Черно-белая правда

      Костер весело подмигивал, аппетитно похрустывая свежим хворостом. Наяра сидела, прислонившись к стволу большого дерева, и неотрывно смотрела на игривые искры. Место, выбранное для ночлега Гэндальфом, было действительно неплохим. Девушка, полностью доверившись магу, не могла сказать, когда они свернули с тропинки и устремились через непроглядные чащобы. Правда, поначалу, ее попутчики недовольно что-то бурчали, когда тяжелые ветви хлестали по их лицам, а корни, казалось, устроили соревнование, кто больше собьет путников.       Гимли был похож на старичка-лесовичка с замысловатыми узорами репейника, украшавшими не только его плащ, но и бороду. Гном злобно пыхтел и грозился Гэндальфу, что тому предстоит увлекательное занятие вместо сна. Как-никак борода была гордостью Гимли, и репейник хоть и украшал ее, но не вязался с истинно-воинственным видом гнома. Гэндальф лишь посмеивался в свою бороду, которая, на удивление хоббитов, каким-то магическим способом ускользала от настырного репейника, который, казалось, сам бросался на измученных путников. Когда уже в десятый раз Боромир запнулся о какой-то камень и был готов разразиться проклятиями всему лесу в целом и Гэндальфу в частности, неприметная тропинка вывела их на небольшой холм, с трех сторон окруженный высоченными деревьями и кустарниками в половину человеческого роста. С четвертой стороны поляну прикрывала каменная гряда с небольшой нишей, вполне пригодной для сна.       Наяра оторвалась от созерцания костра и прислушалась к себе. С каждой новой секундой усталость все больше и больше давала о себе знать, а боль притупилась, и дышать стало чуть-чуть свободнее. Сон начал сковывать веки, но девушка боролась с собой. Она видела, как Сэм умело и быстро поставил походный котелок и начал готовить, изредка причмокивая губами, что-то досаливая и приправляя. Гимли упрямо боролся с репейником, все больше распаляясь о красоте гномьих бород. И Фродо, пытаясь скрыть неудержимое веселье, начал помогать ему под дружный хохот Мерри и Боромира. Гэндальф тем временем присел на камень, покуривая трубку, и о чем-то размышлял, иногда поглядывая на ночное небо. Арагорн подготовил места для ночлега и присел к костру, потирая прохладные руки. Краем глаза Наяра заметила пришедшего Леголаса, который нес несколько связок хвороста. «Хозяйственный какой!» - с ленной язвительностью прокомментировала про себя девушка, но развитие мысли не последовало, так как кто-то настойчиво тянул за рукав.       - Наяра! А почему Леголас хотел убить тебя? – девушка вздрогнула, не ожидав подобного вопроса, и посмотрела в глаза Пиппину. Хоббит с таким нескрываемым любопытством ждал ответа, что Наяре стало смешно. Озорные огоньки плутовства так и плясали в глазах Пиппина.       Девушка в замешательстве глянула по сторонам, но так и не придумала ничего такого, чтобы удовлетворить так и бьющееся через край любопытство этого настырного полурослика. Да и что она могла ответить? Правду? У них с эльфом она всяко разная, да и вдаваться в подробности той истории ей не хотелось.       - Пиппин, из-за тебя по всему свету разнесется, что хоббиты самый неучтивый народец Средиземья! Разве можно начинать беседу, так толком и не пообедав? – Наяра не заметила, как к ним подошел Сэм с дымящейся тарелкой еды и укоризненно взглянул на Пина. - Смотри, Мерри уже вовсю уплетает наш запоздалый ужин и, должен заметить, искоса поглядывает на твою тарелку, - после этих слов Сэма Пин ойкнул и со всех ног припустил к костру, около которого уже расположились все хранители, и начал отбирать свою тарелку, которую так по-хозяйски держал в своих руках Мерри. Сэм покачал головой, наблюдая за всем происходящим, и вновь повернулся к девушке.       - Госпожа Наяра… - начал было он.       - Наяра. Просто Наяра, Сэм, - привычно поправила девушка.       - Гос… Наяра, - Сэм покраснел от смущения, и, еще больше наливаясь краской, продолжил: - Наяра, я принес... вот... тут, – хоббит вконец стушевался и лишь протянул девушке тарелку.       - Спасибо, Сэм! – поблагодарила девушка хоббита, осторожно принимая из его рук горячую тарелку с похлебкой. - Как вкусно пахнет!       