Последний танец Найэри

Танни проспал до полудня, просто отрубившись, ничком в подушку. Сквозь сон безуспешно надрывался телефон, звонками и писком приходящих сообщений, но ему было все равно. Просыпаться не хотелось, потому что придется решать. Что он, Господь Бог, решать кому жить или умереть? Нордеа уже все решили за него, кажется. Но просыпаться пришлось, нужно встать, сменить измятую одежду и взять себя в руки. Почему они все так хотят смерти Найэри? Потому что мучаются с ним сами? Из жалости? Жалость – не их чувство. И не могут убить сами. А шансы были, Най уже год в плену почти. Придушили бы, по-тихому, подушкой, и никому ничего не докажешь. Никто не будет расследовать смерть пленного. Не особенно ценного пленного. У Эйвинда есть какой-то хитрый способ, о котором никто не знает? Чтобы уйти без боли… Они хотят для него безболезненной смерти. Именно так. С одной стороны, парень не живет, а мучается. А они не лечат эти муки или не умеют? С другой стороны, даже если на минуту представить, что Найэри, как принцесса от поцелуя, придет в себя, то что? Что он увидит? Ошейник на шее, чужую страну, изуродованное лицо, и плен. Не слаще и даже все усадьба Стейнара – не свобода. Они все равно умрут – вдруг дошло до Стейнара… Все. Если они убили женщин, значит, готовы к этому. Рано или поздно. Срок жизни нордеа – до ста пятидесяти, они переживут несколько поколений людей, самые молодые, и уйдут. В никуда. Им вообще все равно, что с ними происходит. Тот же Эйвинд, судя по всему, он был бы таким же, если бы его и на шахты отправили. Гейррид… Но просят смерти только для Найэри. Безболезненной. Две точки для опоры логики. «Он просто сказал им, что умирать не больно и они поверили». Просто сказал, что не больно. Поверили и умерли, без боли. Несправедливо, если Найэри будет страдать, умирая?! Справедливость! Нордеа требуют справедливости! Да, нордеа и справедливость - это синонимы. Взвешенность во всем, иерархия и истина. Они не могут лгать, кроме одного, сломавшего себя на этом и спящего теперь этажом ниже. И они не могут причинить Найэри боль, потому что он не причинил им ее. Но он-то человек, а не нордеа… Справедливость. Справедливо, если танцор Найэри Истелин умрет, а человек, превратившийся в мразь, будет жить?! У людей так все – Альвгейр не соглашался продать шахты по бросовой цене и рискнул защищать их оружием. Несколько тысяч нордеа против армии огромной Алрис. И не вернулось с войны людей больше, чем всего было врагов. Вместе с женщинами и детьми. Они ставили ловушки на наши машины, и атаковали вертолеты редкими гранатометами. Оружия у нордеа мало, но пользоваться им умели. Тот же отряд Нерейда – тридцать келлинцев, а брало их подразделение в несколько сотен, с тепловизорами по горам шарились. Игра была нечестная, даже с учетом того, что один нордеа стоит десятка пехотинцев. Размазали потом расстрелами сверху. Старая шутка про танковый корпус, в котором три тысячи человек за секунду разбирают один вражеский танк, для нордеа наверняка не смешна совсем. Три их жалких десятка машин были уничтожены в первые же два месяца. Наверно они знали что проиграют, но все равно не согласились продать свои шахты, потому что это несправедливо? Альвгейр требовал отмены пошлин и свободного коридора к порту. Их страна заперта от моря, и только один путь, через край земли Алрис, выводил Келлин к большой воде. Заведомо ставил почти невыполнимое условие. А вообще, Эйвинд поначалу хорошо придумал. Решил остаться в белом, сволочь остроухая. Раз уж от человека не стоит ждать справедливости, так пусть он и пристрелит Найэри? Нет, не выйдет. Делай все своими руками. И выхода у него в этой ситуации не найти. Сказать «нет» - значит растянуть для Ная пытку, значит обречь «своих» нордеа на постоянный фон, и сколько они вытерпят? А согласиться? Оставить в памяти келлинского танцора, а не измученную бледную тень. Но он же живой… Дышит, плачет, им все равно любуешься. Эгоист Танни, боишься потерять красивую