Гравитация

Робин стояла на капитанском мостике – впервые тут и в последний раз, как ей казалось, смотрела вдаль. Там, где клубились темные облака, сейчас повсюду была одна только темнота, одни только каменные стены огромного корабля-острова. И там кричала Нами. Только что отчаянно и громко, пронизывая своим криком помощи густой туман. Робин посмотрела вниз, туда, где все собирались в очередное путешествие, к скелету, живущему без души, к Нами, попавшей в беду. К Чопперу, ребенку по своей сути, к Усоппу, герою, который однажды спас Робин и Мерри ценой великой боли. Робин чувствовала беспокойство. В холодеющем воздухе ей виделась незримая опасность, против которой и смерть, и страх кажутся лишь детской забавой. Робин чувствовала пустоту внутри каждого камня, каждой травинки. Робин боялась. - Робин-чан, держись за меня, - машинально говорил Санджи, - Робин-чан, я положил термос с кофе к тебе в рюкзак. Он суетился, поддерживая ее за локоть, улыбаясь ей и целуя ее руку – без настроения, по инерции. Робин вспомнила – вчера он позвал ее завтракать, когда она спала в их женской каюте без Нами, но глаза его смотрели на нее спокойно и хорошо, как если бы он понял нечто важное, что навсегда делило их дружбу на «до» и «после». Робин точно знала – Санджи сейчас прощается, и прощается даже не с ней, а со своей короткой влюбленностью, далекой мечтой, одной из тысячи, где она, дитя демона, внезапно становилась принцессой, а он, пиратский кок, был мистером принцем – героем и чудотворцем в одном лице. Ей немного грустно – рука Санджи теперь такая же холодная, как и рука Зоро, но опираться на нее все так же уютно и правильно, так ей кажется. Робин окликает саму себя, разве имеет она право на странное молчание… Робин думает, что беспокоится за Чоппера – сердце ее таится в ожидании грядущего однажды материнства. Робин вспоминает окровавленное лицо Усоппа, который попросил ее верить в Луффи – и страх больше никогда не увидеть его кажется ей невыносимым. Робин любит по-прежнему, вот только дать определение своей любви она уже не может. Луффи поправляет шляпу с той же резкой нежностью, с какой раздевает ее. Луффи тот, за кого она хочет однажды сгинуть. И не воскреснуть. - Робин-чан, - говорит обеспокоенный собственным равнодушием Санджи, вглядываясь в узкую полоску горизонта, укравшего у него Нами, - держись… - За меня, - заканчивает его капитан, - За меня держись. Он растягивает руку ровно настолько, чтобы оттеснить Санджи от нее – не из ревности, об этом знают и Робин, и Санджи – из заботы о своем коке. Впереди, в темном тумане зовет на помощь маленькая Нами. Она сейчас нуждается в принце куда больше, чем будет нуждаться когда-нибудь… Робин хватит просто героя просто одной маленькой истории. Зоро оборачивается, смотрит на них – в его взгляде ничего и все одновременно. Он думает, что хорошо было бы позвать Луффи по имени так, чтобы его имя отразилось от каменной стены и упало на него, придавив все три катаны своей тяжестью. Тогда бы Зоро сумел понять – ему сейчас не хватит подвигов, не хватит техник и геройства, чтобы сравниться с Луффи в Ее глазах. Он закрывает глаза. Левый болит от темноты. Зоро кажется, что вскоре левый глаз перестанет видеть вовсе. Он видит, как краснеет кок, видит, как уютно рука Робин ложится в ладонь Луффи. Ему не все равно. Ему – больше. Ему куда больше. - Мы бы сумели перейти этот лес, - говорит она, открывая карту – ветхие ее страницы розовеют под пламенем лампы и кажутся Зоро нежной плотью. - Там должен быть замок, - говорит она, и голос ее вселяет в него уверенность. Пламя играет своими языками, как волосами спящей Нами. Позже гаснет, опаляя фиолетовое платье Робин искорками. Это платье не нравится Зоро. Эта – другая – Робин кажется ему чужой. Он силится опровергнуть ее предложение. Он мечтает, что кто-нибудь сделает это до него и вместе бога. Он смотрит на капитана, но впервые тот не слышит Зоро и не услышит уже. - В конце