Балин, Государь Мории

Торин был мрачнее тучи, когда слушал Балина. Тяжелым взглядом из-под бровей пронзал старого товарища и лишь качал головой. — Балин, я не могу, — Король-Под-Горой тяжело поднялся из-за стола. — Мой народ еще не оправился после Битвы Пяти Армий. Каждый боеспособный гном сейчас на счету, а ты просишь пятисотенный отряд для того, чтобы попытаться вернуть Морию? Это безумие. Вспомни, чем это закончилось для нас в прошлый раз. А ведь воинов у моего деда было значительно больше. — У меня есть планы всех залов, — седобородый гном выложил несколько свитков на стол перед узбадом. — Я смог разработать новый состав для горючих стрел, для бомб… Если хорошо распланировать все, то мы сможем это сделать даже с небольшими силами. Торин вздохнул. Он бы хотел помочь Балину. И, конечно, безумно, как и любой гном, мечтал вернуть древнее королевство — Казад-Дум. Но он был правителем, а ему нельзя ошибаться. Слишком велика ответственность за жизни его подданных, поэтому он не может отправить практически всех боеспособных зрелых и могучих гномов, сейчас находящихся в Эреборе, на верную смерть. Всего один недочет в плане — и все они сложат головы ради несбыточной мечты. — Я не могу, Балин, прости, — ему тяжело дались эти слова. — Но не буду препятствовать тем, кто сам захочет идти с тобой, мой друг. В остальном проси, чего хочешь. Продовольствием и снаряжением я обеспечу тебя, если ты посчитаешь, что набрал столько гномов в свой отряд, сколько нужно. — Что ж, — Балин склонил голову, — и на этом спасибо, Торин. Узбад проводил друга взглядом. Когда-то он точно так же пришел к Даину и просил, забыв про гордость, о помощи. И точно так же ему было отказано, потому что сын Наина был абсолютно уверен, что не справиться жалкой горстке гномов там, где потерпела поражение вся армия Эребора. Однако ж, упрямый наследник Траина вернул Одинокую Гору, вернул потерянную родину. Хоть и пришлось заплатить за это страшную цену. Но Мория… Много небылиц рассказывают о коварном зле, что затаилось в самой глубине подземного города. Кто-то говорит о Тьме, что чернее самой ночи, кто-то — о полыхающем пламени, сжигающем все на своем пути, но не было ни единого очевидца, кто мог бы вернуться и описать то, что видел. Торин склонялся к мысли, что все это лишь досужие вымыслы, страшные сказки для детей на ночь. Но ему совершенно не хотелось, чтобы Балин подтверждал правдивость его выводов на своей шкуре. Король-Под-Горой ни мгновения не сомневался, что обязательно найдутся в Эреборе молодые сорвиголовы, которые последуют за бывалым воином и мудрым руководителем Балином хоть в самое пекло, но таких будет немного. Может, хоть это остановит упертого друга? Балин медленно шел по сияющим огнями переходам Одинокой Горы. Он помнил их такими, каким они стали во время пребывания здесь Смауга: мрачными, полными угрозы, темными и пахнущими смертью. Но былое ушло, и вновь жизнь кипела в Эреборе. Работали знаменитые кузни, выходили в свет из-под молотов мастеров удивительные изделия, звенел детский смех, зарождались и продолжались отпущенные Махалом жизни. Но он не мог спать по ночам. Глухая тревога гнездилась в душе, и словно звучал в голове непрерывный, тихий и полный мучительной боли зов, который нельзя было забыть. Фурунаргиан звал своих создателей, терпеливо ждал, когда вновь величественные залы огласятся кхуздулом, вновь ступят на мраморный пол рожденные в глубинах земли - наследники Дурина. И тогда снова зазвучит музыка камней, отразится от высоких сводов, наполнит сердца радостью. Двалин видел печаль, охватившую душу брата, и всячески пытался развеять ее. Балин даже не знал, куда он пропал, до тех самых пор, пока воин не вернулся и не рассказал, что видел возле врат Мории. Отчаянный боец с несколькими молодыми гномами умудрились подобраться совсем близко и принесли неутешительные вести: священный Казад-Дум просто кишмя кишел орками и гоблинами. Однако, по словам Двалина, вели себя порождения тьмы весьма странно для самих себя: нервно и менее агрессивно, нежели обычно. Как будто постоянно опасались чего-то. Балин