Краткий миг разлуки

If you only knew how much I love you Would you still behave the way you do? Forever tempting fate, While I just sit and wait. And worry about what fate might do to you. Мюзикл «Jekyll & Hyde», песня «If You Only Knew»

18 августа 18.. г. … - Не лишнее, нет, совершенно не так. Я вспоминала о тебе, и ты должен об этом знать. Но в этих мыслях не было сожаления, отчаяния или желания исправить давние ошибки, - женщине захотелось сделать больно Призраку. - А теперь поговорим о том, зачем ты привез меня сюда. Он остался именно таким, каким она его запомнила: худой, высокий, с металлическим блеском в глазах, маской, скрывающей часть лица, с тонкими, будто бы сжатые в ниточку, губами в вечной насмешке. Его ловкость, проворность и сила ощущалась в каждом движении, в каждом вздохе его тщедушного – на первый взгляд – тела. Но в нем тоже произошли перемены – исчезла гнетущая затравленность, какое-то раболепие перед Кристиной, которое её всегда смущало. Да, он робко вздыхал, украдкой рассматривая её лицо, но при этом в глазах не было ни одного намека на ту глубокую привязанность, что заставляла раз за разом молодую певицу спускаться к нему в подземелье Оперы. В это время Призрак устало смотрел на женщину, пытаясь угадать её истинные мысли и чувства. Теперь ему вдруг совершенно стало ясно, что он не знает ту, что сидит перед ним – та Кристина, что была в его памяти светлым моментом, отличалась какой-то наивностью и милым смущением, не способным сделать самостоятельный выбор и принять верное решение, а эта… Эта Кристина стала совсем другой, и эта непохожесть на ту робкую девочку делала мадам де Шаньи еще более привлекательной и манящей. Конечно, это цель немного пугала, но разве покорить более целеустремленную и смелую женщину не слаще, чем робкую неопытную девушку? - Мы поговорим обо всем завтра утром, сейчас я не в настроение говорить, - сухо сказал Эрик. Ему начинала надоедать эта игра, в которой Кристина решила отвести себе слишком большую роль. – Но я бы рекомендовал написать Вам своему мужу прямо сейчас, чтобы письмо попало к нему как можно скорее. - О чем это ты, о каком письме может быть речь? Мы поговорим сейчас, - на слове «сейчас» Кристина с вызовом посмотрела на учителя, - ты отвезешь меня домой, - женщина говорила ровно и четко, словно пыталась тем самым успокоиться и случайно не сорваться на крик. - Вы останетесь с Эриком, Кристина. Пока Эрик не будет полностью уверен, что Вам ничего не грозит, - на миг он вновь стал тем, забытым в темном подвале Оперы, Призраком, но… Это было лишь краткий миг. Эрик позвал Густава и попросил того принести письменные принадлежности и бумагу. Лицо учителя было непроницаемо, глаза не выражали никаких эмоций, а лишь устало смотрели на женщину. - Эрик, пожалуйста, не надо меня пугать, - лицо Кристин покрыли красные пятна, заставляющие её щеки алеть на бледном лице. Поведение Эрика было давно уже изучено вдоль и поперек, но сейчас он был совершенно другим, и эта перемена заставляла Кристину задуматься о том, что спасти её сможет лишь чудо. – Не отстраняйся от меня, зачем тебе это нужно? Зачем мне писать письмо Раулю и, самое главное, что именно я должна ему написать? Я уже совершенно ничего не понимаю… - Кристина хочет знать правду? Хорошо, будет по-твоему. Вероятнее всего, в скором времени, Рауль попытается развестись с тобой, обвиняя в измене, а потом оставит без гроша в кармане. Довольна? Узнала, что хотела? – он продолжал говорить таким же бесцветным голосом, словно происходящего воспринималось, как сон или морок, не требующий какого-то конкретного значения. - Но… Но почему ты так решил? Я… Я не понимаю, ничего не понимаю! – женщина всхлипнула, и испуганно вжалась в кресло. За ней не было ни одного греха супружеской измены за все прожитые годы с Раулем и даже мысли о Жорже маловероятно приобрели бы реальные очертания. Она мечтала о Превиле долгими ночами, пряча пунцовые щеки под одеяло, но именно эти мысли позволяли ей продолжать ходить с гордо поднятой головой – она все еще была кому-то нужна. И почему-то она никак не могла взять в толк то, что Рауль уже не знает