с ним все хорошо. Розали недовольно качнула головой. Виктория выглядела уж очень вялой. К тому же принцесса знала, через что пришлось пройти ее друзьям прежде, чем их доставили в замок Брен. Девушка была уверена, что ее подруге пойдет на пользу полноценный отдых: теплая вода и крепкий здоровый сон. Кроме того, она лично позаботилась о красивом новом наряде для фрейлины. Принцесса заметила, что жители Брен очень любили красивые и богатые наряды. Любили украшения, но предпочтение отдавали серебру и белым или бесцветным драгоценным камням. Насколько поняла Розали, Брен отличала любовь ко всему воздушному. Впрочем, это было неудивительно, большинство этих людей умели и любили летать. В их одежде преобладали светлые тона и струящиеся легкие материи. Исключением были, конечно же, сестры Корвин. Как представители своего древнего рода они одевались в основном в темные тона. — Дорогая, Делла уже позаботилась о нем. Ему просто нужно хорошо поспать. — Да, я знаю, — согласно кивнула головой Виктория, — но дай мне пару минут, ладно? Потом, я обещаю, я отдохну. Розали сдалась. Она не могла, больше спорить. Оставив подругу, принцесса вышла из комнаты. Запоздало девушка поняла, что все теперь изменилось. Ее мысли вновь и вновь возвращались к Виктории. Они всегда были вместе, а после смерти отца фрейлины девочки поняли, что у них нет никого, кроме друг друга. Горе и гнет королевы матери сплотили их, как родных сестер. А теперь принцессе казалось, что ее задвигает Джеймс. Девушка не знала, готова ли она к этому. Не была уверена, что этот мужчина не причинит вреда подруге. Но кроме всего этого, ее все больше и больше охватывал страх. Она боялась, что осталась одна. — Как ты? Розали вздрогнула. Она грустно улыбнулась. Она узнала этот голос. Ее сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, охваченное волнением. Эмметт застал ее врасплох. До этого времени ей удавалось успешно избегать его. Но вот сейчас она попалась. Девушка подняла глаза к стеклянному куполообразному потолку. Принцесса понимала страсть обитателей замка Брен к прозрачным потолкам, к огромным окнам. Они были на такой вершине, что почти касались небесных светил. Девушка могла всю жизнь провести, только созерцая звезды, что здесь казались величиной с ее ладонь. Сейчас она смотрела на желтобокую луну. Своим болезненным видом и пятнами Луна напоминала ей сказочную старуху, что наблюдает за людьми сквозь свои волшебные блюдца, что одаривает земли дождем или сбивает перины, которые падают на луга белым снегом. Сейчас девушке чудилось, что та самая Луна с интересом наблюдает за ней. Принцесса не знала, что от нее ждет Луна, но, будь она волшебной, она попросила бы ее упасть на нее, тем самым избавив ее от разговоров с МакКарти. — Я беспокоился, — проговорил мужчина, медленно прокладывая к ней дорогу. Звук его шагов раздавался все ближе и ближе, и Розали было сложнее совладать с собой. Он беспокоился, а она… Девушка прикусила губу, почувствовав, как к ее горлу подкатывает комок горечи. Розали достаточно наплакалась, когда томилась одна в плену. Когда ее раздирал страх за своих друзей. Так хотела, чтобы они были рядом, но ведь это было невозможно. Если Фрея права, то им пора расстаться. И, если мысль, что ей придется попрощаться с подругой, вызывала в ней тоску, то разлука с Эмметтом причиняла настоящую боль. Это было странно, если вспомнить, что в Розенберге они почти не общались. Делали вид, что не замечают друг друга. А теперь они внезапно схлестнулись, и ее деланное равнодушие затрещало по швам. Розали не знала, желала ли она в своей жизни что-то еще так же страстно, как королевского стража. Пожалуй, даже чувства, вгоняющие ее в такое искушение, до этого были ей незнакомы. Эмметт становился все ближе. И сердце ее прибавило прыткости. Оно затрепетало, ликуя от этой