(Джон Леннон)
Несмотря на то, что я сказал в гостиной, есть особо не хотелось, мысли о прошлом совсем испортили мне аппетит. Вывод был сделан тут же без особых препинаний с моей стороны – просто нужно поменьше думать, а если повезёт, не делать этого вообще. Раньше же мне как-то удавалось это сделать – действовать по наитию, полагаясь на инстинкты и чутьё, не забивая голову. После побега из лаборатории я полностью уверился, в том, что мысли сводят меня с ума. Не спорю, будучи в клетке с подавителем движений, иного выхода не было, кроме как размышлять о том да о сём. Нет, беседы тоже были, я отвечал, мне отвечали, но это капля в море. Механизм Эггмана работал на совесть и не давал мне сделать лишний шаг, что уж говорить о беге. Удары тока и стимуляторы поддерживали организм в тонусе, а приём пищи давно превратился в уколы витаминизированной субстанции. Говорил я медленно и немного, но зато чётко, обдумывая каждую фразу – иногда даже слишком хорошо обдумывая. — Соник, — из очередного водоворота мыслей меня вырвал взволнованный голос крольчихи. — Да, Крим, что-то не так? Не вкусно? — я всегда пробовал то, что готовил, но сегодня не мог вспомнить сделал ли этот каждодневный ритуал или нет. — Нет, всё вкусно. Спасибо. Просто ты какой-то задумчивый сегодня, — она отправила в рот очередной кусочек омлета и потянулась за тонко нарезанными ломтиками булки. — Даже слишком задумчивый. Зачем-то выгнал меня, — Тейлз сделал вид что надулся, но есть от этого меньше не престал и явно ждал моего ответа. Круглый стол посредине кухни был сервирован не слишком шикарно, но я никогда не стремился к чему-то эдакому, пусть еда будет съедобной – это уже немало. — Да я просто думал, что когда выберусь из этого дома, первым делом навещу Шедоу, пешая прогулка мне не помешает. — Это было почти правда, вернее, на неё похоже, что во многих случаях одно и тоже. — И, Тейлз, не в обиду сказано, но ты только овощи умеешь резать, в чём я сегодня очень сильно усомнился. К тому же Крим скучала, надеюсь, ты её развлёк? — Он собрал мелкие детали пульта своими хвостами – было забавно, — Крим выпила соку и посмотрела на смутившегося лисёнка. — Чтоб ты знал, Соник, я не обижаюсь, и, затыкая твои пробелы в географии этого мира, Австралия окружена водой со всех сторон, и если ты не хочешь шатать по дну, то хорошенько продумаешь, как будешь туда добираться, — Тейлз редко называл Шедоу по имени, всё чаще общим другом или черным ежом, ну или просто говорил “Этот” и сгибал пальцы в импровизированные кавычки. — Правда? — я изумился, и, похоже, на морде отобразилось все, о чём подумал. — Ты как ребёнок. Крис ведь показывал нам атлас и у него даже глобус на чердаке валяется, а ты как всегда витал в облаках? — А Торнадо? Я не могу долететь до Австралии на нём? — Лисёнок закрыл лицо руками и покачал головой. — После того как мы выберемся, самолёт превратится в подавитель сигналов – он не сможет летать. Он даже ездить не сможет. — Крим дала ему сока и погладила один из хвостов, как бы приободряя. — А что он сможет? — Лисёнок что-то пробубнил с набитым ртом, видимо это было не совсем хорошее высказывание. — Может быть, он будет подавлять какие-то сигналы. — После слов крольчихи Тейлз подавился. А вот нечего было столько в рот напихивать. — Если он так называется, это ещё не значит, что именно это будет делать, — я не сдавался, стараясь выжать из беседы всё что можно. — Ну, например тостер делает тосты, пылесос сосёт пыль, а подавитель сигналов подавляет сигналы. — Я засмеялся от такого логичного ответа. Крим действительно серьёзно подошла к делу. — У Тейлза тостер выдаёт обугленные куски хлеба, а не тосты, и пылесос давно уже переделан в поливалку для Торнадо. — Лисёнок благоразумно не встревал, заканчивая еду и наблюдая за нами двоими. — Вот! Поливалка для Торнадо... — Сомневаюсь, что она называется именно так. Тейлз? — я