***
— Тейлз, кажется, — я не был уверен, что правильно запомнил вчера его имя. — Да, Соник? — Ну, по крайней мере, мы познакомились, это уже что-то. — Ответь, пожалуйста, мне на один вопрос. — Какой? — Ты вчера заснул по время дежурства? — Если я отвечу, ты будешь злиться. — Нет. Не буду. — Будешь. — Уверяю тебя, что нет. Можешь мне верить. — Правда, правда? — Клянусь иглами. — Ну, хорошо. Да. Мы говорили, и костер еще немного тлел, а я устал и помылся... — Был сыт. — Да, спасибо. Был сыт, вот меня и сморило. Да еще тучки на небе появились. Лисы очень чувствительны к погоде в конце лета. — Ясно... — Соник? — Что? — Ты злишься. — С чего ты это решил? — У тебя очень страшная гримаса на морде, а ещё твои пальцы очень сильно сдавили мою шею. Воздух! Соник! Не убивай меня... — Конечно, я злюсь, шкура ты тупая. И я не просто злюсь. Это бешенство. Самое ни наесть настоявшее бешенство, и я разорву тебя, как только снова раскачаюсь и дотянусь до тебя. Тупая, тупая, тупая, тупая двухвостая лисья шкура. Эти обезьяны с чешуей нас подвесили на дереве явно не для того чтобы мы посмотрели на мир по-новому. Нас сожрут, и в этом виноват ты... останешься без ужина. И Мяса на... м-м-м четыре дня. — Я извиняюсь. Соник ну пожалуйста, прости. — Так уж и быть, приму твои извинения, но про мясо я не шутил, будешь у меня травоядным лисом. Лисенок заметно приуныл, услышав, что про его рацион я помню даже в таком незавидном положении. Вниз головой, привязанным за ноги к сухому, скрюченному дереву, которому явно не хватает влаги в этой каменистой долине. Мир наоборот был бы менее печален, если бы не камень на веревке, привязанный к передним лапам. Раскачиваться можно сколько угодно, а вот дотянуться до ног несколько затруднительно. Зато я дотягиваюсь до шеи лисенка чему несказанно рад. Его хвосты, к сожалению, тоже связали. Нашими захватчиками оказались милые зверушки, напоминающие помесь ящерицы и обезьяны. Ловкие, быстрые, не обремененные разумом и, похоже, проголодавшиеся, если учесть костер и пики для гриля. “Копченый еж — тот еще деликатес”. — Тебе повезло. — Захватчикам нужно было предусмотреть кляпы, иначе бы мы перегрызли веревку, только вот зубы у меня несколько не подходят для такого, а у лиса руки слабоваты, чтобы поднять камень. — В чем? — лис говорил с натугой и постоянно морщился, видимо лапы затекли, а это уже нехорошо. — Жареная лиса это гораздо экзотичней, чем, если бы тебя просто освежевали. — А жареный еж менее экзотично? — Меня жарить не будут. Иглы плохо горят, а вот твоя шкурка вспыхнет, можешь не сомневаться. — Если раньше лис казался просто грустным, то сейчас он был в ужасе. Наблюдать, как он пытается вырваться, несказанно интересно, но из-за немеющих пальцев мыслить приходилось совсем в другом направлении. Считается, что у ежей самые острые иглы на спине, и чем дальше к лапам, тем они мельче, а стало быть, хрупче. В какой-то степени это правда... Ладно, это чистейшая, правда и мне же хуже, потому что от этого никакого проку. Постепенно паника Тейлза распространилась и на меня. Умирать не хотелось в принципе, а быть съеденным обезьянами это просто унизительно. Они же мои иглы будут как зубочистки использовать. Брррр. В животе предательски заурчало, как бы намекая на всю иронию ситуации. — Жуй и живи... — А? Что ты там бормочешь? — Ты сказал "жуй и живи — в этом вся наука". Я понял смысл. — На столь уместное высказывание я только открыл рот, который под действием гравитации и усталости сразу же закрылся. — Даже не знаю, что тебе на такое ответить. Хочется смеяться, но я, пожалуй, не буду. Солнце клонилось к закату, а это значит, мы провесили уже часов десять, так и не придумав вменяемого плана для спасения. Мозги перестали соображать уже после полудня, когда мне стало мерещиться, что между моими иглами кто-то ползает. Оказалось и, правда, ползали. С дерева по веревке ровным рядком спускались муравьи, и