как из кожи вон лезть, лишь бы доставить ей радость, лишь бы вновь почувствовать на лице её солнечную улыбку и теплый взгляд кротких глаз. Лишь вновь она подумала о нём так, как думает о других. Кристина могла сколько угодно думать о графе де Превиле, о том, что она ему ужасно нравится, что только одно её слово, и он будет её, но воплотить всё это в жизнь казалось ей кощунством и подлостью. Поэтому Рауль мог спать спокойно и не беспокоиться о прорезающихся рогах на своей голове. - У вас с графом де Шаньи нет наследников, поэтому поводов для развода у него предостаточно, - злобно прошипел Призрак. Ему нравилось видеть испуг в больших глазах бывшей певицы, и это чувство причинения такой сладкой, мучительной боли распаляло его злость, придавая напряженному лицу – а судить можно было по нескрываемой под маской половине – хищное выражение. Он был охотником, что загонял жертву в капкан, наслаждаясь предсмертной конвульсией обессилевшего зверька. Вся та злость, ненависть, разочарование, что копились долгие пять лет где-то глубоко в душе, упрятанные подальше, скрытые под толщей пыли забвения, в один миг вырвались наружу, требуя мщения. Он упивался своим сарказмом, наслаждаясь растерянным видом несчастной. - Да, у нас пока нет детей, но они обязательно будут и я… - Мадам, а может просто Ваш муж не хочет детей… от Вас? – добивал Кристину Эрик. В этот момент воспоминания нахлынули на женщину: она вспомнила, как впервые услышала Эрика, вспомнила их первую встречу и первое разочарование от того, что он использовал его, своё удивление, любопытство и его уродство, что тщательно скрывалось под маской. Впервые увидев его лицо, она ощутила на своей коже холодок бренности, исходящий от холодных худощавых рук, почувствовала пламя горящего огнем взгляда и запах смерти обезображенной половины лица, будто бы в насмешку искореженной по воле рока. Сейчас всё это в каком-то тумане, сглажено памятью и временем, но тогда… Тогда ей показалось, что еще чуть-чуть и он заберет её с собой в свою импровизированную могилу навсегда. Те далекие приступы ярости, которые невозможно было предугадать, вроде бы ушли, как песок, из её памяти, как ей казалось, но увидев вновь самодовольную ухмылку, злобный блеск глаз, трясущиеся руки Призрака Оперы, Кристина похолодела и ощутила, как начинает еле-еле дышать, боясь его следующего шага. - Я… Я… Прошу, не надо, не говорить так со мной. Умоляю, - Кристина действительно молила своего Ангела, преданно смотря ему в глаза, - умоляю, я всё та же Кристина Даэ, Эрик, твоя ученица, верящая в своего Ангела Музыки. Не причиняй мне боль, не причиняй страдания своими злыми словами, что напоминают мне о не самых лучших моментах нашей жизни. Не смотря ни на что, я попыталась сохранить только лучшие воспоминания о тебе… о нас, прошу, сделай тоже самое. - Разве у Вас было что-то такое с Эриком, что он мог это запомнить как светлое воспоминание? Кристина разрушила даже остатки светлого в душе несчастного гения, - Призрак пошатнулся и скривился от боли. - Мы поговорим завтра обо всем. Про развод я не соврал. Если хочешь всё узнать, напиши письмо Раулю о том, что уезжаешь в Перрос. И это не просьба, это – приказ. В похожей форме напишешь письмо графу де Превилю. Укажи, что уезжаешь на неделю, - увидев расширившиеся от ужаса глаза Кристины, мужчина усмехнулся, - это ради твоей безопасности. Никто лучше меня не защитит тебя, неужели не ясно? Скоро Раулем будут крутить, как захотят, и ты уже ничему не будешь верить. Но на твоем месте я бы глубоко задумался, почему два совершенно здоровых молодых, - сарказмом сочилось каждое слово, - человека так и не произвели на свет ребенка. Может, кто-то кого-то обманывает? От ответа Кристину спас Густав, который принес то, что ему сказал хозяин. Он придвинул столик к ногам де Шаньи и жалостливо посмотрел на неё, показывая тем самым, что лучше подчиниться воле Призрака Оперы, чем пытаться его переубедить. Дрожащими руками Кристина взяла бумагу в руки, повертела её и кинула на столик, сдерживая подступающие к глазам слезы. Когда женщина перевела взгляд со слуги на Эрика, надеясь вновь воззвать к