взял этот рассказ себе на заметку и поблагодарил брата. И только потом догадался спросить, кто же составил компанию Двалину в этой опасной разведке. Теперь Балин каждый раз заходил к Торину с замиранием сердца, соображая, когда же до Подгорного Короля дойдут слухи, что принцы ввязались в очередную авантюру. Но Фили и Кили молчали, только стали частенько пропадать в библиотеке, что для них было совершенно несвойственно, да старший принц набрал, к тому же, себе еще и учеников из таких же сорвиголов, как и они сами. Вот и сейчас Балин, проходя мимо тренировочного зала, наткнулся на Двалина, мрачно сидящего возле высоких дверей и хмуро рассматривающего Умраз. Из помещения доносились лязг мечей, щелканье тетивы и боевые крики молодежи. — Совсем обнаглели, — сообщил Двалин, увидев брата. Левая ручища сжалась во внушительный кулак, от одного вида которого и представления возможного ущерба бросало в дрожь. Балин вопросительно вскинул брови. — Чего ты отплясываешь как на балу? — рычит Двалин, пинком отправляя на землю молодого гнома. Тот падает, ловко перекатывается и вновь вскакивает на ноги — сегодня они сражаются без экипировки. Отступает назад, парируя сыплющиеся удары, и быстро стреляет глазами куда-то вбок. Двалин чует легкое движение воздуха и вовремя вскидывает Укхлат, отражая стремительный удар другого, выметнувшегося на него сбоку кхузда. — Это что еще? — возмущенно фыркает Двалин, но сдерживать двоих молодых гномов, мастерски управляющихся с оружием, становится все сложнее, и теперь уже бывалый воин начинает отступать. Фили только довольно щурится, наблюдая за потасовкой. Все-таки противники ветерана Морийской битвы еще слишком молоды и неопытны, чтобы справиться с ним даже вдвоем, поэтому он коварными ударами выбивает у них из рук мечи и едва сдерживает желание снять с себя тяжелый с металлическими бляхами ремень и выпороть паршивцев, как мелких пакостников. И потом замечает улыбающегося в бороду Фили. — Ты чему их учишь? — раздраженно вытирает испарину на лбу Двалин. — Не знать чести в бою с противником? Двое на одного? — Я учу их выживать, — спокойно парирует старший принц и легко прокручивает в руке один из клинков. — Не могут справиться с противником в одиночку, значит, товарищ должен помочь. К тому же орки — не те враги, с которыми стоит придерживаться кодекса чести. Они всегда нападают группой на одного. Двалин сжал зубы и отвернулся. Желание оборвать уши наследнику внезапно куда-то пропало — в его словах была истина, и Фили — сообразительный малый, раз учит юных гномов взаимовыручке. Балин расхохотался и хлопнул брата по плечу. — Наконец-то мальчишки взрослеют, — усмехнулся он и против воли внезапно подошел ближе к дверям зала, внимательно прислушиваясь. Потом, словно решив для себя что-то, поманил брата за собой и решительно вошел в помещение. Балин немного понаблюдал за крутящимся Фили, который умудрялся одновременно отбиваться от трех противников, взглянул на Кили, который поправлял руку натянувшему тетиву гному, и вздохнул. Аккуратно снял тяжелую накидку, оставшись только в штанах и рубахе, подошел к стенду с оружием и придирчиво осмотрел клинки. Двалин хмыкнул. Седобородый гном, наконец, выбрал меч, взвесил в руке, сделал несколько пробных взмахов и зычно крикнул: — Фили, Кили! Не хотите двое на двое? Принцы обернулись одновременно, и на лицах расползлись проказливые, совершенно одинаковые улыбки. Братья переглянулись и кивнули. Кили отложил лук в сторону и подхватил меч. Фили же зубами распутал узел на широкой ленте, повязанной вокруг правого запястья, убрал липнущие к шее волосы, затянул их в конский хвост и приглашающе повел клинками. Молодые гномы восхищенно наблюдали за вихрем ударов, искрами, высекаемыми мечами и топорами, неверяще следили за быстрыми, стремительными движениями бывалых воинов. Двалин хорошо знал манеры боя Фили и Кили, но то, что показали ему братья, превосходило всякие его ожидания, и им с Балином пришлось импровизировать. Фили и Кили постоянно менялись местами: нанес удар один, а парировал ответный уже другой. Быстро, слаженно и