Черно-белая правда

      Сэм перевернулся с бока на бок и тяжело вздохнул. Сон – такой долгожданный и сладкий сон – так и не шел к нему. Он вновь, который раз за последние пять минут, постарался удобнее улечься, но мелкие камни и корни деревьев безжалостно впивались в и без того уставшую спину. Сэм потер начавшую было затекать ногу и повернулся на спину, закинув руки за голову, и опять горько вздохнул. Где-то там, в несколько сотнях лиг, остался его дом. Хоббит никогда не жаловался на тяготы путешествия, хотя такие вылазки были ему не по вкусу. Да, он любил слушать подобные истории, сидя в теплой уютной норе, подперев подбородок руками и мечтательно вглядываясь вперед. Но Сэм никогда не мог себе вообразить, что будет одним из участников разворачивающегося похода. Причем не просто обычной прогулки «чуть-чуть за пределы Шира», где все пусть и незнакомо, но уютный дымок, поднимающийся над круглыми крышами, так явно давал понять, что вот он дом, совсем рядом.       Нет, их поход был если и прогулкой, то по краешку пропасти, когда любой самый неосторожный шаг мог привести к незамедлительным потерям. Но Сэм ни о чем не жалел и ни на что не жаловался. Он понимал свое назначение здесь, как долг. Долг перед Фродо, которому выпало такое тяжкое бремя. И Сэм пообещал себе, что никогда, ни при каких обстоятельствах не бросит хозяина. Он последует за ним в самое сердце Мордора, пройдет рука об руку все невзгоды и лишения и будет питать угасающую надежду, скрадывая все трудности пути.       - Интересно, куда запропастился остроухий? – любопытное ворчание Гимли, который тоже никак не мог поудобнее устроиться, прервало поток мыслей Сэма, и хоббит повернул голову в сторону гнома, не зная, что сказать.       Но Гимли и не ждал ответа полурослика, он был уже занят отвоеванием у спящего Боромира своего плаща. Гондорец, по-молодецки похрапывая, перевернулся на другой бок, занимая место Гимли. Гном недовольно ворчал, пытаясь выдернуть свой плащ из-под развалившегося человека, который, казалось, и не замечал стараний бедняги.       Сэм с интересом посматривал на это немое сражение, в уме прикидывая шансы гнома на успех. Он даже привстал на локтях, пытаясь увидеть, что же там еще придумал Гимли, чтобы заставить Боромира убраться с подстилки и не разбудить мирно посапывающих хоббитов, когда его взгляд упал на одиноко лежащий плащ Наяры.       - Странно, - сказал он тихо, будто про себя, - и Наяры тоже нет.       - Главное, - пропыхтел гном, который с натугой пытался вытащить плащ, - главное, чтобы они опять чуть-чуть не увлеклись! Ой! – последние слова Гимли проговорил, падая на спину, но плащ так и остался под Боромиром. Гондорец же даже не пошевелился.       - Что ты имеешь в виду, Гимли? – шепотом спросил Сэм.       - Не, так дело не пойдет, - гном, пропуская мимо ушей вопрос хоббита, задумчиво качал головой, стараясь придумать еще что-нибудь, чтобы нормально выспаться этой ночью. - Ага! – догадка озарила лицо Гимли, и он стал довольно потирать руки. - Уж если и это не подействует… - ухмыльнулся он.       Сэм с удвоенным любопытством наблюдал за манипуляциями гнома, забыв обо всем на свете. Интересно, что же придумал смекалистый гном? Когда в руке Гимли появился длинный стебелёк, Сэм прыснул в кулак. Гном весело подмигнул зажимающему рот хоббиту, и аккуратно стал щекотать ноздрю человека. Крылья носа Боромира затрепыхались, рука во сне отмахнулась от настырного действа, но гондорец так и не пошевелился.       - Нет, это невыносимо, - раздосадовано запричитал Гимли, однако не остановился на предпринятом, сорвав более длинный и более лохматый стебель. - Вот этот уж должен прошибить нашего могучего друга. Меня, знаешь ли, совсем не радует мысль заснуть на сырой земле.       