близости. Горячность сковала все ее тело. Быть может, если бы здесь были свидетели, она смогла бы совладать с собой, но сейчас они были одни. Замок Брен спал под меланхоличным взором Луны. Наконец мужчина оказался прямо у нее за спиной. Поздно было бежать, и она обернулась. Розали скрестила руки на груди, чтобы лишний раз напомнить себе, что между ними должна быть граница. Что уставший вид Эмметта не должен сломить принятое ею решение. Она не может жить без него, а он не может жить без подвигов. Но Розали больше не позволит ему бросаться в огонь ради нее. С этим нужно было что-то делать. Убедить его оставить ее. Отпустить. В конце концов, тот долг, который делает его обязанным ей, давным давно уплачен. Эмметт привел себя в порядок. Исчезла небрежная щетина и старая одежда. Теперь на нем был кафтан изысканного кроя с серебряным шитьем и золотыми пуговицами и темного оттенка брюки. Но эта парадная одежда не могла сделать его другим. Полурасстёгнутая рубашка выдавала в нем человека, не привыкшего к такой одежде. Казалось, ему было непривычно не чувствовать в руке тяжесть своего меча. — Со мной все хорошо, сэр. Надеюсь, вам понравились ваши покои, — безжизненно и сухо пробормотала она что-то, что сумело пробиться сквозь шум в голове. Розали не узнавала свой голос. Она знала, что должна опустить глаза. Оторвать свой взгляд от его лица. А лучше должна развернуться и убежать, но ее словно пригвоздили к полу. — Вот как, — усмехнулся Эмметт, — «сэр». Хорошо. Ваше высочество, я благодарен за вашу заботу. Ваши друзья весьма щедры. Не хотелось бы их так обременять. К примеру, я мог бы поспать и здесь, на полу. — Это лишнее, доброй ночи! Розали сбежала прежде, чем Эмметт успел вставить свое язвительное слово. Ей даже показалось, что она убежала. Убежала от его злой усмешки. От этого презрительного взгляда. От собственного искушения. Девушка бежала по каменному полу, освещенному лунным светом. В струящемся белом платье, наверное, она была подобна призраку. И в какой-то степени она и была бледным, потерянным призраком. Она отсекала от себя самое дорогое, что делало ее живой. Девушка думала, что вернулась в свою спальню. Толкнув дверь, она влетела в комнату и тут же упала. Тут неведомый механизм пришел в действие, и стены странным образом ожили. Они расходились в сторону, открываясь лунному свету. Розали только тогда сумела полноценно вздохнуть. Затем она закрыла глаза и разревелась. В незнакомой комнате, после хорошего падения и страха, это было все, на что она была способна. Девушка не знала, где она оказалась и где ее комната, но все это уже казалось неважным. Сейчас она была способна лишь на слезы. Словно натянутая струна, она просто лопнула, не удержав рвущийся поток собственных чувств. — Это сад Деллы. Здесь растут ее чудо травы, из которых она делает лекарства. Я увидел его, когда осматривал замок. Услышав МакКарти, Розали попыталась проворно встать, но та резкость, с которой она подорвалась, причинила ей новую боль. Принцесса вскрикнула, и это заметил Эмметт. Он тут же оказался рядом. И, не слушая протесты девушки, приподнял ее подол. Затем, покачав головой, вытащил из-за пазухи какую-то склянку, смочил ее содержимым платок и приложил к ноге девушки. Розали стыдливо прошипела. Ногу неприятно жгло, но она не хотела, чтобы он думал, что она чувствительна к такой ерунде, как этот ушиб. — Потерпи, — с какой-то незнакомой до этого нежностью произнес королевский страж. Было в его словах и сопереживание, и успокаивающее обещание. Словно желая облегчить неприятность, что переживает девушка, он начал растирать ногу вокруг колена. — Ее дала Делла. Сказала, что хорошо заживляет раны. Даже самые глубокие, — рассказывал Эмметт — Ты ранен? — забыв о принятом ранее решении держаться подальше, встревожилась принцесса. — Ерунда, — бросил Эмметт. Он