настолько проворно, что было сложно даже уследить за их перемещениями. Балин и Двалин на миг коснулись друг друга плечами, переглянулись, понимая, что коварные братья пытаются загнать их в угол, так, чтобы они начали мешать друг другу, стеснять движения и задерживать удары. Сыны Фундина были великими воинами. И еще в отрочестве смогли выработать собственную манеру ведения парного боя. Балин чуть наклонил голову и подмигнул брату. Двалин хмыкнул и вскинул Умраз, пропуская перед собой клинок седобородого гнома. Удар был хитрым и неожиданным, и Фили, просунувшийся слишком далеко вперед, изогнулся, словно кошка, и едва не потерял равновесие, однако в последний момент успел парировать атаку, но вслед за мечом Балина почти по самому низу, по ногам, шел удар Двалина, развернувшего Укхлат параллельно земле. Старший принц легко взвился вверх, пропуская лезвие топора, метящее ему по ногам, и отскочил в сторону, разрывая дистанцию. Кили вытянул из-за пояса кинжал и взял его на изготовку, следуя за братом. Слаженная система наследников была сломана, и сыны Фундина перешли в наступление. Теперь уже Балин и Двалин теснили проворных противников, а братья вынужденно отступали, стараясь приспособиться к незнакомому стилю, но старшие воины не позволяли им замедлиться ни на мгновение. Фили и Кили не проиграли только благодаря своей сноровке, молодости и гибкости, которая позволяла уходить от неожиданных и коварных ударов. Молодость противостояла опыту. Балин улыбнулся. Двалин с Торином воспитали просто поразительных воинов, а Битва Пяти Армий сделала из них мастеров, но им не хватало дальновидности и тактического планирования пусть и короткой схватки. Удары Балина были жалящими, словно змеи, точными и стремительными, выискивающими любую брешь в обороне, поэтому бывалый воин сразу заметил, что левая рука Фили, в которую он был ранен в памятной битве, начала подрагивать, а клинок — тянуться вниз. Едва заметно, но Балину хватило и этого: меч сына Фундина взметнулся вверх, заставляя принца отступить, а потом резко поменял направление, со свистом столкнувшись с клинком светловолосого гнома. Меч, крутясь, отлетел в сторону, а Фили плавным движением ушел вбок, досадливо морщась. Кили мгновенно прикрыл брата, ловко отведя скрещенными клинками удар топора Двалина, но воин в последний момент неожиданно дернул оружие назад, используя его на манер крюка. Младший принц не успел даже ахнуть, как оказался без оружия. Балин улыбнулся и повел мечом. Фили посмотрел на клинок в своей руке, потом на сурового наставника и седобородого гнома, нахмурился, переглянулся с братом… А потом они оба расхохотались. Одновременно шагнули вперед и учтиво поклонились воинам. Сыны Фундина, к их изумлению, коротко склонились в ответном поклоне, признавая их противниками, равными себе. — У меня есть двадцать гномов, — подошел после тренировки к Балину Фили. — Молодые, правда, но с топорами и мечами управляются отлично, обучены бою в узких подземельях. — Хорошо, — задумчиво кивнул сын Фундина. — И все хотят идти? — Еще спрашиваешь, — фыркнул наследный принц и потянул, распуская узел, за ленту. Тяжелые пряди волос упали на плечи. — Боятся, что подвигов на их век не хватит. — Ишь ты, — хохотнул Балин. — Ты себя-то вспомни, а то рассуждаешь, как трехсотлетний глава большого семейства. Фили засмеялся и отошел к брату, который угрюмо рассматривал зазубренный клинок, и начал ему что-то втолковывать. Балин проводил его взглядом и только тяжело вздохнул. Ему не хотелось тянуть за собой молодежь, еще неопытных и не вступивших в могутную пору гномов, но особого выбора у него не было. Те, кто был готов последовать за ним, должны знать, на что идут, а юные гномы еще никогда не видели сражений в их ужасающем величии. Не видели крови и смерти, не теряли тех, кем дорожили больше жизни. Не хоронили товарищей после выматывающей битвы, не оплакивали потерянные души. Но они жаждали славы. Жаждали лицом к лицу столкнуться к порождениями Тьмы, испытать собственную силу и удачу в настоящем бою, а ужасы войны были им неизвестны. Как и страх перед смертью.