повернулся к нему, ожидая поддержки, но видимо не судьба. — Даже не хочу комментировать. — Зануда. Вот смотри, Крим, что написано на этой пачке? — под столом оказалась пустая пачка, которую я хотел выкинуть после ужина, но раз уж пошло такое дело, решил использовать козырь. — Я не зануда! — лисёнок явно возмутился. — Мо-ло-ко, да это определённо молоко. — Ну конечно это молоко, что же это ещё может быть? — А что на ней нарисовано? — Эм... бык? — Тейлз ещё не понял к чему я виду, но ему уже не нравилось направление моей мысли. — Действительно? — я перевернул пачку другой стороной и всмотрелся в картинку. Удивительно! Там самый натуральный бык ел вафли и запивал чем-то из такой же коробки, какую я сейчас держу в руках. — Да, это точно бык, у него нет вымени и он коричневый... — Очень хорошее определение полового признака млекопитающих. Крольчонок просто умиляет своей непосредственностью. — А почему бык рекламирует молоко? Где корова? — У меня начали болеть скулы, так как улыбка растягивала лицо в разные стороны. — Может она устала? — И он сменил её? — А они могут давать молоко? Может быть соевое? — Почему сразу соевое? Если бы не Тейлз, этот разговор увёл нас в очень далёкие дали. — Хватит! — он прямо вскрикнул. — Быки не дают молока, тем более соевого. Тосты у меня не выходят из-за сети... стоп, Соник, какой срок годности у этого молока? Я помню, что мы выпили последнюю пачку на той неделе. Я посмотрел дату на упаковке. Задумавшись как преподнести эту важную для нас всех новость, решил промолчать и протянуть пачку лисёнку. Тот принял сей дар с трепетом, или же это была неприкрытая злость, я не смог определить. — Он вышел позавчера, тот-то запах был немного кисловатый, — он слегка побледнел и уставился на меня, — и что будем делать? У нас не так много времени, а ванная всего одна. — Может по очереди? Ну, кого первым накроет тот и бежит, и так терпим и надеемся на чудо. — Мы не сразу заметали, что Крим как-то странно притихла. Повернувшись в сторону её стула, нашли пустое место. — Дамы, видимо, вперёд. — Это ты виноват, — очень веское замечание, на которое я не мог не ответить. — В том, что накормил или отравил? — Во всём, Соник! Ты виноват во всём. Спасибо за еду, — он встал из-за стола и, стукнув по полу хвостами, направился в гостиную. Отвечать не стал, да и не нужно это было. Сам же продукты заказывает по почте. Так чему тут удивляться, хотя в этот раз действительно часть вины была на мне. Задумчивость опять сыграла со мной злую шутку, мало мне было порезанного пальца. Убрав со стола и помыв посуду, я выключил свет и направился вслед за обиженным лисёнком. Там мне встретилась Крим, общающаяся с дверью в ванную. Видимо она просто решила закончить ужин пораньше, и пока проблем с молоком у неё не было, а вот Тейлз... — Тейлз, ну ты чего? Соник ведь не специально, он не хотел, что бы так получилось. Еда ведь была вкусной, ну выходи, не дуйся. — Сомневаюсь, что он не выходит именно по это причине. — Оставь его, Крим, дай парню собраться с мыслям, думаю, если мы посидим здесь немного, он выйдет с умиротворением на лице, — я не мог не улыбнуться когда говорил это. — Ты, правда, так думаешь? — Ну конечно, это же наш друг. Он не может долго дуться, ну на тебя, по крайней мере. — Она отошла от двери, но всё равно сомневалась. — Я на неё и не дуюсь. Она тут совершенно ни при чем. Крим, я злюсь только на Соника, — раздалось с другой стороны двери. Крим в этот момент испытала смешенные чувства – тревогу за друзей и облегчение по отношению к самой себе. Я же надеялся, что лисёнок сейчас испытывает нечто похожее. Живот предательски заурчал, намекая на верную погибель, если срочно не принять меры. Стоит только подивиться такому быстрому обмену веществ. — Ты всё ещё голоден? — Думаю, тут дело несколько в другом. — Крим непонимающе моргнула и взмахнула ушками. Она что, ушла до того как мы