не собирался ничего ей рассказывать. Однако Розали этого и не потребовалось. Она увидела у основания шеи запекшуюся рану, что до этого была закрыта воротом его рубашки. Это отрезвило ее. Она оттолкнула руки Эмметта и тут же вскочила на ноги. Но сразу пожалела об этом. Боль пока никуда не делась, но она спешила, опасаясь, что от очередного прикосновения МакКарти потеряет свою злость. — Я иду спать… Сэр, — это было самое нелепое, что она могла сказать, и этого оказалось недостаточным, чтобы Эмметт подхватил ее игру. Забыв всякую учтивость, он закинул девушку на плечо. — Признайся, ты даже не знаешь, куда тебе нужно идти, — усмехнулся он, игнорируя ругань и ее кулаки, которыми она барабанила его по спине. Пока Брен спал, принцесса Розенберга демонстрировала самые неблаговоспитанные слова и скверные манеры. Наконец Эмметт дошел до того места, где он ее встретил. — Что происходит? — невозмутимо спросил он ее, когда опустил на пол, — Тебе что-то сделали? Тебя пугали огнем? Или … Розали вдруг замахнулась и ударила его. Не сильно — Эмметт знал кулаки побольше и удары посильнее — но эффектно. Он не понял, за что и почему он получил. — Тебя могли убить, — зло бросила девушка, — понимаешь ты это, нет? Ты… Они тебя поджарили… И… — тут Розали, смяв в руках ткань его рубашки, уронила голову ему на грудь. — Ты не должен этого делать, — глухо обронила она, когда ей удалось усмирить безысходную ярость. — Любить тебя? Розали подняла на него взгляд, желая убедиться, что слух не подводит. Это и была причина, из-за которой ее сердце устроило дикий пляс. — Я люблю тебя, — повторил мужчина. Розали отпрянула так резво, словно Эмметт вновь воспламенился. — Нет, ты не любишь меня, — угрожающе проговорила она, — ты не посмеешь. Я не позволю. Я принцесса, я… Розали больше ничего не сказала. Не успела. Эммет прижал ее к себе. Бесцеремонно впился в ее губы, разрушая едва устроившийся мир. Мужчина был большим и сильным. Розали билась как рыбка в песке, желая оторвать от себя его назойливый губы, желая отпихнуть его в дальний угол замка. Однако хватило ее ненадолго. Сначала ее руки перестали хлопать его по плечам, затем осторожно заскользили, обнимая шею. Мужчина остановился только тогда, когда понял, что девушка сдалась. — Я не вынесу, если с тобой что-то случится, — с придыханием проговорила принцесса.***
— Осторожней, — шикнула девушка, когда служанка склонилась к ее лицу. — Больно, — прокричала она в следующий раз, когда прислуга попыталась осторожно смазать мазью рану на ее правой щеке. — Но госпожа, ваше лицо… Девушка в ярости выбила склянку из рук служанки. Та осеклась на полуслове. Она поняла, что ее слова вызвали опасную реакцию. Ей не следовало подмечать очевидное. В одно мгновение ее госпожа вскочила на ноги. Не дав опомниться, она со всей дури вцепилась в ее темные волосы. Служанка вся сжалась, не решаясь даже закричать от боли. Спрятав глаза, она замерла, моля богов, чтобы ее госпожа успокоилась. У той была тяжелая рука и невероятная жестокость. Ее худые, костлявые руки были подобны орлиным когтям. Она не любила отпускать свою жертву невредимой. Вот и сейчас она не стала церемониться, она трясла бедную служанку, словно пытаясь открутить ее голову. — Что ты только что сказала? Что с моим лицом? А? — кричала она у самого уха. — Пр… Простите… Этот полный страха голос не вызвал у Тани сострадания. Не тронули ее и слезы. Робкие попытки заслужить прощение не возымели толка. Отшвырнув бедняжку в сторону, Таня вышла из комнаты. Она чувствовала себя оскорбленной. Ей едва удалось избежать унизительного изнасилования тем чудовищем. Ох, как она ненавидела его. С самого рождения она видела этого уродца рядом. Мысль, что она должна стать его женой, была просто омерзительной. С самого детства ее растили только для того, чтобы подложить в постель