если вы думаете, что это было хуже всего, то ошибаетесь. Они были везде, лезли во все щели и даже глаза, возвышая мои мучения на новый уровень. Каждый муравей, проделавший долгий путь по моему телу вниз увеличивал тяжесть камня, и если поначалу это было не так заметно, то через несколько часов я уже ненавидел, как всех представителей насекомых, так и каждую отдельную особь. К вечеру лисенок вконец выбился из сил и отключился, чему я даже обрадовался. Потому как на моей морде отразилась вся гамма ощущений пережитых за этот долгий день. Поясница болела, плечи ныли, пальцев я уже не чувствовал нигде, даже уши, которые я прижал к голове из-за муравьев, больше не слушались. Вечер сменился сумерками, а обезьяны так и не появились. Чувства от этого были смешанные. С одной стороны меня не съедят в ближайшее время, что, наверное, хорошо, с другой стороны с дерева нас снимать никто не собирался, а это, однозначно плохо. Сделав столь очевидное заключение, мой разум решил поберечь нервы и попросту отключиться. Ели бы это было дешевое чтиво на пару часиков в день, то, пожалуй, в этом месте можно было бы сделать паузу и перекусить. Налить себе чашечку ароматного напитка, взять кончиками пальцев зажаренную куриную ножку в чесночном соусе с листьями салата, овощами, и... и... Желудок от столь яркой галлюцинации впал в неистовство, вызвав у меня очень болезненные ощущения. Судя по свету, пробивающему веки насквозь, уже утро... пора будить Тейлза и двигаться... ежи и колючки, как же болит спина. — Эй! Он, кажется, пошевелился. — Дохлый он, говорю же тебе, не трогай, я слышал, после смерти у них иглы ядом покрываются. “Ох уж мне эти байки. То мы в огне не горим, то иглы у нас ядовитые, то бегаем со скоростью света... бред, сказки и вымысел”. Когда сон про еду полностью рассеялся, а чавканье в голове сменили нормальные мысли, сложилось впечатление, что меня куда-то тащат. Вернее, всю спину ободрали, пока тащили, а сейчас у них видимо привал. Кто конкретно эти “они” пока непонятно, будем прислушиваться и стараться дышать менее заметно. “Ну и запах от них... или это уже от меня? — Так может в реку его? “Воу, воу, воу... я не настолько грязный чтобы умирать”. — Сразу видно, что мозги из нас двоих достались мне. Я тебе, что сказал про иглы, совсем уже не соображаешь? Мы живем вниз по реке, а тут живность посеется. Потравим, придется искать другой дом. Хочешь опять пересекать пустошь? — Я скучаю по болотам. — Голоса, как я понял, принадлежат родственникам, возможно братьям. На болотах мало кто согласится жить, да еще и скучать по ним. Остается несколько вариантов и один хуже другого. — Туда нам уже не вернуться и кончай скулить. Ежа тут брось, чего ты вообще его тащишь, лиса у нас, как они и говорили, это будет несложно. — Не понимаю я этих шерстяных, чего они его тогда кормили, раз все равно не съели? — Как я определил, это тот, что помладше... потупее. — Меховые лис не едят. Да и смотри, какой он худой, в зубах кости застрянут, — этот явно старший, да и голос грубее. Похоже, решили устроить привал и смочить кожу водой. Тяжко им в этих краях. “Крокодилы. Хуже не придумаешь. Чтоб вам бошки напекло”. — А что у него на руке? Нарост какой-то, может он больной? — Это перчатка, тупица. Не трогай, такие штуки ни к чему хорошему не приводят. Уже забыл, почему мы ушли с болот? — Нет! Конечно, не забыл. — Вот. Просто перекуси ему руку в локте, а эту штуковину закопаем потом. — Вот тут я забеспокоился не на шутку и даже открыл глаза. Нецелый проводник мне не нужен, значит нужно не дать им это сделать. Как я и думал, это крокодилье племя, во всей своей красе. Темно-зеленая шкура у старшего и светлая у младшего. Судя по зубам, перекусить Тейлза им не составит труда. Видимо, предчувствуя опасность, лисенок открыл глаза, вот только взгляд его мне сразу не понравился. Крокодил, державший его за хвосты, даже опешил от такого взгляда