И в тот самый момент, когда Боромир громко чихнул, пробормотав что-то невразумительное, а Гимли довольно крякнул, получая свое спальное место, Сэм отчетливо услышал что-то еще, что заставило его вздрогнуть и повернуться к источнику. Глупая улыбка застыла на лице гнома, но брови уже сдвинулись, и грозно прищурились глаза, посматривающие на нарушителя спокойствия.       Из темноты на осветлённую затухающим пламенем костра поляну шагнул Леголас. Былое хладнокровие, что показалось странным хоббиту, будто покинуло принца. Он шел неестественно прямо, с бешеным взором подбитого зверя, тяжело дыша, словно после быстрого бега. Сэм с удивлением заметил, что волосы эльфа взлохмачены, а на лице небольшие царапинки и грязь. Весь облик Леголаса столь разительно отличался от обычно опрятного и царственного вида, что полурослик замер, боясь дышать. Но в следующее мгновение Сэм увидел нечто, что заставило его сердце гулко ухнуть в груди и на доли секунды перестать биться. Эльф бережно нес на руках Наяру. Глаза девушки были плотно закрыты, и мертвенная бледность испугала Сэма. Он вскочил на ноги и в немом порыве, поняв по быстрому взгляду Леголаса, расстелил плащ рядом с костром. Эльф осторожно положил девушку и отошел на несколько шагов, ища глазами Гэндальфа.       - Что у вас произошло, остроухий? – взвился Гимли, подскакивая к Леголасу. - Что с ней? А с тобой? Посмотри на себя, ты весь в царапинах и грязи! Вы опять повздорили?!       Эльф даже не удостоил взглядом нахального гнома. Он не собирался ни перед кем оправдываться и уж тем более, совсем не хотел рассказывать, как он бежал вперегонки со смертью, стремясь обогнать ее, пытаясь успеть. Он с ужасом вспоминал эти секунды, медленно сочащиеся сквозь пальцы и оделяющие его от Наяры. А девушка парила все ниже и ниже, каждый раз ускользая от него. Он хотел бы забыть, как ветви, колючие и нетерпимые к нему, больно царапали его, словно притормаживая. Но Леголас не замечал этого, прыгая напролом, в самую их гущу, он просто старался успеть сберечь то, что было для него дорого.       Навсегда в его душе запечатлеется тот миг, когда он оказался чуть быстрее, ловчее и проворнее, тот миг, когда его руки поймали легкое тело Наяры, а сердце с новой силой стало отмерять ритм. Он будет помнить, как быстро бежал по лесу, бережно прижимая к своей груди девушку и вслушиваясь в тихое сбивчивое дыхание. А еще навечно в его память впечатается цифра 725. Количество шагов до спасительного отблеска огня. Мозг судорожно отмерял пройденное расстояние, не позволяя панике пробить брешь в груди от мысли, что жизнь Наяры медленно утекает и Леголас ничего не может с этим поделать.       - Эй, остроухий, ты чего помалкиваешь? – за бравадой гнома скрывалось волнение и участие.       Леголас молчал, не обращая внимания на Гимли и сдерживая рвущийся из груди стон отчаяния, его сердце разрывалось на части от боязни услышать ответ на самый важный сейчас вопрос.       - Митрандир, ты сможешь ей помочь? - выдохнул эльф, с надеждой вглядываясь в потемневшее лицо подошедшего мага.       Гэндальф с возрастающим беспокойством смотрел на лежащую девушку и не знал, что ответить принцу.       - Я не чувствую ни раны смертельной, ни болезни, но жизнь все равно почему-то покидает ее. И, что меня смущает, Наяра не сопротивляется этому, - задумчиво потерев бороду, маг посмотрел пристально на Леголаса. Эльф выдержал этот пронизывающий все нутро взор, и глаз не отвел – ни скрывать, ни бояться ему было нечего.       Гэндальф вновь перевел взгляд на Наяру, и будто приняв решение, встрепенулся.       - Итак, постараемся обойтись без шума и суеты, - деловито начал он, - пусть Боромир и хоббиты спят себе спокойно…       - Я останусь, - перебил мага Сэм, и решительность сквозила в его взгляде.       - Ох, Сэм, Сэм, - покачал головой Гэндальф, недовольно посматривая на хоббита. - Тебе лучше всего не мешаться под ногами, а спокойно соснуть часок-другой. Трудный путь ждет нас впереди, и усталость твоя может лишь навредить нам.       - Я остаюсь, - твердо произнес полурослик, наклонив голову набок, и, упрямо посмотрев на мага, повторил: - Я остаюсь.       Гэндальф горько вздохнул, но спорить не стал. Время поджимало их, и маг не совсем знал, с чем имеет дело.       - Сэм, принеси дополнительное одеяло и кастрюльку с водой, - стал отдавать приказания маг. - Гимли, нужно еще хвороста, я думаю, мы жарче запалим наш костер. Арагорн, у тебя должны были остаться листья атэласа. Ну, а ты, Леголас, постарайся рассказать все, что произошло.       Эльф поднял взгляд от бледного лица девушки и чуть заметно кивнул. Леголас понимал, что от него сейчас зависит, насколько быстро Гэндальф сможет принять необходимые меры. Но и вдаваться во все подробности принцу не хотелось. Это было что-то личное, то, что было только между ним и Наярой. К тому же чутье подсказывало, что дословность всей их беседы вряд ли сможет помочь магу в решении этой задачки.       - Мы встретились в лесу, - начал эльф, старательно вспоминая все, что произошло в течение последнего часа, и медленно подбирая слова. - Разговорились, спорили и… чуть увлеклись… - проходящий мимо Гимли с охапкой хвороста хмыкнул, но ничего не сказал, замерев под строгим взглядом Гэндальфа.       Сэм осторожно укрывал Наяру пледом, внимательно вслушиваясь в рассказ Леголаса, когда рука хоббита едва коснулась тонкого материала рубашки. Разорванная ткань разъехалась, открывая взору обнаженное плечо девушки.       - Гэндальф, что это? – испуганный вскрик хоббита заставил мага оторваться от рассказа, и все посмотрели на Сэма. Тот чуть подрагивающей рукой указывал на плечо девушки, где в виде уже заживающего шрама виднелся еле заметный черный отпечаток чьих-то пальцев.       - Это то, о чем я думаю, да? – осторожно спросил Арагорн, взглянув на мага.       - Да, - устало прикрыв глаза, ответил Гэндальф. - Это след от руки назгула. Эх, девочка, почему ты мне раньше не открылась, - покачав головой, сказал маг, - зачем ты все держишь в себе? Почему боишься показаться слабой?       - След от руки назгула? – переспросил Сэм, и страх плескался в его больших глазах. - Что же это получается! – негодующе воскликнул хоббит. - Сначала Фродо, потом Наяра! Но… Фродо вылечил Элронд, а с нами… С нами Леголас… Леголас! – полурослик обернулся к эльфу, и страх сменился верой и надеждой. - Чего же ты ждешь, вылечи ее!       Но эльф лишь понуро опустил голову и покачал головой.       - Нет, Сэм, все не так просто, к сожалению, - сказал Гэндальф, осторожно опускаясь рядом с девушкой и осматривая рану. - Моргульский клинок превращал Фродо в призрак, а рана, нанесенная назгулом, изъедает душу изнутри, плодя черноту и мрак. В конце концов, слабый становится безвольной тенью, рабом, а сильный… - маг призадумался и покачал головой. - Ты слишком гордая, Наяра, чтобы просить помощи, и в этом твоя слабость. Но зачем ты решила пожертвовать собой, зачем так неистово искала смерти?!       Леголас вздрогнул от этих слов. Перед глазами мелькали картины прошлых дней. Он отчетливо вспомнил, как девушка дежурила каждую ночь, не смыкая глаз и забываясь тяжелым сном в предрассветной дымке. Он - самонадеянный глупец! - думал, что она лелеет план мести или же, наоборот, опасается нападения. Но все оказалось намного прозаичнее и страшнее: страх сковывал ее, и девушка боялась, что тьма поработит ее, навсегда отобрав возможность мечтать и дышать. Он сам не раз ощущал леденящий холод, пронизывающий до мозга костей, ощущал ужас и безысходность. Но чья-то злая воля отводила его взгляд, затуманивала мысли, убаюкивая ни разу не подводившее его чутье.       - Да, тьма завладевала Наярой, но я не чувствую теперь ее присутствия. Спокойствие и безмятежность. Странно, - молвил Гэндальф, все ниже опускаясь над девушкой. - Так, а это что? – маг внимательно вглядывался в окантованный темнотой отпечаток, когда в свете костра увидел еще одно очертание. След ладони, едва различимый при взвивающих ввысь языках пламени, он словно прижигал уродливое клеймо прислужника Мордора. Чуть осязаемое тепло колыхалось над ним, и маг чувствовал ту энергию добра, что подпитывала угасающую жизнь Наяры.       - Это я, - Леголас неловко сделал шаг вперед, протягивая руку. - Я держал ее за плечо, ощущая пробирающий холод, окутывающий ее. И вдруг в какой-то момент, почувствовал, как легкие, практически невесомые нити, срываются с моих рук, проникая в само существо. Я чувствовал, Гэндальф, как жар разливается по телу, и дрожь сотрясает Наяру, будто где-то внутри нее схватились неведомые мне силы. И холод нехотя уходит, оставляя место мечте и радости. А потом... Гэндальф, я не могу дать описание того, что случилось потом, это выше моего понимания! – Отчаяние сквозило в голосе эльфа, и Леголас посмотрел на мага, который осторожно водил пальцем по плечу девушки, что-то тихо нашептывая.       - Неведомым мне способом ты, Леголас, изгнал роящуюся тьму из ее души, - наконец сказал он, кладя свою руку на сухой холодный лоб девушки. - Я никогда не слышал про такое, видать, ваши души как-то связаны между собой. Ты исцелил от яда назгула, но это лечение забрало слишком много ее сил. Оно стало сродни сильному потрясению. Наяра отгородилась от реальности, выставив заслон на сметающему все на своем пути потоку боли.       - Что это значит, Гэндальф? - спросил доселе молчавший Гимли, беспокойно теребящий свою бороду.       - И что же нам делать? – одновременно с ним спросил Арагорн.       - Это значит, друзья мои, что она покидает нас. По своей воле Наяра закрывает двери в этот мир, уходя в безмятежность. Она знает, что ничто боле не держит ее здесь, что никто не будет оплакивать ее или скорбеть. Маленькая девочка, затерявшаяся в чужом мире, которому она не нужна.       - Но это неправда! – пронзительно вскрикнул Сэм, опускаясь на колени рядом с магом и взяв руку девушки. - Это неправда! Она нужна нам! Нужна нам всем! Разве она не чувствует это? Разве не видит? – слезы выступили на глазах у полурослика, и он, не сдерживая рыданий, обвел взглядом стоявших рядом друзей. - Гэндальф, ты должен сказать ей!       Гэндальф сидел опустошенный, склонив голову на грудь, ощущая на себе взгляды четырех пар глаз. Ему приходилось в своей долгой жизни несколько раз встречаться с этим недугом, но каждый раз маг проигрывал сражение, теряя тех, кто устал бороться и желал только спокойствия. Безмолвного, безграничного покоя.       - Ее усталое сердце жаждет успокоения. Она столько раз обманывалась, столько раз превозмогала боль, накапливая ее в своей душе… - задумчиво проговорил Гэндальф, вглядываясь в белое, словно покрытое маской, лицо девушки.       - И что ты предлагаешь нам сделать, Гэндальф? - резкий окрик Леголаса заставил всех вздрогнуть. - Просто смотреть на то, как она уходит? Не делая ни малейшей попытки остановить? Спасти? Ты ли это, Митрандир, что позволяешь себе такие думы?       Лицо Леголаса пылало, а в глазах светился неукротимый огонь ярости и непонимания. Гэндальф чуть улыбнулся и, встав с колен, подошел к дышащему злобой эльфу, положив руку на плечо.       - Нет, Леголас, я не предлагаю бездействовать. И нам стоит, обязательно, стоит попробовать вернуть Наяру. Ведь она нам всем дорога, не так ли? – с нажимом проговорил маг, заглядывая прямо в душу эльфу. Леголас вздрогнул, но глаз не отвел. Он молчал, ощущая, как гнев сходит на нет, как сердце вновь начинает ровно биться, и в душе появляется робкая надежда.       - Что нам делать, Гэндальф? – опять спросил Странник, поглядывая на мага.       - Во-первых, промыть рану раствором атэласа, - Арагорн кивнул и поставил на огонь котелок с водой. - Во-вторых, Гимли и Сэм, я советую вам все-таки выспаться. Сэм, - молвил маг, устремив взор на надувшегося хоббита, который обиженно посматривал из-под бровей, - Сэм, пойми, тебе нужен отдых. Ты валишься с ног, а завтра нас ожидает тяжелый переход. А ты еще должен присматривать за Фродо, правда? – применил запрещенный прием Гэндальф, и Сэм, тяжко вздохнув и повесив голову, еле заметно кивнул.       