выяснили проблему с молоком? А пила ли она вообще? На моё счастье дверь за крольчихой открылась, только из неё вышел всё так же хмурый Тейлз, как бы намекая на то, что это ещё не конец истории. Вспышка синего, и я уже был в обители всех мечтателей. Ведь только на царском троне из белого камня понимаешь, что все мы похожи – ну, в какой-то степени. В лаборатории Эггмана с естественными надобностями было гораздо хуже. Прошу простить за столь грубые мысли, но гадить по часам иногда бывает ужасно тяжело. Вскоре после этого тебя поливают водой и, в общем-то, всё. Роботы, правда, в конце каждого дня делают полную чистку и обработку помещения, но если приспичит прямо с утра, то приходится терпеть. Благо в камере с замедленными частицами организм требовал в несколько раз меньше. Удивительная машина, чертежи которой я лично спалил, в надежде, что урод-роботехник не сможет воспроизвести её. Кто ж знал, что у Эггмана есть махонькое нарушение памяти, и всё, что он изобретает, приходится оставлять на бумаге или в компьютере, ведь придумывая что-то новое, он мгновенно об этом забывает и уже не может построить. Гении – они своеобразные. Я этого не знал, но честно сказать, был рад. Тяжелые мысли только усугубили процесс, затянув моё пребывание в комнате для размышлений на целый час. Насухо вытерев руки полосатым полотенцем, я вернулся в гостиную и с грустью отметил отсутствие подрастающего поколения. Беглый взгляд на часы: “21:32. Может пойти спать?”. Мысль оказалась заманчивой, и я даже прикрыл глаза и поднял голову, чтобы помять переносицу, обдумывая, что бы такое придумать, но ни одной путной идеи в голову так и не пришло. Пришлось смириться. Пара шагов в строну с закрытыми глазами, и вот я упёрся в квадратный столик рядом с диваном. Говорил я Крису – слишком много мебели тут понаставлено, развернуться же негде, на что получал один и тот же ответ. Мол, тебе и в поле места будет мало. С пацаном не поспоришь. Вроде и живём тут всего ничего, а я и не заметил, как малец вырос. Взрослых поправляет, на девчонок заглядывается, тусит и отрывается по вечерам. Наверное, это не так уж и плохо – быть человеком. Открыв глаза, я увидел на том же самом столе стакан воды и две маленьких желтеньких таблетки с запиской. Почерк явно крольчихи. “Соник, выпей лекарство и ложись спать. Крим”. Догадаться, что это, было несложно: лекарствами мы худо-бедно пользоваться научились. Пусть тут они не слишком помогают, но ведь, с другой стороны, и хуже не делают, а трав с Мобуиса на рынке не купишь. Адаптируйся или умри… вернее, болей. Я не ботаник, во всем этом понимаю ещё меньше Тейлза, хотя он ведь не путает, что и когда нужно принимать. Ощущение того, что я могу различить таблетки и настои только по цвету, очень сильно подорвало моё самолюбие. Иной раз даже на вкус не могу сказать, что именно выпил. Мыслим логически. Эти желтые и я пил несвежее, будем думать это противоядие от молока. Радость от выдвинутой теории была занижена другим фактом - меня отправляют спать, даже не пожелав доброй ночи, да ещё и в письменном виде. Похоже, баиньки откладываются. Пора пошалить. Крадясь в темноте, словно ниндзя из тех мультиков, что детишки любят смотреть по утрам, я, затаив дыхание, прислушивался к каждому шороху этого большого дома. Ему уже не один десяток лет и пережив три полных ремонта, здание с бассейном на заднем дворе представлялось мне умирающим, которого пытаются раскрасить так, чтобы выглядел чуточку лучше. Тейлз говорил, что деревянные части дома давно сгнили, и он заменил их какими-то сверхтвёрдыми сплавами. Разбрасывая и вживляя в стены механизмы, переделывая двери и утепляя поты, лисёнок воскресил то, что уже отжило своё. Ещё когда я появился тут в первый раз, упав в покрытый тиной и листьями бассейн, во тьме тускло горящих фонарей он показался мне жутким. Пустые тёмные стёкла, взирали, как я тонул под