и в недоумении раскрыл пасть. — Сал, он смотрит. — Помолчи, Деш, я пытаюсь поймать рыбу нам на ужин, думаю, лиса одного не хватит. — Сал, у него глаза красные. — Сал... — Сал-л-л... — Да что!? Сказал, заткнись, всю рыбу распугал! Ну что? Что? Деш, ты чего? — старший вышел из воды и направился в сторону замершего на берегу брата. Лапа его так и осталась вытянутой, как будто он что-то сжимает, только вот хвостов в ней уже не было. Я со своего ракурса отчетливо видел, как извернулось тело лисенка в руках у крокодила. Как зеленая кисть сделала полный оборот, слегка разжав пальцы. Результат того что случилось потом старший мог наблюдать воочию. Он что-то говорил, на кого-то кричал, но я этого уже не слышал. Потому как меня несли в неизвестном направлении на теле, которое раза в два меньше моего. При этом оно измождено, изморено голодом и, по всей видимости, действует само по себе, без участия сознания. Большую часть моего веса компенсировала сила лиса, так что я, вроде как, плыл на Тейлзе. Бежали мы недолго. Ехать верхом на лисе мне довелось недолго, но в целом было неплохо. Когда силы иссякли, и я придавил проводника всем весом, пришлось пересмотреть способ передвижения. — Вот поэтому я и хотел идти один... и двух дней не прошло, а меня уже хотели побрить, съесть, утопить, закопать и еще много того, о чем бы я не хотел знать точно. Тупые крокодилы во всем видят болезни и верят любым слухам о ядах и прочей заразе. Тьфу. Сплюнул кровь и проверил языком зубы. Похоже, десна немного кровоточит, остальное в целом нормально. Лис больше не просыпался, и это радовало сильнее, чем нежданная свобода. Не думал, что мне доведется увидеть еще подобное зверство. Малыш распотрошил грудную клетку крокодила, видимо, пытаясь сделать из одного зеленого монстра два, но получилось не слишком удачно. Для Деша. Еще в лаборатории, когда я видел взрослую особь двухвостой, мне было страшно. Она разрезала роботов пополам идеально посередине, разрывала в металлическую труху и сдерживала сразу атаки сразу с нескольких сторон. Остается надеяться, что Тейлз никогда не достигнет такого уровня владения способностями. Потому что той лисе пришлось заплатить за это душой... Когда я вышел к нашему с лисом лагерю, тело перестало ныть о том, что ему больно. Крутиться из-за спины я пока не смогу, но дать минимальный отпор сумею. Как ни странно вещи оказались на тех же местах что и раньше, вот только помимо них тут было еще кое-что. А именно братская могила обезьян, что подвесили нас. Судя по обилию запекшейся крови, ошметкам плоти и разбросанным крупным косточкам, братья Сал и Даш нашли их первыми. От вида пиршества крокодилов меня стало мутить и, подхватив пожитки, которые удалось собрать обезьянам, Тейлза, фляги с водой и свои сумки, направился вдоль реки к стене. Медленно конечно, но лучше так, чем оставаться в подобном месте. Через час ходьбы с грузом на плечах, показалась щель в стене, куда, собственно, и стекалась вся вода из каменистой долины. Насколько я помню карту и местные слухи, эта река проходила под всеми горами и выходила по другую сторону, вот только я бы ни за какие обещания не стал бы... Если бы на нас со всей возможной скоростью не несся крокодил, переживающий не самый лучший день в жизни. В угоду стрессовой ситуации в голове созрело целых три возможных решения проблемы: — Во-первых, можно было отойти в сторону и понадеяться, что крокодил проскочит мимо в щель с водой. — Во-вторых, снять с себя весь лишний груз и бежать так быстро насколько позволяет спина. — В-третьих, можно принять честный бой и верить во все высшие силы на всех планетах. Я сделал самый глупый поступок, который можно было сделать в тот момент. С места взял разбег и прыгнул в расщелину. Это притом, что не умею плавать. Что на мне Тейлз и куча вещей. Что, ежи и колючки, это же все-таки “Крокодил”. Хранят нас добрые духи.Глава 10. Память, как она есть.