будущего короля. Пророчили богатство и сытую жизнь. Но, стоя у зеркала, любуясь своим отражением, она не могла примириться с такой несправедливостью. Ей казалось, близость принца оскверняет ее красоту. Как она сможет держать его за руку на людях, когда над ним так смеются? Когда его называют чудовищем? Он не подходил ей. Они были разные. Словно жаба и прекрасный цветок. Справедливее было признать, что Джаспер никак не годится в принцы. Несмотря на свою тесную дружбу с королевой матерью, она искренне не понимала, почему та не убила ребенка еще в младенчестве. Почему не пошла на хитрость? Могла солгать, что это не ее ребенок. Подкупить служанок и выдать за своего любого другого младенца. Но тут она вспомнила о своем малыше. Девушка накрыла живот рукой и погладила. Пожалуй, в глубине души она знала ответ и на этот вопрос. Каким бы страшным ни был принц, королева и король понимали, что это все же их ребенок. Они просто не нашли в себе сил уничтожить его. Впрочем, любви они для него так же не нашли. Таня не допустит такой ошибки. Для своего ребенка она сделает все. Ее малыш никогда не узнает о своем позорном происхождении. Он не будет сыном какого-то слуги. Он будет следующим принцем Лунар. А затем, когда она покончит с Джаспером, то и королем этих земель. Подумать только, еще недавно Таня гнила от нищеты в заброшенном доме. Но ведьма нашла ее и предложила помощь. Ведьма! Девушка не поверила этой красивой, но, как ей тогда показалось, безумной женщине. Но вот она здесь, во дворце, и принц почти у нее в руках. Почти. Эта его недавняя вспышка гнева убедила ее в том, что у нее еще есть повод для волнения. Это немая коротышка все же имела кое-какую власть над принцем. Он не хотел отпускать ее. Таня сглотнула, вспомнив наставления той женщины, что нашла ее. Она ясно дала понять, что ей нужна принцесса Розенберга. И отнюдь не живой. Таня думала, что не способна на убийство. Хотела как лучше. Отпустить девчонку с миром. Но сегодня ночью Джаспер слишком далеко зашел в своих желаниях. Принц напомнил ей основные правила интриг. Никакой жалости. Впрочем, Таня не могла обвинять только Джаспера, она и сама допустила ошибку. — Ты не должна давать ему больше, чем положено, — сказала ведьма, дав ей волшебное зелье, — это опасно. Таня не прислушалась к совету. Какое ей было дело до чудовища. Как только он закрепит с ней брачные узы, и все убедятся, что Таня носит в чреве наследника Лунар, она убьет мужа. План был идеальным, но все же зря она не послушалась ведьмы. Хитрость волшебного приворотного зелья оказалась не в том, что оно пробуждает в сердце любовь, а в том, что оно пробуждает тщеславие. Принц носил ее на руках и буквально сдувал с нее пылинки, что у нее и вправду возникло ощущение, что он влюблен в нее. Разве ее можно было не любить. Таня была уверена, что все мужчины мечтают о такой невесте, как она. Однако дело было далеко не в любви. Зелье лишь вытаскивало все самые безобразные пороки, что были присущи человеку. Принц осыпал Таню драгоценностями и сладкими речами лишь потому, что это было в его силах. Он был убежден в том, что он может запугивать слуг и подданных, а самое главное обладать Таней. Он был уверен, что его внимание для нее все. Нет, зелье не влюбило принца в нее. Оно принесло ему нарциссическое обожание себя любимого. Единственное, что беспокоило Джаспера, так это Элис. Он не стремился от нее избавиться, но и не стремился с ней встретиться. Таня ломала голову, как лучше избавиться от нее. Ведьма предупредила ее, что яды Элис не берут, а лучше способа устранить соперницу Таня не знала. — Что ты задумала? Таня обернулась. Ее слегка удивило, что отец соизволил заговорить с ней. С момента ее возвращения, он не сказал ей ни слова. Даже пытался убедить принца отказаться от помолвки с собственной дочерью. А теперь он