толщей воды… Ступенька неприятно скрипнула. Лестница на второй этаж всё так же неизменно оставалась деревянной. Это было желание родителей мальчика, которое парень не мог игнорировать. Жаль, их нет с нами. Это также моя вина. Не приюти в своё время одинокого ежа, семья Криса была бы полной или, наоборот, погибли бы все, тут не угадаешь. Падение башни отбросило этот город назад в развитии, уничтожив почти половину домов. Их пришлось выстраивать заново и… снова скрип. Идея пробраться незаметным уже не кажется мне столь заманчивой. Лица друзей на фотографиях, что висят на стенах, кажутся чуть печальней, чем обычно. А ведь они улыбаются. Все улыбаются. Даже я, почти искренне. Дверь в мою комнату тихо отъехала, стоило только приложить лапу к холодному металлу. — Блокировка, — одно слово, и свет на дисплее механизма стал алым. В голову опять лезут эти мысли о клетке, роботах, о том, во что превратился наш дом. И чувстве, которое преследует меня вот уже много лет. Падаю на кровать и ещё долго лежу, пялясь в потолок, а ведь это уже не первый раз за то время что мы здесь. “Может не выходить из комнаты завтра совсем?”***
Полдень. Время, когда я уже обычно достигаю границы штата и с радостным вздохом пересекаю её под приветственные взмахи двух местных аборигенов. Эти двое – отец и сын, охраняют свою маленькую будку посреди пустынного пейзажа вот уже десять лет. Это так… странно. Люди вообще странные. Никогда не понимал их, не понимаю и вряд ли когда-нибудь пойму. Да и ответного действия я от них как-то не жду. С тех пор как я родился, был всего один единственный человек, который увидел во мне чуть больше чем другие. Девушка. Быть может я даже любил её, или же это было другое чувство, да и разницы сейчас большой нет. Один синий придурок как-то сказал: “Это не наше дело… не наша земля и не наше дело, а те, кто ушёл, пусть там и остаются”. “Но я родился здесь. На этой земле. Это моё дело! Как я могу просто забыть? ”. “Чушь, раньше тебя это не волновало. Ты, как и все мы, дитя Мобиуса и то, что топчешь своими лапами, это одна большая могила людей. Вот и похорони её на её же земле, а сам поищи дом где-нибудь ещё”. “Но Соник…” “Никаких но, Шедоу, просто продолжай копать… похоже, это будет очень долгий день”. Тогда я думал, что синий урод перешёл все границы. Хотелось скинуть его в ту могилу вместо неё, но как только последняя горсть была брошена, гнев сменился скорбью. И через месяц, когда город немного оправился, я хотел его поблагодарить за то, что он сделал. Всех, кто погиб в день падения башни, было решено кремировать… — Дароф, ёшшш, ты се-ня поссно, — пацан опять где-то лишился зубов, ладно хоть молочные, вырастут ещё, но вот эта шепелявость. Мелкий, белобрысый, с пятнистым, неровным загаром, да ещё вечно дырявыми армейскими штанами на два размера больше, походил на ребёнка войны, нежели сына пограничника. Хотя отец выглядел хоть и получше, но шмотки, похоже, они шили из одного брезента. Смотря на него, сразу можно сказать, откуда у пацана такой цвет волос. Гены. Лёгкая небритость и чёртик в неприкрытом глазе, который он постоянно щурит. Второй же глаз он не открывал принципиально, говоря, что мир, по сути, однобок и смотреть на него двумя глазами всё равно, что ловить рыбу в пустыне. Не до конца понимая метафору, я старался не вдаваться в заморочки странной семьи, и, чисто из-за того, что мой курс пролегает между двумя странами, я по привычке останавливался у них на часок другой. Мать семейства, как это ни странно, жила в трёхстах километрах от границы, в их уютном домике. Если точнее, то вокруг домика был город, а если смотреть дальше, то целая страна, но меня это мало волновало. Пробежал, доставил посылку и снова в путь. Метод синего – не забивай мозги, беги и снова беги. — Сегодня у нас тут оживлённо, так что спасибо за паёк и беги, давай дальше, — намёк в виде двустволки, показался мне странно знакомым. Видимо действительно сегодня не тот день, чтобы долго гостить. Ведь страны, через которые я курсирую, являются живым примером противостояния двух не сошедшихся во мнении стран, на отдельно взятой Австралии. Чего они не поделили, я догадывался смутно, а увесистая поклажа сзади оттягивала назад не только плечи, но и мозги, так что, махнув на прощанье белобрысой семейке обрезом, я заскользил по свежим танковым рытвинам дальше по маршруту.***