14 июня 2014 г. в 13:46
Дорога, как заколдованная, из последнего петляла и терялась в холмах, когда я покинул третье по величине поселение в центральных землях животного континента Мобиуса. Каменные гряды попадались то слева, то справа от утоптанной тропы, завлекая путников в печально известный горный лабиринт. Для меня же это была беговая линия с наставленными по пути камнями, где главное вовремя уйти в сторону. Но чем дальше я забегал, тем ближе друг к другу располагались валуны, и избегать их становилось труднее. Когда вечерело, я разбивал маленький походный лагерь и сверялся с маршрутом. Иногда мне даже везло, и ночь проходила без приключений, но так было далеко не всегда. Определившись с направлением, оставалось только понять, как двигаться дальше. При должной сноровке вполне возможно прыжками преодолеть несколько километров пока не начнется действительно горная местность, или же направиться на восток и за два дня бега добраться до Старого леса. Вариант свернуть на запад и пройти через низину под горой мне сильно не нравился. Из-за большой влажности и постоянной тени земля в низине стала плохо проходимой, да и места там неспокойные. В поселении говорили, что пройти через горы безопасней, чем по низине, а кому еще остается верить как не местным? Ближайший караванный путь в пяти днях бега по прямой без препятствий. Так что остается выбрать, идти через лес и потерять при этом почти две недели из-за крюка вдоль гор или продолжить путь напрямик. Хорошо хоть цикл только начался и мне не нужно думать о приближающемся Зове.
Будучи не слишком уверенным, что смогу пройти по горам в одиночку, пришлось поискать себе проводника. Такой вариант я обдумывал еще в поселении и успел расспросить, кто больше для этого подходит. Оказалось, что где-то у начала горного пути есть деревенька, в которой можно попытать счастья. Только вот слухом молва полнится, что народец там живет из беглых, те, что с выжженных земель удрать успели, пока роботы их дома разоряли. Я тогда лишь усмехнулся, мол, где сейчас не так. Времена худые да голодные, но заверил, что буду осторожен и постараюсь не нарываться на неприятности. Какой прием устроят заявившемуся чужаку и так понятно. Не убьют и то ладно, но проводник все равно нужен, путь не через горы, но через Старый лес точно понадобится. Не понаслышке знаю, что он слишком большой, чтобы идти через него неподготовленным. В горах и то опасностей меньше.
Деревеньку нашел не сразу, уж больно неприметная оказалась. На моё счастье первый контакт прошел без особых проблем, только вот из двадцати семи жителей всего десяток проходили через горный перевал, да и то в сезон, а сейчас дожди идут, не переставая, чуть перевались за первый пик. Слишком много селей за последние два месяца прошло, так что вести меня особо никто желанием не горел. Поселковые не соврали что зверье тут разной масти, да порядка: кроты, мыши, пара ящериц, целая семья кошек и, насколько я понял из их тарабарщины на всеобщем, даже тройка летучих мышей гнездится, но они чаще по ночам гуляют. Обычная картина, которую я уже видел не раз. Мобиусеане бегут туда, где их труднее всего будет найти, а уж что-что, а приспосабливаться мы умеем. Если мою просьбу пойти в горы еще обдумали, про лес сказали забыть совсем и поворачивать назад. Точной причины указано не было.
С тяжелым сердцем я принял решение обогнуть гору через Старый лес без проводника, а там бежать хоть по кронам пока лесная толща не сменится редколесьем. Как в старые добрые, придется рыть себе нору да поглубже. При мысли о полевых работах пришлось задуматься и о пополнении припасов. Сделать это можно было лишь посредством обмена. Бартер в чистом виде. Много у меня с собой не было, да и то только, что смог выменять в поселке. А если нет, чего менять, придется дать что просят. А что есть у ежа? Правильно, иглы. Их и пришлось заложить. Очень неприятная процедура, да и я не дикобраз чтобы растить себе шевелюру до пояса. Будучи твердыми и острыми они не слишком уступают железным, да и с хранением проблем никаких. Хорошо, что я оказался не из шерстяных... побрили бы вообще всего. А так дождаться смены цикла, и иглы заново вырастут, чуть грубее, чем прежде, но за все нужно платить.
Будучи укомплектованным в еде, одежде и с какой-никакой картой, я отправился по каменной равнине в сторону от дороги. Пока все складывалось не так уж и плохо, надеюсь, больших проблем в будущем не предвидится. Стоит перебраться через эти камни и лес на основной торговый тракт, там будет полегче. Найду работенку, пару подружек для Зова и, может, повидаю кое-кого... но это будет потом, а пока стоит отвязаться от слежки. Не думал, что кому-то захочется поживиться моими пожитками после того как я отдал самое интимное, что у меня было.