стоял, привычно оперевшись о свою трость, и сверлил дочь взглядом полным ненависти. Он был уже в возрасте, когда взял в жены молодую девушку, но семейная жизнь не сложилась. Супруга не пережила тяжелые роды. А его дочь стала негласной дочерью королевы. Сейчас, когда Таня сияла молодостью, он был уже седовласым стариком. — Здравствуй, папа! — Зачем ты вернулась? Где твой муженек? — со злостью спросил отец. — О чем ты? Таня покачала головой и усмехнулась. Она не помнила, были ли они с отцом когда-нибудь близки. Но сейчас они были совершенно разными людьми. Таня давно уже не беспокоилась о том, что о ней думает ее родитель. — Папа, ты что-то путаешь. Я не замужем. Я только выхожу замуж. За принца! Как ты и мечтал. Ты ведь благословишь нас? Мужчина чуть не задохнулся от злости. — Ты… Никогда! Ты не достойна его высочества, — прокаркал он своим старческим голосом. — Недостойна?! — со злостью вскрикнула Таня. — Да он должен целовать мои ноги за то, что я отвечаю на его ухаживания. Мерзкое животное, — она указала на лицо, что покраснело и припухло от ударов будущего мужа. Синяки, что он оставил на ее нежном теле. — Вот что он сделал. Избил меня. — Врешь. Все знают, принц Джаспер справедлив и благороден. Он не стал бы поднимать руку на женщину. Все знают, что ты лгунья. Ты сбежала от него с другим мужчиной. Ты опозорила весь наш род. — Наш род? Род жалких шестерок, что чувствуют огромное счастье, подтирая королевские сапоги. Это является гордостью? Нет, папочка, я не из таких. Я стану королевой. — Вздор! Старый советник вытащил пачку бумаг. — Знаешь что это? Письма. Мерзкие и порочные письма твоих любовников. Меня ужаснуло то, что написал тебе тот мальчишка накануне твоей несостоявшейся свадьбы. Завтра все узнают, что ты лжешь. Будь уверена, я приведу священника, что тайно обвенчал тебя с другим мужчиной. Я не позволю принцу сделать ошибку. — Отец, не смей. Я нужна тебе. Без меня ты пропадешь. Я стану богатой. Я одарю тебя деньгами. — Мне не нужно ничего, кроме чести. Честь. Ты помнишь, что это значит? — Нищета. Вот что это. Жизнь с уродом. Унижение. Вот что это. Мужчина с презрением отшатнулся. Он считал, что закончил этот бессмысленный разговор, но Таня не могла его так отпустить. Боялась его разоблачения. В отчаянии она схватила отца за руку, и положила на свой живот. — Папа, я беременна, скоро у тебя появится внук. И если Джаспер женится на мне, у Лунар будет надежда. Будет король и принц. Мы спасем королевскую династию от вымирания. — Ты лишь кормишь свою алчность, не более. А этот выродок никогда не станет принцем. Я никогда не соглашусь на такой мерзкий подлог. — Ты не любишь меня. Я — твоя дочь, а он — чудовище. Чудо, если он и вовсе способен сотворить детей. А если и будут. Посмотри на него. Неужели ты позволишь ему плодить себе подобных? — Королева испортила тебя. В тебе ни капли сострадания. Я все расскажу принцу. Все расскажу про твои злодеяния. Я знаю, ты что-то с ним сделала. Ты погубишь его. Ведьма. В пылу своей ярости мужчина так размахивал рукой, в которой были зажаты письма. В какой-то момент Тане удалось вырвать их. Но отец не собирался так просто отпустить ее. — Я знаю, ты с ним что-то сделала. Ты отравила его. Ты не успокоишься, пока не убьешь его. Я не могу позволить тебе этого. Защитить принца — мой долг, а ты беги туда, откуда пришла. Принц больше не попадет под твое влияние, — причитал советник, крепко вцепившись в руку дочери. Несмотря на преклонный возраст, в нем еще была сила. Поняв, что так просто он ее не отпустит, девушка вытащила из прически серебряную шпильку, которой скрепляла волосы, и всадила ее в шею старика. Советник вскрикнул и отпустил ее руку. Бросив недоумевающий взгляд на свою дочь, он отшатнулся назад и упал. Таня подобрала свою заколку и письма и сломя голову побежала в свою комнату. Она не знала, что будет делать, но понимала, что зашла слишком далеко, чтобы повернуть назад.***