***

Седобородый гном потер переносицу, как делал всегда, когда приходилось принимать непростые решения. Отложил перо в сторону, аккуратно вытер испачканные чернилами руки — оформление приказов, которые потом следует отнести Торину на подпись, требовало особой внимательности, усидчивости и грамотности. Все это можно было бы поручить Ори — молодой гном отлично разбирался в государственных делах, показав себя сообразительным учеником. И, как Балин надеялся, его преемником. Хотя сыну Фундина было отлично известно, что Ори увлекся врачеванием под началом Оина. У него получалось очень хорошо, и товарищи даже подтрунивали друг над другом, что скоро драться начнут из-за талантливого ученика. Но сейчас его мысли постоянно возвращались к совершенно иному. Двадцать воинов под началом Фили, двенадцать лучников набрал Кили, еще тридцать один — пойдут за Двалином. Шестьдесят три бойца… Слишком мало. — Балин? — громкий голос и скрип двери вырвал его из задумчивости. К нему в кабинет заглянул Оин со своей неизменной слуховой трубкой и внимательно смотрел на товарища, будто в чем-то сомневался. — Я слышал, — начал он, — что ты собираешь отряд. Ты уверен в верности своего решения? Балин только кивнул в ответ. Слишком часто задавали ему подобный вопрос. Кто-то утверждал, что он безумен, кто-то — что захотел славы, а кто-то — что ищет смерти. Но ни один из них даже не хотел предположить, что величественные залы Казад-Дума, захваченного враждебной силой, лишают его сна, не дают покоя, не оставляют его ни на миг. Что сердце рвется туда, невзирая на все доводы разума. Он знал, что Тьма поселилась в древнем подгорном королевстве. Отблески огня преследуют его во снах, жалят, словно разъяренные змеи, заставляя просыпаться в холодном поту посреди ночи. Он много времени провел в библиотеке, стараясь понять природу этих видений, но ни одного упоминания о чем-то схожем не нашел. Гендальф, который мог бы помочь в этом нелегком деле, обещал заглянуть к Торину на днях, но посулы волшебника всегда отличались некоторой расплывчатостью, поэтому Балин мало надеялся на его мудрый совет. — Что ж, — пожевал губами старый товарищ. — В таком случае я с тобой, друг. Балин был удивлен решением Оина, но в глубине души вспыхнула тщательно скрываемая радость. Лекарь от Махала, опытный и могучий воин, да еще и отличный стратег — кто же будет отказываться от такого подарка судьбы? А что глуховат немного — так это не самый большой недостаток из всех возможных. Сын Фундина улыбнулся, широко и искренне, наклонил голову в знак признательности, и в душе зародилась надежда, что у них все получится. — Со мной Вилли, Торуг и Лами, — добавил Оин, хитро покосившись на Балина. Гном даже вздрогнул от радостной вести. Эти гномы были великими воинами: благородные, могучие, неудержимые в бою. К тому же Торуг был главой Гильдии Оружейников и горазд на различные изобретения и улучшения существующих орудий. А уж ради такого дела — Балин не сомневался — он представит им нечто особенное. Что было важно — гномы были в самом расцвете собственной мощи: все они не так давно отпраздновали свое двухсотлетие. Молодежь будет слушаться их, и проблем с дисциплиной не возникнет. — Ори предложил вполне неплохую идею, — Оин устроился поудобнее в кресле и достал трубку. Видимо, уходить так скоро он не собирался, надеясь обсудить с другом детали похода. Впрочем, Балин, несмотря на усталость, был ничуть не против. — Ори? — удивленно сощурился сын Фундина. — Он изъявил желание участвовать в походе, — хмыкнул Оин и выпустил кольцо дыма, — а я не стал его отговаривать. Балин только покачал головой, представляя, что ему на это скажет Дори, который всегда слишком опекал своего младшего брата. — Не переживай, — лекарь заметил сомнения старого друга. — За его обучение взялись Фили и Двалин, так что наш книгочей скоро всех нас задвинет в мастерстве владения топором. Искорки веселья блестели в лукавых глазах боевого товарища. Оин был полон надежды, воодушевлен и предвкушал славную битву. Имеет ли право Балин вести его на смерть? В душе прочно угнездилось плохое предчувствие, словно яд разъедающее уверенность. — Так о чем я, — вернулся к изначальной