Чуть прибавив ход и петляя, смог скинуть “хвост” буквально сразу, но черед час он опять появился. Кто конкретно за мной следовал, понять было сложно. Слишком много укрытий, возможных мест схрона, да и сама местность сплошные стоячие камни, далеко не высмотришь. Оставалось скинуть его ещё раз, да обойти сбоку или с тыла, чтобы застать врасплох, а там и посмотрим, сколько иголок на мне осталось.
На все про все ушло сорок минут и вот я уже стою над закашлявшимся парнишкой, которого сам же вдалбливаю в грязь лапой. Присмотревшись, я был несколько удивлен, тем, кто это оказался. Совсем еще малец, с едва зажившими синяками по телу, лисенок со страной штукой на руке и в ботинках. От парня здорово несло, словно он не мылся несколько недель, худощав и бледен, но пока еще способен держаться на лапах. Уши маленькие и постоянно прижаты к голове, при этом правое несильно порезано и сшито наспех непрофессионалом, видимо уже давно. Шерсть свалялась и была усеяна колтунами, до такой степени, что родной цвет определить казалось невозможно. Единственным относительно живым местом на его теле оставались хвосты, за которыми, по всей видимости, ухаживали. До этого я видел двухвостых всего пару раз, из этих двух первый был воротником у Эггмана, вторая больше походила на взбесившуюся тварь, которую пытали не переставая. В общем, сведений о лисьем племени у меня было негусто, но для себя я точно знал, за что их истребляли. Умные, ловкие и способны двигать вещи силой мысли, а еще опасные потому как считается, что это вымирающий вид.
“Загнанный в угол зверь бьет в два раза больней. Кажется, как-то так”.
— Пошел прочь, — для острастки окатил его грязью с земли и зашагал дальше. Уже через сто метров я забыл о двухвостом заморыше, размышляя, смогу ли я пройти хотя бы половину пути к лесу до заката. Даже при учете быстрого темпа, темнота наступила раньше, чем я смог найти нормальное укрытие на ночь. Теперь уже стало понятно, почему нельзя так просто обойти гору. Возвышенность у входа на горный путь, там, где осели кочевники, представляла собой ступенчатую цепь, где последующий горный шаг был выше предыдущего. Здесь же - сплошная каменная стена. Совершенно отвесная и без выступов, так что у меня даже мысли не возникло, чтобы на неё забраться с разбега. У всего же есть разумные пределы.
Пламени импровизированного костра из ободранных кустов, мусора из заплечного мешка и парочки собственных игл вполне хватит, чтобы обжарить еду, да согреться ночью. Интересно заметить, что игла ежа имеет ценность не только как заменитель обычной, также широкой общественности известна их способность “сохранять” пламя. Она, как бы, собирает огонь вокруг себя и впитывает, излучая в окружающее пространство тепло. Не так уж и много, но я неприхотлив, да и есть вероятность, что во время пожара не сгорю сразу... наверное. Также её можно воткнуть в свечку и читать несколько часов в полной темноте. И еще раз повторюсь, что я не дикобраз. У тех тепло может храниться почти неделю.
Для особых фанатиков раскаленные иглы можно использовать как оружие, так что...
Созерцание танцующих в пламени игл прервало отчетливое движение. Кажется, у меня ночные гости. Пламя тушить не стал, хоть так и заметней, только вот без боя ежи не сдаются. Взяв несколько игл и накалив самый кончик, приготовился метнуть в первое, что появится из темноты. Ну, а потом можно и потанцевать. Уж чего-чего, кружиться в смертельном танце я умею.
Каково же было мое удивление, когда через границу света из-за камней вышел тот самый лисенок. Правда он трех шагов не сделал, когда лапы подкосились и тело, с тихим хлопком, распласталось на земле.
— Нашел меня дважды, даже несмотря на расстояние... забавно! Чую иглами, не к добру это.
Не столько по доброте душевной, сколько из любопытства, я подтянул тело ближе к костру и добавил хворосту. Дальше последовал детальный осмотр, как тела, так и вещей преследователя. Как я и предполагал, это парень, ребенок, возраст даже на глаз дать не могу, но до первого Зова пока далеко. Судя по ранам, жилось ему несладко, не иначе как сбежал из поселенья, где я проводника искал... или заблудился? Скудная поклажа: ни еды, ни воды, ни вещей для обмена. Жизни почитай и той уже почти нет. Какая-то жесть, шестерни, деревяшки и немного одежды. Обезвожен, и, наверное, зверски голоден. На лапе странный механизм из пружин и шестеренок, похожий на перчатку. Странная штуковина.