Три часа пополудни. В это время Тейлз уже во всю работал в ангаре, начисто забыв про сытный завтрак, пропущенный обед и холодные бутерброды, что принесла Крим полтора часа назад. Запах газа почти выветрился и неоновые лапы ярко освещали помещение, которое вполне можно было бы назвать бункером, хотя он-то знал, что они не под землёй. Стены здесь постоянно стылые даже в жару, мусор раскидан то там, то тут, и множество деталей усеивают пол в каком-то странном, только им одним понятном порядке. Хвосты лисёнка словно живут собственной жизнью, пока он крутит гайки и проводит питающие жилы. Проверка изоляции и расчёты, лёгкая уборка и попытки натянуть постоянно соскальзывающие пружины. Соник жалуется на скуку – Тейлзу бы его проблемы. Скучать тут уж точно не приходится, ведь это так захватывает. Придумывать, копаться в схемах, разбирать и собирать приборы… ……Урчание в животе…… Ну, по крайней мере, он не робот и, как и все, должен есть, чтобы жить. Жить, чтобы работать, работать, чтобы… помогать Сонику. Защищать Крим. Спасать и радовать друзей. ……Звуки исчезающих бутербродов… Тейлз вытер пот со лба какой-то грязной тряпкой, оказавшейся под рукой, и поднялся с одного из деревянных ящиков, что были наставлены под самолетом. На то, что лоскут напоминал обрывок ещё вчера приличной одежды, не обратил никакого внимания. Кусочки пищи медленно перемалывались во рту, пока мозг соображал, где тело могло облажаться. Схема собрана правильно, и всё рассчитано, верно... так почему же не работает? Может один из элементов сгорел? Тогда какой? Вычисление, какое же звено оказалось гнилым, заняло целый час, потому как самодельный указатель напряжения периодически находил заряд прямо в воздухе. Чего там быть в принципе не могло, иначе ангар давно бы взлетел на околоземную орбиту, ну или куда-то очень близко с ней. Если задуматься, тут очень много всего, что может рвануть, если очень захотеть... да даже без особого желания, стоит только сделать неверное действие. — Ну-с, попробуем ещё разок, — пробубнил он себе под нос и щелкнул тумблером. Реакции не последовало. Захотелось взвыть, но пересилив себя, лисёнок взял злополучную пищалку с красной лампочкой на боку и шумно выдохнул. — Тейлз, можно? — Голос Крим заставил его подпрыгнуть от неожиданности. Хоть она и стояла с другой стороны двери в ангар, но и этого вполне хватило. — Да, но быстро, я ещё работаю. — Девушка появилась за открывшейся дверью и, робко переступая с лапы на лапу, вошла внутрь. Резкий запах концентрированного масла и гари проводов заставил крольчиху чихнуть и зажать нос. Её воображение уже подкинуло пару образов, как заколка в виде цветка на её голове быстро сжимается и выцветает. Такого, конечно, не могло произойти в действительности, но если бы он был настоящим... Вопрос, с которым она шла сюда, выпал из головы моментально, и лишь спустя несколько минут и двух удачных попыток не согнуться в приступе тошноты, она открыла рот. — Фффеееннн, — голос за лапами был глухим, причём она ещё умудрилась растянуть звуки. — Что, прости? — лисёнок не заметил некоторых неудобств вызванных у подруги и продолжил копаться в самолёте. Сейчас одна его половина исчезла во тьме железного проёма, из которого доносились металлический скрежет и удары. Его хвосты давно заменили ему ноги, руки и иногда даже стремянку, так что теперь его даже не волновало, что Крим разглядывала его сзади, главное