теме Оин. — Как ты знаешь, у нас есть несколько хорошо знакомых людей в Дейле — Ори сдружился с одним из них, когда я послал его учиться у тамошнего лекаря. Он входит в недавно созданную дружину Ферммара. — Что за дружина? — нахмурился Балин. Ни о чем подобном он не слышал, хотя по должности ему полагалось знать все, что происходило в окрестностях Одинокой Горы и не только. — Орки, — поморщился товарищ и неопределенно взмахнул трубкой. — Последнее время что-то они осмелели. Видно, недобитки Азога буйствуют — набег за набегом, нападают на путников, караваны, в общем, ведут себя как заправские разбойники. Сначала Бард посылал разъезды, надеясь их прижать, но особой пользы это не принесло, и один из его приближенных, Ферммар, старый, опытный вояка, собрал отряд из сорвиголов. Так эти твари вмиг присмирели, и теперь его дружина патрулирует все подъезды к городам. Надо признать, воины они хорошие, хоть и не всегда честные — грязных приемов ничуть не чураются, но в их верности командиру сомневаться не приходится. — И что же Ори предлагает? — сощурился Балин, уже понимая, к чему клонит лекарь. — Нанять их, — Оин подался вперед, наблюдая за реакцией предводителя. — За хорошие деньги они согласны сражаться с нами бок о бок. — Наемники? — вскинул брови сын Фундина и отрицательно покачал головой. — Нет, от них можно ожидать чего угодно. И доверия не будет никогда, как и того, чтобы я позволил им прикрывать наши спины. — А этого и не требуется, — спокойно улыбнулся старый воин. Казалось, он ожидал, что Балин ответит именно так на его предложение. — Вместо того, чтобы оставлять их сзади, можно отправить их в авангард. — Люди совершенно не умеют сражаться под землей, — Балин уперся. — Мы только зря подставим их под клинки врагов. — Время еще есть, — Оин вновь откинулся назад и хитро посмотрел на него. — Я отправил Вилли обучить их хитростям ведения боя в узких и низких пещерах. К тому же, нам главное миновать ворота и пройти дальше — там условия для сражений будут куда более благоприятными. — Я смотрю, вы все решили без меня, — ворчливо отозвался Балин, но в мыслях проскочила крамольная мысль, что, возможно, его товарищи и правы. Если не хотят идти гномы, то почему бы не нанять людей? Золото — вот чего желают они, и сын Фундина может дать им его, а они — принести ему победу. — Пусть будет так, — вынужденно согласился он и улыбнулся в седую бороду. Оин с кряхтением поднялся, хитро подмигнул товарищу и оставил его в одиночестве. Балин в задумчивости потеребил краешек пергамента, устало потер переносицу и потушил дрожащий огонек лампы. Кабинет погрузился в темноту, оставляя советника Короля-Под-Горой наедине с чудовищами, рожденными сонным разумом.

***

Поспать ему так и не удалось. Всю ночь в тяжелой дреме вновь рвались вверх неистовые, темные языки пламени, обжигающие, заставляющие корчиться от боли. И надвигалась багровая Тьма, раскрывала изорванный плащ крыльев, затмевала всякий свет. Балин вскидывался, просыпаясь, и потом долго не мог успокоить бешено бьющееся сердце, так и норовившее выскочить из груди от пережитого ужаса, который липкими струйками скользил вдоль позвоночника. Дожидался он утра с нетерпением, свойственным только тем, кто мучается кошмарами, приходящими во снах и терзающими не только душу, но и разум. Когда переходы Одинокой Горы стали потихоньку оживать, полниться снующими туда-сюда гномами, Балин, устало потирая красные от недосыпа глаза, отправился туда, где больше всего любил бывать — в гончарный цех. В свое время сын Фундина достиг мастерства в создании глиняных изделий. Он всегда считал, что ни одна литая форма посуды не сможет затмить плавных форм и обманчивой хрупкости керамики. Из-под его рук выходили поразительные в своей утонченности и красоте изделия, а уж когда седобородый гном брался за кисть, собираясь покрыть гладкую поверхность золотой краской, свивающейся в причудливые узоры, то весь цех сбегался наблюдать за работой мастера, затаив от восторга дыхание. Даже высокомерные во всем, что касалось искусства, эльфы без малейшего сомнения признавали, что вещи, которые творил с податливыми материалами Балин, были превыше всяких похвал. Но и ценились