Дельфина Дебуз медленно складывала свои вещи. В этом занятии не было ничего веселого и приятного. Девушка не рвалась увидеть родителей. Белла понимала ее тоску, но сама бы с радостью увидела бы свою родню. — Вам не обязательно уезжать! Сначала в голосе Беллы звучало лишь тихое отчаяние, но, когда Дельфина обернулась, девушка оживилась. Она действительно поверила в такую возможность — Останьтесь здесь! Не могут же они увести вас насильно. А если хотите, мы сбежим вместе. Хоть сегодня же! Вы можете… — Не могу, Белла. Я не могу бросить все и сбежать. Я часть семьи, — проговорила Дебуз. Белла бросила на нее взгляд, наполненный грустью и разочарованием. Белла была уверена, если бы только Дельфина согласилась с ее планом, они нашли бы решение. Словно прочитав ее мысли, Дебуз улыбнулась. Отложив свое занятие, она села поближе к подруге. — Белла, со мной все будет хорошо. Правда, — заверила она, поймав недоверчивый взгляд девушки. — Кто знает, быть может, замужество не так и плохо. Муж будет обо мне заботиться. — Конечно, если не будет дряхлым, столетним стариком, — ворчливо заметила подруга, — тогда ухаживать как раз будешь ты. Дебуз рассмеялась. Ее смех прозвучал мелодично, но грустно. — Ну, нет. Тогда я сбегу к разбойникам или к пиратам. Буду капитаном большого корабля, — Дельфина положила руку на плечо Беллы и легонько потрясла. Ей хотелось приободрить ее. — Обещаю, я не пропаду. И все это благодаря тебе, мой милый друг. В тебе столько сил и решимости, что она заразна. Затем она встала и отошла к окну. — Убежать от родных? Где тогда мне найти приют? У чужих? Неужели ты веришь, что там можно найти свое место. — Чужие люди не всегда плохие. Иногда они дарят гораздо больше тепла, чем родня, — заметила Белла. — Значит, они не совсем чужие, — проговорила Дельфина, — может, ты права, но Лунар не мое место. Я заслуживаю взаимности. Белла почувствовала себя неловко. Они никогда не возвращались к разговору о том поцелуе в саду. Это смущало ее, но отрицать правду не имело смысла. Она не могла дать Дебуз тот приют, что та искала. — Я приму условие родителей, но не сдамся. Не беспокойся, клянусь, последнее слово будет за мной. Белла кивнула. Ей тяжело было прощаться с подругой. Она очень привязалась к ней, но разве это не эгоистично удерживать кого-то рядом ради собственной прихоти? Наконец Дебуз собрала все свои вещи. Дорога ей предстояла долгая и тяжёлая, поэтому девушке пришлось надеть скромный дорожный костюм. Несмотря на то, что о ней в замке ходило много недобрых слухов, попрощаться с девушкой пришло много народу. Особенно слуги, что питали к ней искреннюю симпатию. Удивительно, но среди них был и Эдвард Мейсон. Он вызвался лично усадить девушку в карету. — Прощайте, красавица, искреннее желаю вам удачи! — проговорил он, целуя ее руку. — Лесть весьма изысканная, но признайте, вы рады моему отъезду, — улыбаясь пробормотала Дельфина, когда села в карету. — Признаю, я не буду сильно скучать, но все же жаль, что вам пришлось покинуть нас. Слова не вызвали у девушки доверия. Откровенно говоря, она не понимала, почему он не торопится отправить ее домой. Зачем он забрался в ее экипаж. Она проиграла ему самое дорогое, неужели он хочет позлорадствовать над этим? — К чему такая приторная обходительность? Разве вам не говорили, что сладкое портит девушек? — Только не вас, — усмехнулся Эдвард, вытаскивая из кармана письмо, — возьмите. Это может пригодиться. Дебуз развернула письмо и в недоумении взглянула на мужчину. — Зачем вы вручили мне это письмо? — Это мое клятвенное заверение, что я приду к вам на помощь, если это потребуется. Можете в любое время отправить мне весточку, и к вам тут же примчатся мои люди. — Что это значит? — Видите ли, моя