крепче держаться. — Фен! — резко выкрикнула крольчиха, на мгновенье оторвав лапы от мордочки. Глаза начали слезиться, и хотелось сбежать поскорее. Если бы она видела выражение лица лисёнка в тот момент, возможно, ей бы стало чуточку лучше. Он-то понимал, что фен пал жертвой науки и сейчас представлял собой четыре отдельных и малосвязанных друг с другом прибора. Всего-то надо было что... — Тейлз, мой фен! Ты сказал... что починишь. Я хочу в душ... Фен! Выкрики сопровождались кашлем и попытками не дышать совсем. Получалось плохо. — Зайди вечером. Нет! Стой! Я сам зайду, не волнуйся, будет тебе фен, ещё лучше старо... — он понял, что ляпнул не подумав, но судьба была к нему благосклонной, так как Крим уже не было в ангаре. Спрыгнув с самолета, он поудобней перехватил отвёртку и паяльник и пошёл делать из кучи метала и двух вентиляторов новый фен. Пусть он окажется несколько тяжелее старого и вполне вероятно огнеопасен, но зато дуть будет как реактивный двигатель... что-что, а это лисёнок умел.***
Семь сорок две вечера. Спросите, почему не шесть ровно? Потому что в шесть Крим уже приходила к двери в комнату Соника и ей никто не открыл. Она как дура простояла с подносом больше двадцати минут в надежде, что её уговоры бездушной железяки увенчаются успехом. Нет. Дверь не отъехала, а интерком отображал только просьбу не беспокоить, а заодно и самим не беспокоиться. Сейчас она сидела, прислонившись спиной к стене и скребла пол рядом с пластмассовым подносом. Ей он почему-то нравился, и не только из-за синего цвета... на нём умещалось ровно столько, сколько она могла унести за раз. Еда была простой. Крупа и немного зелени, мясо для Тейлза и сок. Жаль только, всё это уже не было свежеприготовленным, да и подогретым заново оно тоже не было. Так что Крольчиха сейчас толком и не знала, что хочет больше. Сходить подогреть еду снова или пнуть поднос и заорать, лишь бы эта дверь открылась. — Сооооник, — это было похоже на стон, тусклый, отчаянный стон, после которого стакан с соком был резко опустошен, и еда последовала за ним в течение нескольких минут. Всё это было покроплено мыслью: “Так тебе и надо, дурак”. Правда, следующая мысль была полной противоположностью первой и содержала в себе прямое и понятное послание от совести. Стон повторился. Прошло уже три дня с момента их последнего ужина вместе. Втроём, как всегда, под весёлые шуточки и подтрунивание над Тейлзом. Она не видела его так долго, что была готова скрести железную дверь когтями. Впрочем, Крим и так это делала, с каждым разом всё настойчивей и упорнее. Лисёнок заперся в ангаре и вот уже день вылезал только на еду и в душ. Вчерашние заверения насчёт фена так и не оправдались, да она и не слишком надеялась. Крольчиха давно усвоила, что если не следить за Тейлзом во время работы и постоянно не напоминать, что именно должно получиться из множества отдельных деталей, очередной предмет её обихода может спокойно отправиться вслед за пылесосом, феном, плеером Криса и кондиционером. Хоть телик исправно чинил и не воровал детали. Есть для него хоть что-то святое. Пребывание в одиночестве убивало. Ей уже не помогала настольная фотография, где они втроём с мамой и Соником стояли возле развалин башни. Почему он захотел сфотографироваться именно там, она не понимала, но Ванилла была не против, значит всё в порядке. Раньше Крим могла увидеть его в любой момент, да и мама всегда была рядом, так что это неприятное чувство не накатывало так сильно. Жизненная необходимость или детские страхи, пустившие глубокие корни? Кто теперь разберёт. Рядом с синим чудом и мамой ей было спокойней, и всё остальное неважно. “Как же я хочу, чтобы эта дверь открылась”.***