эти изделия на вес золота, да к тому же советник Короля-Под-Горой редко находил кроху времени, чтобы заглянуть в цех, поэтому редко видели свет новые произведения искусства. Ори знал, что если Балин направляется в гончарный, то значит, на душе у него неспокойно. Что-то терзает мудрого гнома, заставляет искать утешение в любимом деле. Книгочей видел его сегодня, хмурого, мрачного, невыспавшегося, и помимо воли в сердце просачивалась искренняя жалость. Хотя молодой гном прекрасно знал, что это чувство — недостойно такой сильной личности, как Балин. Сын Фундина бы разгневался, если бы узнал, о чем в тот момент думал Ори, сочувствуя нелегкой ноше, добровольно взваленной на плечи. Но искал он Балина не затем, чтобы метаться в душевных сомнениях от одного только его вида. Сегодня утром, как и обещался, в главные ворота Эребора вступил высокий старец в поношенной серой хламиде, остроконечной шляпе и массивным волшебным посохом. Гендальф, соблюдая данное Торину обещание, посетил древнее, набирающее свою мощь королевство гномов. Что за дела привели его в Одинокую Гору, Ори не знал, но искренне надеялся, что волшебник не принесет каких-нибудь горестных вестей, на которые обычно был горазд, появляясь только тогда, когда угроза нависала над Средиземьем. Впрочем, озабоченности, отражающейся на морщинистом лице Гендальфа в те времена, когда Торин затеял поход на Смауга, не наблюдалось, и молодой гном, с удовольствием вышедший приветствовать мудреца, увидел лишь открытую и доброжелательную улыбку. Балин, как и ожидал Ори, сорвался с места сразу же, как только он сообщил ему о прибытии волшебника. — Приветствую, мой друг, — улыбнулся Гендальф вошедшему в кабинет Торина Балину. Сын Фундина коротко поклонился узбаду и волшебнику, сразу понимая, что Король-Под-Горой уже рассказал своему другу о том, что задумал старый боевой товарищ. Балин прошел к креслу, в котором обычно сидел, обсуждая с Торином государственные дела, сел, устраиваясь поудобнее, и достал трубку, следуя примеру Гендальфа, который уже вовсю выпускал причудливые клубы дыма в воздух. — Значит, ты решил вернуть Морию, — волшебник не спрашивал — он утверждал, глядя на Балина из-под кустистых бровей. — Тебе не справиться с той силой, что затаилась в глубинах древнего королевства, сын Фундина, даже имей ты десятитысячную армию. — Что там, Гендальф? — спросил советник и мельком глянул на стоящего возле стола Торина, который внимательно наблюдал за собеседниками. Балин знал, о чем он думал. Король надеялся, что волшебник сможет отговорить его от этого похода. Гендальф покачал головой и выпустил кольцо синевато-сиреневого дыма, задумчиво проследил за тем, как оно тает в воздухе, и повернулся к гному. — Даже Зеркало Галадриэли не в силах лучом света пронзить густой мрак, застилающий залы Фурунаргиана. Страшное зло таится в их глубинах, и тебе не под силу совладать с ним. Вряд ли найдется хоть одно смертное существо, способное на такое. — Тогда помоги мне, — подался вперед Балин, не замечая, как изумленно вскинул брови Торин. — Помнится, на участие в походе на Смауга ты согласился, хоть и не присутствовал в тот момент, когда мы входили в Гору. А он был столь же самоубийственен, как и путешествие в Морию. Душой Балина овладел тяжелый гнев, и сын Фундина ничего не смог ему противопоставить. Гендальф горазд лишь размышлять, отговаривать или, наоборот, подталкивать к тем или иным действиям. Как опытный кукольник, что играет со своими марионетками. А потом исчезает в тот самый момент, когда его присутствие важнее всего. Волшебник, казалось, видел гнома насквозь, не спускал пристального, цепкого взгляда с советника короля, но Балин был уверен в своей правоте, поэтому без труда выдержал своеобразное противостояние. Гендальф тяжело вздохнул и отвел взгляд. — Я вижу, тебя не убедить, Балин, — печально сказал он, и Торин нахмурился, — поэтому спрошу: что ты ищешь в копях Мории? Седобородый гном удивленно посмотрел на волшебника. Он чуял в его словах какой-то подвох, но не мог распознать его. — То, что принадлежит гномам, — медленно ответил он, не ведая, что почти слово в слово повторяет фразу Торина, сказанную Даину Железностопу, сыну