милая, вы мне не нравитесь, полагаю, вы понимаете почему. Но еще больше я не люблю тех, кто пытается укротить человеческий дух. — О, — пораженно проговорила девушка. Откровенно, но справедливо. Было сложно не согласиться с этим. Невозможно было не восхититься такой прямотой. Но в этом и было обаяние этого мужчины. Дельфина признательно кивнула. Пора было торопиться, и Эдвард поспешил выйти, но тут в карету заскочила Белла. — Я бы хотела попрощаться, — проговорила девушка. Дельфина хотела сказать, что это лишнее, что долгие прощания несомненно вызовут у нее слезы, но ей не дали сказать и слова. Ведьма рывком склонилась к Дебуз и поцеловала прямо в губы. Казалось, только Белла была уверена в том, что происходит. Поскольку Дельфина ошарашенно замерла, вглядываясь в глаза Мейсона. Она словно ждала, что тот разъяснит происходящее. Быть может, это была его злая шутка. Хорошее злорадство, подстроенное им и подругой. Ведь он прекрасно знал, что чувствует Дебуз по отношению к Белле. И она сама ясно понимала, какие чувства вызывает в нем эта ведьма. Они были похожи и, наверное, не будь Беллы, нашли бы общий язык. И все же Эдварду не было смешно. Он так же, как и Дельфина, был в легком шоке. Тогда она позволила себе расслабиться. Закрыв глаза, позволила себе в последний раз вкусить губы этой красавицы. — Прощайте, и найдите свое счастье, — проговорила смущенная Белла, когда отстранилась. Она была все так же невинна. Этот ее пылкий поступок смущал ее саму, от чего ее лицо покрылось румянцем. На лице застыла печаль, но Белла была все также прекрасна, что Дельфине было невыносимо смотреть на нее. Белла словно поняла ее. Она вышла, больше не сказав ни одного слова. Вышла и не обернулась. Правильно это было или нет, но ей хотелось подарить Дельфине одно счастливое мгновение. Хотелось верить, что это действительно что-то хорошее. Дебуз права, здесь она не найдет взаимности. Все это время она ждала от Беллы чего-то большего, чем дружба. Но Белла не могла дать ей больше, чем у нее есть. Дело в том, что, хоть у нее и было большое сердце и в нем было место и для Дельфины, сердце это ей уже не принадлежало. У нее украли сердце гораздо раньше, чем она встретила Дельфину Дебуз Белла поспешила спрятаться от любопытной толпы. Она очень рано и жестоко лишилась родных и практически не умела переносить разлуку. Ей было тяжело расстаться с Дебуз. Но она не хотела, чтобы кто-то видел, как сильно девушка расстроена. Белла хотела спрятаться, и когда ее плеча коснулись, она всеми силами попыталась скрыть свои слезы. До последнего она старалась сбежать. Однако Эдвард не собирался ее отпускать. Он приложил немало усилий, но все же развернул брыкающуюся девушку и прижал к своей груди. Белла, устав от борьбы, разревелась. Ей было грустно, но все-таки тепло и уютно. Может потому, что Лунар всегда был ее местом. И люди здесь никогда не были чужими.***
Элис долго не могла уснуть. Она вновь и вновь мыслями возвращалась к Джасперу. К замку Лунар. К Марии, чье появление и исчезновение было таким непредсказуемым. Цыганка объясняла ей, что ее появление зависит от сил Элис. Значит ли, что силы принцессы были подобны свету свечи. Вспыхивают и затем едва не потухают. Думала о своем теле. О том уродстве, что, возможно, никогда не оставит ее. Вряд ли это облегчит ее жизнь. В Розенберге из-за немоты ее считали чуть ли не умалишенной. Не отправят ли ее теперь в цирк, чтобы показывать на деревенских ярмарках как некую диковинку. Затем ее мысли вновь вернулись к принцу. К его родителям, что так и не приняли такого сына. В конце концов Элис встала. Бесполезно было зазывать сон, который не торопился к ней. У нее не было особых планов, но ноги сами понесли ее в музыкальный зал. В ту самую комнату, где она впервые встретила принца. С тех пор они часто играли здесь. Сев рядом, они