Маг с теплотой наблюдал, как полурослик лег на приготовленный плащ, бубня что-то себе под нос, повернулся на бок и заснул. Гном уже тоже укладывался на боковую, бросая мимолетные взгляды на Гэндальфа и не шелохнувшегося эльфа.       - Леголас, - начал Гэндальф, но был остановлен величественным жестом руки.       - Митрандир, прошу не надо. Я не маленький мальчик и не хоббит, которого можно спровадить словами про честь и долг. Ты знаешь меня, я не устал и спать пока не собираюсь, - упрямством и решимостью горели глаза эльфа, и маг отступил, понимая всю бесполезность их разговора.       - Гэндальф, все готово, - донесся голос Арагорна, уже поджидавшего мага.       Гэндальф собрался было идти, когда вопрос Леголаса, заданный тихим шепотом, остановил его.       - Она выживет? – надеждой теплились слова эльфа, но маг отвел глаза, не в силах сказать правду.       - Я не знаю, Леголас, - наконец произнес он, решив, что это неправильно и низко, обманывать пустой надеждой эльфа. - Я не знаю, Леголас. Все зависит от нее, захочет ли она возвращаться, найдется ли здесь то, что удержит ее. Прости, Леголас, но я не хочу обманывать ни тебя, ни себя. Но если к концу ночи силы все так же будут покидать ее, то назад дороги уже не будет, и поутру она превратиться в ледяную скульптуру, навек охладев к этому миру, - Гэндальф оставил эльфа и подошел к Арагорну.       Леголас отвернулся, стараясь сдерживать подкатившие к горлу… Слезы?! Забытая многими годами спасительная влага плескалась в глазах эльфа, но принц усилием воли осушил ее, сжимая кулаки в безмолвной мольбе к небесам…       … Она плыла в окружении снежных кучевых облаков, состояние умиротворения и безмятежности витало повсюду. Легкий теплый ветер играл ее короткими волосами, и девушка ощущала чуть солоноватый привкус прибоя на губах. Где-то высоко сияло солнце, не жаркое и обжигающее, а необычайно ласковое, будто невесомое. Лучики нежно поглаживали лицо, иногда озорно пробегая по длинным прикрытым ресницам. Под ногами пушистым мягким ковром лежала трава, колыхающиеся под чуть заметным дуновением ветра. Времени здесь не существовало, не было ни прошлого, ни будущего, только сейчас, только сегодня. Скрадывался неутомимый бег, и дышалось легко и спокойно. Давно забытое ощущение принадлежности к миру захватывало дух, но не в дерзком порыве и безудержной радости, а в неторопливой мудрости прожитых лет. Она никуда не торопилась, наслаждаясь каждой рождавшейся секундой ничем не нарушаемой тишины.       Как будто вдалеке неясными силуэтами, ей мерещились Хранители. Самоотверженный Фродо с безмятежно голубыми глазами, преданный Сэм, озорники Мерри и Пиппин, верный Боромир и словоохотливый Гимли. Чуть правее от них стоял заботливый Арагорн, с всепрощающим взглядом; Гэндальф усталый и сутулый под тяжестью лет и потерь, но моложавый и мудрый, всегда знающий ответы даже на невысказанные вопросы. А рядом стоял Леголас, и незабудковые глаза с томящей грустью смотрели на нее. И одновременно сладко и больно становилось внутри замершей души.       Резкий выкрик прорезал благожелательную тишь. Кто-то звал ее, надсадно и громко, но звуки тяжело пробивались через ватный воздух. В каркающих словах, еле различимых, она уловила интонацию Гэндальфа, что-то упорно доказывающего и требующего. Она не силилась понять значения слов, не выстраивала фраз и предложений. Мимолетные окрики мага, пытавшиеся добудиться девушку, разбивались тяжелыми каплями о благозвучное безмолвие. Она любила Гэндальфа, как отца, как старшего советника и друга, но сейчас его слова о долге, чести и обязанностях лишь приносили раздражение. Она не понимала, почему всю свою жизнь так упорно чего-то искала, спасала, забывая о себе, о том, чего бы ей хотелось на самом деле.       