“Если закопаю тут, может и отстанет”.
Прикрыл глаза и взвесил, стоит ли шкура выделки. В таком состоянии однозначно нет, а вот если отмыть да почистить, может, за сколько-нибудь и загоню, только вот незадача, до торгового пути стухнет же. Нож я, может, и подточу для правильной освежовки, но перепачкаюсь весь... проблема!
“Вроде на пути к лесу река должна бежать, там и поработаю”.
Пока я думал, как и насколько сплавить шкуру вымирающего вида, один из хвостов дернулся, скорее всего, из-за разгоревшегося пламени. Есть я пока не рассчитывал, так как поселковые накормили перед дорогой. Да и готовить заранее не видел смысла, а вот теперь подумал что, наверное, придется. Вздохнув и проговорив себе под нос с десяток ругательств на тему, что я думаю обо всех лисах и этом в частности, пришлось достать из сумки флягу и аккуратно влить в рот бедолаги три колпачка воды. Влил бы конечно и четыре, только вот двухвостый подавился и едва не погиб... во второй раз. Не пропорционально большие глаза распахнули веки и непонимающе уставились на меня бирюзовыми зрачками.
“И зачем только воду тратил, если он половину назад выплюнул”.
— Пей медленно из колпачка. Медленно, я сказал! Опять подавиться захотел? — посадил его спиной камню, так как сил у него явно недоставало, и стал поить его по чуть-чуть, чтобы организм не перенапрягся еще раз.
— Сп-а-си-бо, — язык у него совсем не ворочался, то и дело прилипая к небу. Пока лис приходил в себя, я достал немного еды и начал придумывать, как в него её впихнуть с меньшим вредом для организма. Решил смешать овощи с мясом и прокипятить в воде с крупой, может к тому времени оклемается достаточно, чтобы объяснить, на кой черт так надрываться и переть за мной.
— Паршиво выглядишь.
— Зна-юх.
— И воняешь.
— Зна..., кхм, кхг. — А я предупреждал, я говорил пить медленнее. Совсем бестолковый.
— А еще ты малолетний придурок, и это еще мягкое описание всего того, что я о тебе думаю.
— Представляю.
После двадцати минут взаимного разглядывания, я всучил ему миску и сказал есть, а сам прилег чуть поодаль, чтобы не чувствовать сильного запаха.
— Жуй медленней, не отберу, и, пока ешь, попробуй придумать мне причину, почему я должен с тобой возиться, а не добить и сделать чучело лисы, а потом продать в ближайшем поселке, — сказал я это спокойным тоном, следя за каждым его движением. Пусть он ещё лисенок, но это не делает его менее опасным. Кто знает, может это на нем синяки да царапины, а деревенька которую я оставил за собой, омыта кровью всех её обитателей. Хотя заморыш видать действительно испугался, раз так сильно вжался в камень, еду, правда, из лап не выпустил.
— Я ушел от них. — Не то что бы я жаловался, но, по мне, это маловато для того чтобы не стать чучелом. Но, похоже, лис не собирался продолжать, подразумевая, что это вся история. После пяти минут тишины, я успел доесть свою порцию и решил возобновить беседу.
— Это вся история? Или там есть продолжение, которое поможет тебе дожить до рассвета?
— Я... я...
— Ты?
— Я ушел. — Ничего нового. Я метнул одну из игл в него с такой силой, что она высекла искру, чиркнув по камню.
— Это я уже слышал. Если нечего сказать больше, собирай вещи и вали домой. Мне еще с детенышами возиться нахватало, — я сам-то не шибко взрослый, но тут-то как будто только глаза открыл. Слова связать вообще не может. Видимо и с горлом что-то случилось, то ли ободрал чем-то. При глотании постоянно морщится как от боли. Подумав немного, лис перчаткой что-то написал на земле.
“Проводник”.
— Вот это уже интереснее. Умеешь писать и читать? — Он кивнул, а я только прищурил глаза. Грамотный лис стоит в пять раз дороже, если не в десять, вымирающий вид как ни как.
“Могу провести, куда скажете, только возьмите с собой”.
Поразмыслив немного над написанным, решил, что малец не так уж и плох, тем более что будет, кого скормить монстрам, если вдруг чего случится.