Наина. — То, что было отнято у нас порождениями Тьмы. Я следую лишь зову сердца, Гендальф. — Готов ли ты дать умереть следующим за тобой ради несбыточной мечты? — старец не отводил пристального взгляда от лица Балина, стараясь уловить малейшую тень эмоций. — Готов ли ты принести вести о смерти матерям и женам, братьям и отцам? — Ты, Гендальф, видно не понимаешь того значения, что имеет Казад-Дум для горного народа, — тяжело произнес сын Фундина. — Те, кто идут за мной, готовы сложить свои жизни за то, что видят в своих снах, за надежду, которую дает зов залов Фурунаргиана. Знаешь, ты странен, волшебник. Когда Торином завладело безумие, и он готов был пожертвовать не только жизнью мистера Беггинса, но и жизнями всего отряда ради золота, ты не пришел на помощь. Если бы не смекалка вышеозначенного Бильбо и не сообразительность и решительность Дис, мы все были бы уже в чертогах Махала, что не так-то и плохо, Гендальф. Если переломить ход событий может лишь один хоббит, то почему ты так уверен в том, что с этим не удастся справиться отряду гномов? Торин при упоминании его помешательства, едва не отправившего на тот свет весь отряд, болезненно поморщился и неосознанно коснулся пальца, на котором в свое время красовалось одно из гномьих колец Власти. Как бы он ни хотел уберечь Балина от этого опрометчивого шага, но сейчас он видел разумное зерно в его размышлениях. — Ты уперт, сын Фундина, — в сердцах бросил Гендальф и порывисто встал. — Знай же — Тьма не отпустит тебя, Балин. Все туже она будет затягивать кажущиеся слабыми путы, а когда ты поймешь, что попал в расставленные силки, будет уже поздно. Предательство следует за тобой по пятам, и даже неожиданные союзники не смогут тебе помочь, уберечь от печальной судьбы. Ты можешь лишь вовремя одуматься и спасти жизни тех, кто дорог тебе. Я все сказал. И волшебник, даже не попрощавшись, стремительно вышел из кабинета. Торин и Балин мгновение молчали. Советник Короля потер переносицу и, вздохнув, косо глянул на узбада. По лицу Торина сложно было что-то прочесть, но в синих глазах Балин заметил тревогу и боль. Оттого, что никакие уговоры не смогут удержать старого друга в Одинокой Горе, не смогут убедить его не следовать слепо навстречу собственной гибели. Балин не стал ждать, когда горечь Короля перерастет в бессильный гнев, и поспешил его покинуть. Ори ждал его в коридоре, в волнении прижимая к груди толстую книгу, в которую записывал все происходящее аккуратным каллиграфическим почерком. Заметив недовольство на лице Балина, молодой гном только вздохнул: как и следовало ожидать, ничего хорошего встреча упертого советника и волшебника не дала. Странный шум в дальнем конце коридора заставил Балина, уже миновавшего Ори, который открыл было рот что-то сказать, остановиться и с удивлением приглядеться к источнику лязга и стука. — Дядя! — юный рыжеволосый гном, едва достающий Балину до бедра, бодро подскочил к советнику и требовательно подергал того за штанину. — Дядя, я тоже пойду с тобой! На голове малыша красовался легкий кожаный шлем, постоянно сползающий на глаза, а в руках кхузд едва удерживал небольшой метательный топорик, не иначе как украденный у отвлекшегося отца. — Я тоже буду сражаться с орками! — он воинственно размахнулся своим тяжелым оружием и завалился бы назад из-за того, что оное перевесило маленького гнома, если бы Балин ненавязчиво не подтолкнул его ладонью в спину. — Непременно, Гимли, — улыбнулся сын Фундина и легонько потрепал племянника по волосам. — Я уверен, что мерзкие твари в ужасе будут бежать, едва завидев тебя. А теперь иди к маме, уж она-то все знает, что тебе необходимо для того, чтоб стать великим воином. Малыш просиял и помчался по переходу, волоча за собой тяжелый топор. Лезвие искрило от соприкосновения с гранитным полом и издавало жуткий скрежещущий звук. Балин подумал, что Глоин все уши сыну оборвет за то, что тот без спросу покусился на оружие отца. — Я думаю, Ори, что настало время начинать сборы — больше, чем сейчас, бойцов мне не набрать, — тихо проговорил он, проводив племянника взглядом. — Если ты, конечно, не передумал. Ори отрицательно покачал головой и последовал за Балином.