Черно-белая правда

      Маленькие мохнатые ножки резво бежали по заросшей тропинке не замечая ни гудящей усталости, ни острых жестких стеблей, отчего-то больно впивающихся в привычные ко всему ступни. Самый младшенький из братьев, переполошившийся от бесконечной ходьбы и ослабленного внимания старших, с присущим только ему любопытством дернулся в сторону. Он с интересом засматривался на невиданные ранее крупинки этой бесконечной дороги, когда недавний мягкий друг вероломно бросился наперерез. Острый зеленый меч прошелся между двумя братьями, словно хотел навеки разлучить их. И младший громко заверещал от такой несправедливости и предательства, а старший грозно дернул к себе, сильно прижимая. Малец изогнулся, старясь рассмотреть Того, Кто Управлял Ими, но настырная пожухлая зелень скрывала обзор, и можно было лишь представить, как дернулся Тот, Кто Над Ними, чуть поднимая ногу и морщась от боли.       И Мерри поморщился, с отрешенным удивлением поражаясь новому себе. В былые времена он давно бы сначала скакал на одной ноге от боли и оглашал окрестности жалобным стоном, выкрикивая хулу всей этой зеленой рванине, а потом долгим щенячьим взглядом смотрел бы на маленькую капельку крови и лежал на изумрудном покрывале травы так, словно смертельно ранен.       «Раньше бы ты за пределы Шира сунуться не осмелился, - едко заметил хоббит малодушному старому себе. – А теперь, поди ж ты, размахиваешь мечом, сражаясь с орками и троллями. И совсем не до смеха теперь. Не до потех».       Мерри вздохнул, оглядываясь по сторонам. Идти в тягостном безмолвии было трудно, и хотя горечь потерь не стала слаще, но природная жизнерадостность все равно пробивалась через толщу страшных воспоминаний. Мерри вновь оглянулся назад, и Пиппин, в который раз резко отвел взгляд, с излишним вниманием разглядывая унылый пейзаж. Мерри хмыкнул, поражаясь тому, что Туковское упрямство вылезало каждый раз в самый неподходящий момент. Уж кто-кто, а Пин страдал от недостатка бестолковой болтовни гораздо сильнее его.       Хоббит пошел чуть быстрее и поравнялся с эльфом, который медленно брел, погруженный в собственные мысли, и уныло посматривал себе под ноги.       - Эй, Леголас! – привлек внимание полурослик и, когда принц оторвался от своих дум, замолчал, не зная, что и сказать.       - Что, Мерри, так хочется поговорить, но не знаешь о чем можно спросить? – с улыбкой поинтересовался Леголас. – Кстати, а что твой неугомонный Пин? Идет себе сзади, помалкивая, словно воды в рот набрал, – улыбка стала шире, и эльф оглянулся назад, примечая, как Тук подобрался весь и даже волосы за уши заправил, чтобы не пропустить ничего интересного.       - А что Тук? – проворчал Мерри, старательно не замечая, как его друг сократил разделяющее их расстояние и теперь шел в двух шагах позади него. – Он, как мне кажется, Леголас, на меня за что-то в обиде, – непринужденным светским тоном заявил хоббит, краем глаза замечая, как левое ухо Пина чуть развернулось в сторону говорившего. – Но не мне, Леголас, говорить, что на обиженных сам знаешь, что возят, - нарочито громко проговорил полурослик, аристократично подавив зевок, чем вызвал смешок у эльфа. – И знаешь, что, Леголас, - Мерри обратился к принцу, который с веселой улыбкой наблюдал за этой битвой нервов, - нам в пути как раз пригодится такое вьючное животное!       - И вовсе я не осел! – подлетел Пин под беззаботный смех эльфа.       - Заметь, не я это сказал, - нравоучительно покивал Мерри, чем вызвал возмущенное фырканье Тука и новую улыбку принца.       - Да я… я.. тебе… - задохнулся от незаслуженного обвинения Пин.       - Учитесь принимать действительность такой, как она есть, мистер Тук! – скопированная интонация мага была столь явной, что Мерри замер, виновато посматривая на собеседников.       - Простите, - сконфуженно пробормотал хоббит, увидев, как тонкая бровь эльфа чуть изогнулась, и улыбка тот час же спорхнула с его губ.       - Да, кстати, Леголас, - пришел на помощь своему другу Пин, и красный, словно рак, Мерри благодарно кивнул, - если это не является вашим с Наярой секретом, - как можно тактичнее старался сформулировать мысль полурослик, - может, скажешь, что это вы выглядывали на небе там, у стен Мории?       - Не секрет, - первое желание эльфа возмутиться отпало, и он, к своему удивлению, открыто ответил смотрящим на него с нескрываемым любопытством хоббитам. – Журавль. Белый журавль.       - Журавль? – удивленно переспросил Пин, переглянувшись с Мерри. – Не время вроде? – неуверенно предположил он.       - Вот и я о том же, – задумчиво протянул Леголас. – Странное время. И место тоже странное…       Эльф замолчал, пристально посматривая вперед и думая о чем-то своем.       - Что ж, вижу, былая ваша дружба восстановлена, - резко сменив тему разговора, проговорил Леголас. – Рад, что невольно стал причиной этого события, - он позволил себе благожелательную улыбку будущего короля. – Но помните, - уже совершенно серьезно проговорил принц, - наша дружба – это то немногое, что принадлежит только нам. Перестаньте попусту обижаться, будьте рядом, поддерживайте друг друга. И никогда, слышите, никогда, не разбрасывайтесь вашей дружбой понапрасну! – закончил эльф и устремился вперед.       - Ты сам-то видел этого журавля, а, Пиппин? – спросил Мерри, провожая взглядом эльфа.       - Не-а, - отрицательно мотнул головой тот.       - Вот и я о том же, - с интонацией эльфа протянул хоббит, не спуская глаз с впереди идущих.       - …рашно осознать, что все, что остаётся – это наша безумная вера и призрачная надежда непонятно на что, - горестным вздохом ветер донес обрывок фразы Боромира, и хоббиты, переглянувшись, подобрались поближе, чтобы не пропустить ни единого слова.       - Может, не так уж и мало, Боромир, - ответил Леголас, поглядывая по сторонам и прислушиваясь, не идет ли погоня по их следам. – Не раз приходилось мне видеть, как взор обреченного и втоптанного в грязь зажигался светом истинной веры. Как он, поднимаясь с колен, с яростью бросался вперед, имея при себе только свой верный меч да призрачную надежду на успех. Хотя порой, - призадумался эльф, сощурив глаза, - даже меча-то уже и не было. Просто слепая вера, увлекающая надежда. И все равно шел и побеждал.       - Да разве много таких историй, Леголас? – недоверчиво переспросил гондорец. – Тех, что заканчивались бы хорошо? Прости мои сомнения, но на одной вере далеко не уедешь, - покачал головой Боромир, дотрагиваясь до своего висевшего в ножнах меча. – Сила, сноровка, тактика – вот лишь малая часть того, что помогает в бою. И мудрость. Которой мы уже лишились, - со злобой к врагу процедил человек.       - Немного, Боромир, таких историй. Но разве они не прекрасны? – с улыбкой спросил эльф, посматривая на сурового воина, хмурившего брови. – Разве они не достойны того, чтобы и нам хоть чуточку поверить в удачу? – Боромир пробурчал что-то неопределенное, и принц продолжил со вздохом. – Но чаще я видел другое, внимая бессвязным речам тех бедолаг, которые или в песне залихватской, или в тешащих свою горькую память рассказах, глядели на мир пустыми безнадежными глазами. А их омертвевшие сердца безжизненной нелепой игрушкой торчали в груди. И я, Боромир, выберу пусть и трудный путь, но наполненный надеждой, окрыляющей верой, - одухотворенно произнес эльф, и взгляд его подёрнулся теплотой.       - Ты меня перепутал с хоббитами, Леголас! – весело хохотнул гондорец, чем вызвал непонимание со стороны принца, и, увидев промелькнувшую отрешенность, кашлянул и пояснил. – Эти поэтичные слова о вере и надежде, - правая рука человека ярко жестикулировала, помогая собрать мысли воедино, - стоит сказать полуросликам, чтобы поднять их боевой дух, - примирительная улыбка скользнула по губам гондорца, словно извиняясь за неуклюжесть своих суждений. – Я знаю много больше об этом, - взгляд Боромира стал жестче, губы превратились в одну узкую полоску. – Мне так часто приходилось вести своих людей на врага с одной лишь слепой верой в победу. Особенно тогда, когда казалось, что шансов больше не осталось…       - Но разве это не помогало вам? – спросил эльф, заметив жесткую складку, обосновавшуюся в уголке рта. – Разве это не приносило победу?       - Приносило, - слишком безрадостно и глухо ответил человек, не взглянув на принца. – Но какой ценой, Леголас? Какой ценой? – мотнул головой Боромир, отгоняя ужасы своей войны. – Мы удерживали врага, выбивая из наших земель или просто не давая ему захватывать новые участки. С той самой слепой верой шли воины за мной на свою верную смерть! И побеждали мы, побеждали! – ярость клокотала в голосе, и эльф удивленно посмотрел на человека.        – А потом возвращались домой, - уже спокойнее проговорил Боромир. - И глаза женщин, не дождавшихся своих мужей или сыновей, становились такими же, как ты описал только что. Без надежды. Без веры. С пустотой и скорбью смотрели они на меня, а я… - гондорец прикусил губу от волнения, - я просто улыбался им, гордо восседая на скакуне! И тешился мыслью, что город выстоял. Что мы выстояли!       - Это жизнь, Боромир, - пожимая плечами, ответил эльф. – Всегда кто-то уходит, а кто-то остается. Лето сменяет весну, зима – осень. Нельзя спасти всех, нельзя победить без потерь. И ты, как военачальник, знаешь это не хуже меня.       - Знаю… - повторил за эльфом гондорец, поморщившись от кольнувшего сердца, - конечно, знаю. Как военачальник Гондора, я поведу своих людей на смерть, чтобы отстоять любимый город, спасти свой народ, но… - замялся Боромир, со странной смесью недоверия к себе и удивления обдумывая что-то.       - Но неужели ты считаешь, что жизнь отдельно взятого человека стоит дороже, чем всего твоего народа? – изумленно вопросил принц, будто и не гондорец был перед ним.       - О, нет, Леголас! – широко улыбнулся человек, и вспыхнувший чуть озорной огонек в глазах вернул былого Боромира. – Нет! Нет! Уволь меня от таких вопросов. Не столь я силен в них, как в ратном подвиге. Да, и размышления мне несколько новы, - вырвавшийся смешок, как легкая ирония над самим собой, поставила все на свои места. – Тебе бы с братом моим, Фарамиром, поговорить. Или с Наярой! Вот уж кто бы точно рассудил и жизнь одного. Кстати, как она? – встревоженно спросил Боромир, взглянув на вздрогнувшего эльфа.       - Почему… - запнулся Леголас, нарочито посматривая в сторону, но глаза против воли все равно цеплялись на бредущий впереди силуэт. - Почему ты спрашиваешь меня? – наконец, эльф смог совладать с собой, хотя перебегающие блики волос девушки от еле просачивающегося солнца все равно приковывали взгляд.       - Ну, ты с ней недавно разговаривал, - пожал плечами гондорец, словно это само собой разумеющееся. – Ну?.. – выжидательно посмотрел он.       - Все в порядке… я думаю, - неуверенно ответил принц, стараясь не выдать своего волнения.       - Я переживаю за нее, - откровенно проговорил человек. – Не такая уж она и сильная, как кажется на первый взгляд. Но гордая, - уверенно закончил Боромир, то ли порицая за это, то ли восхищаясь.       - Так иди с ней, - взмахнул Леголас рукой вперед.       И новое неведанное ощущение когтистой лапой своей сжало сердце, пытаясь раздавить его, растоптать, но эльф сдержался, чтобы это постылое черное чувство не вырвалось наружу, превращая его в обезумевшего зверя. Принц лишь крепче сжал зубы и горько процедил:       - Утешь, обними!       - Да разве я имею на это право? – удивленный взлет бровей гондорца вызвал неуловимый стон отчаяния.       - А разве нет? – только и сумел вымолвить принц.       