— Работаешь за еду. Разбиваем лагерь, когда я скажу, а не когда ты устал. Идешь постоянно впереди меня без фокусов, нытья и жалоб. Лагерь караулим по очереди, уснешь – доставать из желудка какого-нибудь зверька из Старого леса не буду точно. Если заблудимся больше двух раз подряд, можешь считать себя чучелом. Условия принимаешь?
— Да, — не очень смело, но это все же согласие, остальное можно додумать. Похоже, теперь придется подумать об охоте, иначе нам еды надолго не хватит, да и не протянет он на овощах, не травоядный же. Раз нанял себе проводника, то и минимальный уход за ним должен присутствовать.
— Последний вопрос и, пожалуй, все на сегодня. Пойдешь со мной — назад уже не вернешься. Ты точно уверен в этом решении?
“Если ты скажешь "нет", то я даже смирюсь с упущенной выгодой”.
— Я уверен.
“Этого я и боялся”.
— Тогда вот лечебная мазь, обработай все места, где посчитаешь нужным, затем ложись. Дежурить начнем, как оклемаешься полностью. Подъем с рассветом, постарайся не проспать. — После проделанной процедуры он лег, подкладывая перчатку под голову, и закрыл глаза. Судя по выражению морды, он остался доволен, ну и пусть. — И еще, если твоя тикающая перчатка зазвонит посреди ночи, я кину её вместо хвороста.
Костер потрескивал, заставляя ночные тени танцевать. Глаза сомкнулись лишь на мгновенье, чтобы в следующий момент встретить утро. Всего секунда в небытие и вот уже новый день, полный приключений, которые может предоставить мне дорога. Первые проблески рассвета еще только коснулись верхушек каменных стражей, когда я уже сворачивал лагерь. Сегодняшний сон, путь и был краток, но наполнил тело силой и поднял настроение. За последние две недели мне частенько стали сниться кошмары, от которых, как думал, смог избавиться. Легкая разминка и пробежка зарядила энергией, так что теперь я готов продолжить путь.
Светало.
Костер присыпал, лиса растолкал, пожитки собрал, буду думать, что все правильно сделал. Я так и светился бодростью и весельем, чего не скажешь о моём “проводнике”. При свете дня он казался еще более грязным, если такое вообще возможно, но на вид уже гораздо лучше. Мазь быстро сделала своё дело, замазав ссадины, остается только довести его до реки и хорошенечко прополоскать, после этого может на кого путного он и сгодится. Видимо сработал стайный инстинкт или же стадный, не так уж и важно. После ночи у костра я уже начинал обдумывать, как ужиться с потенциально опасным лисом, хотя на вид угроза казалась надуманной.
До реки добрались за полтора дна, при этом не встретив никого, кроме мелкой живности, да птиц гнездящихся в редких выбойках в каменной стене. Лето уже подходило к концу, но первых признаков осени еще не было заметно, поэтому слишком беспокоиться о холоде не приходилось. Скорее наоборот. Когда солнце начинало клониться к закату, тень от камня пропадала, и начинался наш маленький личный пыльный ад. Мне еще было ничего, а вот проводнику с его и, без того, грязной шерстью не слишком хорошо жилось. Уже на подходе к реке лисенок умудрился схватить солнечный удар, и остаток пути пришлось его тащить на себе.
“Сделка есть сделка”.
Я держался исключительно на этой мысли, подавляя все мыслимые и немыслимые инстинкты. Нутро вопило бросить обузу, не таскаться с лисенышем покуда не начались настоящие неприятности. В том, что они должны были начаться, я даже не сомневался. Упасть в обморок, не дойдя до воды пятьсот метров, нужно еще умудриться.
Пока он отмокал с куском мыла, я пополнил запасы воды чуть выше по течению и последовал его примеру.
— Трись тщательнее, запаха не должно остаться совсем. Если понадобится, сиди в воде хоть всю ночь, тут мы и разобьем лагерь.
— Хорошо, — он улыбался и меня это раздражало. Чем хуже я с ним разговаривал, тем лучше у него было настроение, так что большую часть пути я предпочитал молчать. Костер в этот раз развел только для того чтобы пожарить рыбы, и как только дело было сделано, от тепла пришлось отказаться. Запах и так притянет к нам нежелательную фауну, нечего помогать им еще и световым указателем.