игрушку. Будет вам справедливость. Не выходить бы из этой комнаты и не отвечать на молчаливый вопрос. А что, он может, учился у них. Потерпи еще один день, Най-Найэри. Я уверен в этом, еще один день. Я не знаю, как это сделаю, но сделаю это для тебя. Он согласится. Он поймет – зачем мы это делаем. Обманчивый сон. Эйвинд вколол снотворное сразу же, как ушел человек, а теперь сидел в том же кресле, слушая тишину. Не абсолютную, нет. Неровное дыхание Найэри, его сердцебиение, сбитое с ритма и то заходящееся в бешеном стуке, то замирающее, еле слышные вздохи. Я вижу твои сны, Най-Найэри. Я слышу ту песню, во сне ты тоже искренен и бьешь своей болью прицельно. Твой страх, когда руки скованы и человек рассказывает тебе условия сделки. Но тебя жестоко обманули, откуда тебе было знать, как коварны люди? И ты обманул их. Они ждали твоих слез и криков гораздо раньше, как только ты вступил на этот лист железа, только в одних штанах. Нордеа не любят показывать свое тело чужим, еще одно унижение для тебя. А ты и это обратил в чудо – все любовались тобой. Ты очень красивый, Най-Найэри, чтобы там не говорили. Это был лучший твой танец. Не просыпайся. Не надо. Это гораздо больнее, чем он думал, решиться на ритуал. Найэри больше не будет, последней птицы нордеа и последней нити с Келлин. Кровь от крови Келлин, последнее воспоминание о свете родины и последнее, что мы могли спасать от людей. Не уберегли. Не защитили от насилия, работы, унижений. А завтра ничего не останется. Только ждать, когда сработает заложенная в нас программа. Когда остановится все. И люди поймут, что мы не могли отдать шахты. И это тебе снится, Най-Найэри, как люди играют тобой ночью. Обсуждают твое тело во всех подробностях, а ты плачешь от унижения и боли, стискиваешь зубы. Я знаю, только не плакал, мне не положено. И мы не научили тебя ненавидеть. Я ненавидел каждого из них, а ты недоумеваешь – «разве так можно?». Для них можно, Най-Найэри. Слить бы твое и мое горе в один кувшин и выплеснуть, как затхлую воду, им в лицо. Но они только посмеются, утеревшись. Человек согласится. Ты нравишься ему, Най-Найэри. Но мы бы не отдали. В том зале, когда ты согласился танцевать с ним, каждый из нас сходил с ума от ревности. А ты играл, тебе нравилось. Он же уедет, но не забудет. Ты был дальновиднее нас. Дверь неслышно растворилась и Танни, зная, что он не обманет чуткое ухо нордеа, проскользнул в комнату. - Спит? – шепотом спросил колонель, чтобы хотя бы что-то спросить, а не сказать. - Спит, – кивнул Эйвинд, - просто чтобы было чуть потише. Обманываем сами себя. - Это я уже слышал, - недовольно вздохнул Стейнар, - Так. Скажи, что тебе надо для этого? Ого, человек догадлив… Значит, решился. Я тоже. - Пустой дом. Абсолютно. Ни человека, ни келлинца. Никого. Только одно сердце. Я могу уйти с ним к реке, но если там проедет моторная лодка, я собьюсь. Должно быть тихо. - Хорошо,- то есть, конечно, ничего хорошего, но Стейнар уже включился в действие. – Мы уйдем к реке. Охрана и водители будут отпущены. Телефоны я выключу. Ах да, телефон. Паль Оттар прислал сообщение – «если мальчик не очухается, отдай на перевоспитание, верну шелковым». Мразь. Наверняка была видеозапись и я ее найду. - Все, мне больше ничего не нужно. Кроме дома и тишины. Сегодня полнолуние, лучшее время. В горах говорили, что отпускать душу лучше в полнолуние, дед умел это делать и рассказал ему. Только для того, чтобы ритуал не пригодился никому. Самый крайний случай. Риск для обоих. Если перепутать ритм – убить можно не того или себя. И нужно поймать, чтобы услышать, заманить и вывести. Дед шаман, а он воин. Тогда они умрут оба, вот и все. Нужно только не боятся. - Сегодня… Я не понимаю, все равно не пойму, Нерейд. Неужели ничего не дрогнет? - Ничего. Если дрогнет – значит, нет мне прощения. Найэри проснулся, переходя из зыбкого сна в такую же мутную для него явь. Снова зажмурился, вжавшись лицом в подушку, чуть вздрогнул. Голова болит, Най. И сердце, и