Сэм стал пунцовым от смущения и лишь махнул рукой, что-то невнятно проговорив, отошел к костру. Девушка поудобнее перехватила тарелку и еще раз принюхалась. Действительно, пахло просто умопомрачительно! Наяра прикрыла глаза, наслаждаясь горячей едой, и едва не замурлыкала от удовольствия. Вдруг у нее возникло давно забытое ощущение покоя и уюта. Мягко потрескивали поленья в костре, лилась тихая речь путников и вкус домашней еды – все это приносило душевное облегчения. «Как дома! Где любят и ждут», - почему-то пришло на ум. Девушка улыбнулась своим мыслям, и расслабленно откинулась на ствол дерева. Она еще пыталась вслушиваться в беседу, но сладкая усталость сковала ее тело, и Наяра позволила нежным рукам сна обнять ее.       Когда все тарелки опустели, но спать еще никто не собирался, находясь все еще под впечатлением от недавнего боя, Гэндальф вытащил свою длинную трубку и, закурив, стал выпускать колечки в ночное небо.       - Наяра, а расскажи нам о се... – Фродо развернулся к Наяре, но так и не закончил свою мысль, увидев, что девушка крепко спит.       Арагорн, отложив свою трубку, поднялся и, мягко ступая, забрал из рук девушки пустую тарелку. Наяра что-то прошептала во сне, но тарелку выпустила. Странник улыбнулся, закутал девушку плащом и вернулся к костру.       - Гэндальф, может, тогда ты расскажешь о Наяре, - попросил Фродо, тронув мага за руку, - она и похожа, и не похожа на всех тех, с кем мне приходилось встречаться.       Гэндальф попыхивал своей трубкой и молчал, когда Гимли поддержал вопрос Фродо, не говоря уже о любопытных Мерри и Пиппине. Один лишь Леголас, что-то недовольно хмыкнув, отошел от костра и стал вглядываться во тьму. Он не хотел ничего слушать, но ветер то и дело доносил обрывки фраз, и эльф не сразу поймал себя на мысли, что напрягает слух. Чтобы не опустить ни одной детали.       - Что ж, - начал маг, выпуская одно за другим красивые колечки дыма, - я и сам не прочь вспомнить нашу с ней встречу. Это произошло после похода Бильбо. Я ехал в Минас Тирит, чтобы посидеть в библиотеке и почитать, сами знаете о чем. Мой путь пролегал через людские поселения, но многие из них были разорены или сожжены, что наводило на печальные размышления. На третий день пути я увидел вдалеке деревушку, но поднимавшийся над крышами дым подсказывал мне, что прошедшие орки вряд ли оставили там кого-то в живых. На подступах к деревне мне попадались обезображенные трупы местных жителей, но были среди них и орки. Видимо, народ стойко отстаивал свою землю, и лишь численное преимущество врагов смогло сломить их. Запах паленого мяса, крики прилетевших на добычу ворон – не самое мое приятное воспоминание, – ухмыльнувшись и выпустив пару колец, Гэндальф продолжил. - Мое внимание привлекли звуки, доносившиеся со стороны кузницы. Я медленно двинулся на них, стараясь не привлекать ничьего внимания. Картина, открывшаяся перед моим взором, была… удивительна. Я увидел маленькую девочку, стоявшую напротив огромного, раза в два больше нее, орка и сжимающую в своих маленьких ручонках два больших черных кинжала. Это выглядело так несуразно, что если бы это происходило при других обстоятельствах, я, несомненно, посмеялся. Но орк не был душкой, а в глазах девочки было такое выражение решимости, совсем не подходящее ее детскому личику. Решимость стоять до конца, решимость ни за что на свете не дать осквернять свой дом и своих родных. Хотя женщина и мальчик, лежащие позади девочки, были давно мертвы, девчушка не подпускала орка, чтобы тот не осквернил своим присутствием память о любимых ей людях. Да, решимости у нее всегда было хоть отбавляй, - маг, покачав головой, взглянул на спящую девушку. И то ли гордость была во взгляде, то ли удивление. - Видимо, орк не ожидал встретить такого противника. И, несмотря на всю нелепость происходящего, переминался с ноги на ногу, не решаясь напасть. Когда злость, нарастающая внутри его тела, достигла апогея и он сделал шаг вперед, маленькие ручки крепче сжали кинжалы и атаковали орка, нанеся несколько неглубоких ран. Орк был разозлен и раздосадован, но я пресек его дальнейшее наступление. Потом, похоронив семью кузнеца, я взял девочку с собой в Лориэн. Владычица отнеслась с пониманием и заботой и приняла девочку в семью эльфов, радея о ее воспитании.       - Семью кузнеца? – переспросил Фродо. Гэндальф улыбнулся: из всей информации Фродо задал нужный вопрос.       - Да, Владычица пыталась узнать что-либо о девочке, о ее судьбе. Но все, что она смогла увидеть, касалось настоящего девочки или не столь отдаленного прошлого. Кузнец подобрал ребенка в лесу. Она спала, завернутая в простынку, и рядом лежали два меча. Кузнец взял ее в свою семью, никому не открывая тайну ее появления, растил и лелеял как собственное дитя. Но ни то, как Наяра появилась там, ни ее будущее так и не открылось взгляду Галадриэль.       - Она воспитывалась у эльфов, - мечтательно поинтересовался Сэм.       - Да, Наяра воспитывалась в Лориэне. Ох, и дала она жару эльфам,- весело улыбнулся Гэндальф, вспоминая жалобные лица лориэнских эльфов во время одного из своих визитов. - Девочка была очень живой и любознательной. Ей до всего было дело, и она всему хотела научиться, однако усидчивостью не отличалась. Но знания удивительно быстро впитывались в ее головку. Убегала от служанок и просилась в походы с разведчиками, могла всю ночь просидеть на дереве, чтобы увидеть какую-то там звезду и загадать желание. С неистовой упорностью тренировалась ближнему бою и стрельбе. Да, всколыхнула она устои эльфов. Сначала ее не понимали и сторонились, но она быстро находила общий язык практически со всеми, благодаря своей открытости и жизнерадостности. Потом хладнокровное безразличие сменились умилением и привязанностью.       - И что, так до сих пор она не знает ни кто она родом, ни откуда? – с волнением в голосе спросил Фродо.       - Нет, милый хоббит, не знает. Потому сердце и неутомимые ноги гонят ее с одного края света на другой. Элронд смог сказать только, что в ее жилах течет кровь эльфов. Да Трандуил мог подсказать по поводу оружия, Наяра даже собиралась посетить Лихолесье, но чем это закончилось, она не рассказывала.       Хоббиты уставились на Леголаса, который стоял в некотором отдалении от них и, как казалось, не проявлял никакой заинтересованности к происходящему.       - А! Так может, вот почему… - громко вскрикнул Тук, озаренный догадкой, но подзатыльник, отвешенный магом и шиканье остальных хранителей, заставили хоббита поперхнуться словами.       - Все, дорогие хоббиты, вы уже зеваете, а нам завтра предстоит долгий путь. Так что давайте, малыши, ложитесь спать. Да нам всем не мешает набраться сил.       - Гэндальф, мне бы так хотелось, чтобы она пошла с нами, - сказал Фродо, засыпая, - с ней мне спокойно, и в душе зарождается надежда.       Постепенно стихли все посторонние звуки, лагерь погрузился в дрему. Тишина прорезалась лишь мерным похрапыванием путников и далеким уханьем сов. Даже ветер и тот лишь тихонько подкидывал лежащие на земле листочки и путался в ветвях размашистых деревьев. Ночное небо было спокойно и умиротворяюще, то там, то здесь подмигивали озорные звездочки, призывая не печалится и просто жить. Черная ворона неодобрительно покаркивала на веселящиеся ночные светила, которые своими безудержным светом не давали ей спать.       Леголас полной грудью вдыхал прохладный ночной воздух, поглядывая на лучистые небесные искорки. Этот вечер был на удивление спокойным, как будто над Средиземьем вовсе и не распространялся ужасный мрак, захватывая и обезображивая все на своем пути. В душе с новой непонятной пока силой разгорался огонёк надежды. Эльф нахмурился и мотнул головой. Эти слова, звучавшие из его сердца, перекликались с недавними словами Фродо «с ней спокойно, и в душе зарождается надежда». Нет, нет, нет и еще раз нет! Одернул себя Леголас, все это совсем не связано с ней! Обмануть себя не получилось, и эльф вздохнул, опустив голову.       Он сам вызвался в эту ночь дежурить - другим нужен был полноценный отдых, тогда как эльф мог не спать несколько дней. К тому же Леголас хотел побыть один, пытаясь разобраться в себе, в той палитре чувств, которые всколыхнулись в нем, и вернуть ту спокойную гармонию, разделив все на черное и белое в своей душе. Нарушитель спокойствия блаженно спал, привалившись к дереву, совсем не задумываясь над внутренним состоянием эльфа. Леголас в первый раз за сегодняшний день смог открыто посмотреть на спящую девушку. Черты лица разгладились и приняли какое-то умиротворенное выражение; по-детски приоткрыв пухлый ротик, она была необычайно мила и беззащитна. Леголас с трудом оторвал взгляд от обнаженной шеи девушки, заставив себя сосредоточится. Это было трудно, даже для эльфа, особенно для него. Он вспомнил ее глаза, смотревшие на него доверчиво и с надеждой; вспомнил ее смех, когда он рассказывал свои детские шалости; теплоту ее рук, бережно и нежно касавшихся его сильных рук, когда они наперегонки с ветром, подобно белкам, скакали с ветки на ветку, и он подхватывал ее, помогая; и запах ее губ, пряного и сладкого аромата земляники.       