За два неполных дня мне так и не удалось его вывести на откровенность, но сытый лис лучше голодного и рано или поздно он изольет душу, ну или я прослежусь от его неуклюжести.
После стирки лиса в реке я заставил его высушиться у, еще не до конца, потухшего костра и... и... хм! Сложно описать то, что получилось в итоге. Вот представляете меховой шар чуть меньше метра в высоту. Вот что-то около того из лиса и получилось. Стараясь не смеяться в отрытую, пришлось кое-как приложить его мех c помощью лап, и то только на спине, остальное он зачесал сам, особое внимание уделяя хвостам. На то, чтобы расчесать две этих трубы, ушло как минимум минут двадцать... и это на каждую. Оказалось в его чудо-перчатке есть что-то вроде гребенки, но использует он её исключительно на хвостах.
— Я буду называть тебя Пушистик. Нравится? — подытожил я его маломальский труд по уходу за собой. Еще одно очко в пользу игл – чеши, не чеши, все одно колючий.
— Не очень. — Вот, я же говорил, что сытый, чистый и ухоженный лис станет более разговорчивым. Путешествие в одиночку имеет свои минусы, но к отсутствию постоянного собеседника рано или поздно привыкаешь. Главное не сближаться и все будет хорошо.
— А мне нравится. Пушистик – это звучит устрашающе, — я лежу на прохладной траве и рассматриваю недавно прояснившееся небо. Солнце село несколько минут назад, но там, наверху, уже появились первые звездочки.
— Устрашающе для кого? И я не какой-нибудь кот чтобы называться по признаку собственной шерсти, — он прилег с другой стороны костра и тоже смотрел наверх, по-видимому, не зная, чем еще себя занять. Спать не хотелось, так что разговор ни о чем вполне подходил.
— Для того, у кого аллергия на шерсть. И я встречал котов с более странными именами, чем ты можешь себе представить. КатуШугу-рухМяу к примеру. — На мой пример лис присвистнул.
— Кот с таким именем и правда существует?
— Это кошка.
— Что?
— КатуШугу-рухМяу кошка, и в последний раз, когда я её видел, она не так давно разродилась.
— Разродилась?
— У неё появились дети.
— А-а-а-а.
— Как же их там решили, назвали...? М-м-м... начинается точно на "Кату". КатуХум, КатуДуж, КатуЗук... кажется дальше шипение в звуке... — мое размышление превратилось в бубнеж потому, как я уже готов был уснуть, ведь первым дежурит лис, но его, похоже, пробило на общение.
— А у неё большая семья?
— Семь голодных ртов и их, как ты должен понимать, чем-то нужно кормить.
Лис, кажется, смутился. Эта тема не была чем-то запретным, но все равно было неловко обсуждать, пусть и чью-то чужую, семью, если у самого, как я понимаю, её нет. Видимо отсюда и интерес.
— Молоко...
— Чтобы оно было, кошке тоже нужно кушать, и чем лучше, тем качественней будет молоко. По крайней мере, она сама так думает. Я всего лишь остановился в её доме переночевать, не больше. Так что, Пушистик, мотай на усы науку. Жуй и живи.
— Это вся наука?
— Это очень ужатая версия.
Я повернулся на бок, подложив лапу под голову, чтобы показать видом, что разговор окончен, но, к моей беде, парень видимо не знал, как распознавать подобные знаки. Или просто проигнорировал меня.
— Меня зовут Майлз Прауэр. Но если хочешь, можешь называть меня просто Тейлз.
— Хвостатый... Пушистик тебе шло больше, но и так, пожалуй, можно.
— Я рад, что тебе нравится.
Тут я слегка удивился глубине его детской наивности... и собственной мягкоиглости. Два дня и я уже готов сказать ему свое имя.
— Я не сказал, что мне нравится, я сказал, что тебе подходит, это разные вещи.
— А как мне тебя называть?
Вот мы и подошли к роковой черте. Дальше пропасть. Пушистая, полная ненужных нежностей и привязанности, задушевных разговоров и взаимного расчесывания пропасть, куда я буду падать по собственному желанию. Может в столь молодом возрасте я и стал циником, но, ежи и колючки, живой и грустный лучше, чем улыбающийся мертвец. Как бы ему намекнуть подоступней, чтоб уткнулся в свою перчатку и заглох до моего дежурства?
— Соник Хейджхог...
“Это начало конца!”