жарко, плохо тебе. Потерпи, чуть-чуть. Еще укол. До заката, Най-Найэри. Не бойся голосов, здесь все свои. Что я тебя уговариваю, себя уговариваю, ты не слышишь. Как же я буду ловить вечером тебя, Най-Найэри… Перевернулся, распахнул глаза, длинные ресницы, светлая радужка и темные, большие зрачки. И все равно не смотрит на тех, кто рядом. Сел, обняв колени. Знаю, как успокоить. - Надо в ванну, его успокаивает звук воды. На время. Ну и негоже умирать в грязной постели тебе, Най-Найэри. Эйвинд подхватил легкое тело на руки, безвольно уронившее руки, Танни проводил его глазами. Да, верно. Юноша собрался в комок, уронив голову прямо под струю воды, разбивающуюся об позвонки спины водопадом. Печаль, я слышу твою печаль, белая птица. Все привычные действия, вымыть голову, ополоснуть ее, обойти мочалкой тело, не задев шрамов. Какие мягкие волосы, Най-Найэри. Как у женщины. Почему-то жутко хотелось напиться. В хлам, вдрызг. Так, чтобы отрубиться в пьяном сне и ничего не помнить, чтобы весь сегодняшний день казался пьяным кошмаром. Танни сходил на кухню, наложил себе какой-то еды, не разбирая кастрюль, где ему, где нордеа. Какая-то каша, несоленая, значит для нордеа. Какая к черту разница ему? Ойхе налил чаю, крепкого, как будто сидел всю жизнь в тюрьме. Угадал, чай, не кофе. - Тяжело было?- спросил он у повара, рассматривая кончик светлого хвоста волос на прямой спине. Тот кивнул, обернувшись. Да, может не отвечать, и так видно, морда бледная, и царапина на горле как ногтем. - Когда будет закат, пойдете к реке. Я дам команду повысить дальность на чипы. Радиус два километра. В принципе хватит, но зачем рисковать. Он уйдет вместе с ними, пока все не кончится. Едва начатая бутылка виски, Танни налил себе половину стакана, выпил залпом. Запил тем же чаем. Бутылку можно забрать с собой, поставить у выхода, не забыть, потому что пригодится. Еще раз прочитал сообщение, набрал ответ: «Не отдам. Никому». Думай что хочешь, Оттар Паль. Завтра наверняка будут вопросы, точнее послезавтра, воскресенье же. Значит звонок с утра в понедельник. Это еще так далеко. Гнетущая тишина ожидания в доме. Ойхе сушит яблоки в духовке, пряный терпкий запах и жарко, остальные в саду, а Гейррид чинит прибор, в технике он соображает здорово. Хитроумные механические ловушки – его работа. И магниты, сбивающие приборы – тоже выдумка Гейррида. Не помогло. Мне нужно тебя усыпить, Най-Найэри. Эйвинд развел настойку пиона и приготовил очередной укол. Чтобы ничего не потревожило твоего сна. Уложил юношу, расправив влажные рыжеватые волосы, на чистую, перестеленную кровать. Тагран принес и полотно, льняное, как положено. Откуда только отрыл? - Я могу попрощаться? – снова Танни. Да, можешь, ты можешь. Все уже пришли, ты последний. Но лучше запомни его живым. Деликатно закрылась дверь. - Жаль, Най, так и не потанцевали еще, - вздохнул Танни, некстати ощутив терпкое виски на языке. – Жаль, Найэри. И прости. Долго нельзя, иначе передумает. А Най все видит, взор почти осмысленный. Стоит тешить себя надеждой, что слышит? - Прости. Все ушли. Эйвинд еще раз обошел весь дом, проверив, не задержался ли водитель, снята ли охрана. Случай для захвата прекрасный. Но чего они этим добьются? Ничего. Он выключил свет везде, и достал травы. Шалфей собран был еще в июле, на всякий случай. Маловероятно что заболят зубы, но вдруг кто захочет попить зимой. Вот и пригодился. Высыпал горстку на блюдце, сухой, хорошо просох. И спички. Найэри спит, ровное и мерное дыхание. Была большая доза, надежно. Даже его почти неслышно. Света не будет и тут. Эйвинд поджег шалфей, окуривая помещение. Датчики не сработают, Гейррид перемкнул провод два часа назад. Запах, от которого уходят в грезы. Один уйдет и не вернется. Священная трава равнин, твоих равнин, Най-Найэри. Поставил блюдце на столик. Пусть дымится. Выровнять ритм собственного сердца. Ровно-ровно, в глубокий покой. Так спокойно старшие рассказывают детям сказку. Рука легла на грудь юноши, туда, где