Сердце учащенно забилось, поддаваясь воспоминаниям тех дней. Между ними не было ничего большего, чем дружба с привкусом замирающей неопределенности, легкого касания рук невзначай и прогулок со смехом и неторопливыми беседами. Новое чувство, которое, подобно бутону цветка вот-вот должно было раскрыться, было грубо растоптано, разбито на тысячи обломков не только глупыми и жестокими обстоятельствами, но и ими самими. Жгучая боль острым осколком пронзила сердце эльфа, и его мозг спешил на выручку хозяину, подкидывая совершенно другие сцены прошлого. Вот ее глаза, теперь уже наполненные злом и болью, когда Леголас поддержал решение отца; ее искривленные в усмешке губы и обидные слова; ее нарушенная клятва и битва в его замке, когда она, как загнанный зверь с ожесточением и решимостью прокладывала дорогу к своей цели, к своей правде. Леголас цеплялся за эти воспоминания, как утопающий за тонкую, почти выскальзывающую из рук ветку. Он выдвигал их на передний план, чтобы подсознание не терзало его, тихо нашептывая о трепетных моментах, проведенных вместе, о неправильном толковании всей той истории. «Предательство - всегда предательство! И это не изменится ни от мотивов, ни от целей, ни от конкретных лиц!» - слова отца, как и тогда, помогли эльфу обрести землю под ногами. Она нарушила слово, она предала его! И это его правда!       Спокойствие вновь вернулось к эльфу, хотя, как подсказывал внутренний голос, ненадолго. Леголас подчас восхищался своим отцом, стойко и решительно придерживающимся только одной определенной линии поведения, не изменяя и не сворачивая с нее.       Вдруг Леголас почувствовал неясную тревогу. Сначала показалось, что ветер стал чуть-чуть холоднее и промозглее. Эльф встал и стал вслушиваться в темноту, однако посторонних звуков не было. Но беспокойство усилилось, и Леголас, подойдя поближе к костру, но все еще оставаясь в тени, с непонятным волнением стал вглядываться в мирно спящих путников. Нет, здесь все было в порядке.       Эльф развернулся, чтобы возвратиться на свой наблюдательный пост, когда уловил чуть слышимое постанывание. Обернувшись на источник звука, Леголас увидел, что Наяра мечется во сне. Лоб покрывала испарина, губы плотно сжаты, а из закрытых глаз катились слезы, оставляя мокрые дорожки на щеках. Леденящий ужас жесткой рукой сковал сердце эльфа, когда глаза девушки внезапно распахнулись и немигающе уставились в темноту. Дыхание стало прерывистым и хриплым. Глаза будто оледенели, и один только животный страх плескался в них, порываясь вырваться наружу. Наяра резко подалась вперед и замерла, будто натолкнулась на какую-то преграду. Ветер дохнул в лицо свежестью, возвращая в настоящий мир. Глаза девушки стали потихоньку оживать, дыхание выравнивалось, но правая рука еще чуть-чуть подрагивала, так и сжимая левое плечо. Эльф скрылся в тени деревьев, неслышно наблюдая за девушкой.       Наяра встала, но ноги подкашивались, и свободной рукой девушка оперлась на дерево. Мерзкий вой и выплывшее из памяти лицо Черного всадника, так низко и подло ворвавшееся в ее сладкий сон, вновь и вновь острой болью пронзали плечо. Страх сковал ее, и сознание затравленным зверем билось где-то внутри девушки, стараясь выбраться из этого морока. Усилием воли девушка заставила себя открыть глаза, приказывая памяти вспомнить легкий мотив эльфийских слов. Понемногу застилавшая мгла стала рассеиваться, и Наяра увидела неясные очертания деревьев и уже затухающий свет костра. Зябко поеживаясь, девушка неуверенно сделала пару шагов и остановилась, прислушиваясь. Все мирно спали, только Леголаса было не видать. Наверное, опять притаился где-то в кустах и испепеляюще на нее смотрит. Наяра хмыкнула и потрясла головой. Потом повернулась и села на подстилку, удобно завернувшись в плащ. Одной рукой потянулась к сумке и, будто отгораживаясь от всего происходящего, достала небольшой флакон, аккуратно помазав ноющую ранку. Чуть горьковатый запах распространился по поляне, но ветер вскоре развеял и его.