Разговор походил на медленную пытку. И каждое новое слово больно впивалось в кожу, раздражая нервы и бередя старые раны. Легкие со свистом отторгали казавшийся чужеродным воздух, который медленно разъедал тело и душу, но все же и насыщал отмирающие клетки кислородом. Леголас вдруг подумал, что так, скорее всего, чувствует раненный в живот воин. Когда зажатая рукой кровоточащая рана исторгает последние силы, а мозг запрещает и думать о глотке воды, который станет последним. Но хрустальный ручей манит к себе, и свежая вода играет призывно на солнце. И уже ничего не важно, лишь этот глоток. А там – будь, что будет! И пересохшими губами припадаешь к прохладной вкусной воде, уговаривая себя, что вот он - один, всего лишь один! И жадно глотаешь, морщась от удовольствия и не заботясь уже ни о чем, лишь бы почувствовать себя на миг-другой живым. Все еще живым. И с каждым новым глотком отдаешь воде свою жизнь по капле.       - … в той же мере, что и ты. Все мы, - фраза Боромира не стала ответом на мысли эльфа, и Леголас стряхнул с себя жалобно курлыкающую птицу отчаяния.        - Что? – растерянно переспросил принц.       - Я говорю, - спокойно объяснил гондорец, - что и ты в равной степени можешь поддержать ее.       - Боромир!       Негодующий окрик сорвался с губ – и стих. Злобно рычащие мысли огрызались на слова гондорца, казавшиеся насмешкой и неприкрытым злорадством. Глаза эльфа грозно сверкнули – безбрежная синь отступила, на смену ей пришел холодный сизый цвет. И только посапывающее дыхание хоббитов сдержало эльфа, чтобы не броситься на человека.       - Что? - удивлению Боромира не было пределу. – Леголас, ты чего? – обеспокоено спросил он, встревоженный ледяными искрами глаз. – Почуял что ли кого? – повертел головой человек, готовый отразить любую атаку врага.       - Нет, - мотнул головой эльф. – Показалось, - хмуро бросил он, стараясь не встречаться взглядом с человеком.       Показалось… Родство душ и теплота глаз…       Показалось…Улыбка только для него, ее смех…       Показалось… Сплетение рук, чуть осязаемое дыхание…       Показалось…       «Обещай присмотреть за ней… Быть рядом…» - тихий голос прошлого скользнул по незащищенному сердцу, не успевшему сокрыться под тяжелой кольчугой. Эльф дернулся от возникшего перед глазами образа мага, с безмолвным укором смотревшего на него.       «Почему я? Почему я? – с остервенением вопрошал принц. – У нее есть свой защитник, своя опора. Почему я?» – уже тихо и робко пробормотал он.       Картины не столь отдаленного прошлого замельтешили перед глазами, врезаясь яркими деталями, причудливым образом впечатанными в память. Что искал рассудок в них? Зачем ворошил? Но, как заправский старьевщик, копошившийся в своем хламе, так и разум раскидывал вокруг сочные образы. Потом удовлетворенно выдохнул, показывая чуть дольше эльфу то, что так неистово искал.       - Ты говоришь, что она дорога тебе, – Боромир покосился на идущего рядом с отрешенным видом принца, - но ты не остановил ее, когда она бросилась к своей погибели, - Леголас, словно наяву, видел Наяру, вырывающуюся из его рук и бегущую к мосту, и Боромира, спокойно отходящего в сторону, давая ей дорогу. – Почему? – резко спросил он.       - А ты бы смог? – вопросом на вопрос хмыкнул гондорец, не желавший, однако, обидеть эльфа. – И потом…       - Но ты бы смог! – с нажимом в голосе перебил его принц.       - Смог, – кивком головы подтвердил человек, принимая очевидный факт.       - Но не захотел… - скорее утверждение, чем вопрос слетел с губ Леголаса.       - Это допрос? – криво усмехнулся Боромир, но стальные глаза негодующе вспыхнули, оставляя налет царственной жесткости.       - Вопрос… - ответная ухмылка искривила губы принца, и эльф, не приостанавливая своего быстрого шага, наклонил голову, взглянув на человека. – Всего лишь вопрос.       