Немой Разведчик.

Медленно, мучительно долго настраивается оптика. Слабые усилия безуспешно добиваются хоть какого-нибудь изображения окружающего. В основном же я просто вижу разноцветные пищащие помехи. Лишь на правый оптический датчик можно возлагать хоть какие-то надежды... Аудиодатчики вовсе отключились пару мегациклов тому назад. Я не слышу ничего. В смутной тишине я вспоминаю о молчании, но теряюсь в догадках, что с этим связано. Я чувствую, как медленно всплываю на поверхность. Я уверен, что как только выберусь и вздохну разум, я вспомню, чем так важно моё молчание. Я не сразу понимаю, что меня не пытают. Я уже давно не отличаю агонии от ломки, для меня всё слилось в одну текущую убивающую массу. Я полностью покрыт этим, этим серым веществом, этой болью и уже не высока разница между той, что остаётся до и после очередной игры и той, что является этой самой игрой под названием "закричи". Крик... Я закричал. И это очень плохо. Пока в процессоре полное смятение, я не осознаю, чем это плохо. Я вообще не осознаю ровным счётом ничего. Я лишь помню, как вновь вывел Ача из себя своим молчанием. Молчание... Чем оно так важно? Почему я молчу?... Постепенно я добираюсь до поверхности и вспоминаю... Ач - это тот, кто должен выпытать из меня что-то очень важное. А что можно выпытывать вообще? Информацию, какая бы она не была. Значит, я хранитель некоей информации, очень важной информации. И ещё я вспоминаю, что я - разведчик. И мой долг кому-то передать важные знания. Кому? Автоботам. Не помню имя противоположности, на карте памяти пусто, лишь маячит на заднем плане имя "Мегатрон" и когда я пытаюсь его поймать, то вздрагиваю от внезапного испуга. Я не боюсь. Я способен биться насмерть, если того требуется, я могу очертя голову кинуться в самую гущу битвы, если там мой друг, нуждающийся в поддержке. Но сейчас мне страшно, ведь я подвешен под потолок пыточной камеры, невероятно слаб и я кричал. Я проиграл свою битву... Возможно, моя информация уже была слита в бреду прошедших циклов, я ведь крикнул, что значит, мне не хватило стойкости удержаться... Непонятно только то, что даже отпустив крики на волю, я ощущаю в своей искре тугой узел, удерживающий слова и стоны. Я не получил должного облегчения, даже его подобия. Словно я и не кричал, а просто... Подумал, что кричал. Да, скорее всего, я и не крикнул вовсе. Ач сорвался и в последнюю секунду, когда защищать информацию я уже не был в силах, он ушёл. Удивительно... От моего проигрыша его отделял лишь один наноклик, а он просто сошёл с дистанции. Но тогда... Куда он пошёл? Почему я не добит, даже не выброшен на свалку, зачем Ач покинул пыточную камеру? Ради Великой Искры, я вспоминаю информацию... От внезапного озарения оптика на пару кликов отражает происходящее... И от безысходности мне хочется взорваться в этот же момент. Ко мне подходит сам лорд Мегатрон. В сопровождении Ача. - Мой господин, вы прекрасно знаете мои возможности и таланты, но от этого разведчика я не смог добиться даже стона. Около семи солнечных циклов назад для меня стало делом чести заставить его кричать, но он молчит до сих пор, и я думаю, лорд Мегатрон, что лишь зря трачу на него своё и ваше время. Предлагаю попросту избавиться от него, мой господин, - аудиодатчики вновь включаются и тихо, с постоянными белыми шумами, но я слышу шуршащие слова Ача. Я пытаюсь сфокусировать оптику на Мегатроне, но этого не удалось. В каком-то смысле меня это успокаивает. - Что ж, Ач, я доверяю тебе и я думаю, ты прав. Скорее всего, у этого коротышки уже повредились все жёсткие диски, так что проку от него никакого... - признал правоту Ача Мегатрон. Чёрт, если меня не убьют, если по какому-то дурацкому стечению надежды и лжи, если мой шанс всё это время на самом деле был шансом, то... Я буду выброшен на свалку, а оттуда у меня появится реальная возможность передать хоть какому-нибудь автоботу информацию, прежде чем я развалюсь на части. Сейчас же я полностью уверен в том, что Мегатрон смотрит мне прямо в оптику. И от этого становится не по себе. Не думаю, что мне подарят быструю смерть. В отместку меня оставят умирать где-нибудь неизвестно где, но Мегатрону этого явно будет мало. Он хочет сделать что-то ещё... Что-то такое, чтобы я запомнил его, чтобы я будто был отмечен шрамом от его манипулятора. Мне страшно. И мне вновь хочется кричать. - Что ж, но прежде чем выбросить это ничтожество... Приятель, ты ведь всё равно не говоришь, верно? - в его вопросе страшный подвох, но я всё равно буду молчать. Чтобы ни случилось, сейчас, наверное, самое главное молчание в моей жизни. - Что ж... - я слышу приглушенные шаги, оптика различает два красных мутных пятна. - Что ж... Разведчик, - энергон стынет в магистралях от его голоса. - Тогда я полагаю, тебе это не нужно... Я ощущаю, как смертоносные лезвия Мегатрона прорывают мой корпус где-то над искрой. Поток удушающей и обескураживающей боли не заставляет себя ждать. Энергон быстро покидает меня, унося с собой остатки выжатой в хлам искры. Но на этом всё только начинается... Лезвия Мегатрона шевелятся во мне, выискивая что-то, о чём я догадываюсь лишь туманными, никому не нужными догадками. Разрываемые провода бьют током, энергон продолжает течь и с ним будто утекает рассудок... Вдруг Мегатрон замирает, обхватив что-то небольшое. Боль, нестерпимая, невыносимая, гремит в аудиодатчиках, подобно взрывам сверхновой. Каждая частичка меня словно самоуничтожается, высвобождая боль, пожирающую, безжалостную боль! Я хочу кричать... Мне уже всё равно, кончится эта пытка или нет, я хочу кричать... Пусть меня разберут на шурупы, пусть меня отдадут на растерзание инсектиконам или даже скраплетам, мне будет всё равно, только бы кричать... Внезапно что-то острое обхватывает мою голову, а после, будто иглы в провода, проникает внутрь. От болевого шока моя оптика мгновенно фокусируется на улыбающемся Мегатроне. Звуки вдруг становятся особенно тихими, только голос лорда гремит о стены моей тюрьмы. Боль... - Я хочу, чтобы ты видел того, кто отнимет твой голос, - в оптике Мегатрона будто таится сам Юникрон, в моём сознании обрушивается вселенная, а когда лорд вырывает из меня мою часть, я кричу... Только этого крика уже не услышит никто. Только боль.