леса, - говорит он, - будет выход. Нам нужно найти Нами, Чоппера, скелета, приключения для Луффи. Вы можете идти в замок. Он стискивает зубы – глаза у Робин при свете фонаря темные и пустые, как у мертвой кошки. Зоро думает, что такие глаза были у правой руки Крокодайла, когда она спасала его капитана из песка. Зоро понимает – его любовь к ней это вечный долг за его спасение. Ночной ветер шевелит листы и касается его лба, это невидимые руки Робин – Зоро уверен – рассыпают над ним лепестки и теребят его волосы, негодница… Он затихает, чувствуя, как внутри все те же лепестки розовым вихрем осыпают его с ног до головы, забиваются в горло, попадают в глаза, мешают видеть блестящее лезвие собственной катаны, мешают слышать голос единственной в мире женщины единственного в мире капитана. Зоро хочет, чтобы несуществующие руки помогли ему. Зоро знает – он не имеет на это права уже. - В конце леса выход, - повторяет он, вспоминая, как однажды утром увидел ее спящей, а обнаженная полоска ее плеча была для него куда большим откровением, чем ее любовь к капитану. Зоро широко открывает глаза последние несколько недель – боится пропустить что-то важное. Зоро ходит с прямой спиной – чтобы не запятнать свою честь мечника. Зоро слышит дыхание потерянной Нами за каждым деревом, и слышит беспокойство Робин в каждом ее слове. Зоро любит. Сердце медленно останавливается и гаснет в груди. Они идут друг за другом, пока нежить и удивительные создания острова рассыпаются во все стороны, чувствуя не мощь или силу Луффи – запах зверя, который таит в себе его мечник, и силу страсти, которую несет в себе его кок. Позади них Френки, который станет следующим, если вдруг они будут побеждены – а за спиной капитана Робин… Робин удивительная, она не ведет себя, как они: чудища кажутся ей игрушками, а изуродованные чьим-то дьявольским расчетом животные – милыми. Она проводит ладонью вниз – темные облака сами ложатся на ее руку, оседают на ней, застывают крупинками. Каждая крупинка как застывшая слезинка исковерканных жизней, но Робин видит их все сейчас, она стала лучше, стала сильнее – или нет? Впереди нее ее капитан – нет, мужчина, дорогу ей расчищает ее товарищ – нет, влюбленный в нее зверь, а где-то в темноте ее ждут близкие, любимые ей люди. Она затихает, внутри нее больше не огонь и запах жженных книг – только поцелуи, бесчисленные, только лязг меча и нежность взгляда. Робин потеряла вековую мудрость, зато обрела нечто другое, что-то, чему она пока не может дать определения. Она думает, что стала слабее – и она права. Она чувствует запах врага в туманном ночном воздухе – и беспокойство овладевает ею. Быть любимой – приятное дополнение к той тревоге, что начинает брать вверх, когда ты любишь. Новый вид притяжения, за которое ты готов склонить гордую голову и перестать улыбаться. Робин еще не знает, но она готова отказаться от всех своих книг, если хотя бы одна из них будет стоить жизни маленького корабля. Робин помнит ледяные глаза адмирала-убийцы, но она готова научиться видеть их каждый день близи, если ее капитан – нет, мужчина – попросит об этом. И запах стали больше не пугает. Робин осыпает саму себя розовым вихрем, чтобы скрыть не смущение даже – дикий отчаянный восторг. Если бы Луффи обернулся к ней, он бы понял, о чем она сейчас… Незримая сила центра – все мельчайшее, все неощутимое прибивает к нему. Незримая сила света – тьма умирает от него, но тянется к нему. Незримая сила Луффи – Робин кашляет от едкого дыма, латает собственное сердце, боится будущего, но отдает ему свою жизнь, свою руку, свое сердце, свое прошлое даже. - Робин, - глухо окликает ее Зоро, когда она отстает от них, чтобы презреть очередное изуродованное животное. Она поднимает голубые глаза – две ледяные капли небес – ищет в нем что-то, что неспособна пока найти, улыбается. Незримая сила Робин мнет грубое сердце мечника, сжимает его и прибивает к влажной от ее слез земле. Гравитация?..