Полночь. Я уже третий день лежу на полу в своей комнате и смотрю в потолок. Глаза давно перестали моргать и сильно пересохли. Обезвоживание организма давало о себе знать, но только редкие мгновенья пока разум возвращался в тело. Я много думал. В действительности только этим я и занимался, ведь тело не двигалось совсем. Мышцы уже после первых часов дали понять, что движение есть жизнь, но я их не слушал. У меня настала эдакая искусственная кома, когда даже кровь начинает течь настолько медленно, что существо, которым я стал, кажется мёртвым. Ещё один подарочек от камеры пыток Эггмана. Не скажу, что умение полностью останавливаться в пространстве это сплошные минусы, ведь раньше я только и делал, что ускорял бег. Это всего лишь новый опыт и ничего больше. Но три дня - это действительно слишком. Пальцы на лапах едва заметно дёрнулись и по клеткам, как по цепочке, пошли волны боли. Онемение сменилось жутким покалыванием, и это хорошо. Раньше я не чувствовал ничего, и уже делая первые попытки двинуться, увидел перед собой свет. Яркий голубой свет бликами разбрызгивался по тёмной комнате и завораживал мой интенсивно моргающий взор. Когда резь в глазах прошла, я уловил смутный силуэт на фоне света и, наконец, понял, что происходит. Это был Чиз. Видимо кто-то хочет общаться. Или Крим решила передать весточку наружу, или Ванилла настраивается на дом. Через пару минут я понял, что второе. Прозрачный призрак взрослой крольчихи замаячил у меня над головой, искренне радуясь тому, что застала меня в таком положении. Она присела на корточки и пристально посмотрела на меня. Её мордочка оказалась совсем близко к моей, и вот я уже чувствую лёгкое покалывание у себя на губах. Не сказал бы, что чувство приятное, но и противным оно отнюдь не было. Ментальная проекция через Чиза это не просто голограмма, какие я видел раньше. Это плотный слепок души, способный на тактильные взаимодействия, так что она действительно стоит сейчас рядом. Нужно хотя бы поздороваться, вот только из моего горла вырваться смог только хрип. — Ты совсем себя не бережёшь. Ко дню зова ты должен быть в хорошей форме, - сказала она спокойным голосом и, мягко выпрямившись, подошла к моей кровати и села. Я же, в силу некоторый причин, пока не мог составить ей компанию, но мне и на полу неплохо. Горло отпустило, связки окрепли. — Не знаю, что больше меня волнует: твоя похотливая моська или такая искренняя забота. — Она откинулась назад и повела руками по моему одеялу, оставляя едва различимые разводы. — Конечно, я забочусь о тебе, а мое симпатичное личико снится тебе по ночам, так что любуйся пока есть шанс. — Я выдавил из себя улыбку. Как будто только этого и хочу — нет мне покоя. — Хочу тебя в ближайший зов, — это было даже не желание, а нечто что само собой разумеется. Ванилла та ещё собственница и, надо признать, — добиваться своего она умеет. Но, как обычно, это будет не её решение. — Крим будет против, она сейчас немного на взводе. — Крольчиха резко поднялась и в мгновенье буквально запрыгнула на меня сверху. Очень бойкий вид животных, надо заметить, ежи по сравнению с ней улитки. — Она скребётся в твою дверь! Слышишь? Пусти мою дочь к себе в гнёздышко. Ей плохо, а ты можешь помочь. Будь мужчиной, возьми ответственность, — пока она говорила это, маска надменности и самоконтроля слетела с мордашки. Глаза молили и требовали одновременно. Я повернул голову набок, стараясь не смотреть в эти гипнотизирующие глаза. — Тейлз позаботится о ней. Сейчас и в ночь зова. Тебе нет нужды так волноваться, ведь природа сделает всё за них, — а вот теперь я почувствовал гнев, исходящий от крольчихи волнами, видимо идея дать детишкам решить проблемы самостоятельно, а самому заглушить зов в алкоголе и анабиозе медитации, ей не понравилась. А ведь я продержался больше двух дней… — Не доверяю я природе. Лисёнок мне симпатичен, но не настолько, чтобы отдавать ему мою девочку в её первую луну. Да и эти двухвостые совсем себя не контролируют… — Вот теперь уже я поймал её за язычок и буквально впился прищуренным взглядом в её