Два клинка серой и голубой стали скрестились на миг, рассыпая вокруг себя срывающиеся искры, - и тут же опустились, признавая всю абсурдность подобной битвы.       - Глаза… - тихо проговорил Боромир, но принц услышал его и непроизвольно оглянулся по сторонам.       - Ты видел ее глаза…тогда? – все также тихо, словно про себя, спросил гондорец. - Так смотрит тот, кто все для себя решил. Не обрекающий себя и не обреченный, нет, - покачал головой Боромир, все также посматривая вдаль и не замечая неприязненного взгляда эльфа, - но знающий, где есть смерть, а где жизнь. Знающий, чью сторону выбрать сейчас. Знающий цену этого выбора…       - Но она могла погибнуть! – неутихающая ярость бушевала в каждом новом слове Леголаса.       - Могла… - Боромир не спорил с доводами принца. – Но тогда это был ее выбор! Понимаешь? Ее! – гондорец, наконец-то, поднял свой взгляд, и Леголас подивился решительности его взора.       - Но она могла погибнуть! – вновь и вновь эльф пытался донести эту простую истину, не понимая, как человек может быть так спокоен в этом вопросе. – Или ты предлагаешь каждый раз, когда она как оголтелая несется навстречу новому врагу или своей погибели…Заметь, что в принципе одно и то же, - перебил сам себя эльф, передернув плечами. – Просто отходить в сторону, как это сделал ты, не останавливая ее?! Не уберегая?! – Леголас ожесточенно жестикулировал, все больше и больше распаляясь. – И все это только потому, что это ее выбор? Ха! – эльф саркастически рассмеялся, но, резко оборвав свой смех, отчеканил Боромиру, строго посмотрев в глаза. – Не смеши!       - И потом… - новая страшная для эльфа мысль своею сухонькой ручонкой с длинными крючковатыми пальцами жадно впилась в горло, притягивая к себе и злорадно ухмыляясь в глаза, - мне было бы больно потерять ее…       Выдох со свистом покинул разгоряченные легкие, и принц почувствовал себя так, будто его со всей силы приложили о землю.       - Да пойми же! – пылко возразил Боромир, не расслышав мимоходом брошенные последние слова эльфа. – И вовсе не ратую я за то, чтобы не помогать ей, не останавливать ее безрассудство. Нет, Леголас! Надо защищать и оберегать ее от собственных же порывистых решений. Тоже мне, воительница! Смелая, гордая, искусная! Но девчонка! Всего лишь девчонка! – сокрушался гондорец, кидая взгляд на опущенные плечи ничего не подозревающей девушки. – Неоперившийся птенец, выпавший из гнезда! Несмышлёный и малый. Да, ей не мечом размахивать надо, а в крепости сидеть. Детишек учить да за раненными присматривать. Так нет, битвы ей подавай! Орков да побольше! А насколько ее хватит, а, Леголас? – гондорец метнул на принца грозный взгляд, не предвещавший ничего хорошего. – Один враг, два, ну, пяток…       - Я думаю, счет пойдет на десятки, - позволив себе полуулыбку, заметил эльф, поглядывая на неутихающего человека, - а может, и больше.       - Пусть так. Но надолго ли хватит ее, Леголас? – былое спокойствие медленно, но верно возвращалось к Боромиру, и он пару раз задержал дыхание, чтобы выровнять бег своего сердца. – Кто дольше продержится в равных условиях: воин искусный или она? Вот то-то и оно, - заметил человек на опустившиеся, будто в ответ, плечи эльфа. – Поэтому, Леголас, надо быть рядом, - вернулся гондорец к прерванной мысли. – Быть с ней. Тебе, – неумолимый перст взметнулся и замер, указывая в грудь вздрогнувшему эльфу. – Всегда, Леголас. Но не тогда, - рука безвольно опустилась, и Боромир откинул волосы со лба.       - Но почему? – только и смог вымолвить принц.       - Потому что иногда…в определенных ситуациях… люди делают свой выбор. И никто не властен противиться их воле, - отрывисто проговорил гондорец, отводя взор от прыгающих в волосах девушки солнечных зайчиках.       - Я не понимаю, - мотнув головой, уже спокойнее произнёс Леголас.       Что-то странное почудилось в интонациях гондорца, что-то, что насторожило эльфа. И былая урчащая злоба испарилась, не оставив и следа.       - Он был… - Боромир медленно подбирал слова, дававшиеся ему с таким трудом, - Гэндальф был как отец для нее. Он отчасти заменил ей того, кого никогда не было рядом, кого она никогда не знала, - задумчивость коснулась глаз гондорца, и он замолчал на мгновение, а эльф не поторапливал, давая собраться с мыслями. – И было бы глупо и нелепо… - продолжил человек, отвечая на собственные мысли, и вдруг, резко оборвав фразу на полуслове, поднял свои глаза на принца и спросил. – А что сделал бы ты, Леголас, если бы на месте Гэндальфа оказался твой отец?       Вопрос неожиданным хлопком врезался в мозг эльфу. Он на мгновение замер, резко выдыхая ставший промозглым воздух и чувствуя, как тяжестью наливается неспокойное сердце.       Что бы сделал ты?.. - шелестом листьев вопрос обгонял эльфа, заглядывая в глаза.       И Леголас увидел отца. Гордого, чуть высокомерного и очень холодного. Снега Карадраса были подобны теплому покрывалу по сравнению с ледяной холодностью короля Лихолесья. С бездушной вежливостью и надменной величественностью смотрели, словно замершие, глаза Трандуила на низко склоняющихся просителей и слуг. Ленивые движения холеных рук – казавшиеся слишком ухоженными, чтобы можно было вообразить в них меч, разящий врагов Леса – даровали милость или выносили приговор. А губы тонкие, плотно сжатые, всегда кривились в чуть заметной ироничной улыбке, так часто вводя в заблуждения или повергая в страх.       Но вечером, когда высокие двери закрывались для посетителей, а замок блестел теплый оранжевым светом, король вешал на небольшой крючок свой зимний наряд. И звонкие капли таявшей морозной гордыни весело срывались с обшлага рукава, унося с собой внешнюю неприступность. В такие минуты весенняя свежесть врывалась во взор Трандуила, и он с невысказанной теплотой посматривал на сына, слушая рассказы последнего и скрывая гордую улыбку за своего принца. И хотя таких моментов становилось все меньше, родительская любовь все реже пробивалась через защитную надменность, для Леголаса отец всегда был таким: добрым, мягким, смешливым…       «А ведь ты поступил бы так же, - признался себе Леголас, отвечая шуршащим под ногами листьям, с грустной улыбкой провожая образ отца. – Ринулся бы спасать, невзирая ни на что, невзирая на приказ!»       Леголас посмотрел на Боромира, вышагивающего все еще рядом, но не смотрящего на принца с гномьим любопытством и явно не ожидающего ответа. Человек и так все знал. Знал еще до того, как задал этот вопрос. Потому что ответил бы также, потому что поступил бы также…       - Что-то не слышно хоббитской любознательности, что с такой навязчивостью дышала нам все время в спину, - произнес Леголас, стараясь скрыть свое смущение.       - И верно! – озабоченно пробормотал Боромир, нахмурившись и оглядываясь назад.       Далеко позади, понуро опустив головы, тяжело ступали Мерри и Пин. Еще совсем недавно они, навострив свои пытливые ушки, вслушивались в неспешную беседу человека и эльфа. Чуть подхихикивая и толкаясь локтями, верные друзья позабыли былые обиды.       Но когда разговор коснулся беспощадной Войны, хоббиты сникли. Их живое воображение яркими мазками рисовало все то, что проливалось из уст говоривших. В жестокой сечи смешались свои и чужие, наскакивая друг на друга и убивая без лишних сантиментов и угрызений совести. Всем хотелось выжить, отстаивая свою правду. Пустыми глазницами смотрели те, кто остался на поле брани, и слезами проливалось небо, стонущее от предсмертных криков и завываний причитающих. Страшными черными тенями пролетали над битвою стервятники, своими мертвыми глазами выискивающие новую жертву. Стремительно птицы пикировали вниз и отрывали кусочки плоти пока еще с живых существ.       