милосердию, Призрак уже бесшумно удалился. Два письма были готовы даже быстрее, чем ожидала Кристина: строки вихрем проносились по бумаге, оставляя черный след, словно бумага кровоточила чернилами, изливая на свет все свои страхи. Женщина писала непринужденно, словно не было похищения, запугиваний, немного кружащейся головы из-за алкоголя, словно она писала по своей, а не чужой воле. Хотя кто знает, может она уже и сама писала письма, в страхе прокручивая в голове слова Эрика. «Развод… Какое ужасное слово! Нет, это не про меня, не для меня… Я – счастливая жена, которая обожает своего мужа, правда, в последнее время Рауль вечно что-то скрывает от меня. Но у всех мужчин есть секреты, верно? Он не избегает меня, не отлынивает от супружеского долга, даже, наоборот. Когда мужчина не любит женщину, она становится для него пустым местом, и вся её нежность превращается в пытку для мужа. Нет, нет, не может такого быть! Чушь, домысли, злые слухи. Он любит меня, любит только меня, это все знают. Мы столько лет прожили в браке, повенчались, клялись другу другу в непоколебимой любви – как он может даже подумать о том, чтобы оставить меня после всего, что с нами было? И почему Эрик помогает мне, хотя ему выгодно, чтобы Рауль оставил меня одну? Откуда появилась эта унижающая меня милость, почему он говорит об опасности? Опасности чего: жизни, репутации, чести? Призрак играет в игру, правила которой мне недоступны, и я ничего не могу с этим поделать» Ей захотелось поверить в то, что так будет лучше для всех, что другого выхода уже нет и это лучший выход – поверить тому, кто когда-то чуть не убил её мужа. Да и какая разница, что сейчас творится в её голове, если сердце ненавистно изливало яд, отдавая глухой болью в груди. Оно знало, что это ужасное «развод» давно кружило над головой Кристины, расправляя свои огромные крылья. Жорж… А вдруг они в сговоре с Раулем? Вдруг Рауль хотел с помощью де Превила уличить её в измене, поймать с поличным, когда она… когда она… О, нет, она бы не пошла на это, не смогла бы, не сделал бы… - Мадам, извините… - голос Густава прозвучал так, словно прошел сквозь толщу воды, - как Вы себя чувствуете? - А как я должна себя чувствовать, как Вы думаете? – грубо ответила Кристина, ставя точку в письме к Раулю. – Он похитил меня, неужели вам это не ясно? – горько произнесла женщина, но, немного погодя, горестно вздохнув, мягко сказала, - Извините, Вы не виноваты в произошедшем… - Графиня, я понимаю Ваше состояние. Более того, я знаю всю историю Ваших отношений с месье Эриком. Не удивляйтесь, так было нужно. Когда-то давно, когда я ему еще не верил, - в глазах мужчины появилась какая-то отрешенность. Он погрузился в воспоминания, которые отразились на его лице грустной полуулыбкой, усиливающей глубокие морщины на лице. – Он спас жизнь мне и моей дочери. Я обязан ему всем, что сейчас имею, мадам, поэтому буду верен ему до конца. Даже если он не прав. - У него никогда не было друзей и я не уверенна, что когда-нибудь будут, - Кристина испытующе смотрела на Густава. Эрик спас ему жизнь? Что же, такое вполне могло произойти, если у Призрака было хорошее настроение, женщина в этом не сомневалась. - Я и моя дочь обязаны ему жизнью. Это не подразумевает дружбу, это подразумевает преданность. Если бы он лгал Вам, обманывал и пытался воспользоваться, я бы не стал помогать ему. Просто присутствовал и не вмешивался бы в это. Но он сказал правду, мадам. Ваш муж думал о разводе и у него подготовлены все документы. Уже давно. Кристина удручающе покачала головой и передала письма мужчине. Её мозг просто отказывался воспринимать происходящее с должной долей реальности, поэтому она просто впала в ступор, молча рассматривая свои руки. Густав, осознав, что графине пора подняться наверх, помог встать женщине и проводил её к комнате, где с рук на руки передал Кристину в полубессознательном состоянии своей молчаливой дочери. Кристина поразилась тому, как темно в комнате, не служанка не зажигает свет. Девушка помогла Кристине раздеться и уложила её в кровать, после чего женщина, ощутив всю тяжесть прошедшего дня, провалилась в глубокий сон.