темнеющую от прилива крови мордочку. Проекция не позволяла различить цвета яркого спектра, да и Чиз умел передавать изображение только в бледно-синем, так что многое оставалось для меня тайной. — То, с кем и как ты спишь, меня не волнует… — я понимал, что это звучит совсем не убедительно, тем более таким надутым тоном. Эта женщина делает меня медленным и глупым, а все слова пустыми. Её дочь — вылитая она, только моложе, и как мне прикажете жить, если со всех сторон окружен? Ванилла улыбается — плохой знак. Плохой для меня. — Волнует, ещё как волнует, ведь я была у тебя последней, и перед этим тоже, не ври себе, мой ежонок, твои колючки дрожат неспроста. Тело уже начало отпускать, и чувствительность вернулась почти во все нужные места… и парочку ненужных тоже. — Это всё Крим… Её запах. Мне тяжело, а она дразнит своими большими... ушами и улыбается совсем как ты. — Ванилла прижалась ко мне всем своим прозрачным телом. — Я хочу выбраться. Хочу свободы… и тебя. — Вот видишь, как хорошо быть честным перед собой. — А что толку-то? Две ночи с Крим, и я буду целовать её ноги, и ласкать уши, а о тебе вспоминать постольку поскольку. Я лучше наберусь терпения и… —… и? И? Что тогда? Пропустишь второй зов и всё! Дальше будет хуже. Накинешься на Тейлза? На мальчиков потянет, я помогать твоему душевному спокойствию не буду. — Нет, спасибо, в этом вопросе меня всё устраивает, и если я кем и заинтересуюсь, то уж никак не лисом. — Она приподняла голову, её уши встрепенулись. Взгляд был удивлённо-пытливый. — Так значит, ты думал об том? — Взаперти думаешь о многом, — я даже не смутился. Ну что тут такого, я ещё молод и могу экспериментировать сколько душе угодно. Зов — проклятье тела, а не души. Ну, не только души, разум всего лишь нужно иногда стимулировать и напоминать о цели и всё будет хорошо. — Шедоу? — Колючки как током пробило, и я чуть не дёрнулся. На морде, наверно, прямым текстом всё отобразилось. — А кто ещё? Нет ну ведь, правда, кто? Тем более он тебе не противен. — И это мне говорит тот, кто его терпеть не мог. Правду говорят люди: Всё течёт — всё меняется, — Ванилла закатила глаза и снова положила голову мне на плечо. — Шучу, конечно. Шед хоть и парень, но ему это до лампочки, зов для него настоящая кара, не так как для нас. Лишний раз его мучить не хочется, — я прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Аромат Крим и образ Ваниллы действовали убойно, разогревая моего внутреннего ежа. — Хочу, чтобы ты сделал это с Крим и теперь я серьёзно. — А я говорю: нет! Но и выхода не вижу. А ещё тут есть лис в ангаре, который пока не чувствует её запаха. — Ванилла дёрнулась, её тело изогнусь и она буквально вдавила меня в пол, причём не столько физически сколько ментально. — Правда? Ты хочешь сказать, их циклы не совпали? Это же здорово, — видимо она уже начала строить какие-то планы, потому как прослушала, что я сказал на это. Пришлось повторить. — Он может узнать всё. Закон, если ты не забыла о нём, делает моё положение просто безвыходным. — Усыпи его и делов-то. Пока он спит, сделаешь, что должен. Моей девочке нашепчешь приятных слов и наставлений как ты умеешь. — На два дня? Как я его изолирую, если мы тут застряли? Лучше уж дать стабилизатор ей. — Меня ударили кулаком в бок и, надо заметить, что для бестелесной проекции я это почувствовал даже слишком сильно. — Девочек нельзя. В первый зов ни в коем случае, иначе дальше будут проблемы пострашнее двух детей перед первой луной. — Знаю, знаю… Синева образа растворилась во тьме комнаты, и только после этого я сообразил, что не задал кучу важных вопросов. Только в голове всё крутился её мягкий голосок: “Сделай всё правильно, мой ежонок, и я буду очень благодарна”. Ну как тут можно оказаться, когда тебя так просят. Я с трудом встал. Размялся в течение пятнадцати минут и неровным шагом направился к двери. Умирать так с музыкой.