билось сердце. Я поймаю твой ритм, Най-Найэри. Тук-тук… гулко, удары неровны. - Ты слышишь меня, Най-Найэри? – именно так, самое уважительное и ласковое, домашнее имя и официальное, родовое. – Услышь мои слова и мое сердце. Не надо ничего придумывать, все слова идут из души. То, что ты хотел сказать именно ему, Наю. Что бы сказал, когда спрашивал, обратит ли на тебя он свой взгляд, согласится ли птица сесть на руку. - Я здесь, Най-Найэри, наша белая птица Келлин, я зову тебя. Не сюда, не в этот мир, тут люди, и рабство, позор и насмешки. Я зову тебя к тем, о ком ты помнишь, к твоему отцу и брату, к твоему князю Альвгейру, к его брату Хродмару, ко всем, кто тебя любит и ждет. Услышь меня, белая птица Келлин, иди на их зов. По лунной дороге, она сегодня широка для тебя, иди, не бойся наступить, ты не поранишься. Иди, Най-Найэри, уходи от нас. Иди, там ждет тебя небо, там ждут тебя флейты, ждет тебя тот, кому ты доверишься, иди, в радость. Мы придем позже, когда завершится наш цикл, как последние, кто будет верен тебе и князю. Ты птица на его руке, ты его знак на знамени, ты душа его брата. Так лети высоко, над нашей землей, чтобы она попрощалась с тобой, так, как прощаемся с тобой мы, урони свое перо и на эту, чтобы все увидели знак о твоем уходе, о том, что ты вылетел из клетки, пусть расстелется перед тобой дорога золотым шелком, пусть израненные ноги укроют облака. Уходи от нас, Най-Найэри, мы отпускаем тебя, мы благодарим тебя, белая птица. Уходи. Нордеа уступили ему место у костра, подвинувшись, и Танни сел между ними, круг снова сдвинулся. Безупречные застывшие лица, в разноцветных глазах восьмерых отражается пламя. И все молчат. Он молчал тоже. Что он может им сказать? Ничего. Бутылка в руках, уже пуста наполовину. Выпил, пока сюда дошел, но хмель не брал. Он поставил ее рядом. Все восемь тут. Гейррид, чье спокойствие крепче спокойствия Эйвинда, Ойхе-насмешник, Тагран-лучник, Арнфинн, который лучше всего управляется в саду, но и отрежет человеку голову не моргнув, Эльврад, умеющий подбираться бесшумно, Ингилейв, вот уж кто красавец, тоже снайпер, как и Йомар, и Регин, едва ли не знатнее Гейррида, хороший техник. Эйвинд кратко рассказал про всех. Никто из них не был в его отряде, но он их знает поименно. Кажется нордеа все знают друг друга. Потрескивает костер, и все сидят, редко кто переставит затекшую ногу. И пить уже не хочется. Луна взошла, толстая, желтая, и звезды, как в августе, хотя уже начало октября. Ночь холодная, ветер сзади трогает спину, а лицу жарко. Что они видят в этом костре? Ни на чьем лице нет горя, нет сожаления, нет тоски. Все ждут. Отчего тогда ему хочется выть? От ошибки, которую уже не исправить? Сзади темный дом, в котором колдует Эйвинд. Танни даже не дергался, когда отключал охрану. Да пошло оно все. Что они ему сделают? Что страшнее того, что Паль сделал с Найэри? Ничего нет страшнее. Все уже случилось. Эйвинд говорил долго, держа руку, слыша сердце уже несколько часов. Выровнял ход, получается. Не сорваться, не упустить этого мерного боя. Спит Най-Найэри и не проснется. Не проснется в этом мире, а откроет глаза в другом. - Все мы придем туда, Най-Найэри, все встретимся, и устроим пир, ты будешь по правую руку Хродмара, рядом с Альвгейром, ты достоин этого места, ты достоин чтобы танцевать на плаще князя, брошенном тебе под ноги. А потом тебе принесут кубок с вином, чтобы ты отдохнул, прежде чем танцевать снова. Со всеми, с кем ты захочешь, кому окажешь честь, белая птица Келлин. Уходи туда. В свет и радость, для которой ты рожден, уходи. Я провожаю тебя, я, Эйвинд Нерейд, и, может, ты станцуешь в мою честь, пока я тут, и со мной, когда я приду. На твоем пальце уже будет кольцо Хродмара. Он не обидит тебя, белая птица, я знаю. Ты слетишь с его руки, но вернешься, в белоснежные покои. Все так и будет, Най-Найэри, – не меняя тона, и видя это перед глазами. И он окажется там, в небесном Келлин, где ждут родичи и предки. - Гейррид