А ей хотелось просто жить, вдыхая чистый воздух, хотелось любить без оглядки, хотелось наслаждаться уютным потрескиванием поленьев в камине. Хотелось… Но всегда на пути обычного человеческого счастья вставало что-то, и она вновь бросалась в бой, смеялась в лицо трудностям и вселяла в других надежду. Как сосуд, она отдавала себя без остатка другим, вбирая их боль потерь, горести и обиды. И те другие с изголодавшейся жадностью набрасывались на предложенное облегчение, раздирая на куски и ничего не оставляя взамен. И Гэндальф смел говорить ей о долге?! Почему они не могут оставить ее в покое?!       Девушка недовольно поморщилась и отмахнулась, словно от надоедливой мухи. Нет, она не хотела возвращаться. Что ждет ее там? Нескончаемая борьба за непонятные идеалы? Поиск себя? А нужно ли все это, когда здесь так хорошо, и никуда не надо идти. Слова звучали все тише и тише, неясная тревога и всколыхнувшиеся чувства испарялись. Она смотрела чуть свысока на медленно уплывающие вдаль силуэты некогда близких ей друзей, как будто поняла и осознала весь смысл бытия…       …Леголас стоял на самом краю овражка, бесцельно вглядываясь в ночной лес, подернутый чуть белесой дымкой. Где-то на востоке совсем скоро мягким искрящимся светом взойдет солнце. Оно коснется травы и листьев тонкими лучиками, окрашивая мир в яркие краски, пробудит лесных обитателей, заждавшихся рассвета. Солнце… Оно всегда ознаменовало собой начало нового, светлого и лучшего. Но только не сегодня.       Эльф слышал, как Гэндальф что-то шептал, склонившись над Наярой, то уговаривая, то грозя. И вместе с тем, Леголас явно ощущал, как холодным светом уходила жизнь, осторожно ступая по замерзающим капелькам росы. Он ждал и не верил в чудо, борясь с собой, чтобы не взвыть от безысходности. Леголас почувствовал, как Гэндальф опустошенно поднялся и в нерешительности замер, буравя его спину. Эльф понимал, как тяжко даются эти шаги подходившему магу, как пытается скрыть боль под толщей невозмутимости. Гэндальф встал рядом с принцем, и Леголас с трудом поднял на него свои глаза, казавшиеся почти темными.       - Я сделал все, что в моих силах, - устало потер глаза маг, не решаясь взглянуть на эльфа. - Но она выбрала свой путь, неверный, неправильный. Опустошенная часть ее души желает успокоения и забывает, что мир наполнен не только битвами и сражениями, что в мире есть место добру, любви и сердечности. Она не хочет это знать, раздавленная тяжестями своего пути.       - Гэндальф, мы… мы не можем просто так сдаться, - голос Леголаса звучал приглушенно и надсадно. - Не сейчас. Она боролась бы до конца, она…       - Она сдалась! – грозно перебил маг эльфа, сжав со всей силы посох. - Она сдалась, Леголас, так и не начав боя! – беспощадно продолжил он, и сердце клокотало от гнева. - Да что это за блажь такая?! Многим намного тяжелее, чем ей, но они продолжают идти вперед, несгибаемые под шквальными ударами Судьбы! А она! Уйти, видите ли, она решила, бросить все! – бушевал маг, все больше и больше распаляя себя, чтобы глупое сердце перестало ныть.       Леголас с возрастающим удивлением и неприкрытым раздражением слушал обвинения мага. В какой-то момент он готов был броситься на Гэндальфа, чтобы запечатать вылетавшие бранные слова, но увидел, как отчаяние мелькает за завесой ярости.       - Ты так не думаешь, Митрандир, - с грустной улыбкой молвил Леголас, взглянув на мага.       Гэндальф замер на половине фразы и долгим взглядом посмотрел на горизонт. Они молчали, не находя ни слов поддержки, ни слов участия, чувствуя свою ничтожность перед вращающимся жерновом времени.       - Мне нелегко видеть, как она отступает, Леголас, - первым нарушил тишину Гэндальф, - совсем нелегко, - покачал головой маг. - Только не она, и только не так. Но я не знаю, что еще я могу сделать! – безраздельная беспомощность и тоска сочилась из уст мага. - Если хочешь, ты можешь поговорить с ней, попрощаться, - Леголас вздрогнул и посмотрел на мага. - Надежды больше не осталось, - это прозвучало как приговор, и Гэндальф, сгорбившийся и надломленный, оставил эльфа одного.       Прощаться… Такое печальное слово! Сколько слез в нем, сколько потерь и разлук! Прощаться… Но Леголас стоял, не в силах пошевелиться, не принимая действительность, убеждая, что все это лишь страшный сон. Прощаться… Как эхо, как отзвук, как шепот травы…       Леголас не знал, что говорить, он просто сел рядом с неподвижной девушкой, отмечая излишнюю прозрачность ее тонких рук. Он нежно взял ее ладонь, пытаясь согреть своим теплым дыханием холодные кончики пальцев. Он ощутил легкий запах земляники исходящий от некогда алых губ. А потом Леголас начал говорить, не останавливаясь, боясь сбиться с мысли, боясь, что так и не сможет рассказать ей все то, что хочет, рассказать ей самого важного…       …Она мчалась в бурном потоке времени, позади оставляя все то, что радовало и тяготило. Она ничего не ощущала, и мир проходил сквозь нее, пронося мимо события и лица. Из памяти стирались последние воспоминания, и чистый лист, лежащий перед ней, уже больше не будет заполнен бессвязными закорючками проходимой стези.       На краткий миг непонятное тепло коснулось пальцев, и тихий шёпот донесся со стороны. Он был созвучен с окружающей пустотой, и все же несколько отличался. Девушка попыталась прислушаться, но поток уносил ее все быстрее и дальше, будто боялся, что она передумает.       Но тихому голосу, казалось, расстояния и преграды были нипочем, он звучал в голове, рассказывая о дальних странах, наполненных зеленой листвой и благоуханием трав, о далеком и прекрасном Море и криках чаек, о многогранности мира, полного любви, нежности и преданности. Как многого ты не повидала, как от многого ты отказываешься! Разве любовь не стоит сражений, разве искренние улыбки людей меркнут по сравнению с фальшью?! Девушка заворожено слушала, все больше и больше набирающий силу голос. Он не уговаривал, не прельщал и не требовал. Он просто показывал другую сторону бытия, забытую, но такую родную. Слова пробуждали сакральное чувство возвышенности. И девушка не замечала текущих по щекам слез, смывающих налет с затерянных чувств.       «Скажи мне, кто ты?»       «Разве ты не узнала меня?»       «Нет, я не помню тебя, я не знаю!»       «Ты знала меня, прошу, вспоминай!»       «Зачем? Что это мне даст?»       «Меня, мое сердце и душу!»       «Зачем я тебе? Я лишь жалкая тень той, которую знал ты когда-то!»       «И пусть! Я душою с тобой поделюсь! Наполнив тебя без остатка!»        «Я бременем быть не хочу! Зачем тебе это? Я не пойму, зачем я нужна?»       «Не знаю… Но жить без тебя не могу!»…       …Когда из глаз Наяры, сверкнув серебреным светом надежды, скатилась слеза, Леголас не сразу понял, что произошло. Он все еще сжимал руку девушки и как заклинание снова и снова повторял «Вернись! Ты нужна мне!». Слезинка оставила мокрую дорожку на щеке девушки, беззаботно разбиваясь на мириады блестящих капель.       И Леголас замер, боясь моргнуть или перевести взгляд. Ему казалось, что стоит ему пошевелиться, как все наваждение спадет, и он вновь останется один на один с саднящим сердцем. Он не верил своим глазам, когда девушка чуть слышно вздохнула, и сердце, пропустившее слишком много ударов, постепенно стало набирать ритм. Его переполняло счастье, безграничное и безудержное, когда он ощущал тепло рук и пульсирующую жизнь, которая врывалась с каждым новым вздохом.       Эти мгновения принадлежали только им. И Леголас ревностно охранял их от чужого вмешательства, стараясь навсегда в сердце запечатлеть ту переполнявшую его радость, понимая, что совсем скоро ему вновь придется надеть непроницаемую маску безразличия.