И следом за Войной шла Разруха. Залихватски скакала она на коне огненной масти, поджигая деревни, принося болезни и отчаяние. А впереди бежали угольные гончие, с лаем преследовали они тех, кто зазевался, загоняя в топкие болота унынья и удовлетворенно поскуливали, наблюдая, как безмолвно вязнут бывшие живые.       А потом шла Смерть. Не сгорбленная старуха с крючковатыми пальцами, злобно шипя что-то себе под нос, а статная дева в белоснежном невесомом платье, легко развеваемом при дуновении ветра. Она касалась своею нежной прозрачной рукой, и мучительные гримасы боли сменялись равнодушной безмятежностью.       И это смертельное спокойствие для хоббитов было страшнее жестокой бойни.       Повесив голову, шли полурослики, зацепляя ногами дорожную пыль и грязь. С пугающей отчетливостью они вдруг поняли, что эта тропинка ведет их не к увеселительному путешествию, а быстро надвигающейся войне, сметающей все на своем пути.       И не встанут погибшие с промерзшей земли, отряхивая свою запыленную одежду, и не скажут: «Все, меняемся! Мы нападаем, вы погибаете!». Не игра это, не игра. И маленький Шир, казавшийся всегда самым безопасным местом и стоявший в отдалении от Большого мира, не станет их верным защитником из-за гнета разрастающейся тьмы. Тяжелой ношей ответственность опустилась на плечи хоббитов, одновременно горделиво вскидывая голову и испуганно сжимаясь.       - Смотри-ка, совсем приуныли, - грустно проговорил Боромир, поглядывая на горемычных полуросликов. – Знаешь, Леголас, останови нашего венценосного проводника, - чуть слышимая ирония мелькнула в голосе гондорца, - а я присмотрю за малышами.       Леголас укоризненно покосился на человека, но ничего не сказал. Лишь коротко кивнул и быстрым легким шагом устремился к Арагорну. А Боромир дожидался медленно бредущих хоббитов. Он ободряюще потрепал по плечу Мерри, когда тот проходил мимо, и с улыбкой покачал головой Пину, который с надеждой воззрился на крепкие плечи гондорца и испустил горестный вздох.       «Глупе-е-ец! – пропел тихий шелестящий голос. – Скажи мне, разве жизнь одного не стоит жизни всего твоего народа?»       Боромир резко обернулся, заранее зная, что никого не увидит. Лишь небольшой золотистый отблеск сверкнул в лучах уходящего на Запад солнца.       А голос он слышал всегда. То тише, то громче звучал он в шелесте травы, в перешептывании листвы, в утробных завываниях ветра. Им стонали камни под гулким топотом ног и скрипели коряги старых деревьев.       «Разве победа не стоит того? Скажи, неужто цена так велика? Жизнь одного хоббита за жизни всего мира, - масленые речи сладко ниспадали на завороженно смотрящего человека. – И нет больше войн, нет смертей. Нет матерей, оплакивающих свою пустую жизнь. И все это так рядом. Просто протяни руку».       Гондорец неотрывно смотрел на приближающегося Фродо. Впалые щеки, синюшные круги под глазами и тень невыплаканных слез – такой жалкий, такой никчемный. А Кольцо купалось в красноватых закатных лучах и с горькой мольбой рвалось к человеку.       «А твой отец? Кто знает, что будет, если ты промедлишь. А враг подступает. И брат твой, и отец поведут жалкие крохи былой могучей армии на полчища Тьмы. Ты знаешь, что ждет их тогда? – тихим вкрадчивым шелестом проговорил голос. – Смерть заберет их всех, сделав вечными рабами и мучениками. Но все в твоих руках. Совсем рядом. Просто надо решиться. Просто надо решиться...»       - Фродо! – каркающий окрик Бродяжника разрушил умиротворяющее радушие, и тихий шепот испуганно растворился в воздухе.       Арагорн шагал вперед, не видя перед собой ничего, кроме маленькой фигурки полурослика. Он налетел на Боромира, примерзшего к земле и даже не качнувшегося от столкновения.       - Прости, - извинился Бродяжник, взглянув на непроницаемое лицо гондорца, который ничего не ответил, и Арагорн, пожав плечами, устремился дальше, приметив, как янтарным блеском на миг зажглись глаза Боромира.