обещал, что выкует тебе серебряный венец, серебро красиво в твоих волосах. Руки украсят браслетами, а шею обовьет рука любящего. Улетай к луне, белая птица Келлин. Улетай, – ритм под рукой был через стук, медленный и ровный, пропуская через раз. – Улетай, белая птица Келлин, я вижу тебя около облаков, я вижу свет и вижу наш город. Иди. Иди, Най-Найэри, я держу твою руку, скоро рассвет, и мы идем с тобой по серебрящейся дороге, цвета твоих глаз, держи мою руку крепче, я вывожу тебя на свет, да, ты услышал меня, Най-Найэри, в моей руке твое сердце, сердце белой птицы нашего народа, и я буду сжимать его, с долями секунды, провожая тебя. Из кошмара, из операционной госпиталя, превращенной в пыточную, из залитого кровью рекреационного зала, из темноты кошмара и страха, из жара головной боли я вывожу тебя на свет, белая птица Келлин, отпуская. - Ты видишь наше знамя, Най-Найэри, его развернули в твою честь, весь наш народ приветствует тебя, все благодарят за то, что ты сделал. За твой самый прекрасный танец. Лети, Най-Найэри, отпускаю! К луне, к свету и князю Альвгейру. Садись ему на руку, белая птица, и раскрой крылья, дай нам родиться заново! Лети… Глухо… под рукой глухо, он еще несколько минут держал раскрытую ладонь и говорил, а слезы застилали глаза, видящие впереди свет Келлин. Альвгейр, на парадном коне, в алом плаще, падающем до земли, с белыми волосами и в сияющем венце, и на его правую руку садится прекрасная белая птица, расправляет крылья, и поднимается знамя священной земли Келлин... Безмятежное лицо спящего и светлая улыбка. Последнее – Эйвинд прикоснулся легко губами, целуя лицо Найэри. Единственное, что я попрошу у тебя, белая птица. Может, ты улыбнешься мне там. И снова твои волосы пахнут зелеными яблоками. Снова терпкий черный чай для всех, кто замерз ночью и того, кто проводил. Эйвинд словно постарел и Танни был готов поклясться, в черных волосах появились белые нити. Снова спокоен, как не случилось ничего. - Я не отдам тело санитарной службе, - сообщил Танни. - Там, к реке, к склону, под яблоней. Хорошее место. «Сам бы лежал». Вообще-то, покупая усадьбу и увидев это место, он так и решил. Хорошее, и вид на реку. Пусть спит Найэри. Пусть хоть у кого-то будет тут могила. Вроде похоронные обряды схожи. В справочниках еще отмечено, что на кладбищах нордеа прямо на могилу кладут драгоценности, как последний подарок покойному. Но из людей еще никто там не был, да и невозможно такое представить в Алрис. Надо все равно будет сообщать в ведомство по пленным, чтобы убрали чип Найэри из базы. И что-то ответить, о вызове санбригады. Омерзительно звучит. Ладно, деньги решают все в Алрис. Почти все. Нордеа кивнули, соглашаясь. Высшая форма одобрения для них. Значит, все правильно. Но смотреть на это он не будет. Уже попрощался. Укутанное в белое полотно тело легло в последнюю постель, выстланную еловыми ветвями, так было положено по обычаю. За ними ездил Танни, в лес, нарубив их столько, что пушистые лапы скрыли тело полностью. Хорошее место, Эйвинд был согласен. И первая могила нордеа на этой земле. Возможно, последняя. Люди сжигают тела врагов. Прощай, Най-Найэри. Мы будем сюда приходить. - Покажите мне эскиз! - Танни вызвал резчика прямо в офис, потому что каждую ночь ему снилась странная картина, в которой он видел высокого мужчину-нордеа, держащего на руке птицу. Именно там, где похоронили Найэри. Не стал спрашивать Эйвинда, еще не хватало, чтобы нордеа ему сны толковали. В доме ничего не изменилось. Как и не было Найэри Истелина. -Да, так... - он рассмотрел рисунок. - Принимайте заказ. Плевать на счет. Он поставит этот памятник у реки, может не для Найэри, для себя. Перестанет сниться? Я хочу запомнить тебя живым, Най. Около могилы, на ветвях яблони уже привязаны браслеты, сплетенные из волос, нет теперь у нордеа драгоценностей. И каким-то чудесным образом, браслетов изо дня в день все больше и больше, как-то они их передают. Для своей белой птицы последние подарки.