перебирали клавиши, создавая самые красивые мелодии. Теперь она была здесь, а Джаспер, ее принц, больше не приходил сюда. Его больше не трогала красивая музыка. И он больше не считал ее красивой. Принц перестал ее слышать. Все эти грустные мысли приносили немыслимые муки. В темном зале разлилась музыка полная тоски и невысказанной боли. Мелодия была такой нежной, что девушка прослезилась. Вот только бы узнать, что так изменило Джаспера. Только бы увидеть, что произошло с его сердцем. Только бы… Вдруг Элис резко ударила по клавишам. Она вдруг вспомнила, как однажды подглядела за прошлой жизнью цыганки. Как увидела раннее детство принца. Она вернулась туда. А что, если она может управлять этим. Что, если она вернётся в ту пещеру, когда с принцем случилось несчастье. Что, если там есть ответы на ее вопросы. Ей нужны ответы. Только бы узнать, как это сотворить. Джаспер был окутан туманом. Принц все пытался прорваться сквозь него. Понять, где он, что с ним. Но все его попытки увидеть хоть что-то сквозь эту плотную дымку ничем не увенчались. Единственное, что ему удалось, это заработать дикую головную боль. Каждая попытка хоть что-то вспомнить, не приносила ничего хорошего. Боль подступала к нему с такой периодичностью, что временами он готов был биться головой об стену, словно это могло бы вытряхнуть из головы этот туман. Глазам было больно, но Джаспер упрямо искал выход. Он верил, что где-то кроется его спасение, что пока он жив. Так ему казалось, что он жив. Однако мужчина чувствовал себя заблудившимся путником. Быть может, это не было далеко от правды. Быть может, это сон, дикий и странный, но все же сон. Только так, он мог объяснить всю эту сумятицу в голове. Эту тревожную пустоту. Единственное, что мужчина помнил, что он принц. Что Лунар его дом. Но вот все остальное затерялось в этом чертовом тумане. Все это пугало его. У него словно украли воспоминания. У него не было прошлого, не было настоящего. Лишь туман, в котором он блуждал без всякой цели. Тут его слух уловил музыку. Мелодия, которая внезапно заставила его сердце забиться быстрее. Мотив тихой лирической мелодии, что казалась ему очень знакомой. Это вселило в его душу надежду. Он устремился в ту сторону, откуда слышалась музыка. Это была светлая комната. Принц узнал ее. Узнал комнату, где он проводил свое одиночество. Мужчина посмотрел на руки в полном изумлении. Ему не верилось, что его чересчур большие грубые пальцы могли издавать хоть какую-ту музыку. Но принц вспомнил, он умеет играть. И музыка, что он слышал, его. Однако сейчас, где раньше он сочинял баллады, полные тоски и лирики, сидела девушка. Увидев ее, он почувствовал, нахлынувшую на него радость. Что-то было в ней, что приковало к себе все его внимание. Он страстно желал прикоснуться к ней. Ему нужно было убедиться, что она настоящая, но что-то мешало ему. Что-то не давало ему приблизиться к ней. Тогда мужчина подал голос, но из этого тоже ничего не вышло. Девушка словно была спрятана от него. В порыве охватившей его злости принц кружил вокруг девушки. Желал найти брешь в этом тумане. Хотел найти путь к ней. Кто она? Почему ее игра, такая отчаянная и грустная, приносила ему боль? Он не помнил ее имя. Однако точно знал, это прекрасное лицо было ему небезразличным. Эти слезы на лице девушки вызывали у него сострадание. Попытки расшевелить сознание, призвать на помощь память, заставили его скривиться от боли. Приступы, о которых он ненадолго забыл, услышав мелодию, вновь вернулись. Эта резь вынуждала его отступить от девушки, а туман, что недавно так поредел, вновь стал плотным. Джаспер чувствовал, как он снова окутывает его коконом, но сил сопротивляться этому у принца оставалось все меньше. Упрямо цеплялся он за мелодию, что эхом отзывался у него в голове, но это приносило ему лишь больше вреда.